Текст книги "Альфа-самка (сборник)"

24 апреля, суббота, 22:06

Его выпустили только вечером, и, пока Владимир добирался домой, наступила ночь.

«Она даже не спросила, как я себя чувствую, – ожесточенно думал он, вспоминая, с каким холодом общалась с ним супруга. – Чуть не раскроила мне череп долбаной вазой! Наверняка сотрясение…»

Войдя во двор, он остановился, глядя на пустующую детскую площадку.

– Ну, где ты? – свистящим шепотом спросил он, глядя на качели. – Где ты, маленькая стерва? Чертова бабочка?!!

Ответом ему был порыв ветра, от которого Кузнецов поежился. Он подошел ближе и толкнул ногой «сидушку» качелей. Цепи звякнули, словно выражая протест столь пренебрежительному отношению.

– Я видел тебя. Видел, как сейчас вижу эти гребаные качели.

Он дождался, когда они приняли исходное положение, затем, развернувшись, побрел домой.

Кузнецов не сразу понял, что дом пуст, и лишь потом в его памяти всплыли слова Ирины:

«Я увезла Настю к родителям… Тебе лучше побыть одному».

И в самом деле. Если так продолжится и дальше, ему и впрямь представится шикарная возможность побыть одному, скажем, ближайшие лет двадцать. В сумасшедшем доме. Если он раньше не окочурится от нейролептиков.

«Мне нужно обратиться к специалисту. К психологу».

Неожиданно от этой простой мысли Владимиру стало легче, и на его похудевшем небритом лице даже возникло нечто похожее на улыбку. Наверное, точно так же чувствуют себя в обществе анонимных алкоголиков – вроде ты еще не избавился от пагубного пристрастия к выпивке, но в тебе уже зреет понимание, мол, ты не один! Мы выстоим, мы сможем! И это заметно успокаивало, придавая уверенности.

– Да, пожалуй, я так и сделаю, – пробормотал Кузнецов, ковыряясь ключом в замке. – Но…

(что «но»?)

– Я сделаю это, как получу информацию от Максима, – объяснил он, глядя в сторону лестничного пролета, словно там кто-то был. – И потом, завтра день рождения моей дочери!

Последняя фраза прозвучала агрессивно, почти как вызов.

Он зашел в квартиру. Его внимание тут же привлек белый прямоугольничек, торчащий из-за рамки зеркала в прихожей.

«Комосов Эдуард Сергеевич, семейный адвокат. Разводы, дележ имущества, наследство», – прочитал он и с тупым недоумением уставился в собственное отражение. Что это за хрень?!

«Она специально это оставила, – ядовито ухмыльнулся голос из сна. – Чтобы ты понял сам своей дурацкой башкой».

– Я не дам тебе развода, Ириша, – ровно произнес Владимир, порвав визитку на мелкие кусочки. Затем, не разуваясь, прошелся по квартире. Беглый осмотр подтвердил его опасения – все вещи жены и дочки, а также ее игрушки были вывезены.

– Черт! – вырвалось у него.

Снова, как никогда, захотелось выпить.

«Я не буду. Я не алкоголик».

(Ты выпивал раньше. Вплоть до того дня, когда привезли…)

– Заткнись! – взвизгнул Кузнецов.

(… когда привезли девочку. Помнишь?)

Он помнил. Такое не забудешь. Странно, что он не вспомнил об этом тогда, когда впервые увидел ее в понедельник. Тогда, в подземном переходе.

На кухне он увидел мусорное ведро, в котором было вечернее платье Ирины. Платье стоимостью двадцать восемь тысяч валялось среди картофельных очистков, как заблеванная газета. То самое платье, которое он располосовал ножом вчера ночью, роясь в шкафу в поисках незваной гостьи.

Он вспомнил тот вечер, когда Ира надела это платье впервые. Ее губы были сладкие, как спелая черешня, а глаза светились от счастья. После ресторана они поехали домой и занимались сексом до самого утра, из-за чего он даже опоздал на работу.

Он ударил по ведру ногой, и оно перевернулось, веером рассыпав по плитке мусор. Этого ему показалось мало, и он снова замахнулся ногой. Бух! На этот раз ведро взлетело вверх, устремившись в окно. Послышался звон – от удара треснуло стекло.

– Разгон, выход один на один, опасный момент! – воскликнул Кузнецов и засмеялся. Жутковатый смех вязкими кляксами вылетал из его рта, растворяясь в воздухе.

Ладно. Шутки в сторону, пора звонить Максу.

– Ты разве не смотрел свою почту? – поинтересовался Логвиненко, когда он набрал его номер. – Я не мог до тебя дозвониться.

– Я только домой вошел. Дела были, – ответил Кузнецов, решив не посвящать друга в подробности своего сегодняшнего местопребывания.

– Интересная история, должен тебе сказать. Можно поинтересоваться, какое к этому ты имеешь отношение? – задал вопрос сыщик.

– Боюсь, сейчас мне не до этого, дружище, – кисло улыбнулся Владимир. Он взглянул на разбросанный по кухне мусор, на разбитое окно, и его улыбка стала шире. – Наверное, как-нибудь потом.

Он отключился и засеменил в комнату, где у него стоял компьютер.

– Давай же, – с нетерпением ворчал он, выстукивая пальцами по столу барабанную дробь. – Загружайся, едрить тебя в задницу.

Когда значок в самом низу экрана, символизирующий статус подключения к Интернету, окрасился в зеленый цвет, он открыл свой почтовый ящик.

К письму от Макса была прикреплена фотография, и Владимир тут же уставился на нее, не веря своим глазам.

– Что за бред, – протянул он, увеличивая изображение. Он хотел рассмеяться, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Затем перевел взгляд на текст.

«Погибшая… Осокина Ксения Владимировна», – прочитал он текст. Хм… Осокина, Осокина… Знакомая фамилия. 25 апреля 2004 года рождения…

Он почувствовал, как по виску сбегают ручейки пота. Макс что, издевается, что ли? 25 апреля – день рождения его дочери! И фото…

Он снова взглянул на картинку. Девочка, изображенная на фотографии, была очень похожа на Настю.

«Не похожа. Они как две капли воды», – шепнул ему внутренний голос, и Кузнецова начало трясти. И это отчество… Владимировна…

Он снова набрал детектива.

– Макс, если это шутка, то она очень неудачная, – едва сдерживая себя, рявкнул он.

Логвиненко полюбопытствовал, в чем, собственно, проблема.

– Эта девчонка… Она копия моей дочери! И день рождения совпадает! Ты веришь в такие вещи?!

– В этой жизни много необъяснимых совпадений, – спокойным голосом сказал Максим. – Поверь, я знаю, о чем говорю. И ты не первый.

– Я не верю.

– Это твое дело. Ты просил факты, я тебе их предоставил.

– А ее мать? – не унимался Владимир. – Узнал что-то?

– Она погибла тогда же. Там очень мутная история, сведения будут завтра. Зато данные матери в письме, ты что, до конца не дочитал?

Владимир швырнул трубку и снова жадно приник к экрану.

Осокина Дарья Вячеславовна, 1978 года рождения. Место рождения: Брянская область. Образование: среднее специальное. Специальность – медсестра. Проживала: Брянская область, г. Климово, ул. Коммунаров, д. 17. Скончалась 25 апреля 2004 года…

Владимир перечитал снова. Потом еще раз.

Он потер и без того усталые глаза с набрякшими мешками.

Неужели…

Он провернул колесико «мышки», вернувшись к фото девочки.

(А ведь Даша говорила ему, что беременна…)

Он встал из-за стола, покачиваясь.

Самое время выпить. Теперь можно.

Однако морозилка была пуста. Кузнецов принялся обшаривать квартиру буквально по миллиметру, и, наконец, его поиски увенчались успехом – в стенном шкафу, где Ирина держала в качестве НЗ разные незатейливые подарки на все случаи жизни в красочных пакетиках, он обнаружил коллекционный коньяк.

Осокина Даша.

Боже мой. Он и знать не знал, что она погибла. Ведь их связь была такой скоротечной.

Прежде чем открыть бутылку, Владимир будто вспомнил о чем-то и, достав мобильник, начал листать записную книжку. К его удивлению, номер был сохранен. Затаив дыхание, он набрал его.

«Набранный вами номер не используется», – меланхолично сообщил автоответчик.

– Угу, дебил, разумеется, не используется. Она умерла пять лет назад, – просипел он, открывая коньяк.

«Не просто умерла, – поправил он сам себя. – Ее зарезали. Выпотрошили, как цыпленка».

Он сделал глоток прямо из бутылки, чувствуя, как стенки желудка обожгло, словно он выпил раскаленной лавы.

Это все какое-то недоразумение. И скоро все закончится.

Утром он примет душ, возьмет подарок Насте и поедет к своей семье. Наверное, будет нелишним купить букет цветов Ире. Хороший такой букет, из белых роз.

Он не сразу понял, что из его глаз потекли слезы.

(Клятва Гиппократа, парень. Ты давал клятву, мать твою)

Проклятый голос вновь дал о себе знать, как незаживающая рана, которую задели при неосторожном движении.

Он вытер лицо, встал и направился в темную комнату, надеясь, что уж подарок Настенышу (ролики) Ирина не посмела бы забрать с собой.

Коробка с роликовыми коньками и экипировкой оказалась на месте. Он открыл ее

(заяц, там сидит окровавленный заяц и смотрит на тебя глазами-бусинками)

и, удостоверившись, что все в наличии, поставил у входа. Затем вернулся на кухню.

Когда он проходил по коридору, его слух уловил звук, заставивший сжаться сердце. Звук раскачивающихся качелей.

«Где мой заяц?!»

– Мне мерещится, – сказал он вслух, запрокидывая голову вверх. По потолку скользнули продолговато-пугающие тени.

Кузнецов взял бутылку и направился в комнату. Долго искал среди дисков нужное, наконец, найдя, загрузил его в DVD-проигрыватель.

Это был день рождения Насти, ей исполнилось три годика.

(клятва Гиппократа)

– Пошел ты!!! – заорал он, швыряя пульт в стену. Он разлетелся вдребезги.

Звук цепей нарастал, звеня и вытесняя все мысли. Когда в мозгу на какие-то тысячные доли секунды образовался вакуум, его тут же заполнила другая картина.

Та, что была пять лет назад. 25 апреля 2004 года.

Мужчина пил, плакал и смотрел день рождения дочери. Точнее, смотрели его застывшие глаза, на самом же деле перед ним прокручивался совершенно другой фильм. С совершенно другой концовкой…

25 апреля 2004 года, Московская область, Воскресенский район, пос. Скатково, 21:48

– Значит, говоришь, дочка будет? – наверное, раз в пятый переспросил его Андрей. Владимир кивнул, посмотрев на часы. Ира наверняка уже начала рожать. Он хотел остаться в больнице, но жена категорически была против.

«У нас все будет хорошо, – сказала она. – Езжай и жди хороших новостей».

Кузнецов и поехал. Теперь он коротал время с двоюродным братом Андреем, расположившись на тесной кухоньке съемной квартиры.

– Давай, за здоровье, – сказал брат, поднимая рюмку.

– Я не буду. Может быть, придется к Ире ехать, – отказался Владимир.

– Ладно тебе, – настаивал Андрей. Его лицо уже раскраснелось от выпитого – в гости к Владимиру он уже пришел слегка навеселе.

Немного поупрямившись, Владимир наконец сдался. В конце концов, и ему нужно расслабиться.

Они выпили.

Кузнецов снова посмотрел на часы.

– Ты завтра на работу? – поинтересовался Андрей, цепляя вилкой кусок селедки, и тот кивнул:

– Я специально два отгула взял.

Видя, как нервничает брат, Андрей похлопал его по плечу:

– Не ссы, братуха, все бабы это делают. Твоя Ирка здоровая, родит нормально, вот увидишь. Выйдет твоя доча, как пробка из шампанского.

Владимир ничего не ответил, но почему-то сравнение с пробкой его покоробило.

Он посмотрел на телефон. И в эту же секунду он зазвонил. Андрей удивленно посмотрел, с какой скоростью Кузнецов кинулся к мобильнику.

– Да!

– Владимир Георгиевич, это Наталья, из приемной, – затараторила сотрудница больницы. – Не пугайтесь, но вы должны приехать!

– Что случилось? Что-то с Ирой? С девочкой?! – закричал он.

– Небольшие осложнения, и Ирина Алексеевна зовет вас. Тут еще… – девушка замялась.

– Что?!!

– Разве вы не знаете? – обеспокоенно проговорила Наталья. – Рядом с Благоево электрички столкнулись, туда сейчас все наши поехали! В больнице сейчас никого нет!

– Еду, – бросил Владимир.

Он крикнул, чтобы Андрей включил новости, а сам выскочил на улицу.

«Лишь бы на гайцов не нарваться», – молился он. Нога так и норовила вжать педаль газа до упора, но он заставлял себя ехать с умеренной скоростью.

(небольшие осложнения…)

Он выругался, ударив кулаком по приборной доске. Ведь хотел же остаться там! Нет, послушал бабу!

Вскоре он был в областной больнице, где работал хирургом.

– Что там за авария? – спросил он, на ходу переодеваясь в халат.

– Говорят, много жертв. Из других больниц тоже бригады вызвали, «Скорых» не хватает, – сообщила ему Наталья.

Владимир натянул перчатки и прошел в родильное отделение. Его поразила непривычная тишина, царившая в коридорах больницы.

Он буквально влетел в родильную палату.

«Небольшими осложнениями» на деле оказалось одинарное обвитие плода пуповиной. К счастью, к его приходу проблема уже была устранена. Девочка вот-вот должна была появиться на свет.

– Володя… – вскрикнула Ирина, увидев мужа.

Кузнецов взял ее за руку и тихонько сжал.

– Все у нас будет прекрасно, – проговорила акушерка. – Ты молодец, Ирочка. Давай, тужься, милая. Давай, чуть-чуть осталось. Малышка уже на свет хочет.

Владимир наклонился и поцеловал жену в лоб. Он был мокрым и горячим.

– Я люблю тебя, родная.

В этот момент в дверь постучали, и Кузнецов чуть ли не с ненавистью посмотрел на нее, словно во всех бедах в его жизни была виновна она.

Это была Наталья, и лицо ее было белее снега.

– Владимир Георгиевич… там привезли…

– Кого еще привезли?! – прорычал Кузнецов. – Китайских туристов?! Ты можешь меня оставить в покое, пока моя жена рожает?! У меня отгул, понимаешь? Я здесь только из-за моей жены и моего ребенка!!

– Владимир Георгиевич, я все понимаю… но здесь больше никого нет, все уехали, – сбивчиво оправдывалась Наталья. – Пожалуйста…

– Что случилось? – выйдя из палаты, уже спокойней спросил он.

– Привезли девочку, – голос медсестры дрогнул. – Она в приемной. Ножевое ранение. Проникающее.

Владимир с шумом выпустил воздух сквозь зубы. И это именно сегодня. Авария, раненая девочка. Еще не хватало, чтобы на их несчастную больницу свалился метеорит, а потом началось цунами.

– Насколько тяжело она ранена?

– Я не знаю. Там все в крови. Нож все еще в теле.

Девушка прикусила губу, и Владимир понял, что ей страшно.

– Ее привез какой-то мужчина. Сказал, что ее зарезала мать, вроде она сошла с ума. Я позвонила в милицию.

Он снова вздохнул.

– Она еще живая. А этот мужчина куда-то делся, – растерянно добавила Наталья, как будто это сейчас было важно.

– Ладно.

Не скрывая раздражения, Кузнецов нацепил на лицо маску и зашагал в приемное отделение.

– Пожалуйста, помогите ей, – прошептала Наталья, с надеждой глядя на его атлетическую спину.

Владимир втолкнул каталку в операционную комнату и закрыл дверь. Затем повернулся и внимательно посмотрел на ребенка.

Это была крошечная девочка, лет четырех или пяти. Ее волосы слиплись от крови, и лишь по нескольким прядям можно было судить, что они светлые. И, наверное, еще час назад были очень красивыми. На лбу большая вмятина, дырка сочилась кровью. Из живота девочки торчал кухонный нож, погруженный почти наполовину. В ногах ребенка валялся плюшевый заяц, весь перепачканный в крови.

«Она не жилец», – пронеслась у Кузнецова мысль. Наверняка пробито легкое – изо рта ребенка тоже шла кровь.

Только сейчас он обратил внимание, во что одета малышка – ее словно привезли с какого-то праздника. На ее разбитой головке каким-то чудом держался измятый ободок с изогнутыми усиками, а платье украшали полупрозрачные крылышки, одно из которых было сломано.

Бабочка.

Он осторожно коснулся тоненькой шеи девочки. Она была еще жива и дышала быстро и прерывисто.

Владимир вытащил пачку сигарет и направился к окну. Отворив пошире створку, он зажег сигарету.

Минуты через две-три ее сердце остановится, и тогда он спокойно вернется к жене. Если начинать реанимационную канитель, он провозится тут полночи. Нужно просто не мешать процессу, который уже фактически завершен.

Владимир вспомнил о жене. Блин, да ведь в эти секунды, которые он торчит здесь, он уже наверняка стал отцом! Он выпустил дым в окно, стряхнул пепел. «Одна жизнь зарождается, вторая заканчивается», – подумал Владимир философски, мельком бросив взгляд на умирающую девочку. Ничего личного, это закон жизни. Суровой и беспощадной жизни.

«Нужно будет хоть создать видимость работы, – он затянулся с озабоченным видом. – Капельницу приготовить, шприцы…»

– Папа…

Кузнецов дернулся вперед, будто его в спину ударили чугунной кувалдой. Сигарета выпала из пальцев. Он обернулся.

Девочка открыла глаза, придя в сознание.

– Зайчик, – прошептала она. – Где мой зайчик, папа?

Владимир шагнул вперед, стараясь держать себя в руках. Малышка смотрела прямо на него чистым и ясным взглядом. Он поразился, насколько красивы были глаза девчушки – прозрачно-голубые, словно вырезанные из небесного хрусталя.

– Папа?

– Я не твой папа, – кашлянул мужчина. Он снова натянул маску, поймав себя на мысли, что так чувствует себя более защищенным. Ему вдруг сделалось неуютно. Если сейчас сюда зайдет кто-то из руководства больницы и увидит, что он болтает с умирающим ребенком, ему несдобровать.

– Я люблю тебя, – очень тихо произнесла девочка.

«Она бредит», – в смятении подумал Кузнецов. Он метнулся в сторону, подкатил к девочке стойку с капельницей.

– Зайчик…

Владимир схватил зайца (он был мокрым, тяжелым и набухшим от крови) и чуть ли не силой вложил его в руку малышки.

На ее лице затеплилась слабая улыбка.

– Не делай больше нам больно. Мне и маме.

– Не буду, – рассеянно пообещал Владимир. Он принес шприц и некоторое время стоял, раздумывая. Девочка молча смотрела на него, тяжело дыша. Изо рта медленно сочилась кровь.

(когда же ты умрешь?!!)

«Сделай ей укол, ублюдок. Просто сделай укол, избавь ее от боли!» – визжал тем временем внутренний голос.

(она все равно умрет. Вот-вот… уже почти… ее надо в морг…)

Словно читая его мысли, девочка разлепила губы:

– Очень больно.

Ее пальчики легли на рукоять ножа.

«Если она вынет нож, то смерть наступит мгновенно».

Глаза ребенка закрылись.

«Не дай ей сделать это!»

Девочка потянула нож вверх, из широкой раны потоком хлынула кровь. Она всхлипнула, ее грудь выгнулась дугой.

Владимир стоял столбом, глядя на нее как завороженный.

Когда лезвие вышло полностью, с губ девочки сорвался вздох. Едва слышный, но Владимир сумел его услышать. После этого она прижала к себе зайца, который из белого медленно становился красным.

Он протянул трясущуюся руку к шее малышки. Затем отодвинул веки. Зрачки потеряли подвижность.

Девочка была мертва.

Где-то в коридорах раздались торопливые шаги, и Владимир, будто опомнившись, быстро сделал укол мертвому ребенку. К вене другой руки он кое-как подсоединил капельницу.

Потом сам открыл операционную и вышел наружу.

– Поздравляю, Владимир Георгиевич, – улыбаясь, обняла его акушерка. – У вас дочка…

Кузнецов тоже улыбнулся.

– Я счастливый отец!

– Как поступившая девочка? Слышала, у нее ранение?

Улыбка быстро угасла.

– К сожалению, ее привезли слишком поздно.

Акушерка с грустью покачала головой. Она перекрестилась, но Владимир уже этого не видел – он спешил к жене. К жене и дочери…

…К счастью для него, тогда вся эта история закончилась благополучно. Буквально через несколько минут после смерти Ксюши в больницу хлынул поток раненных во время столкновения электричек, и никому не было дела до какой-то мертвой пятилетней девочки, сжимающей в объятиях плюшевого зайца. Ее просто отвезли в морг, и все. А кто она и каким образом получила страшные раны – Владимир никогда не интересовался…

Пульт был разбит, и ему пришлось подниматься с кресла, чтобы включить воспроизведение диска с днем рождения Насти заново. Это был уже пятый или шестой раз. Бутылка коньяка, стоявшая на журнальном столике, стремительно пустела, а голова наливалась свинцом.

Осокина Даша.

Красивая стройная девушка. Она ему сразу понравилась, как только он увидел ее. А через неделю они переспали. То ли презерватив был некачественный, то ли еще что-то, но спустя какое-то время она сообщила Владимиру о беременности. Он был непреклонен, к тому же у него к тому моменту уже вовсю раскручивался роман с Ириной.

«Мало ли от кого ты залетела, – заявил он ей. – Нужны деньги на аборт, ты скажи».

Она молча проглотила обиду и ушла. Уволилась из больницы и вообще исчезла из его жизни. Больше он ее не видел. И даже не знал о появлении на свет своей дочери Ксюши.

Ксения Владимировна. «Надо же, а ведь она даже отчество дала ей по моему имени…»

Так это или иначе, но, судя по всему, в тот день у него одновременно умерла одна дочь и родилась другая.

«Ее привез какой-то мужчина. Сказал, что ее зарезала мать, мол, она сошла с ума», – вспомнились ему слова медсестры. Значит, у Даши поехала крыша, и она убила собственную дочь…

– Пора спать, – объявил он пустой комнате. Его мутило, ноги подкашивались, но он нашел в себе силы доковылять до спальни. И зачем он опять принялся пить?!

С улицы раздался тихий смех, к которому примешивался звук цепей. Он выглянул в окно.

Она была там. Призрачная тень, сотканная из лоскутьев тьмы и ночных кошмаров. Злобно хохоча, десятилетняя девочка раскачивалась на качелях, каждый следующий раз поднимаясь выше и выше. Выше и выше…

Владимир задернул штору.

– Прости меня, – прохрипел он.