Текст книги "Что я хочу от Бога"

Бороться с собой за себя

Человек небольших дел, или Поверженный Гулливер

Таинство крещения знаменует для каждого из нас начало совершенно иной жизни. Впрочем, из этого отнюдь не следует, что новообращенный как бы переселяется на другую планету, перестает общаться со своими близкими так, как общался с ними прежде, бросает работу и десоциализируется. Наоборот, человек, принявший святое крещение, начинает свой каждодневный путь ко Христу.

Это – постоянный нелегкий труд, неусыпное внимание к себе, это приобретение жизненного христианского навыка. Путь веры – не череда великих дел, не вереница громких подвигов. Этот путь может быть незаметен, неочевиден даже для самого человека. Люди, живущие духовной жизнью, старающиеся поступать по Евангелию, по заповедям Божиим, искренне и сердечно стремящиеся к Господу, часто не замечают своего самосовершенствования, своего продвижения вперед. Это явление не случайно, потому что жизнь духовная – сокровенна. Сокровенность – один из ее непреложных законов. Сам Христос не раз говорит об этом в новозаветных притчах:

Царствие Божие подобно тому, как если человек бросит семя в землю, и спит, и встает ночью и днем; и как семя всходит и растет, не знает он, ибо земля сама собою производит сперва зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе. Когда же созреет плод, немедленно посылает серп, потому что настала жатва (Мк. 4: 26–29).

Еще сказал: чему уподоблю Царствие Божие? Оно подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все (Лк. 13: 20–21).

Царство Небесное прорастает в человеке незаметно. Это – путь к постижению Бога, путь возрастания в Боге, призванный сделать человека похожим на Него. И нам предстоит научиться походить на Христа. Апостол Павел пишет:

В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе (Флп. 2:5).

Это значит, что каждый, кто стремится приблизиться к Богу, кто стремится устроить свою жизнь по Евангелию, должен приучить себя смотреть на окружающих глазами Христа, слышать их, как Христос, говорить с ними, как Христос, то есть относиться к ближним так, как относится к нам наш Спаситель.

Казалось бы, перед нами поставлено совершенно невыполнимое задание, а апостол говорит о нем так легко и просто! Однако все это вполне достижимо, но достижимо не рывками, не какими-то разовыми, пусть и решительными действиями, а незаметным, но верным шествием за Богом. Господь говорит о верности так:

Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом (Лк. 16: 10).

Этот путь, с одной стороны, очень сложен, а с другой – необыкновенно светел и радостен, потому что человек проходит его вместе с Богом, вместе со всей Церковью. При этом человека подстерегают немало опасностей. Я имею в виду его греховные навыки, которые, хотя уже и не имеют над ним прежней силы, но, тем не менее, до сих пор присутствуют в нем.

Борьбу с грехом, называемую невидимой бранью духовной, Ф.М. Достоевский характеризовал так: «Дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». В этой борьбе придется принять участие всем нам без исключения.

Каждому христианину предстоит сражаться с собой за самого себя: за свободу во Христе Иисусе, за освобождение от незримых цепей, накрепко приковывающих к этому миру и от нечистых помыслов, влекущих ко греху и постоянно указывающих направление, противоположное Царству Небесному.

Не следует забывать и о сатане, который всякого стремящегося жить благочестиво стремится соблазнить, всякого идущего ко Христу хочет погубить, потому что ненавистен ему Христос и все, кто именем Христовым называются, так же ненавистны ему. Враг рода человеческого не перестанет лукавить, не откажется от обмана и устрашения людей, идущих за Господом и несущих свой крест.

На этом пути нам непременно встретятся непонимание, ложь и злоба; несправедливости этого мира будут часто ставить нас в тупик и оставлять наши вопросы безответными. Время от времени мы неизбежно будем спотыкаться, нам не удастся избежать горьких ошибок и болезненных падений. Но как бы человек ни падал, как бы ни заблуждался, он должен твердо знать: у него всегда есть возможность исправить себя, перед ним всегда открыт путь покаяния.

Таинство покаяния совершается в Церкви во время исповеди перед священником и дарует освобождение от грехов, совершенных после крещения, и полное прощение при условии глубокого раскаяния и искреннего стремления не повторять их вновь. Нет такого прегрешения, которое не могло бы быть прощено, нет такого греха, который превзошел бы Божие милосердие, нет такой ошибки, которая не могла бы быть исправлена, нет такой точки, которая оказалась бы «точкой невозврата», стала бы тупиком в человеческой жизни.

Там, где Христос, – всегда открывается дверь, если мы в эту дверь стучимся, если припадаем к Господу с горячей покаянной молитвой. Следует помнить: Он принял муки и смерть на Кресте и даже во ад сошел ради спасения каждого из нас. Единственный грех, не подлежащий прощению, – тот, в котором мы по собственному жестокосердию не желаем покаяться.

Таинство покаяния предполагает не просто рассказ о своих прегрешениях, но прежде всего раскаяние и самоосуждение. Если человек легкомысленно относится к прощению, оно может не произойти. Только благодарная память о прощении дает нам надежду на то, что допущенные ошибки впредь более совершены нами не будут.

Лукавое самооправдание, поиск каких-то смягчающих обстоятельств и осуждение других – такие опасности подстерегают нас во время подготовки к исповеди. Однако чем строже мы судим сами себя, тем милостивее принимает нас Господь, чем глубже осознаем свою вину, тем безболезненнее ее искупаем.

В большинстве своем мы – самые обычные, невеликие люди, люди небольших дел и негромких свершений, и в этом на самом деле нет ничего обидного. Гораздо хуже, что по-настоящему мы и любить не научены! Читаем в книгах о большой, прекрасной и жертвенной любви, но вот в собственной жизни такого чувства чаще всего не испытываем. Наша любовь оказывается куда скромнее! Мы легко можем потерять ее, предать ее или от нее отказаться.

Мы не совершаем великих подвигов и сталкиваемся с ними лишь на страницах шедевров мировой классики, повествующих о подвигах Геракла, о бессмертной любви Ромео и Джульетты или о стойкости святых угодников Божиих. Все это кажется нам вещами недостижимыми, непостижимыми и в какой-то степени даже сказочными…

Жизнь обычного человека небогата яркими событиями. Наверное, это и хорошо. Однако каждый наш день состоит из череды мелких, простых, но, по сути своей, очень важных дел. И вот именно в этом «малом» мы и призваны проявлять свою верность, хотя бы запрещая себе лгать по мелочам и то и дело успокаивать себя: «Ну, что за малость, если я позволю себе произнести в трудную минуту какое-то необдуманное слово? Что за беда, если позволю взглянуть на какую-то не вполне пристойную вещь? Что худого в том, если я позволю себе пожелать своему обидчику зла? Я же не претворяю свои желания в дела! Что страшного произойдет, если я немножко на кого-то раздражусь, немножко кому-то солгу, немножко кому-то подыграю, немножко кому-то польщу? Ну, немножечко, ну, совсем чуть-чуть!»

И вот эти «немножечко», эти «чуть-чуть» неизбежно привносят в человеческую природу необратимые искажения. Из-за них мы перестаем замечать в себе очень важные и тревожные вещи. Так складываются характеры, так подготавливается почва для предательств и измен.

Постепенно эта «малость в грехе», поначалу столь незаметная и, казалось бы, вполне извинительная, связывает человека по рукам и ногам и он просто перестает существовать как подобие Божие. Разумеется, в человеке никогда не может быть до конца истреблен образ Божий, но он может быть настолько помрачен и изуродован, что отыскать его оказывается очень и очень трудно…

Мне вспоминается иллюстрация, которую все мы разглядывали в детстве, читая книгу о Гулливере. На земле лежит огромный Гулливер, связанный множеством тоненьких ниточек, и никак не может подняться на ноги, а по нему бегают маленькие злобные лилипуты, в плену у которых он оказался. Вполне может случиться так, что человек незаметно для себя порабощается самыми «мелкими», самыми «ничтожными» грехами, но они настолько жестко связывают его и приковывают к земле, что он уже и ко Христу идти не в силах: он порабощен этими грехами. Вот как говорится об этом в покаянном каноне: «Связан многими ныне пленицами грехов…»

Но ведь и путь к добру, путь ко Христу тоже складывается из малых, почти незаметных шажков: когда человек в малом верен, когда он в малом не солжет и не подведет, когда и в малом себе не попустит, когда и в малом найдет в себе силы перешагнуть через свою самость и уступить место другому. Ведь учим же мы своих детей уступать место в транспорте старшим!

Прекрасно, если человек с детства приучен к заботе о ближних. Ему непременно не раз пригодится этот вовремя приобретенный навык к добру, опыт добродетели, смирения и уважения к окружающим. Это значительно расширяет пространство духовной жизни, потому что такой человек, скорее всего, окажется способным в решительный момент пожертвовать собой.

Когда мы говорим о подвиге, то обычно представляем себе какой-нибудь воздушный таран или падение грудью на амбразуру. На самом же деле это не так. Корень слова «подвиг» – «двиг». Человек постоянно находится в движении, в христианском понимании – неустанно движется ко Христу. Уступив место в автобусе, человек незримо приблизился к Господу, потому что совершил пусть маленький, но все же подвиг в борьбе с самим собой. Вот из таких «подвижек», собственно говоря, и строится вся христианская жизнь, в них-то и состоит истинное предназначение нашего пребывания на земле.

Быть неповторимым

Почему поговорка «Человек человеку волк» безнадежно устарела?

Человек не должен быть «как все», он должен быть таким, каким его хочет видеть Христос. Но в Церкви существует немало традиций, которые на первый взгляд унифицируют положение прихожан. Прежде всего, речь идет о традициях поста.

На каждый год приходятся четыре многодневных поста, кроме того, пост соблюдают по средам и пятницам. Верующие задают себе вопрос: что можно есть в это время и от чего следует воздержаться. Открыв устав, они узнают о том, что, например, в первые четыре дня Великого поста предписывается сухоядение или даже полный отказ от пищи, что растительное масло можно употреблять только по субботам и воскресеньям, зато в некоторые дни разрешено употребление рыбы и даже вина…

Человек малосведущий приходит к выводу, что смысл поста заключается исключительно в чрезвычайно строгом отношении к выбору блюд и количеству съеденного и невольно сравнивает себя со спортсменом, перед которым поставлена задача: любой ценой установить рекорд (в данном случае – рекорд терпения и выносливости).

Однако следует знать, что уставы, по которым доныне живет наша Церковь, пришли к нам из строгих монастырей Палестины, Египта и Константинополя и писались для иноков, живших в те далекие времена. Наш современник должен относиться к этим уставам, прежде всего, как к свидетельству о необыкновенной высоте подвижничества первых христиан, но полностью проецировать на себя все эти правила с духовной точки зрения неразумно.

Любая человеческая личность уникальна, каждый путь к Богу неповторим. Всем нам присуща индивидуальная поступь и своя скорость духовного развития. Немаловажное значение имеет и физическое здоровье человека, поэтому каждый должен сформировать собственное отношение к посту.

Прежде всего, нужно поставить перед собой несколько основополагающих вопросов и честно ответить на них. Кто я такой? Что представляю собой в настоящий момент?

Какова цель моего поста и на что я способен на самом деле?

Когда ответы получены, следует задуматься: «Каким Господь хочет увидеть меня во время этого поста? Каким я должен стать после него?» Лишь в этом случае пост становится не самоцелью, а надежным подспорьем на пути, ведущем нас ко Христу.

Пост – это время, когда мы сознательно отказываемся от каких-то вещей, к которым очень привязаны, к которым привыкли. Прежде всего, конечно, речь идет о наших гастрономических пристрастиях. Господь говорит:

Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Мф. 4: 4).

Святые Отцы Церкви считали чревоугодие одним из смертных грехов. Что они имели в виду? Только неравнодушие к вкусной пище, которая украшает наши столы? Надо ли, чтобы она непременно была неаппетитной и не доставляла бы нам ни малейшего удовольствия? Нет, конечно же. Вспомните отрывок из Евангелия:

Был брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там. Был также зван Иисус и ученики Его на брак. И как недоставало вина, то Матерь Иисуса говорит Ему: вина нет у них. Иисус говорит Ей: что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой. Матерь Его сказала служителям: что скажет Он вам, то сделайте. Было же тут шесть каменных водоносов, стоявших [по обычаю] очищения Иудейского, вмещавших по две или по три меры. Иисус говорит им: наполните сосуды водою. И наполнили их до верха. И говорит им: теперь почерпните и несите к распорядителю пира. И понесли. Когда же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, – а он не знал, откуда [это вино], знали только служители, почерпавшие воду, – тогда распорядитель зовет жениха и говорит ему: всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег доселе (Ин. 2: 1-10).

Обратите внимание на весьма существенную деталь: Господь превратил воду не просто в вино, а в вино очень хорошее! И вина было на этой трапезе так много, что наверняка многие оказались пьяны, но радостно пьяны, потому что пиры устраиваются для удовольствия, и вино веселит жизнь (Екк. 10: 19).

Можно ли расценивать это пиршество как чревоугодие? В определенном смысле, наверное, да, но не об этом идет речь! Когда Господь дает что-то в пищу человеку, то предлагает только лучшее и вкуснейшее. Вопрос в том, как мы относимся к этой пище и что сами делаем своей пищей.

Человек оказался существом поистине ненасытным, причем это относится не только к еде, но ко всему, к чему он прикасается. Поговорка «Человек человеку – волк» безнадежно устарела. Ныне человек человеку – блюдо… Это и есть грех чревоугодия, страшный грех отпадения от Бога, от Божественной любви.

Человек должен усилием воли оторвать себя от этого мира как от единственного источника жизнеобеспечения и прилепиться к Господу как к единственному источнику жизни. Собственно говоря, истинное предназначение поста состоит в том, что каждый из нас сам для себя определяет, что его связывает, удерживает и порабощает более всего, какие путы, мешающие общению с Богом, ему следует разорвать в первую очередь. Для одних оказывается особенно благотворным самоограничение в пище, для других – неучастие в суетном и бездумном времяпровождении, для третьих – отказ от греховной зависимости. Образовавшуюся пустоту мы должны наполнить молитвой, добрыми делами и заботой о ближних.

Получится так, что каждый человек будет поститься, но поститься по-своему, потому что Церковь – это, прежде всего, общество свободных людей, и нам никогда не следует забывать об этом. В Церкви никто не должен ходить строем и заглядывать друг другу в рот: а постится ли он или она так, как пощусь я, или нет?

Апостол Павел предупреждает:

Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его (Рим. 14: 3).

У каждого – свой пост, а объединяет всех нас стремление максимально приблизиться к Богу. Стремление это должно быть честным, а отношение к самому себе – серьезным и ответственным, тогда и пост сложится правильно. При этом сколько раз в день ты будешь трапезничать, позволишь ли себе какие-то послабления или решишься обойтись без них – это уже дело твоей совести, мера твоего личного подвига.

Так же следует относиться и к молитвенному правилу. В молитвословах собраны утренние и вечерние молитвы, каноны ко Господу, Пресвятой Богородице, Ангелу Хранителю, акафисты, правила перед святым причащением и молитвы, обращенные к угодникам Божиим. Казалось бы, все очень просто: покупаешь в храме молитвослов и читаешь по утрам утренние молитвы, на ночь – вечерние, а готовясь ко причастию – три канона и особые молитвы, как это принято в нашей Церкви.

Разумеется, можно поступать и так. Но при этом возникает существенная проблема: молитв этих очень много, почти все они написаны на церковнославянском языке, а если даже и на русском, то все равно малопонятны из-за своей чрезвычайной образности. Большинство из этих молитв сложены Святыми Отцами, жившими в IV–VIII веках. Строй их поэтического мышления весьма далек от свойственного нам восприятия мира. В результате мы оказываемся перед дилеммой: либо молимся чужими словами и не всегда понимаем, что делаем, либо вовсе оказываемся в тупике, не зная, как молиться.

Следует осознать: молитвенное правило существует не для формального и бездумного его исполнения. Оно призвано научить нас тому, что молитва – долгий путь к Богу, то, чему человек учится в течение всей своей жизни. Ведь разговаривать с Богом очень нелегко, и причина тому – внутреннее состояние человека, напоминающее расстроенный музыкальный инструмент. Попробуйте сыграть Баха, Моцарта или Бетховена на расстроенном рояле. Музыка не польется, получится лишь какофония…

То же правило справедливо и по отношению к молитве. Для того чтобы говорить с Богом, человек должен быть настроен безукоризненно. В поврежденном состоянии мы не можем читать молитвы Василия Великого, Иоанна Златоуста или Симеона Нового Богослова. Слова-то возвышенные, а в душе – пустота… Поэтому, прежде чем приобщаться к этим текстам, нам следует сосредоточить свое внимание на молитве Господней «Отче наш».

Что мы знаем о своем усыновлении

Мысли о жизни в молитве «Отче наш»

Наш путь навстречу Спасителю складывается из робких и нетвердых шажков – неприметных, прежде всего, нам самим. Впрочем, это обстоятельство нельзя не счесть благотворным. У нас остается надежда на то, что эта «малость» и эта «неброскость» не вызовут болезненного обострения нашей гордыни, не спровоцируют в нас манию духовного величия, ибо мы помним: стремящийся ко Христу думает, прежде всего, не о себе, а о Нем!

Следует отметить, что продвижение по этому пути осуществляется непрестанным и, чего уж там таить, докучливым самопонуждением. Евангелие твердит нам: Царство Небесное силою берется (Мф. 11: 12). По-церковнославянски это звучит так: «Царствие Небесное нудится». Что делать, наша земная, плотская сущность изначально стремится к тому, чтобы поглубже зарыться носом в песок или залечь в берлогу, надежно отгородившись ото всех и зациклившись на себе любимых… Нудно тащить себя за шиворот из болота на свет Божий! Господь же, наоборот, Своим Вознесением непрестанно увлекает нас ввысь. Хочешь не хочешь, а приходится себя понуждать, напрягая неокрепшие крылышки…

Иные полагают, что молитва – это свободный, восторженный полет, экзальтация, родственная высокому поэтическому вдохновению. А Святые Отцы говорят о ней как о величайшем труде, который может выпасть на долю человека, о том, что желающий быть услышанным Богом должен приучить себя говорить на том языке, на котором обращается к нам Христос.

Как же быть в таком случае? Ведь мы-то на самом деле не только с Богом, но и с людьми по-настоящему говорить не умеем, то и дело повторяя: «Мы с вами говорим на разных языках…» Но в помощь нам даны молитвы, оставленные Святыми Отцами Церкви.

В определенном смысле все люди схожи с музыкальными инструментами – те тоже фальшивят, когда расстроены. Когда у нас хорошее настроение, когда мы пребываем в благодушии, у нас «сердце поет», пусть иной раз мы и не слышим этого внутреннего пения. Это свидетельствует о том, что от природы мы очень гармоничны. Но и наше обращение к Богу тоже требует определенного настроя. Камертоном может и должна послужить молитва, оставленная нам Самим Господом: молитва «Отче наш», которую каждый христианин не может не знать наизусть и при этом не читать ежедневно.

Эта молитва, насколько бы ни казалась она нам понятной, как бы часто ни прибегали мы к ней, гораздо больше и глубже того, что мы о ней знаем. Это единственное, что Господь даровал апостолам в ответ на их просьбу научить молиться. Но почему же в таком случае существует много других молитв?

Если вдуматься, все они так или иначе являются переложением молитвы Господней; каждая святоотеческая молитва – ее интерпретация. На самом деле мы всякий раз молимся одной молитвой, просто в молитвенном правиле она представлена разнообразно, адаптированно к тем или иным обстоятельствам нашей жизни.

Известно, что любой молитве присущи три составляющих – покаяние, благодарение и просьба, и молитва Господня в этом смысле не исключение. В ней также заключены прошения, но прошения своеобразные. Речь идет о том, о чем мы чаще всего не просим. «Отче наш» – это указание пути к Богу и мольба о помощи на этом пути. Молитва Господня концентрирует в себе весь христианский мир: в ней все собрано, раскрыт весь смысл христианской жизни, нашей жизни в Боге.

Молитва начинается с двух, казалось бы, простых слов: «Отче наш», но они сразу же ставят человека в тупик. Конечно, мы привыкли считать, что Бог – наш Отец, и помним о том, что Он Сам называет Себя нашим Отцом. Но одно дело – знать об этом, и совсем другое – действительно пребывать с Господом в таких отношениях. По большому счету Отцом Бога может назвать только Сын – вторая ипостась Святой Троицы. Поэтому, когда Сын Божий предлагает эту молитву Своим ученикам, происходит беспредельное возвышение всего человечества. Бог ставит человека рядом с Собой, возводит на Свой, недостижимый без того уровень. Отныне Сын Божий и все мы обращаемся к Богу Отцу одними и теми же словами. Истинное значение этого события трудно осознать человеку.

Блудный сын, возвращаясь к отцу, хочет быть принятым в качестве наемника, но отец не дает ему договорить, потому что ему не нужны ни рабы, ни наемники; только сыновья могут быть ему близки по-настоящему. Когда мы просим у Бога о чем-то, то часто обращаемся к Нему, как чужие: как подчиненные к начальнику, как неимущие к благодетелю, либо как страждущие к великому неизвестному и неисследованному источнику благодати, исцелений и чудес, но почти безликому, неузнаваемому, совсем незнакомому нам.

Мы знаем, что Бог есть, что Он всемогущ, но наше знание о Нем носит исключительно апофатический характер. Этим термином в богословии принято называть метод, заключающийся в выражении сущности Божией путем последовательного отрицания всех возможных его определений как несоизмеримых ему, в познании Бога через понимание того, чем Он не является.

Мы чувствуем, что Господь настолько далек, настолько непознаваем, настолько велик, что обратиться к Нему на «Ты», как призывает нас Иисус, просто язык не поворачивается. Дерзновенно сказать Богу «Ты» можно лишь в том случае, если Он действительно близок тебе, когда Он – свой, и ты Ему – не чужой, когда все Мое Твое, и Твое Мое (Ин. 17: 10), и человек это понимает. Без настоящей духовной связи все обессмысливается.

Господь по неизреченной Своей милости дает нам просимое, но зачастую мы и сами сомневаемся в том, что Он может дать нам так много. Ведь мы испрашиваем себе у Бога великие духовные дары – смирение, целомудрие, послушание. Просим и не верим, что сможем все это получить…

Мы часто произносим: «Отче наш…» как чужие Ему люди, иногда даже и не желающие, не ищущие этого отцовства. Практически в любой нашей молитве будут встречаться эти слова; они могут стать непреодолимым препятствием на пути к Богу, если мы бездумно повторяем их, а детьми быть не хотим. Гораздо удобнее относиться к Господу как к отстраненному всемогущему существу, непознаваемому и неизреченному. Но раз Он – Отец и Сам Себя определяет таким образом в этой молитве, значит, есть в Нем глубокая познаваемость и желание этого познания, иначе молитва обессмысливается.

Как же можно стать истинным сыном Божиим? Очевидно, что этого невозможно достичь одним лишь желанием. Прежде всего, нами должно двигать глубокое, живое, трепетное стремление. Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят, – говорит Господь (Мф. 7: 7–8). Но стремление должно быть непрестанным, а не овладевать нами время от времени. Невозможно до какого-то момента оставаться сыном Божиим, а потом заявить: а теперь оставьте меня в покое! Я уже получил все, что мне требовалось, и ничего большего не хочу!

Всыновление происходит только через Христа, через Церковь и ее Святые Таинства, только через личный подвиг. Так же и Сын Божий искупает Человечество и делает его сопричастным Божеству через Свой подвиг Распятия, крестных мук, смерти и Воскресения.

Изначально сыновство присуще каждому; не стоит искать его где-то вовне, в каких-то книгах или учебниках. Оно заложено в нас как образ и подобие Божие, но путь к нему лежит через крест.

Если Отец наш Небесный – Един, то и мы все должны быть близки друг другу. Друг без друга мы не состоимся, как дети Божии. Творец изначально создал человечество, как Церковь.

И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему (Быт. 2: 18).

Сотворение Евы из ребра Адама – не только образ супружества, но, прежде всего, образ Церкви. Из Адама изымается некая часть, он становится неполным, но и Ева без Адама неполна. Плоть же должна быть единой, а единое тело во Христе – это Церковь. Человечество не может быть полным, пока люди не соединятся друг с другом во Христе, пока не восполнят собой друг друга.

Заповедь, данная нам Спасителем: Возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22: 39), раскрывает стоящую перед человечеством задачу: пребывать в любви как в полноте бытия. Нет полноты в человеке, который замкнут на себе и руководствуется исключительно эгоистическими соображениями. Такой человек уничтожает себя. Полнота, заключенная в словах «Отче наш», позволяет нам быть Церковью и тем самым спастись.

«Иже еси на небесех…»

В Священном Писании постоянно упоминается о том, что Господь нематериален. Существует заповедь, строго предписывающая:

Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой (Исх. 20:4–5).

Зачем же тогда в молитве приводится это определение: «Иже еси на небесех…»?

Мы знаем о Боге не только то, что Он вездесущ, но и то, что Он еще и всеобъемлющ, и называем Его Вседержителем. Древними же иудеями Он воспринимался, прежде всего, как Бог – Отец иудеев – богоизбранного народа. Такое же искажение истины может допустить всякий, кто начнет кичиться своей верой как «единственно богоносной» и «истинно православной».

Повторяя: «Сущий на небесах», – мы исповедуем всеобъемлющее Божие отцовство. Наше исповедание заключается именно в том, что мы признаем Бога Отцом всех людей, так как Он пребывает на Небесах. Конечно, имеются в виду не физические небеса, состоящие из определенных слоев атмосферы, а мир духовный, невидимый и всеобъемлющий, который неизмеримо больше мира земного, видимого. Потому-то и отцовство, заключенное в Боге, покрывает собой все Его творение. В мире нет и не может быть ничего, что не было бы покрыто Его Божественной любовью. Всякий человек, сотворенный Господом, как существо богоподобное, принадлежит Его отцовству, а не только мы – «род избранный», «царственное священство», как привыкли думать о себе православные христиане.

Живший в I веке учитель Церкви Тертуллиан так и говорил об этом: всякая душа по природе своей – христианка. То есть любой человек, в какое бы время и в какой бы точке земного шара он ни родился, к какой бы культуре ни принадлежал, рождается, прежде всего, для того, чтобы стать христианином и в Боге познать своего Отца. Для Господа нет чуждых Ему людей, и именно в этом заключается промысел Божий о мире.

Иногда задают вопрос: существует ли некое изначальное предопределение Божие, иными словами, существует ли судьба? И да и нет. С одной стороны, мы знаем, что Господь Всеведущ, что Ему открыто будущее человека еще до его рождения, поскольку существо человеческое от Бога не утаено: «И мысли, и дела Он знает наперед», – как писал М.Ю. Лермонтов. Но с другой стороны, нам дана свободная воля, мы сами распоряжаемся собой, и Господь никоим образом не желает ограничивать нашу свободу.

Обратимся к воплощению Божиему. Дева Мария пеленает Младенца Иисуса, связывая Его по рукам и ногам. Он приходит в мир Богом, однако с самого начала ограничен в своих действиях. Пребывая в темнице у Пилата, он тоже находится в узах. Но Христос при этом совершенно свободен, о чем и говорит Петру, пытающемуся защитить Его в Гефсиманском саду:

Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? (Мф. 26: 52–53).

У Него есть свобода и возможность защищаться, но Он связывает Себя собственной волей, чтобы человеческая свобода торжествовала даже таким противоестественным образом.

Существует единственное предопределение, связанное с человеком: каждый из нас предопределен ко спасению, хотя из этого вовсе не следует, что все будут спасены. Каждый призван осуществить свое изначальное сыновство в Боге, который всех объемлет Своим отцовством. Но достичь этого суждено лишь тем, кто действительно стремится к Господу. Тот же, кто отвергает Его, отвергает тем самым и собственное спасение.

Помня о том, что Отец наш пребывает на Небесах, мы должны сознавать, что сыновство наше – тоже небесное и осуществляется нами посредством обретения Небесного Царствия.

«Да святится имя Твое…»

Открывая Свое имя Моисею, Господь поведал о Себе:

Я есмь Сущий. И сказал: так скажи сынам Израилевым: Сущий [Яхве] послал меня к вам (Исх. 3: 14).

Я – Тот, Кто существует… В этих словах заключается великая истина: по-настоящему, безотносительно существует только Сам Бог, а все остальное – лишь потому, что существует Он.

Господь непостижим и, следовательно, никак не может быть до конца определен и описан. Потому-то и имя Божие, в котором заключена Его сущность, непознаваемо, включая и открытое Им людям через Моисея, – (Яхве) или, как оно приведено в синодальном переводе Библии, – Иегова.