Текст книги "Капризной жизни карнавал. Избранное"

Капризной жизни карнавал
Избранное
Алексей Тихоньких

© Алексей Тихоньких, 2023

ISBN 978-5-0062-0061-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Вот уже лет двадцать, как я собираюсь опубликовать сборник моих стихов.

Каждый раз, когда я посылаю мои стихи друзьям или выкладываю их в соц сетях, мне задают один и тот же вопрос: «Когда же всё-таки ты соберешь все твои стихи в одну книгу и опубликуешь их?»

Ну вот и настал этот момент. Стихи были написаны в разное время, можно сказать, даже в разные эпохи. Они выражают моё отношение к различным событиям и соответствуют моему эмоциональному состоянию в тот момент. Многие произведения посвящены моим друзьям, которые теперь живут в разных странах и на разных континентах нашей планеты. Некоторых из них уже с нами нет, но я надеюсь, что мои посвящения напомнят вам о том времени, когда они еще были с нами.

В сборнике мне захотелось предложить не только стихи, но и дополняющие их черно-белые иллюстрации. Для этого я обратился к талантливой мурманской художнице Марии Веремеевой, которая с энтузиазмом поддержала мою инициативу. Предложенные ею рисунки обсуждались и добавлялись к соответствующим произведениям только после того, как находились приемлемые для нас варианты. Я благодарен ей за терпение и кропотливую работу над каждой иллюстрацией.

В этом проекте, как и в книге «Мы были советскими спортсменами», приняла участие Ольга Бичерова. На этот раз она не только занималась корректированием и редакцией, но и помогала мне в оформлении, за что я ее сердечно благодарю.

Желаю вам хорошего чтения.

* * *

Капризной жизни карнавал,

Столикий сказочный танцор

Смеялся, плакал и плясал,

Под маской комкая лицо.

И среди всех я был один,

Куда-то шёл, не мог прийти,

Цеплял за мысли серпантин,

Глаза слепили конфетти.

И что-то высилось над всеми,

Сметая в кучу смеха сор,

Непостижимое, как гений,

Необъяснимое, как сон…

Зимняя песня

Вот и все, отшумел и уснул летом брошенный лес.

Ветер вымел дороги и высушил грязь.

Скоро выпадет снег.

Первый снег – это белое чудо чудес!

И зима, захмелев от метелей, упьется свободою всласть.

И в темнеющем небе зажжётся зовущих созвездий узор,

Отразившись в горящем огнями снегу.

Заалеет вдали воспаленная глотка предутренних зорь,

И уставшие звезды на землю стекут.

Мы вдохнем в себя вкусно-прохладную свежесть

морозного дня,

Станут полными радости светлые сны.

Заживем без обид и без бед,

Никого и ни в чем не виня,

Вдохновляясь простым ожиданием новой весны.

И никто не заметит февральских, обычно крутых холодов.

Сквозь хрустальные ночи и чистые дни

Пронесут на лучистых руках нас ночные огни городов,

Опустив прямо в уличный хаос дневной толкотни.

Мы посмотрим друг другу в глаза,

Ощутив полноту нам оставшихся лет,

Вспышка высветит профиль надежды и контур мечты.

Затеплится огнем уголек в засыпающей память золе,

И проявятся четко забытые чьи-то черты.

Вот тогда зацветет над раскисшей землею весенний букет,

Разольются весенние реки,

Рыдая слезами снегов,

И зажмет снова время поводья погоды в привычной руке,

Вырвав наши застывшие души из зимних оков.

* * *

Осень тут ни при чем.

Пожелтели и выгнулись клёны от страха.

В горле моём вопль раскалённый!

Он может вырваться, впиться с размаха

И распороть на куски тишину.

Вот и сейчас он кромсает хрипящую глотку.

Дни обесцвечены болью,

Скоро они превратятся в сплошной бесконечный поток.

Я снова не смог промолчать.

Люди!

Вы рядом, но почему так пустынно в душе?

Неужели уже

Никогда не вернётся спокойствие?

Солнце, взойди и лучей своих острия

Кинжальным ударом вонзи в моё тело!

Сегодня я взвинчен тоской до предела.

Изорвана ночь мной в лохмотья минут.

Смотри, как ползут,

волочась в темноте.

Они не похожи на те,

что несутся при встрече.

Эй, время! Полегче!

Меня провоцируешь ты на безумство,

По-своему всё приближая к концу.

Тебе ли к лицу

проверять мои чувства

В искусстве молчать,

ведя рабство к венцу?

Я жертвую в муке рождённое слово,

И снова

Я в поиске гения следа,

Но это не кредо

бессонных ночей.

Стихи – вот мой храм из безумного бреда!

В нём строки – колонны из слов кирпичей…

* * *

Московское небо обуглилось в тучи,

И воздух закручен

Ветрами в спираль.

Сегодня весь день ожиданьем измучен

В предчувствии жертв

Театральный алтарь.

Грех на душу взят,

Но в объятьях богемных

Святая попытка спастись не чиста,

Когда чья-то мысль

За кулисами темы

Довлеет над истиной,

Снятой с креста.

* * *

Сегодня вечер грустью полон.

Мрачнеет ночь, пустеет бар.

И скрипка, выплакавшись в соло,

Ложится умирать в футляр.

Скорбит Париж в глазах прохожих.

Бульвар безлюден, город пуст.

Это прощание итожит

Смятенье выплеснутых чувств.

Вот и закончен праздник тела,

И время, замыкая круг,

Проводит в мире черно-белом

Прямую линию разлук…

Дарственная надпись к сборнику Белых стихов.

И я иногда могу мысли заплесть,

Но в этом во всем что-то большее есть.

Как судно взрезает невидимый риф,

Так ритм убивает отсутствие рифм.

Нет, я не считаю, что рифма – закон.

Однако в нее безнадежно влюблен.

Листая страницы, дивился собой.

Куда только делся душевный покой?

Мне череп пробил этот ломаный слог,

Насквозь продырявил обломками строк.

Быть может, был ближе всех к слову Христос,

До истины ж вечность! Исчерпан вопрос!

Не в жертву Богам – к твоему алтарю

Несу и, как лучшей из лучших, дарю.

* * *

Глумится судьба надо мною с усмешкой,

Опять открываю я даму червей.

Блефую.

На этот раз вряд ли успешно.

В руках никаких козырей.

Ждет банк.

Нами скомканы нервно купюры.

Нет в голосе фальши (иначе труба).

Азарт притупляет мне вкус авантюры,

Со мною на равных играет судьба.

Удача следит за игрой безучастно.

Партнерам осталось по карте снести.

Да, риск наказуем и, кажется, часто,

Но выигрыш без риска у нас не в чести.

* * *

Расставив пороков густую сеть,

Покрыв пеленою взор,

Иглой рисует белая смерть

На коже зловещий узор.

Дрожит рука, леденеет взгляд.

Таблетка, затяжка, шприц

Спасают от ломки, швырнув назад

К забвению самоубийц.

Становится сразу неведом страх,

И прост обретенный смысл.

Безжалостный холод в пустых глазах,

Убиты воля и мысль.

Натянута жизни ненужной нить

В клоаке беспамятных дыр.

Забыты дела и несутся дни

Сквозь призрачно-яркий мир.

И нечего вечно пенять на судьбу,

Ведь дело, конечно, не в ней.

На разум наложенное табу

Проклятием метит людей.

И, может, ты в праве жить в этом сне,

Но знаешь ли ты, наркоман,

Когда ты в экстазе «сидел на игле»,

Мальчишек калечил Афган?

Ты вправе сказать: «Бесполезно всё.

Зло было и будет всегда!

Людское безумье нас всех несет

дорогою в никуда».

Наверно, ты прав – суетимся зря

И в срок все равно умрем.

Но выход ли это – губить себя,

Забывшись бредовым сном?

* * *

В колодце неба тонут звезды

И гаснут в бесконечной глубине,

Разбросанных созвездий грозди

Мерцают призрачно, сигналя что-то мне.

И ночь, гримасой жутко скалясь,

Вползает в дом через окно.

Моих стихов полночных завязь

Строкою нижет волокно.

Будь рядом сам наместник Бога,

Вновь новоявленный Христос,

Увидел бы, как мир до срока

Зерном великой истины пророс.

То мысль моя крутой спиралью

Взбирается в немую высь,

Но, захлебнувшись терпкой далью,

Срывается звездою вниз.

Нам не проникнуть в замыслы вселенной,

Ее рисунок вряд ли постижим.

Мы только нити в ткани гобелена,

Который ткет из наших судеб жизнь.

Маяковский

Неужели он жил в самом деле?

Жил, над фальшью свой суд верша?

Неужели в обычном теле

Помещалась его душа?

Как жилось веку рядом с гением,

Когда дьявольских сил бил ток,

Повергая талант в сомнение

И бездарность сбивая с ног?

Вот доверить бы жизни уклад кому!

Преломив свет сквозь тысячи призм,

Что ему такому громадному

«Волком выгрызть бюрократизм»?

Он был сам целиком направление

И эпоха взметнувшихся рифм.

Вечным темам своим вдохновением

Устанавливал новый тариф.

И над хламом иных мыслишек

Громыхал его сочный слог,

Проникая в любые ниши

Душ людских острым взмахом строк.

Жил навыкат в житейской зыби,

Декларируя мощный стих.

Мир поэзии круто вздыбил,

Став глашатаем правд иных.

Бился с разной кричащей дрянью

Против скуки в стихах и лжи.

И за всё безвозмездной данью

В доказательство отдал жизнь.

Для людей непонятен гений,

Как и смерти внезапный факт.

И колышутся домыслов тени

Недоступной причине в такт.

Не могу промолчать, не в силах.

Крикнуть хочется мне сквозь вой —

Это время его убило,

Чтобы небо украсить звездой.

Высоцкий

Метнулся сон от сдавленного хрипа,

Опять стихами кровоточит мозг,

Моей души тугая вена вскрыта,

Растоплен моей искренности воск.

Я не могу молчать, мой инструмент настроен,

И только Богом предначертан путь,

И пусть изорванное болью сердце ноет,

И пусть ночами не могу уснуть.

Я не пытаюсь выслужиться рифмой,

За похвалу не продаю себя,

Петлёй струны беру за горло стих свой

И отдаю тому, кто слушает меня.

* * *

Веселей, мой друг, веселей!

Радуйся изысканности жизни!

Искренность чернилами пролей

И свою судьбу в объятьях стисни.

И в любви, привычной к ожиданиям,

Улыбнись свободно и легко.

В новом, кровь волнующем, свидании

Время ссыплется стремительным песком.

Так и в музыке – найди свою тональность!

Отыщи свой собственный аккорд!

Бич искусства – пошлость и банальность.

Так взорви обыденности форт.

И пусть догмы высятся стеною,

Нам поможет сила хлёстких фраз.

Если ж время захлестнёт волною,

Выбросит само на берег нас.

* * *

Мой партбилет давно покрылся пылью,

Её не сдуло ветром перемен.

Мы не сумели сказку сделать былью

И ничего не сделали взамен.

Мы красный флаг сменили на трехцветный,

Переименовали города,

Бульвары, улицы, проспекты.

Что ещё нужно нам для счастья, господа?

Мы повалили памятников сотни,

Изобличили победителей войны.

За всë, за что мы были за, теперь мы против,

Надеждою на лучшее полны.

И вот не лучше всем от этого нисколько,

А впереди нам не видать ни зги.

Достаток – вещь хорошая, но только

Если при этом сохранить свои мозги.

* * *

Бокал дневной действительности выпит.

На небе звезды, вся округа спит.

Мне снится знойный, солнечный Египет,

Пески, пустыня, контур пирамид.

Мне снятся там толпящиеся люди.

Я вижу выражения их лиц

И девушку-туристку на верблюде,

Что созерцает неподвижный сфинкс.

Я слышу шум каирского квартала

И вижу где-то там, в морской дали,

Как в устье узкого Суэцкого канала

Заходят вереницей корабли.

В порту порывы ветра беспристрастны,

А у меня вопросы, как всегда:

Зачем они назвали море Красным,

Ведь в нем обыкновенная вода?

В чем смысл пирамид для фараонов?

Кому был нужен весь этот дурдом?

И как могли войска Наполеона

Снести нос сфинкса пушечным ядром?

Под утро звезды в сонный Нил упали,

В речных глубинах свой прервав полет,

А я проснулся, встал – меня ведь ждали,

За дверью комнаты сидел голодный кот…

Владивосток

Помнишь, в море рухнуло солнце,

Корабли обрызгав лучами?

С Владивостоком в сердце

Мы на набережной молчали…

Дребезжание старых трамваев

Доносилось сквозь шум прибоя.

Чайки, пену с волны срывая,

Небо штопали голубое.

Сумрак ласково обнял город.

В бухту звезды, сверкнув, упали.

Горизонт был луной расколот.

Океанские судна спали.

Ночь наполнила всё обманом,

Мокрым ветром холмы лизнула,

И в мгновении миру данном

Сникла гордость морского гула.

Гимн футуристов

Надоело скулить и плакать

Про любовь и чувств кавардак!

Размывает чернильная слякоть

И становится не до драк.

Хватит ныть! Нужно вырвать скуку

Из журналов, газет и книг!

С ног на голову всю науку

Ставит враз гениальный миг.

Чтоб стихи от тоски не выли,

Прочь на свалку унылый хлам!

Свою душу построчно вылей,

Вырви внутренности словам.

И пускай называют бредом

Строки, вставшие на дыбы.

Вызов дряни – вот наше кредо!

Враг смертельный – ваш серый быт!

Монмартр

Судьба с ухмылкою бесстыжей,

Дни разбросав колодой карт,

Пасьянсом разложив в Париже,

Нам нагадала на Монмартр.

И, мрак рассеяв фонарями,

Быль ночи превратила в миф.

Миг натянула между нами,

За души больно зацепив.

И мы в мгновении распятом

Застыли рядом, не дыша.

Здесь, на холме, горящем свято,

Из камня создана… душа.

Был вечер тих, и только ветер

Развратничал с телами крыш.

Таинственный собор при свете

Предвосхищал собой Париж.

Горели улицы неоном,

В узоры замыкая ток.

И я шагнул во время оно,

Вдруг ощутив пульс этих строк.

И это был мой личный праздник!

Летел закат к восходу дня.

Сиял мой храм, души избранник,

В венце небесного огня…

Фристайл

Прыжков рискованных каскад

Сорвал восторга шквал.

Блестящих лыжников парад

Нам подарил фристайл.

Они взлетают смело вверх,

И страшно нам смотреть,

Мелькает трюков фейерверк,

А рядом где-то смерть…

* * *

За океаном, где-то далеко,

Пылает факел статуи Свободы.

Маньяк-убийца там стрелял в него,

И эхо выстрелов качнуло небоскрёбы.

Он не боялся ничего,

И вот ничтожеством убит,

Простреленная жизнь его

В ногах у музыки лежит.

Чем нам заполнить пустоту?

Убит Джон Леннон… не допел…

Известность подвела черту

Всему, что он успел.

Той вести колокольный звон

Наполнил болью вздох.

Своей же славою казнён

Один из четырёх.

Оделся в траур Ливерпуль.

Всё замерло на миг.

Быть может, в свисте этих пуль

Он музыку постиг…

* * *

Дрожит высоковольтный ток,

И зал наращивает гул.

На сцену выпустил хард-рок

Гитар бушующий разгул.

Рок-гитарист, струны палач,

Под пыткой вырвав вкусный звук,

Пустил его по грифу вскачь,

Пропал в безумном танце рук.

Импровизаций каскадёр

Не в небе новой рок-звездой,

Со сцены, как гипнотизёр,

Манипулирует толпой.

Её кумир, рок-гений, с мест

Срывает восхищенья стон.

Любви и ненависти смесь

Льёт в зал сплошным потоком он.

Бьют низкие в меня стеной,

Высокими насквозь прошит!

И мысль вонзается иглой —

Да этот рок, как динамит!

Смотри – шнуры уже искрят,

Гитара кается навзрыд.

Акустики орущей ряд

Сейчас устроит в зале взрыв!

Но взрыва нет. Наоборот,

Аккорды вязнут в тишине…

Секунды вытянулись в год,

И стихла музыка во мне.

Свернул агонию концерт.

Без музыки зал странно пуст.

Есть недосказанность в конце

Любого всплеска сильных чувств…

* * *

Что-то я заскучал по сибирским метелям,

По таежным походам мальчишеских лет.

Снится мне зимний лес и застывшие ели,

И на белом снегу свежий заячий след.

Снится мне снегопад и сугробы по пояс,

Неподвижная лента замерзшей реки

И молчание снегом покрытого поля,

И таинственный рокот январской пурги.

Здесь зимой снега нет. Нет морозов за тридцать.

И не воет зло вьюга всю ночь за окном.

Только грустно в душе и всё чаще мне снится

Моё детство, зима и родительский дом…

Что-то я загрустил по сибирским метелям,

По таежным походам мальчишеских лет.

Только вот не вернуть, как бы мы ни хотели,

Всё, что было тогда, не вернуть уже, нет.

* * *

Лесным пожаром прогорело лето.

Стал реже и прохладней солнца луч.

Осенний ветер, всадник тьмы и света,

Погнал на запад пепел серых туч.

Я у окна сижу с собой в раздоре,

Хоть и, конечно, цел и невредим.

Еще не ночь, она наступит вскоре.

Закат багров и темнота за ним.

Все из того, что песней прозвучало,

Во мне осадком выпало в душе.

Я понимаю – это не начало

И не еще уж точно, а уже.

Мне бы хотелось путаницы в мыслях,

Их стройный ряд пугает прямотой.

Деления на два в нечетных числах

Не будет без хвоста, и черт с тобой!

Разлад внутри, но всё по сути дела,

И дело не в обыденной молве.

Ведь это всё не просто так назрело —

И эта чушь, и каша в голове.

И, может, все возникшие вопросы —

Когда и с кем, зачем и почему,

Решить нельзя вот так легко и просто.

Все мы под Богом и вопрос к нему.

Кого винить, ведь каждый в этом дока

И сам себе и царь, и голова.

Во мне опять, словно из уст пророка,

Звучат внутри священные слова…

Слова о том, что мы не просто живы,

Что снизошла на землю благодать

И, что какими б ни были мотивы,

С них никому ничто не дать, не взять.

Так значит, всё не так уж плохо!

В реке судьбы вновь найден новый брод.

Кому мгновенье, а кому эпоха.

Моя хандра – всего лишь эпизод…

* * *

Не завершив свой натюрморт,

Художник, утомлённый цветом,

Заставил жизни эпизод

Застыть графическим фрагментом.

В потёмках недоступных схем

О смысле в нём нет ни намека.

Рисунок вроде ясен всем,

Но непонятна подоплёка…

В нём штрих главенствующий стёрт,

И красок нет – есть только тени.

В нём прост тональностей аккорд,

Конкретна суть, изящен гений.

* * *

В тот год тень Воланда всюду блуждала.

Отметившись на Патриарших прудах,

Она на Арбате мелькнула сначала,

Потом на Мясницкой в торговых рядах.

Вокруг всё прониклось булгаковским духом,

И над лабиринтом московских дворов

Кружил снегопад тополиного пуха,

И всем всё понятно казалось без слов.

Здесь Мастер писал для возлюбленной книги.

Добро под конец побеждало в них зло,

И сами собой раскрывались интриги,

С тех пор уже много воды утекло.

Давно уж простыл след его Маргариты.

Остались – бокал с недопитым вином,

Осколки стекла под портретом разбитым

И настежь распахнутое окно…

* * *

И вот опять я здесь, за океаном,

Там, где хоккей рождал канадский миф.

На этот раз не пляжи Алабамы,

А лёд Онтарио глотает объектив.

На фотографиях нет и следа от лета.

Снег в парке всюду ослепителен и чист.

Раздеты клены холодом и ветром,

И только флаг сберег кленовый лист.

Природа тут сурова и без грима.

Но даже если есть конец зиме,

Никто весной здесь не проскачет мимо

На розовом есенинском коне.

Бог дал канадцам вкус перерождения.

А если не сбываются мечты,

Здесь Си Эн Тауэр им дарит вознесение

Во тьму полукилометровой высоты.

Здесь на краю планетного разлома

Вода течет и падает, искрясь.

Здесь было так ещё до рождества Христова

И будет неизбежно после нас.

Иллюминация рождественских подсветок

Притягивает мой любопытный взгляд.

Я ухожу, бросая напоследок

Монетку в Ниагарский водопад…

* * *

Думаете, мне все это надо?

Пригласили, я и полетел.

В Амстердам сперва, потом в Канаду

И плевать, что куча срочных дел.

Я за столько тысяч километров,

Вы ложитесь спать, а я встаю.

Минус двадцать с леденящим ветром —

Возвращенье в молодость мою.

Нет, я не приехал разобраться

С предками исчезнувших врагов.

Если резюмировать всё вкратце,

Мир давно вокруг нас не здоров.

Рождество чужое, как родное.

Елка, свечи, сказка не нова.

На столе вино, салат, жаркое,

Слышен смех и теплые слова.

Только вот чего-то не хватает…

Не пойму – я там или не там?

Или я не к той прибился стае?

Может быть вообще напиться в хлам?

Трудно не судить мне не предвзято,

Видно, жил в Сибири я не зря.

Настоящий праздник мой, ребята,

В ночь с шестого на седьмое января.

* * *

Красота в своей сути божественна.

Преклоняются ей неспроста,

Даже если красивая женщина

Не заменит нам облик Христа.

Комбинация света и тени,

Выбор красок, гармония в нем,

Красоты непостигнутый гений

Беспокоит нас с древних времён.

Совокупность размеров и линий,

Идеальность пропорции в ней,

Независимо в макси иль в мини,

Совершенство суждений сильней.

В красоте геометрии мало,

В ней скорее анархии след.

Уж каких растаких не бывало

И, казалось, красивее нет.

Только видим ещё совершенней,

Восхищаемся новой звездой.

И готовы опять на колени

Перед этою яркой красой.

Красота для себя же опасна,

Вызывая и зависть, и страх.

Сколько их молодых и прекрасных

Без причины сожгли на кострах!

В мире, полном сужденьями частными,

Трудно выбрать того или ту.

Люди созданы Господом разными,

Каждый видит свою красоту.

* * *

Где-то в мире, наверно, есть место,

Где приятно работать и жить,

Где рассказывать можно всё честно

И таким, как ты есть, просто быть.

Там есть город, в котором нет горя,

Нет страданий, нет боли, нет бед.

Там за место под солнцем не спорят

И живут все по тысяче лет.

Там всем только хорошее снится

И ночами не слышно собак.

Там у взрослых счастливые лица

И всё то, что не так, всегда так.

Там на клумбах сияют жасмины,

Белизной своей радуя взгляд.

И на выставках смотрят картины,

А не проклятый «Чёрный квадрат».

Там нет бедных и нет там богатых,

Нет голодных и нет там больных,

Там краснее и дольше закаты

И нет там ни чужих, ни своих.

Там блестят в небе цветом червонным

Купола белоснежных церквей.

Там не каркают в небе вороны,

В тихих омутах нет там чертей.

Там не жалуются на непогоду.

Стороной всех обходит беда.

Из реки можно прямо пить воду,

Воздух чист и здорова еда.

Я себе самому лгать не буду,

Как обычно, все карты на стол!

Я искал это место повсюду,

Но пока я его не нашел.

Казино

Съеден ужин в ресторане,

И допито всё вино.

Может, в казино заглянем?

Не бывали уж давно.

Вот проглочена купюра,

Закрутилось колесо.

Ну-ка, дай, удача-дура,

Не ударить в грязь лицом!

Был рычаг, теперь вот кнопка.

Жми, не бойся, жми да жми.

Это только тренировка

Стать богатыми людьми.

Цифра на экране тает,

Равнодушен автомат.

Он клиентов раздевает

Потихоньку жадный гад.

Вдруг сирена! Кастаньеты!

Да неужто повезло?

Точно! Сыпятся монеты.

На экране рассвело!

Сколько? Нет! На самом деле?

Вот удача. В самый раз.

Будь здоров в здоровом теле —

Наступил фартовый час.

Но недолго радость длится.

Тает выигрышный билет.

На кого теперь уж злиться —

За семь бед – один ответ.

За окном уже стемнело,

Только не пустеет зал.

Нет. Не выгорело дело,

Всё, что выиграл – проиграл.

На сукне зеленом тоже

Карта валит, да не в масть.

Здесь и дьявол не поможет

Оседлать азарт и страсть.

Но в погоне за богатством

Тоже есть конец пути.

Чтоб в конец не проиграться,

Лучше вовремя уйти.

* * *

Цена мастерства измеряется в чувствах,

В нём нет никому неприступных высот.

В нём исповедь жеста, движений искусство,

Отточенность линий, эмоций полет.

Сегодня гимнастика празднует чудо!

Закон притяженья опять не у дел.

Как джин из открытого ею сосуда,

Гимнаст высоко над помостом взлетел.

Он в празднике этом не просто участник,

Он дерзкий творец, создающий его.

Летит, разрывая пространство на части,

И вновь торжествует его естество.

Звучит камертоном в нём каждая мышца.

Трибуны гудят от напрягшихся тел.

И мир перевернутый бешено мчится,

И, кажется, вот он – у нервов предел!

Сейчас он на пике своих ощущений —

Бросок и разомкнут очерченный круг!

В стремительной крутке несутся колени,

зажатые обручем стиснутых рук.

Он накоротке упивается риском,

Вот-вот и ему приведётся шагнуть

Туда, где витает мучительно близко

Неуловимой гармонии суть…

Круглое озеро

Открыт мой альбом, из окон фотографий

Гримасы событий и прошлого вздор

Заставили враз вечеринку проштрафить

Наполненной рюмкой. Какой разговор?!

И снова застолье приподнятым тоном

Прочистило память волкам всех мастей,

И мы пьём за тех, кто сейчас за кордоном

И тех, кто на Круглом. За вас, за чертей!

Ты помнишь, как мы задыхались от скуки,

Как утро встречало, подъёмом казня?

Как после подкачки плетьми висли руки,

И как счёт терялся прикидкам и дням?

Мелькали события, лица и страны,

Привыкли к тому, что всё тело болит.

Мы там научились зализывать раны

Своих кровоточащих болью обид.

Не всем удавалось пройти мясорубку

Нагрузок и вечных отборочных драк.

ЦИТО разгружало – кто ногу, кто руку,

Кто спину, а кто уходил просто так.

А мы рисковали, кидались на трюки,

Ломились упрямо в закрытую дверь.

Но день приходил, когда не было прухи,

От нас отрекались, хоть верь, хоть не верь.

И в этом непросто нам было признаться,

Не всех отпускали амбиций тиски.

Но час пробивал, нужно было расстаться,

И мы уходили без сцен, по-мужски.

Теперь же нам всем понемногу за тридцать,

По семьям и странам нас жизнь развела.

Кому-то из нас подвернулась Жар-птица,

Кому не в струю обернулись дела.

Грущу не о том, что живу заграницей,

Мне просто увидеть бы старых друзей.

Ведь новые есть, только не с кем делиться,

Но это пройдёт по приезду гостей.

Фигуристке

Нам часто не до категорий.

Вся жизнь из равных доль добра и зла.

За радость платим равноценным горем,

И жизнь следит за четностью числа.

Так и живем от мая и до мая,

Чужих желаний верные вожди,

Лишь в одиночестве о смысле вспоминая,

Когда в душе ненастье льёт дожди.

Мы каемся в своих грехах и всё же

Опять грешим, уничтожая суть

Раскаянья. Все люди так похожи

В своих желаньях совесть обмануть.

Когда же на твоей удаче вето,

И ты у горечи своей на поводу,

Ты выбираешь жест своим ответом,

Чертя коньками исповедь на льду.

Узор души выкатывая дерзко,

Себя закручиваешь в мастерском броске.

То в медленном движении, то в резком

Танцуешь с кем-то, но не видно с кем.

Кто он, невидимый партнёр без плоти,

Незримым взмахом наносящий штрих?

Не он ли создает сюжет полотен,

А ты своею кистью пишешь их?

Не отвечай. Слова так часто лживы.

И лишь когда душа идёт на суд,

Становятся звенящими порывы,

И руки в композиции не лгут.

И в музыке крещенное движение,

По льду скользящий облик твой лепя,

Тебе своим внезапным откровением

Даёт возможность выразить себя.

Гимнастке

Юность плещет фонтаном смеха

И, не целясь, бьёт скуку влёт,

На волне своего успеха

Проживая за годом год.

На изломе летящих линий

Против ритма бунтует ритм.

Что за Боги тебя слепили?

Каждый жест твой неповторим.

Кто в оценке безукоризнен,

Когда чувство сильней, чем долг?

Ощущение вкуса жизни

Заставляет влюбляться впрок.

Ты ж надеешься на удачу,

И чисты все твои мечты.

Краток срок, что тебе предназначен,

Но ещё далеко до черты.

Пусть меняют контрастность тени

С поворотом земной оси.

А пока твой спортивный гений

Вдохновеньем в тебе сквозит.

Всех нас вместе планета крутит,

И когда к нам судьба лиха,

Не меняет предсказанной сути

Неизбежность любого греха.

День придёт, и всё канет в лету.

Наважденье смахнёшь рукой.

В первый раз в зал войдёшь по билету,

Ощутив вдруг себя другой.

Всё привычное станет иначе.

Стихнет боль, заживёт ушиб.

Время вехами лет обозначит

Красоту обновлённой души…

Мужской акробатической паре

Мне ли восторгом калечить суть?

В спорте не первый год.

Болью отмечен к вершине путь

Тех, кто себе не лжёт.

Знаю, как трудно себя увлечь.

Мало ли в жизни бед,

Чтобы нокдауном в плечи с плеч

Встряску давать себе.

Мало ли много – судить не мне.

Сложен союз двоих.

Сложен по вашей же с ним вине,

Так же, как этот стих.

Взаимодействие накоротке.

Стиснута кисть в кисти.

Пальцы немеют у рук в замке,

Сжаты – не развести.

Музыки виснет нательный крест,

В ней ваш и ад, и рай.

Линией жизни подчёркнут жест,

Взгляд дополняет взгляд.

Выпрыжка! Миг, и на друге в рост!

Лёгкость – творенье лет.

(Уж я-то знаю, как миг не прост,

Если в нём прухи нет).

Но я надеюсь, наступит час,

Пик ваших лучших дней.

Судьи признают сильнее вас,

Чем всех других парней.

И я хочу, чтобы всё сбылось.

Чтоб, одолев этажи,

Вдруг не поехала б вкривь и вкось

Ваша спортивная жизнь.

* * *

Спокоен, безразличен и раскован.

Конкретна мысль, и исповедь легка.

Что ж, пожонглирую невысказанным словом

На арене нового стиха.

Мы с тобой не шапочно знакомы,

Видно, крепко клин мне в душу вбит.

Обдираюсь в кровь, тобой влекомый

Сквозь свой бред рифмованных молитв.

Вновь сентябрь своей кистью густо

Красит в цвет измены тополя.

Ложь в распятых нашей встречей чувствах

Гибнет, о прощении моля.

И теперь, когда все ж смысл не найден,

Сколько бы я в душу ни вникал,

Облик твой картинкою на слайде

Врезан в память мне наверняка.

Но тебе не подвожу итога

(Неизвестно, кто здесь в дураках).

Я – за встречу под любым предлогом,

Только не витая в облаках.

И пускай дождями осень хнычет.

Жизнь вдруг навалилась, оглушив.

Радость мне расцвечивает нынче

Иллюминацию души.

Может, и не выжжет снова губ нам

То желание, что раньше нас влекло,

В уголке души, для прочих недоступном,

Всё равно храню твое тепло…

* * *

Не вырвусь…

Я и не пытаюсь.

В горячем шепоте ночей

Глаза, улыбку, губы – все запоминаю,

И время тает высотой свечей.

В луче прожектора – цветок и ты,

Вы вместе.

«История любви» не так длинна.

Застыли грусть и нежность в этой песне,

На кончиках твоих ресниц дрожит она.

Будь осторожна,

Не вспугни нечаянно

Мучительную прелесть тишины,

Печальное, глубокое молчание,

Порыв в тебе проснувшейся весны…

Тебе

От московских пушистых метелей

До сибирских заснеженных вьюг

Мы с тобой, словно птицы, летели,

Как давно это было, мой друг…

Так давно, что уже позабыли

Столько строчек в моих стихах

И всех тех, что с ума сводили

Твои ямочки на щеках.

Мне уже не расправить крылья,

И тебе не взлететь за мной.

Эту сказку не сделать былью,

Как не выиграть проигранный бой.

Да и нет никакой интриги

В этой пьесе для нескольких лиц.

Я из этой, когда-то настольной, книги

Вырвал столько уже страниц…

* * *

Я измотан твоим отсутствием,

Одиночеством и тоской.

Быть с тобой – это лучшее

Из того, что случалось со мной.

Мучаюсь. Скомкал встречу.

Сколько же может везти?

Разлука, бывает, не лечит.

Прости.

Прихотью Мельпомены

хочется быть откровенным.

Так снимем улыбок грим?

Поговорим?

Я расскажу, как живу без тебя

Одиноко в себе,

А ты, не зная того, со мною в тебе.

Ничего, если строчки сольются

Или взовьются, крича,

Оставив на этой бумаге печать

Моего сумасшествия?

Я тебя

Проведу ритуальною пляской

Безумного шествия

По подвалам моей души.

Спеши!

Я распластан под собственной ношей

Громадной.

А может громоздкой?

Различие броско,

Но лишь для меня одного.

И его

Никто не поймёт,

Кроме тебя, конечно.

Ты же знаешь – ничто не вечно.

Даже время, рождаясь на миг,

Умирает в новом мгновении.

Так и любовь бесконечна в забвении

И обновлении.

Чувство глубокое становится свято,

Когда неизбежной разлукой распято

На горящем костре стосковавшихся душ,

Что к вершине идут,

Познавая бесконечное совершенство.

Какое блаженство!

Идти одному и вдруг…

Встретить тебя,

Потому

Что ты одинока так же, как я.

И пусть мои кисти гвоздями пробиты,

Потрескались губы,

Сквозь зубы

Не вырвется,

В усмешке коверкая лица,

Отчаянья стон!

Я сгорю на костре,

Истекая своей закипающей кровью,

Казнённый за тех,

Кого отвергал от себя,

Не любя,

Едва насладившись

Желаньем неистовой плоти.

Как редко даётся мне против

Себя воспарить над собой!

Остается одно – выбрать честный бой.

Долой отчаянье!

Вот моя плаха!

Я вижу сквозь блеск топора —

В ожиданье последнего взмаха

Всё замерло.

Что же, пора…

Хотя разве так умереть мне дано?

Давно ли искал я дорогу в храм?

Выбираю крест!

Палачи, по местам!

И вот задыхаюсь от дыма,

Болью слезятся глаза,

И слеза неумолима.

В уходящем сознании неожиданно резко,

Гротескно!

Проступают твои черты.

Ты?

Опять ты!

Как же это невыносимо!

Мимо проносятся дни, мимо!

Они убивают меня пустотой,

Когда я не полон тобой!

И в этот последний, губительный час

Ещё только раз

Позволь прикоснуться,

Почувствовать и улыбнуться мгновению…

Ведь жизнь так коротка,

К сожалению…

Танго

Уютный столик в полумраке зала,

И вроде бы ещё не поздний час.

Она б ещё разочек станцевала,

Вот только что и с кем на этот раз?

Букет цветов в прямоугольной вазе,

На столике пригубленный бокал.

А вот и он, ох, только бы не сглазить,

Навстречу к ней пересекает зал.

Спокойный взгляд и скромная улыбка,

Кивок в ответ, отказ не допустим.

Да, это он. Исключена ошибка.