Текст книги "Что я хочу от Церкви. О христианстве и духовном потреблении"

Путь к святости

О нашей мере и о том невозможном, к чему мы призваны Крещением

Недавно одна журналистка сказала мне, что если набрать в «поисковике» слова «самое плохое – это…», то одним из самых популярных вариантов будет «христианство». «Что же ужасного в христианстве?» – спросила она. Я ей ответил: «В христианстве самое плохое – это христиа не. Все остальное – замечательно!»

Мы называем Церковь святой и непорочной вслед за апостолом Павлом, писавшим: Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна (Еф. 5: 25–27). Мы не просто ходим в храм и являемся членами церковной общины, мы исповедуем: «верую во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь». А раз так, то важно понять, что же такого святого есть в этой Церкви, что, а вернее, Кто делает ее святой? Сам Господь Иисус Христос, потому что Он – Глава нашей Церкви.

Церковь святой делает Бог Отец, Который послал Сына Своего Единородного для того, чтоб эта Церковь была создана в Его Теле ломимом и в Крови, Им изливаемой. Церковь освящает Святой Дух, действующий в ней с момента Своего сошествия на общину апостолов через церковные Таинства, которые действовали, действуют и будут действовать непреложно и неизменно до конца времен. Святой Церковь делает та Истина, которая хранится в ней самой: в ее Священном Писании и в Священном Предании, которые для нас, христиан, являются источниками познания Бога и понимания самих себя. Каждый человек, начинающий называть себя христианином, прежде всего должен осмыслить свое пребывание в Церкви и свой путь ко Христу как путь к святости.

Об этом мало кто задумывается, многим это режет слух, однако цель нашего пребывания в Церкви, цель всего нашего существования – это именно святость. Обращаясь в своих Посланиях к христианам как к святым, апостол Павел делает это не потому, что они действительно достигли святости, а потому, что хочет еще раз напомнить: в этом состоит смысл их жизни. Более того, раскрытию этой истины, в сущности, посвящена вся Божественная литургия.

Применяя слово «святые» по отношению к тем, кто уже прославлен, канонизирован Церковью, мы не должны забывать, что их святость – не какой-то заоблачный идеал. Святости способен достичь каждый христианин, святость тождественна спасению во Христе.

Что же такое святость? Духовная гениальность? Бесценный дар, принадлежащий только особым, избранным людям, являющим его нам и всему миру как нечто недостижимое? Мне кажется, что святость – общехристианский талант, который дается каждому по мере его сил, о котором говорится в притче о талантах и который ни в коем случае нельзя зарывать в землю[7]7
  См.: Мф. 25: 14–30.


[Закрыть]. Кому-то даруется один, кому-то – два, а кому-то – пять талантов, и каждый из нас призван приумножить их. Тогда вступает в действие даже не геометрическая, а «Божественная прогрессия», которая делает человека святым для всей Церкви. Исполнение христианства и есть путь к святости. Вся история Христовой Церкви об этом свидетельствует.

Часто приобщение к святости происходит совершенно непостижимым образом. Мы почитаем благоразумного разбойника, распятого рядом с Господом. На иконах он обычно изображается вступающим в рай с крестом в руках, а это значит, что жизнь его в итоге оказалась праведной. В чем же может заключаться святость разбойника? В маленьком и, казалось бы, спонтанном сердечном движении, в кратком свидетельстве о Христе. Но это свидетельство оказался венцом всей его жизни, в которой, как казалось многим, ничему праведному места не было. Но то, что вызревало и происходило в душе этого человека, нам неведомо. Результат же оказался именно таким…

Современное поколение христиан выросло в большинстве своем из «неофитов»[8]8
  Неофит – новообращенный; в данном контексте – человек, выросший в атеистическом окружении и потому до своего собственного прихода в Церковь не имевший представления о том, что такое церковная жизнь.


[Закрыть]. Очень многие к вере пришли уже во взрослом возрасте, потихоньку начинали регулярно ходить в храм, исповедоваться и причащаться, затем стали соблюдать установленные Церковью посты. Однако внешне в современных христианах почти ничего не изменилось: мы не исцеляем больных, не изгоняем бесов, не говорим на множестве языков, не пророчествуем, не передвигаем горы и не ходим по водам. Ну и что? Если мы окажемся способны всю свою жизнь продвигаться ко Христу пусть и скромными, пусть и незаметными усилиями, нас будет изменять Сам Господь Своей Милостью и Своей Церковью. Если наш путь к Нему не прервется по нашему небрежению, он окажется путем к святости.

Жаль, что многие воспринимают святость как нечто, чего по определению достичь не дано. Даже свое спасение человек может начать воспринимать как нечто, совершающееся без его активного и свободного участия, исподволь приучив себя к ложной мысли: «Что ни делай, как ни живи – все равно не спасешься». Потому что ведь «аще праведник едва спасется, аз где явлюся, грешный?»[9]9
  См. тропарь по первой кафизме. Тропарем называется краткое богослужебное песнопение, кафизма – последовательность нескольких подряд идущих псалмов и молитвословий, сгруппированных в одну «богослужебную единицу». Так для удобства употребления за богослужением разбита ветхозаветная книга Псалтирь: в ней 20 кафизм, сопровождаемых своими тропарями и молитвой.


[Закрыть]. Действительно, если даже праведники – теплые заступники и духовные поводыри – считали себя великими грешниками, недостойными спасения, то «обычному человеку» остается лишь бессильно развести руками. В таком случае «его дело малое» – регулярно исповедоваться и причащаться, посещать воскресные службы, соблюдать посты и в свое время вместе с другими строем отправиться на Страшный суд, где Господь непременно помилует, потому что, во-первых, в отличие от всех остальных, он – православный, а во-вторых, ничего особенно ужасного в жизни старался не делать. И помилует, разумеется, не за горячее покаяние и стремление к Богу, а «в силу необходимости», потому что по-другому никак нельзя…

Церковь при таком взгляде на духовную жизнь может представляться этаким непотопляемым «ковчегом спасения», который несет человека по волнам бушующего моря житейского, а сам он, с комфортом расположившись в его каютах, прилежно соблюдает положенные посты и читает утренние и вечерние молитвы. Даже благие дела, совершаемые ради ближнего, могут стать не тем, что меняет нас изнутри, а очередной подпоркой уверенности в своем «устойчивом положении»: мы не только разбились на группы и «кружки по интересам», но даже благотворительностью озаботились! Раньше этого не было, а теперь мы собираем деньги для заключенных, старую одежду – для бомжей, прочитанные в нежном возрасте книжки – для детских домов… Конечно же, человек чувствует, понимает, что для достижения святости всего этого недостаточно. Но ведь можно к этому не особенно стремиться, рассчитывая протиснуться в Царствие Небесное как-нибудь «бочком», «за компанию».

Даже Великий пост при желании можно обустроить максимально приятно и необременительно, запасаясь в магазинах кальмарами и постными шоколадками. Хотя какая, в сущности, разница, постная это шоколадка или скоромная? Шоколад – он и есть шоколад. Просто человек хочет быть уверенным: все идет своим чередом, больших усилий от него не требуется, а возникающие проблемы в любом случае разрешатся легко и счастливо. Если же по тем или иным причинам надежды не оправдываются, он легко теряет веру и впадает в уныние. Начинается недоуменный и обиженный ропот: «Господи, да за что же мне такое? Почему это произошло именно со мной? Почему Ты попускаешь это?»

А хорошо бы вспомнить Евангелие. Совсем неслучайно уже в начале Евангелия от Матфея мы встречаем рассказ о массовом убийстве безвинных и беззащитных младенцев: Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался, и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов. Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет (Мф. 2: 16–18). При этом мы видим, что Бог никак не препятствует злодеянию. Он не останавливает занесенные над детьми мечи и не поражает Ирода какой-то страшной, в меру злодеяний этого жестокого царя, смертью. Напротив, тот умирает в своей постели от обычных старческих недугов.

Мы читаем в Новом Завете: у несчастной вдовицы скончался сын, и Христос его воскресил[10]10
  Лк. 7: 11–17.


[Закрыть]; дочь одного из начальников синагоги умерла, но, по счастью, Христос оказался рядом и поспешил на помощь…[11]11
  Мф. 9: 18–26; Мк. 5: 21–43; Лк. 8: 41–56.


[Закрыть] Но ведь мы понимаем при этом, что все могло закончиться и по-другому: Господь не всегда являет нам Свою особую милость видимым, очевидным образом. Воззвать к Нему – не значит вызвать карету Скорой помощи, а потом нетерпеливо отсчитывать минуты до ее прибытия.

Привыкая читать Священное Писание несколько отстраненно, человек не примеряет слово Божие напрямую к себе и своим близким, однако если что-то подобное описанным печальным и трагическим событиям вдруг случается с ним, то все его представления о вере, об особых отношениях с Богом сразу же пре вращаются в прах. Рушится уверенность человека в том, что вера в Господа, принадлежность истинной, православной вере дают ему «право» рассчитывать на то, что с ним все будет в порядке, что судьба его сложится благополучно и успешно. Но жизнь намного противоречивее и сложнее, чем рисуется нам в мечтах, и люди начинают искать этому какие-то объяснения и оправдания, забывая о том, что Христос и Его Церковь предлагают не комфортную и безбедную жизнь, а крест и следование за Христом, исполнение Евангелия своей жизнью, что и является путем к святости.

Наиважнейший вопрос о спасении может оказаться неактуальным потому, что для сознания многих из нас сама святость в качестве личного духовного пути потеряла свою значимость. Страшно, если человек думает, что возглас: «Святая святым!», раздающийся на каждой Литургии, к нему и к людям, стоящим в храме, уж точно не относится. Даже великое Таинство причащения Святых Христовых Таин может не осознаваться как путь к святости, как путь к преображению, как путь к единению со Христом! Можно, к сожалению, даже свое участие в величайшем Таинстве рассматривать лишь в качестве условия благополучия земного бытия. «Во исцеление души и тела» – эти слова становятся для нас ключевыми. Не «во спасение», а именно «во исцеление»…

Нежелание жить без Христа

За что канонизируют святых, как жизнь человека становится житием и какое это отношение имеет к нам

Как следствие такого восприятия святости и святыни мы перестаем относиться к спасению, к своей жизни в Церкви как к личному пути ко Христу, как к личному следованию за Ним, как к личному подвигу. Да и сам подвиг духовный воспринимается прежде всего в его внешних проявлениях – в воздержании, посте и молитвах. Обычно мы представляем себе подвижника так: молится где-то схимник в пещере и спит на сырой земле, вкушая по просфоре в неделю. Хотя слово «подвиг» относится прежде всего к тому, кто «движется». Там, где нет неустанного продвижения вперед, нет устремления вверх, начинается безблагодатное «хождение по кругу», при котором разговор о святости теряет всякий смысл. В этом случае святые для нас – это только лики, пристально всматривающиеся в нас с потемневших от времени икон, святые – это те, кому мы заказываем молебны, к кому при случае можно обратиться за помощью; святые – это те, чьи жития давно превратились для нас в «былинные сказания», сделавшись составной частью фольклора, не имеющего никакого отношения к нашей жизни.

Ведь ничего из того, о чем мы читаем в житиях, не происходит и происходить, по нашему мнению, не может… Тогда встает вопрос: что такое для нас жития святых – реальность или всего лишь свод благочестивых сказаний? Что действительно для нас значит почитание святых? Почему Церковь прославляет тех или иных людей?

Сам факт канонизации того или иного подвижника вовсе не означает, что мы, православные христиане, должны безоговорочно принимать и разделять его мнения по любым вопросам, относясь к ним как к догматам. Не равнозначна канонизация и признанию абсолютной безгрешности угодника Божия.

Но что же она в таком случае означает?

Канонизация – это предложение Церкви каждому из нас всмотреться в жизнь святых, увидеть для себя возможность чему-то у них научиться. Например, у преподобной Марии Египетской, 47 лет прожившей в подвиге в пустыне, не надо, наверное, учиться ходить по водам «яко по суху», но можно учиться истинному покаянию. У святителя Николая Чудотворца – нежной отеческой доброте, у Иоанна Златоуста – горячей ревностной вере; у блаженной Ксении Петербуржской – безоглядному следованию за Христом, у Алексея, человека Божия, – великому смирению и огромной любви к Богу, которая сделала его способным своей жизнью принять слова Христа: кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня (Мф. 10:37) – наверное, одни из самых проблемных, трудных слов Евангелия.

И такое живое восприятие святых и их житий естественно. Странно просить св. Пантелеймона об исцелении, забывая, что он не только целитель, но и великомученик, и не быть готовым, подобно ему, хоть чуть-чуть понести свою болезнь как крест.

Образ святого, который мы встречаем в житии или видим на иконе, являет нам доступными человеческому восприятию литературными или художественными приемами человека спасенного, преображенного любовью Христовой; являет человека таким, каким он был Богом задуман с самого начала.

На иконе ли, в житии ли мы видим образ уже совершенного подвига, уже свершившейся победы. Эта победа дается кровью, усилиями, очень часто – огромными внутренними страданиями (можно, например, вспомнить искушения прп. Антония Великого или прп. Марии Египетской в пустыни). Путь святых не свободен от ошибок.

И когда мы видим победивших во славе, то понимаем, что этот путь – путь святости и обожения – и для нас проходим, и для нас возможен. Святые тогда могут стать для нас подобными свету маяка, на который можно идти; они «оживут» для нас, из малопонятных «сказочных персонажей» превратятся в помощников и «святых сродников наших» (как поется в песнопениях службы Всем святым, в земле Российской просиявшим).

Вспоминается фильм «Орда», который в 2012 году вышел в прокат и оказался непонятым многими православными. Святитель Алексий, такой, каким он представлен в этой картине, мало напоминает того преподобного в великолепных святительских одеждах, которого мы привыкли видеть на иконах и чьи мощи хранятся в Богоявленском кафедральном соборе в Москве. Но лишь реальная жизнь святителя Алексия имеет непосредственное отношение к святости, имеет отношение к каждому из нас, свидетельствуя о том, что путь к Господу – путь крайне некомфортный и не имеющий ничего общего с благополучным пребыванием в лоне Церкви, где все вопросы уже решены за тебя и без твоего участия.

«Как же так? – возмущаются некоторые. – Какой же это святитель Алексий?! В житии написано, что у него свечка загорелась, когда он поехал в Орду, а тут он в грязи лежит и кричит Богу: “Пошто Ты меня оставил?!”»

За житийной формой мы можем увидеть святого, а можем – только его икону.

Слава тебе, Господи, за то, что наша Церковь живет не по трафаретам! Мы чтим не придуманных, а реальных людей с их внутренней жизнью, несогласиями, ошибками и не всегда взвешенными высказываниями. Казалось бы, как мог святой Кирилл Александрийский († 444) сказать об Иоанне Златоусте (между 344 и 354–407): «Если Иоанн – во святых, то Иуда – в апостолах»?[12]12
  Речь идет о периоде гонений на святителя Иоанна Златоуста, столичного епископа Византийской империи начала V в. Борьба за воплощение в жизнь аскетических идеалов и острая критика несправедливости, царившей в обществе, сделали Константинопольского епископа популярным в народе, но восстановили против него влиятельные круги двора и высшего клира. В результате изощренных интриг недругам святителя удалось созвать так называемый Собор под дубом (403), на котором Иоанну Златоусту были поставлены в вину вмешательство в дела чужих епархий и некоторые политические высказывания. Один из участников собора, святитель Александрийский Кирилл (в то время диакон), поддерживал осуждение Иоанна. Впоследствии оба они – и епископ Константинопольский Иоанн, и епископ Кирилл – прославлены Церковью в лике святых.


[Закрыть] Но ведь и святитель Иоанн не был склонен к всепрощенчеству и не подбирал выражений, отстаивая истину! Просто следует помнить: святой – не значит безгрешный, и Церковь прославляет подвижников за их стремление ко Христу. Мы не канонизируем ошибки, мы канонизируем достижения – победу человека над самим собой и над миром. Мы канонизируем результат.

С течением веков биографии святых приобретают иконографичность, реальные события обобщаются и становятся символами. Читая жизнеописания близких нам по времени и, в некоторой степени, обстоятельствам жизни новомучеников Российских, мы не можем не поражаться тому, насколько они не похожи на «типичные» жития.

Здесь мы уже не встретим никаких чудес. Мы видим, например, что христиане первых веков поют, когда с них сдирают кожу, из их вен вместо крови течет молоко, а наутро все раны сверхъестественным образом заживают и святые опять предстают перед своими мучителями, исповедуя Христа. В житиях новомучеников ничего похожего нет. Сталинские тюрьмы и лагеря – это сплошная грязь, вонь и кровь, беспросветный мрак, ужас и отчаяние пыточных камер и никаких видимых чудес. Не звучит никакой «мажорной ноты», венчающей все эти жития. Вдруг начинаешь понимать, почему новомучеников в народе либо не почитают вовсе, либо почитают недостаточно, почему не заказывают им молебны, почему их именами не нарекают своих детей: эти святые, на наш вкус, какие-то «неправильные».

Истинная жизнь во Христе означает неумение и нежелание жить без Него. Такая жизнь представляет собой нескончаемую череду неудобств и лишений «вровень с нашей тоской». К этому большинство современных христиан оказываются неспособны: действительно, требуется немало мужества, чтобы отказаться от стремления к телесному и душевному благополучию, отрешиться от наивной уверенности в том, что все идет правильно и своим чередом, и предпочесть хождение по воде прогулкам по проторенным дорожкам. Каждый должен задуматься: как его жизнь соотносится со святостью причем не парадной, а реальной, а потому и страшной, – с той святостью, которая без прикрас описана в житиях новомучеников и исповедников Российских.

Этот путь действительно тяжек и тернист, но на него следует по крайней мере решиться, нужно сказать себе: «Я хочу следовать этим путем!» Мы должны осмыслить, в чем мы вообще можем подражать Господу и как нам добиться этого. Нам предстоит понять, какую роль в нашей жизни играет Евангелие, какую – молитвенное правило, какую – пост и другие составляющие нашей веры, всё выстроить по порядку и расставить по своим местам.

О насущном и несущественном

О том, как разобраться в правилах благочестия и отличить предание от Предания

Неофит, переступающий порог храма, получает первичные сведения о том, как ему надлежит себя вести. Первая предоставляемая ему катехизаторская информация относится почти исключительно к вещам внешним, причем делается это из самых добрых побуждений. Так, вхождение в Церковь поначалу оборачивается для многих приобщением к общему внешнему порядку действий. Наши собственные осознанные поиски Царства Божия и правды Его (Мф. 6: 33) начинаются значительно позже или не начинаются вовсе – это полностью зависит от нас.

Понимание главных смыслов следования правилам и традициям, внешним порядкам – всего того, с чем мы сталкиваемся, только-только начиная входить в жизнь Церкви – очень важно. С одной стороны, далеко не все традиции хороши и не все следует хранить во что бы то ни стало, и вместе с тем глубокое понимание смысла церковных правил способно обогатить, сориентировать нас в нашей внутренней христианской жизни.

Надо понимать, что традиции хороши для того времени, в котором они родились. Это всегда то, что было по необходимости востребовано Церковью в какой-то момент ее существования и что может в другой исторический момент жизни Церкви развиться, обновиться или же совсем исчезнуть.

Очень многие церковные традиции существуют только локально. Например, яблоки на Преображение освящают только в России.

Впрочем, о яблоках – с улыбкой.

Но ведь бывает и так, что даже изначально правильная, полная глубокого смысла, серьезная традиция обрастает совершенно чуждыми ей «дополнениями».

Так, мы вправе говорить о том совершенно особом почитании Божией Матери, которое так развито в Православии и других традиционных Церквях, – если оно истинно, это прежде всего почитание преображенного человечества. Именно ради воплощения через Богородицу Сына Божия Она прославляется как «честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим».

Кроме того, мы по собственному опыту знаем: ходатайство Божией Матери за нас пред Господом имеет особое значение и Ее заступничество никогда не остается без ответа. Не случайно мы молитвенно восклицаем: «Все упование мое на Тя возлагаю, Мати Божия, сохрани мя под кровом Твоим!», не случайно в Православной Церкви так много Ее чудотворных икон. В Пресвятой Богородице христианами почитается в том числе и особая, материнская забота о мире, и это чувство близко и понятно всем. Потому-то и молитвы, обращенные к Ней, отличаются особой душевной теплотой и умилением.

Однако для многих наших единоверцев характерно сугубое почитание различных образов Божией Матери, причем зачастую оно носит поверхностный, как следует не осмысленный характер. Каждая икона в сознании таких людей становится какой-то «отдельной» Божией Матерью, хотя внятно объяснить, чем, собственно, Казанская «лучше» или «хуже» Владимирской, а Донская – Семистрельной, они, разумеется, не могут.

В данном случае мы сталкиваемся с так называемым народным богословием. Чем богоявленская вода отличается от крещенской и какая из них «сильнее», с удовольствием и в подробностях поведает любая «знающая» прихожанка. Магизм, глубоко укоренившийся в нашем сознании, – лишь мимикрия, имитация благочестивой традиции. К сожалению, он становится серьезным препятствием для христианского ви́дения своего личного пути ко Христу. К тому же этот магизм пытается действовать на уровне «ты – мне, я – тебе; я заплатил – ты оказал мне услугу» и становится финансовой основой приходской жизни. Но молебны, акафисты и водосвятия не должны затмевать собой Литургию.

Жизнь в Церкви – не есть нечто застывшее на века, а потому и неизменное. Безусловное исключение из этого правила составляют Священное Писание, Священное Предание, догматика и Таинства. Все остальное может и должно меняться. Возможно, я выскажу крамольную мысль, но мне кажется, что раскол, потрясший Русскую Церковь в XVII столетии, оказался в чем-то благотворным. Безусловно, раскол – это ужасная рана на теле Церкви, это социальная и культурная катастрофа, от которой Россия до сих пор не оправилась и которая повлияла на очень многие последующие события и в жизни Церкви, и в жизни страны. И все же раскол, на мой взгляд, предпочтительнее фарисейства. Пусть лучше от Церкви будут откалываться омертвевшие, закостеневшие фрагменты, зато сама она, как корабль, будет плыть дальше. Даже очень дорогие нашему сердцу вещи не должны препятствовать поступательному движению Церкви. Это звучит, может быть, жестоко, но поставить, подобно нашим собратьям по вере – старообрядцам, во главу угла внешние формы, пускаться в яростные дискуссии по поводу того, в какую сторону двигаться вокруг купели, двумя или тремя перстами креститься и как правильно произносить на церковнославянском языке Символ веры, считая, что все это важнее любви во Христе, на мой взгляд, недопустимо. Нельзя приравнивать устоявшиеся традиции и обычаи к безусловной и предвечной Истине.

Так, в нашей Церкви присутствуют почитание святых угодников Божиих, молитва им. Но к частностям такого почитания, например некой «специализации» святых, когда считается, что одним из них следует молиться в таких-то случаях, а другим – в таких-то, – к такой практике можно относиться по-разному. Это – духовный опыт людей, свидетельствовавших о своем личном отношении к тому или иному святому. «Вот мне помогло в таких-то обстоятельствах, попробуй и ты!» Может помочь, но может и не помочь. Хочешь – прими этот опыт, молись, не хочешь – не молись. Это не обязательно, это не является Преданием Церкви.

Надо сказать, существуют и такие обычаи, которые не имеют никакого отношения не только к истинному Преданию, но и к христианству вообще и по-настоящему вредны. Апостол Павел говорит о приверженцах подобных верований: Они заменили истину Божию ложью, и поклонялись, и служили твари вместо Творца, Который благословен во веки (Рим. 1: 25).

Христос гневно обличал фарисеев: Хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исаия, как написано: люди сии чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня, но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим. Ибо вы, оставив заповедь Божию, держитесь предания человеческого, омовения кружек и чаш, и делаете многое другое, сему подобное (Мк. 7: 6–13).

Господь показывает фарисеям, как они своим стремлением жить «в соответствии с инструкциями» подменили живую любовь: Хорошо ли, [что] вы отменяете заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание? Ибо Моисей сказал: почитай отца своего и мать свою; и: злословящий отца или мать смертью да умрет. А вы говорите: кто скажет отцу или матери: корван, то есть дар [Богу], то, чем бы ты от меня пользовался, тому вы уже попускаете ничего не делать для отца своего или матери своей, устраняя слово Божие преданием вашим, которое вы установили (Мк. 7: 9–13).

Что означает слово «корван», упомянутое Иисусом? Фарисеи считали: человек, принесший в Божий храм значительное материальное пожертвование, может уже не тратить деньги, например на то, чтобы нанять сиделку, ухаживающую за престарелыми родителями. Иными словами, сумму, которой ты оцениваешь свою любовь к родителям, свой уход за ними, ты должен пожертвовать на храм: «Вот, мол, я отдаю Богу то, чем могли бы пользоваться мои родители. И теперь, Господи, уже Ты обязан ухаживать за ними. Я свой долг выполнил, заплатив за это!»

Следует особо отметить тот факт, что Господь обвиняет иудеев, живших в полном соответствии с ветхозаветным преданием, искренне полагавших, что они действуют благочестиво. Однако дело в том, что человеческими преданиями фарисеи лукаво подменили заповеди Божии, Его правду и любовь.

Немало таких преданий ходит-бродит и по нашему «православному лукоморью». Разумеется, они должны быть авторитетно опровергнуты, и это принесет людям только пользу. У нас есть Священное Писание и Священное Предание. Только они являются источниками нашего вероучения, нашей жизни в Боге и в Церкви. Все остальное может иметь к ним прямое или косвенное отношение, а может и не иметь. Я могу начинать день, съедая натощак кусочек просфорки и запивая его крещенской водой, а могу и не делать этого. Это никак не характеризует мое отношение ко Христу и не определяет мой путь к Богу. Я могу зажигать лампаду от свечки, а могу и от спички. Она все равно будет гореть перед иконой.

Не должно быть к огрызку освященного яблока отношения более благоговейного, чем к человеку, приходящему в храм, как порой бывает! Можно относиться с большим трепетом к бумажке, в которую была завернута просфора, к скорлупкам от крашеных яиц и крошкам от пасхального кулича, если этого требует совесть. Но при этом помнить, что наш ближний нуждается в не менее трепетном и любовном отношении. А готовность защищать такое свое «православие», даже размахивая кистенем, не только ни о чем хорошем не свидетельствует, но смущает и отпугивает тех, кто еще только подступает к вратам Церкви.

Я не беру на себя смелость определять критерии истинности, нужности и современности той или иной традиции. Их определяет сама жизнь. И слава Богу, что есть это многообразие, что нам не всегда легко определиться! Потому что только в этом случае человек начинает думать самостоятельно. Вот когда определяться не нужно, когда все за тебя уже решено, тогда дело плохо.

Вспомним, однако, слова Христовы: Суббота для человека, а не человек для субботы (Мк. 2: 27).

Человек может с благоговением относиться к крошечкам от просфоры и быть при этом глубоко человеколюбивым и внимательным к людям. А может хранить вырезки из газет с напечатанным именем Господним, боясь их выбросить, и при этом совершенно спокойно изводить всех своих близких собственным скверным характером. Вопрос в том, чем для нас является традиция? Суббота для человека или человек для субботы? Традиция для человека или человек для традиции? Вот, пожалуй, главные критерии.

И думать нам в первую очередь надлежит не о действительных или мнимых противоречиях церковных установлений евангельским, а о кардинальном несоответствии с Евангелием всей нашей жизни. И поскольку Церковь терпит это мое вопиющее несоответствие слову Божию, то и я уж как-нибудь потерплю своих собратьев! Научусь и этому в том числе…

* * *

Мы говорили о том, что Евхаристия – сердце церковной жизни. Какое место в ней занимают другие молитвословия и то, что мы называем обрядами?

Многочисленные церковные обряды, в отличие от Таинств, которые носят богоустановленный характер и отражены в Евангелии, складывались исторически, в соответствии с насущными нуждами Церкви и христиан. Иные из них давно канули в Лету (например, освящение соли или благословение сетей), другие, наоборот, появились только что, уже на нашей памяти, как, скажем, освящение офисов, автомобилей и самолетов.

Вообще можно сказать, что мы живем во многом в ритуальном мире, а всей нашей жизни присуща обрядовая форма. Выходя утром из дома и встречая соседа по подъезду, мы привычно говорим ему: «Здравствуйте!» – и слышим ответное приветствие. Это – ритуал, это – обряд, пусть и неосвященный, но тем не менее весьма значимый для наших отношений с ближними.

Жизнь в Боге предполагает благословение и освящение самых различных форм нашей деятельности, но саму нашу жизнь обряды и традиции принципиально не меняют. Можно читать молитвенное правило при свече, но лучше все-таки люстру включить: будет светлее.

Таинство причащения, Таинство покаяния – непременные условия жизни каждого христианина во Христе. Остальным церковным Таинствам не присущ столь же универсальный характер. Например, кто-то женится или выходит замуж и участвует в Таинстве брака, а кто-то продолжает жить холостяцкой жизнью или постригается в монахи. Кто-то становится священником, но Таинство рукоположения (хиротония) предназначено далеко не для всех: подавляющее большинство христиан обходятся без него. То же можно сказать и о соборовании. Это Таинство очень популярно среди православных, но лишь потому, что многие ошибочно полагают: участвующие в нем непременно обретают физическое здоровье.

Соборование ежегодно происходит во всех Поместных Церквях. В древней Церкви соборование совершалось над одним больным, а не над толпой прихожан. У нас один иерей соборует по сотне человек, а раньше было так: семь священников соборовали одного болящего. Причем в один день приходил один священник, который молился и помазывал, на следующий – другой, и так в течение всей недели, а потом они собирались на общую молитву. Это была молитва всей Церкви об одном человеке. И тогда смысл этого Таинства был ясен: вся Церковь молится об одном погибающем и беспомощном. А сейчас действительно ли мы чувствуем себя исцеленными после соборования? Правда, бытует и такое обоснование необходимости соборований: дескать, после них нам отпускаются совершенные в течение года грехи. Но это – очевидный самообман. Без сокрушенного покаяния не прощается ничто.