Текст книги "Братья Люмьеры. Автор в кино, сетевом маркетинге, зале суда, паломничестве и книготорговле"

О седьмой и восьмой серии следует рассказать отдельно. В них появился криминал. На главную роль смертельно больного авторитета взяли знаменитого – харАктерного, творческого пролетария Маргинала. Щуплого и содержавшегося взаперти, ибо. Потом поймете. Дуэт ему составил по-настоящему сиделый – и долго – человек – Удав. Правильная лексика лилась из него, как из крана.

Яхонт и Тонна устроили авторитету рай. Продукты возили из ресторана, на серебре; доставили.

Между тем мы с Орхоелейным фон Штофом сдружились. Питерцы! И двое всего. А сценарии постоянно переписываются на коленках. Я вписал эпизод: «папа желает девочек». Тут как раз явились сестры-стажерки, к главной сестре. В подобающих нарядах.

«Так это девочки ко мне!» – обрадовалась Галина Степановна.

«Нет, они к «папе», – возразили ей.

«Да нет, папа больше к петухам привык», – усомнился Удав.

Фон Штоф внимательно, испытующе посмотрел на меня. Он оценил. Но Юрей эпизод выкинул.

– Дети же будут смотреть!

Какие, к дьяволу, дети? Ну и ладно.

Удав все переживал за папу, все боялся, что у того слабое сердце. Оно нуждалось в пересадке. И кандидат был найден мгновенно.

Донором сердца для авторитета-Маргинала стал юноша из интерната, который побежал за мячиком и угодил под колеса. Он ограничился травмой черепа и превратился в идиота. Это немедленно заметил проезжавший мимо Удав и забрал несчастного в клинику «Феличита». Преступники решили, что это самое то. Они выставили Невусу вилы и приказали сердце пересадить.

А у меня был случай: одному пациенту вырезали теменно-височную часть в кости. Он являлся на прием в панаме, снимал ее, а в костном дефекте прятался апельсин. «Это вам, доктор!»

Мне хотелось вогнать в сценарий, как можно больше отвечавший действительности.

Тут за меня принялась гримерша. Она начала издалека, и я все никак не мог понять, в чем проблема. Наконец стало ясно, что сделать эту яму довольно трудно. То есть чтобы поместился апельсин. Череп надо как-то надстроить и вырыть яму в уже добавленном элементе. Да и череп желателен особенный. Может, не апельсин, а что-нибудь поменьше – вишенку или сливу?

Гримерша говорила медленно и задумчиво, не сводя с меня глаз. И тут я сообразил, что она изучает мой собственный бритый череп. На роль еще никого не утвердили, кастинг был в полном разгаре. Резко отъехав на стуле, я выставил руки и сказал, что не дамся.

Потом гримерша рассказала много интересного. Она могла изобразить любое злодейство. Ее балкон был завален отрубленными конечностями, и время от времени к ней возникали вопросы от соседей и не только. Еще позднее мне сказали, что она женщина хорошая, но неустроенная.

Конечно, невролог Невус подменил донора и под покровом ночи на операционный стол уложили хоккеиста, в которого Маша влюбилась, а Невус иногда продолжал воображать, будто это та самая Маша, которую он когда-то зачем-то сжег прямо в доме.

В операционных халатах Маргинал и Удав выглядели ослепительно. Они напоминали Глока и весельчака У.

Усыпленный клиент вдруг ожил.

Примчался спецназ, разбил зеркало, уложил на пол подзадержавшегося Тонну-начмеда. Негодяям скрутили руки. Слабое сердце было у «папы», но от сердечного приступа понарошку скончался Удав.

С Удавом и Маргиналом вышла занятная история. Снимают по три цикла, по четыре серии в каждом. Конец цикла – новый режиссер, новые сотрудники. В (пред) последний день своего цикла Маргинал вырвался из темницы. Он предложил кардиологу Тому Крузу: хочешь, тебя трахнет нормальный мужик, а не пидор? Разделся ниже пояса и бегал. Требовал у водителя бензина, чтобы пить. Наконец, был заключен в гостиницу. С ее балкона он предлагал те же самые вещи тогдашнему президенту Януковичу.

Потом он ухитрился прилететь обратно, но с самого утра его обокрали проститутки. Он вызвал полицию и заявил, что ни на какие съемки не поедет. Катастрофа! Последний день. Я как чувствовал, что нужно приехать. Было пасмурно и грустно.

В двух эпизодах Маргинал был заменим. Он просто лежал под одеялом, а подельники перетирали тему. Но в третьем он говорил.

Орхоелейный фон Штоф посмотрел на меня.

– Быстро в примерочную!

– Я? Да я ни в жизни!

– Иди, говорю!

Меня одели в пиджак и вообще костюм Сопатки. Я приосанился. Юрей сказал, что Фон Штоф тем временем набросал мне блатной текст, а я вылитый Харви Кейтель. И ничего, потому что Харрисон Форд начинал уборщиком в 41 год. Мне было 46.

Фон Штоф тем временем набросал мне простенький блатной текст для диалога с Маргиналом.

Тот лежал на кровати, задрав острые носки ботинок.

Я подошел к Удаву:

– Ты что? Какой из меня блатной авторитет? Ты посмотри на меня!

– Да ты просто ни разу не был на блатном сходняке! Там одни такие манайцы и сидят!

Отыграли восемь дублей

Дублей. Было очень жарко от ламп, и меня постоянно обтирали щеточками.

Очнувшийся Маргинал сумел переврать половину фразы фон Штофа. Потом обратил внимание на меня.

– Так это вы фонтанируете своими текстами?

Да, я писал не для Первого Канала. Я хотел персон-плейсмента.

Он полез обниматься. Зная, что было раньше, я обратился в бегство.

…Вечером, в кафе. Киев. Сидим с фон Штофом в ресторанчике, на веранде. Вечер, погода, всякий разный джаз. Нас трое: солидные, уважаемые, уже не самые молодые люди мужской самобытности. Мимо снуют ребятишки, торгующие всякой ерундой. Один пристал с огромной охапкой роз:

– Купите цветы!

Мы в растерянности переглянулись, оценили друг друга.

– Мальчик, но – кому?…

Мальчик пошел прочь, а тут мы вспомнили про Маргинала, который на днях принародно похвалялся своими особыми предпочтениями. Он еще настаивал, приставая к водителю служебной машины: «Хочешь, тебя тоже трахнет не пидор, а настоящий мужик?!…»

– Мальчик! Сюда попозже один дядя придет – вот ему… И фамилию назвали.

Во второй мой, зимний, приезд тоже случился досадный казус.

Все мы люди. Я стараюсь не пить. Но как-то я приютился близ Киева у добросердечной матери-одиночки. Водочка, пельмешки – короче, она выметала на стол все.

Итог был предсказуем.

Наутро за мной приехал дядя Сирожа.

– А где Юрей? – спросил я с трудом.

– А пьяный валяется, – ответил дядя Сирожа.

Соавтор встретил меня у подъезда.

– Алексей Константинович, мы едем похмеляться, – объявил он.

Под борщ я похмелился тремя рюмками. Дальше не помню.

Вторую ночь хозяйка была не так радушна и выгнула меня с чемоданом, который я уложил в багажник дяди Сирожи. Мы поехали в контору решать дела. Там собрались будущие режиссеры и вообще сотрудники: Граня, Маховик, Руслан и прочие. После пары вымученных фраз мы отправились обедать в кафе «У Жандарма».

О, какое это кафе. Недорогое. Его визитка по сей день пришпилена у меня к стене. Я плохо помню события.

Соавтор потом рассказал, что при виде кандидат в режиссеры едва не обосрался. Он был москвич. Он принял меня за врача-психиатра, который сейчас его заберет и увезет неведомо куда.

Получилось так, что устрашением режиссера я отложил съемки с февраля по май. С тех пор я не пил там не капли. Даже в ходе событий, которые будут описаны ниже.

Если вы помните, нам предстояло сжечь бесхозный дом и найти приличную больницу. Конечно, в Бобринце, под Кировоградом, на родине Невуса и по условию местной администрации. Продакт-плейсмент.

Ехать было часа четыре в один конец. Мы загрузились в джипы. На беду, Орхоелейный фон Штоф был с похмелья, а у оператора Максима случился день рождения. Юрей как сторона принимающая организовал нам в Бобринце легкую закуску, а уже в кировоградском кафе «Джунгли» – серьезный разговор с руководством и пир с непотребствами.

Фон Штоф начал пить, едва сел в авто. Мы ехали на натуру, и он намеревался держаться крепко. Свет-Алекс ему всячески содействовал. Юбиляру подарили отдельно существующую собачью жопу – только задние лапы и хвост. Из сонма садовых гномов, торчала из почвы.

Но ресторан «Гуляй-Поле», афиша которого, так и висит, было невозможно проехать. Я был полон, а после него и вовсе раздобрел. Не терплю сала, но попробуй не съешь! Творческое путешествие в украинскую глубинку прошло замечательно. Глубинка изобилует бивуаками с обезоруживающими названиями – опять же «Гуляй-Поле», и еще я видел «Козачок», «Гетьман» и другие заманчивые вещи. Просто невозможно не задержаться хотя бы где-то. Программа похудания сорвана. Я даже не стану показывать мою.

Интерьер «Гуляй-Поля» был оборудован под махновские времена. Штофы, бесполезные деньги. Мы хотели отжать пулемет «Максим», но нам не дали.

Подкрепившись, мы продолжили путешествие в Бобринец.

Нас ждала рослая и пышная дама из местной администрации, в голубом платье с лямочами и готовая, похоже, на все. Киевляне! Москвичи! Питерцы! С инспекций на предмет славы!

Из достопримечательностей я отметил дом отца Троцкого.

Орхоелейный фон Штоф был чем-то сильно недоволен. И запертая по причине всеобщего выздоровления больница, и дома под пожар ему не понравились. Не приглянулась и перспектива. Все были огорчены.

Но за столом оживился. Глубинка его живила. Он произнес тост:

– Понимаете, – сказал он, – глубинка чиста и невинна в хорошем смысле. Здесь люди не испорчены душой, здесь они сходятся не чтобы поебаться, а чтобы продолжить род. – Мэтр немного подумал, все за столом напряженно ждали. – Хотя, конечно, можно и поебаться! – смилостивился мэтр.

Юрей уже проведал и городской обед с мэром отменил. Правда, не сам обед, а только мэра. И лично не явился в знаменитое и злачное кировоградское место «Джунгли», остановились в гостинице имени местной футбольной команды и отправились на точку. Там я немного потанцевал под песню «Алена даст».

Наше застолье было слегка испорчено сходкой воров в законе, которая там параллельно происходила. Мы быстро эвакуировались к месту проживания, хотя без некоторого рукоприкладства не обошлось. Мэтра мы в «Джунглях» потеряли и долго искали потом. Я ушел спать, потому что не мог больше все это выносить, оставаясь трезвым. И напрасно, я многое пропустил. К утру фон Штоф приехал, а за ним – автобус с блядями, которых выстроили строем и придирчиво выбирали. Охранник вежливо попросил заводить их с черного хода, потому что стояли камеры наружного наблюдения. Я все это, к сожалению, пропустил. Впрочем, остальные тоже остались в сомнительных ощущениях, ибо, как они выразились, грехопадение состоялось по полной программе, а вот грехостояния не вышло. Не видел я и того, как мои спутники уволили бармена, предварительно сбив его со стула. Зато с утра я испытывал чувство глубокого превосходства и торжества, ибо сказано: бодрствуйте, ибо не знаете, когда.

Дом сожгли поближе, когда уже вернулись в Киев.

С утра нам пришлось спешно бежать.

Время идет, и я понемногу переосмысливаю украинские события.

Сокращенному кругу лиц было рассказано, в частности, о небольшой вечеринке в кировоградском кафе, где были задеты чувства и интересы местных авторитетов. Один из наших творческих людей поставил им на столик шампанское и увел блядей. Так и было, один в один.

И у меня состоялась небольшая беседа на улице, с одним человеком.

Теперь, по истечении дней, я смотрю на нее иначе. Наивный, я и не думал о криминале.

Тогда мне показалось, что этот человек просто непоправимо туп, а вдобавок еще и напился. Большой тугодум, с малоподвижной мордой, которую будто вытесали затупленным топором; не первой молодости, предпочитавший делать долгие паузы в диалоге.

Он обратил мое внимание на то, что звезды смотрят на нас сверху и видят все.

Это была правда, звезды смотрели и видели.

Я вежливо ответил, что да, что так оно и есть – звездам известно все, что происходит на земле.

Сосредоточенно обдумав мой ответ, собеседник согласился и дал расширение: звездам известно не только то, что творится на земле, но и то, что сосредоточено под землей.

На этой теме его переклинило.

Люди, сказал он, живут либо на земле, либо под землей, а третьего не бывает.

Он повторил это не один раз. Мне показалось, что я сделался очевидцем вербализации какого-то доморощенного, индивидуального мистицизма, лишенного божественной составляющей. Этот человек не желал говорить ни о чем, кроме как о наземном и подземном существовании.

Я кивал и соглашался с его взглядами, которые он излагал после полутораминутных раздумий.

Наконец, он одобрил мою позицию и сообщил, что уважает людей, которые понимают, что люди живут либо на земле, либо под землей.

Я отошел от него, и он не стал меня останавливать. Сейчас мне кажется, что он хотел сказать мне больше, чем я усвоил тогда.

Все это время, при всех соблазнах, я был трезв, как стекло.

В ней снова состоялся криминал.

Некая подлая фирма подлавливала лечебные учреждения на должностной ерунде, обучала недовольных и выставляла счет. Занимался этим Вампир с талантливой напарницей под видом жены Жабы.

Для убедительности – Мельченко сочинил – даже бил пострадавших кастетом с шипами. Ну, так: ударился человек, пошел в больницу с одними жалобами, его отпустили. Явился в соседнюю с новыми – сотрясение мозга. К первой – иск!

Так получилось, что Скоморох уговорил Невуса тайно ввести Вампиру лекарство от сифилиса. Иначе конец семье. Сам уролог почему-то не мог – может, шел на хоккей. Невус нехотя согласился проколоть супругов.

Вампир помимо Сопатки один прочитал сценарий.

– Вы его не убивайте, – посоветовал он жене не прощание.

– Я ему голову оторву, – улыбнулась она с порога.

Но тут стряслось неожиданное: у Жабы пошла неожиданная реакция. Она обезножела, и Вампир пришел в панику. Он был согласен на все. Жаба туго пошла на поправку, но встала, и Вампир обнял ее на радостях. Ноги вновь отказали. Тут уж вмешался Невус.

Он наказал его, заставив сдать сколько можно выпитой крови. Там-то она и качалась снизу вверх вопреки законам физику. Около литра-полутора.

– Ты, – спросили у Мельченко, – когда стакан наливаешь, бутылку сверху держишь или снизу?

– Так эффектнее, – не сдавался этот хороший, но упрямый человек.

Короче говоря, знахарствующий невролог спас больницу от очередной тяжбы. А урологу Скомороху устроил выволочку как раз, когда тот плел сестрам про сперматозоиды, которые, если оставить их без ухода на предметном стекле, вырастают размером со слона и, бледные, бродят по пустым улицам.

Чуть не поссорились Невус и Скоморох.

Драка идет по другому тарифу!

Нарколог Сопатка ненавидел Невуса за неизменный успех и общую ненормальность. Поэтому он очень обрадовался, когда Горец, супруг восточной роженицы, потребовал именно мальчика, ибо того желал некий Орел.

Горец совершенно не умел играть и брал дикими йогическими позами, которые исполнял в совершенстве. В родильной палате не знали, что делать, обложили ее коврами, окурили благовониями.

Отрицательный Сопатка и гипотетически положительный Невус даже подрались, потому что Сопатка Аносминову оскорбил.

Вмешался лично Яхонт. По скайпу он жестко потребовал, чтобы был мальчик. Тонна эмоционально – так, что лежала вся группа – согласился – пообещал все устроить. Для этого нужны некие египетские магические цилиндры, которые приволок в больницу на конференцию очередной шарлатан. Тонна любил приглашать на общие конференции жуликов. Цилиндры надо просто подержать, и выпорхнет Орел.

Все, что требовалось от Невуса, войти в палату и вручить цилиндры. Две минуты. Но он не пришел.

У него вновь разыгрался аппетит, который удовлетворяется только ассигнациями. Он заперся дома. Тогда-то Юрей и наскакивал на него, именуя хуйлом. Юрей был велик чисто размерами и страшен, опять же – Лев. Невус явился и под общий вздох вручил даме цилиндры. Той уже осточертело носить на себе мяч.

– Иногда выманивают на сахар – задумчиво вмешалась Маша.

– Нет, – возразил Мельченко. – Выманивают на сахарок. А это совсем другой продукт.

Мы часто с ним спорили, но я готов был его расцеловать. Он понял!

Кто родился – я не помню. Вроде, не мальчик. Но не младенец точно. Месяца четыре как минимум. Впрочем, на Востоке женщины крупные и рожают сразу джигитов.

Горец, как и бывает, был всяко вне себя от восторга. Он подарил Невусу коня. Я видел это животное, оно бродило среди сорняков и чем-то питалось. Мельченко хотел тигра, но ему запретили.

Последние две серии вновь оказались сдвоенными. Причем Невус вообще отказался сниматься. Еле-еле уговорили на два эпизода в запьянцовской московской квартире, откуда он парой звонков решил пару международных дел.

Очередной дилер приволок вкусные биодобавки, и первой заболела Аносминова, потому что пила не только урину, но и все новое и необычное. Первыми захворали ее пациентки, потом – все остальные. Объявили – по возможности Яхонта – секретный карантин, больницу заперли, родственников не пускали. Назревал скандал.

Но проницательный Невус, непросыхающий маг, распутал этот узел в мгновение ока. Не покидая логова, он быстро выяснил в Сети, что похожие случаи вспыхнули по всему миру. И в этом повинна некая швейцарская биофирма, которая задумала вызвать пандемию, уже имея противоядие. Швейцарский менеджер, слегка притормозивший близ озера на швейцарском велосипеде, был огорошен разоблачениями Невуса.

Очередная победа принесла «Феличите» почет и славу. А без нас Невус убивался на своей тахте: зачем он сжег аппарат МРТ и в нем – Машу? Или Дашу. Нам это тоже интересно.

…Итак, кино было закончено. Правда, в компании свет-Алекса фон Штоф немножечко не доснял, и мне приходилось слать дописки: разные веселые наркологические эпизоды. Они изрядно нагрузили Сопатку. Но положение спасали. Сильно оживила события его крыса. Она сбежала, по сценарию. Напуганные биотерроризмом сотрудники визжали и прятались, а Сопатка сильно переживал и клялся, что она здоровее арабского скакуна.

Состоялась отвальная, на том самом заводе, возле неживого павильона с еще более мертвыми булочками. Между прочим, актеры и остальной коллектив почти не пересекались. У всех была своя свадьба, у многих – одинокая. Мне было скучно, я не пил и быстро ушел. А фильм поехал в Москву, где улучшатели – некто Кретов и другие – перемонтировали и улучшили его так, что от начального варианта осталась пара процентов. Вырезали сексуальную сцену между практикантом и медсестрой. Ну, как положено. Юрею пришлось ехать лично разбираться с улучшателями. Этот продюсер – директор – начальник – Кретов была еще та фигура. «Поставь им фальшивый кейтеринг». Еду. И кинь.

Меня особенно взбесила полечка, которую он навставлял в юмористические, на его взгляд, моменты.

Кино показали по известному, насколько я знаю, украинскому каналу – «Интер», почему-то и где-то – в Израиле. В России – не знаю. Может быть, но не в прайм-тайм. На торрентах есть.

Да, ну и собственно Киев!

Я мог быть там жить, не будь он так холмист. Говорят, что немцы отрабатывали его штурм на Париже. Чего не знаю, того не знаю.

Ешь что угодно и сколько хочешь – ну, это я, россиянин, был побогаче.

Со стыдом поймал себя на том, что направляюсь с пирожком к памятнику жертвам Голодомора. Никаких москалей и гиляк, хотя годы, конечно, были 2010—211. Кортеж Януковича машин в пять проносился молниеносно, никто ничего не перекрывал.

К Раде – изволь, подойди, рассматривай. И еще к чему-то президентскому. На Майдане Незалэжности – мир и любовь.

Прошелся по Андреевскому спуску. Поел украинского – как-никак – борща: нет, не понравился. Полюбовался памятником Булгакову, которому для удачи до блеска натерли нос. Внутрь не ходил.

Чего там только не продают! Ветераны УПА в том числе. Бюстики и Гитлера, и Бандеры, и разные стяги, и затертые книжки —я пожалел, что не купил фюрера, орехи колоть. Но я не покупаю орехи, а молоток у меня есть.

Кафе на каждом углу.

Живая музыка на Крещатике.

На Днепре я одиноко спел, голоса у меня нет. «Черного ворона».

По традиции, естественно, побывал в зоопарке. Хороший зоопарк, большой, только зверей в нем как-то маловато. Я не стал разбираться.

И девушки! Таких я больше не видел нигде. Невостребованные.

Приходим в ночное кафе с караоке. Красавицы в одном углу, кавалеры – в другом.

– Проститутки? – спрашиваю.

– Да нет.

Но не пересекаются, не танцуют. Я дерзнул осведомиться напрямую.

– Такие вот они, – ответила девушка.

Геймеры?

Я вспомнил одну такую из поезда, которую счастливый майор взял замуж и повез в Ростов. Или в Тюмень. Я не испытал за него гордости.