Текст книги "Витязь"

Глава 13
Пир

…Ходи в пекло, ходи в рай,

Ходи в дедушкин сарай,

Там и пиво, там и мед,

Там и дедушка живет…

Из русского фольклора

В этот свой поход Стурлауг отправился на двух кораблях, а возвратился на одном, потеряв почти половину воинов. Зато добыча… Покровитель не обманул – она была сказочной. Сказочной настолько, что ум отказывался верить, а сердцу было несложно забыть о гибели одного шнеккера. Хоть это и был «Ворон»… ЕГО «Ворон»…

Стоя у входа в зимовье, он наблюдал, как русы с «Пардуса», установив деревянные столбы, забавляются метанием секир. Поляна уже порядком была засыпана щепой. Несколько его дренгов[35]35
  Дренг – воин, то же, что и хирдман.


[Закрыть] присоединились к русам. Кто-то решил биться об заклад на часть добычи. Тайна не долго продержится… Впрочем, Ингольвсон не опасался славян. Тех было мало – почти вдвое против его хирда, да и были это люди Ольбарда Синеуса, старого знакомца еще по Миклагарду. Хорошие друзья. Плохие враги…

Когда два дня назад ладья русов, потрепанная штормом, ткнулась носом в прибрежный песок, Стурлауг обрадовался. Ему предстояло опасное путешествие вдоль берегов Норвегии. Любой из прибрежных хевдингов мог соблазниться богатой добычей, и русы были бы неплохим подспорьем. Но Василько – старший на «Пардусе» в отсутствие Ольбарда – идти с ним отказался наотрез. Сказал, что, мол, будут чиниться и ждать «Змиулан». Такая твердость вызывала уважение, и Ингольвсон не расстроился. Хотя его «Рысь» была готова к походу, – он мог еще подождать. И дождался…

Страж, стоявший на вершине холма, вдруг закричал, указывая рукой на реку. Воины на лугу застыли. На миг зимовье накрыла тишина, и лишь пущенная умелой рукой секира с запоздалым гулом ударила в мишень. Двое борцов, скандинав и рус, похожие как братья, голые по пояс, с телами, перевитыми мощными мышцами, прекратили схватку и стояли, глядя на реку. Ингольвсон прищурился, прикрыл глаза ладонью – мешало солнце. Там, где река сворачивала за лесистый мыс, что-то… Вот он! Бесшумно, словно хищный зверь из лесных зарослей, «Змиулан» выскользнул из-за мыса. Ветер дул с моря, и Ольбард шел под парусом.

Обычно на славянских лодьях полотнища парусов были довольно узкими, раскрашенными яркими красками. На корабле же Ольбарда ветрило широкое как на драккарах. Наполненное токами воздуха, пронизанное лучами солнца, оно казалось белоснежной грудью огромного лебедя. Посредине полотнища пылал алый солнечный знак.

«Змиулан» двигался быстро. Над бортом подняли длинный щит, повернутый тыльной стороной, – Русы шли с миром. Воины Ингольвсона, как он заметил краем глаза, все же предпочли держать оружие под рукой. Стурлауг мысленно похвалил их. Никогда и никому не доверять до конца было его девизом. Возможно, поэтому он и жив еще до сих пор. Хевдинг усмехнулся. Русы с «Пардуса» повели себя иначе. Они сбежались к берегу и приветственно вопили, размахивая оружием. Ингольвсон понимал и их, только что заново обретших своих братьев.

Он поправил пояс с мечом и стал спускаться к берегу, чтобы встретить своего старого приятеля. Видать по всему – не миновать застолья…

На гобелене был изображен сокол, выхватывающий из воды серебристую рыбину. Ольбард смотрел и не мог надивиться яркости красок и совершенству, с которым неведомый мастер передал строение птицы. Тот не забыл ни одного перышка, и птица казалась живой, вода – текучей, а рыба – трепещущей. Еще немного, и вода выплеснется из неведомого водоема. Реки, озера?.. Вращающееся … Тревожные ощущения возникли и только усиливались тем сильнее, чем дольше Ольбард разглядывал гобелен. Что-то было не так со всем этим… Он почувствовал легкое головокружение. Картина вдруг надвинулась, и… он увидел.

Озеро вращалось. Над его поверхностью волнами стелился туман, отчего вода казалась странного белесого оттенка. Волны воды и тумана медленно двигались по спирали, приближаясь к невидимому отсюда центру. Стояла тягучая тишина, и ум прозревал там, куда стекались бледные струи, исполинский водоворот, беззвучно рушащийся в бездну. А над всем этим парила тяжкая крестообразная тень…

Теперь он знал, что гобелен изготовили не в далеких городах Сина или блистательном Царьграде. Люди ныне не умеют остановить мгновение, а те, кто создал это чудо, могли… Это было в столь седой древности, что даже до Посвященных дошло о ней слишком мало знаний. В те времена Север не был холодным, и диковинные звери бродили по равнинам исчезнувших ныне земель, которые поглотил теперь Ледовитый океан. Тогда здесь жили люди, славные своей мудростью и силой. Предки нынешних ромеев называли их гипербореями, то есть живущими за северным ветром. В середине Хайрата – страны, где они жили, находилось вращающееся озеро, и водоворот в центре него вел к Истоку Сущего. Над озером висел в воздухе Храм Двенадцати богов, созданный в форме креста. И были боги суть – Силы, по-ромейски – энергии. Был мир, земля процветала, и предки теперешних народов учились у Севера мудрости. Потом, как водится, была война, которая едва не разрушила Землю. Север одержал победу, но цена была слишком велика. Воды поднялись и поглотили все. Исчезло озеро и летающий храм. Путь к Истоку, как казалось людям, был утерян навечно…

Это легенда. Возможно, все было не совсем так… А быть может, совершенно иначе. Но остались каменные глыбы вдоль Ледовитого океана, Малые храмы, творения древних и знаки на скалах. Остались Посвященные и их Знание. Знание, что странствует еще где-то меж времен. Храм Двенадцати Богов и Путь к Истоку может быть обретен вновь…

– Что, нравится? – голос Стурлауга звучал как будто из-под земли. – У меня еще один есть. На нем огромный полосатый кот с клыками как кривые ножи, крадущийся среди трав. Но мне больше нравится этот. Думаю, за один такой гобелен можно купить три, а то и четыре кнорра,[36]36
  Кнорр – скандинавское торговое судно.


[Закрыть] доверху набитых роскошными арабскими товарами. В чем, в чем, а в этом я разбираюсь.

– Где ты это взял? – Ольбард обернулся к Ингольвсону, и в глазах его таилось мрачное пламя. Стурри ничего не заметил, погруженный в мысли о размерах добычи. Хитрая усмешка спряталась в его бороде.

– Друг! Ты удивляешь меня! Какой рыбак выдаст хорошее место для ловли другому? Впрочем, я готов с тобой обсудить этот вопрос. Дело в том, что мне нужна помощь…

Длинный стол ломился от снеди. Воздух в зимовье звенел от голосов. Старшие из обеих дружин уже закончили насыщаться, пили меды и пиво. Молодшие[37]37
  Существовали Старшая и Младшая Дружины. Каждый из членов последней был закреплен за кем-то из старших. Это называлось «носить копье».


[Закрыть] подносили им, ожидая своей очереди. В очаге трещал огонь, разметывавший искры. По бревенчатым стенам плясали тени. Воины играли в слова, подзуживая друг дружку, и плох считался тот, чей ответ не был острее клинка. Только настоящие мужи могут играть в эту игру, не хватаясь за мечи.

Стоял невообразимый гам. Кто-то хохотал над удачной шуткой, кто-то обсуждал с соседом новую сагу Греттира. Вожди сидели бок о бок во главе стола и тихо беседовали. Ольбард вполуха слушал, как Ингольвсон что-то втолковывает ему насчет обоюдной выгоды. Из головы не шло видение медленно вращающихся вод. Теперь он знал из только что прозвучавшей саги, что урмане взяли на щит какое-то большое капище в Биармаланде, далеко на восходе. Действительно ли метал в них перуны[38]38
  Перун – бог грозы и битвы, здесь – молния.


[Закрыть] колдун? Что здесь правда? Откуда в тех землях столь богатое капище или, быть может, град? И вопрос, страшный в своей сути, – не мог ли это быть один из храмов древних? Судя по гобелену – мог. И если так – то что делать с урманами? Стурлауг ему старый друг. Многих из его хирда Ольбард знал не одну зиму. Они ели один хлеб… Вещи древних могли попасть в неведомый ограбленный град разными путями, но если все же это был храм… Урмане осквернили святое место, и тогда… Ольбард понимал, что добром они добычу не отдадут. Они заплатили кровью. Значит, будет бой, и неизвестно, кто победит. Но кровь, что прольется в этом бою, искупит зло… Стало быть, нужно дождаться конца пира, выйти на гору возле зимовья и спросить Перуна. Если бог воинов не ответит, то ответит Единый. И если викинги свершили непоправимое, крови течь!

– …Знаешь, эти грабители из Халогаланда. А у меня слишком мало людей, – голос Стурлауга звучал доверительно. – И один шнеккер, чуть ли не до края бортов набитый добычей. Я отдам четверть твоему хирду, если только вы проводите нас мимо этих шхер. Поверь – это несметные богатства. Если поможешь – я твой должник, а ты знаешь – я всегда отдаю долги. Ну, что скажешь?

Ольбард покачал головой – он не хотел пока давать ответ.

– Послушаю, что скажут кмети.[39]39
  Кметь – воин.


[Закрыть] Ведь мы как раз идем оттуда, куда ты зовешь нас снова, а до зимы мне нужно быть в Белоозере.

– Ладно, я не тороплю, – Стурлауг подставил рог, чтобы один из молодших наполнил его медом, – твоим людям нужен отдых…

В этот момент зал снова взорвался хохотом. Кто-то кричал, захлебываясь смехом:

– Куда тебе, Торир! Ты уже забыл, как мочился под себя и гугукал, словно младенец, стоило тебе лишь взглянуть на бабу?!

Здоровенный русобородый урманин под дружный хохот вскочил с места и, указывая на соперника полуобглоданным кабаньим ребром, насмешливо прорычал:

– Посмотрел бы я на тебя, Торфин, если бы ты сумел взобрался на эту ведьму! Благодари Хагена, что он швырнул тебя через борт, иначе ходить тебе под себя точно так же! И уж тебя-то она лечить не стала бы! Я был, помнится, еще не совсем в себе, но прекрасно видел, как мелькнули в воздухе твои пятки. Воистину надо проверить – не выросли ли у тебя крылья?

Последние слова русобородого утонули в хохоте.

От внимания Ольбарда не укрылось, как пальцы Стурлауга, державшие рог, с хрустом сжались. Лицо хевдинга закаменело, как если бы он услышал что-то, о чем старался не вспоминать. Ольбард поискал глазами в зале и, не найдя Хагена, спросил:

– А где твой сын? Я что-то не вижу его здесь.

Ингольвсон мрачно взглянул на него, но ответил:

– Вышли они с Диармайдом. Давно уже. Им есть о чем поговорить, и надеюсь, черноволосому вальху[40]40
  Вальхи – кельты.


[Закрыть] удастся вправить Хагену мозги…

– Что-то не пойму. Твой сын всегда был очень здравомыслящим человеком…

– Вот именно – был!!! – Тяжелый кулак хевдинга с грохотом обрушился на стол. – Эта ведьма лишила его разума! Околдовала!

Ольбард внимательно посмотрел на Ингольвсона. Здесь не хмель виной – выпили всего-то чуть…

– А ну, расскажи, – промолвил он.

– Да что рассказывать! – Хевдинг единым духом опорожнил рог и швырнул его на стол. Сидевшие рядом воины с изумлением взглянули на вождя – рог был старинной, драгоценной работы из резной кости, инкрустированной золотом. Ингольвсон даже не взглянул – куда тот покатился. Бледно-голубые глаза его смотрели сквозь людей…

– Я думал, он станет водить после меня хирд. Может быть, станет конунгом… Воины пошли бы за ним всюду. А теперь он позволил этой суке околдовать себя. Он одержим ею!..

Ольбард пожал плечами – он не заметил ничего странного в поведении Хагена. Впрочем, он знал его плохо – Хаген был еще слишком молод, когда Ольбард встретился с его отцом в Миклагарде. Надо будет потолковать с Диармайдом…

– …Ничего странного нет в том, что он захотел взять себе девку. Она хороша, а мой сын – мужчина! Но ведь он знал, что она ведьма. Даже последнему дурню ясно – лучше убить ведьму и жить с проклятием, чем оставить ее в живых и дать ей возможность отомстить! Там было много девок, и мы не могли взять их с собой, чтобы продать. «Ворон» поразила огнем метательная машина, а «Рысь» и так была переполнена. Эту он все же решил взять с собой, но остальных я приказал убить, чтобы они не могли строить нам вслед свои козни. Вот тут он и обезумел! Встал впереди них с мечами, вызывая всякого, кто осмелится тронуть этих проклятых баб. Воины уже натешились и не настаивали, а теперь ведьмы наверняка наводят на нас порчу… Боюсь, умри я сейчас, и хирд пойдет не за Хагеном, а за Греттиром! Хотя скальд-то как раз считает, что Хаген прав… Великий Один! Затем ли я всю жизнь не расстаюсь с секирой, чтобы видеть, как мой единственный сын гибнет из-за бабского колдовства!

– Помстилось тебе, – Ольбард десницей указал на пирующих воинов. – Что-то я не слышу от них про твоего сына дурного слова. Или они перестали оказывать ему уважение? Нет, не похоже. Ты лучше подумай о том, что колдовство на него не подействовало так, как на Торира… Ты помнишь ромейскую историю про конунга по имени Уллис? Про то, как Владычица превратила его воинов в зверей, а его самого не смогла? Может, здесь есть общее? Разве не приходило тебе в голову, что Хаген просто-напросто полюбил ее? А что до того, мол, вступился за жриц, так то вернее, чем убивать. Месть была бы страшнее, если б вы не пощадили никого. Он взял одну из них с собой, и вы смогли дойти по морю ажно досюда. А не взял бы – может, и сгинули б в пучине. Так что выйдет из твоего сына хороший хевдинг, а то и конунг…

Ингольвсон сидел молча и, похоже, еще не знал – верить или нет. А история-то становилась все интереснее. Выходит, там были еще и жрицы. Много жриц. Что же это за капище такое? Значит, молились там и мужским, и женским богам… И, в первую голову, откуда Стурлауг узнал, что именно там можно поживиться? Ольбард очень хорошо помнил, что Ингольвсон никогда и ничего не делает наобум… Что-то мрачное таилось во всей этой истории, и князь вдруг понял, что почти готов отказаться от попыток узнать – что же это такое.

– А это еще кто? Я думал, что знаю всех из твоих старших…

Ольбард обернулся ко входу, куда указывал Стурлауг, и увидел Александра.

– Знаешь, хевдинг, эта сказка почище твоей будет. Жаль, Ярун погиб в битве с халогаландцами, он бы сложил песнь про Олексу-с-Неба…

Савинов с трудом соображал, где он находится. Смутно помнилось, как князь тащил его на плечах через лес. Потом, кажется, был «Змиулан». Сашку снова положили возле мачты и накрыли уже знакомой шкурой. Он еще слышал гул ветра в парусине, потом какие-то крики. Его мутило. События в пещерном храме казались нереальными. Что же там было такое? Скорее всего, какой-то газ, вызывающий сонливость и галлюцинации… И надышался крепко – до сих пор колотит…

Тут Савинов понял, что сидит. Причем не на палубе, а на земле, покрытой толстым слоем опавшей хвои. Вот те раз… Солнце склонилось уже к северо-западу, обозначив то, что заменяет ночь за полярным кругом в это время года. Его косые лучи, пробивая кроны деревьев, ложились на тропу теплыми ласковыми пятнами. Видно было, что по ней в последнее время довольно часто ходили. «Черт! Как я сюда попал?» Память услужливо подсказала: когда лодья пристала к берегу и началась шумная встреча (кого с кем?), он на ватных ногах перелез через борт и побрел подальше от шума… И еще, он помнил, что зверски болела голова… А сейчас не болит. Бред какой-то. Вдруг свирепо захотелось курить, и летчик машинально похлопал себя по несуществующему нагрудному карману. Собственный жест показался ему идиотским. «Прямо как в театре. Только таблички нет, где белым по красному: „У нас не курят“. Да-а… А табак, кажется, завез в Европу некий Христофор Колумб. Значит, здесь с куревом напряженка. Или все же Колумб его не завозил, а завез привычку курить? Если так – то жить еще можно…»

Откуда-то слева долетали голоса. Ага. Значит, пора двигать. Чувствовал себя Савинов уже вполне сносно. Поэтому встал и пошел. Идти было на удивление легко. Голова не кружилась. Замшелые валуны возникали в поле зрения и пропадали позади. Ноги в мягких сапогах одинаково уверенно и легко ступали по твердому камню и бурелому. Хотелось даже прибавить ходу, но он сдержался. Тут, чего доброго, и кости поломать недолго. Скользнет нога в щель между камнями – и пиши пропало. Однако странно – только что мутило, а теперь прямо несет на крыльях. Чего же я там все-таки надышался? Может, какой-нибудь опиум…

Впереди между стволов деревьев заблестела речная гладь, похоже, цель уже близка. Наконец деревья расступились, пахнуло свежим ветром и водой. Савинов обнаружил, что стоит на высоченном утесе, нависшем над излучиной реки. За ее глянцевым изгибом, на опушке леса были видны какие-то строения, а рядом, наполовину вытащенные на берег, стояли корабли, причем их было аж три штуки. И одним из них, похоже, был «Змиулан». Насколько видно отсюда – без носовой фигуры. Значит, все тихо-мирно. И хорошо. Будем надеяться, что Ольбард встретил свою пропавшую лодью…

Над большим строением, которое Савинов сначала принял за поросший травой курган, поднимался дым. Звуки по воде летели далеко, и было хорошо слышно, что люди внутри строения веселятся на славу. Захотелось вдруг завопить во все горло от избытка чувств. От того, что жив, что рядом друзья, что небо синее-синее. Савинов запрокинул голову и, раскинув руки, вдохнул полной грудью. Как все же хорошо жить! Крутанулся на месте, заставив небосвод обернуться вокруг себя, и бросился бежать.

Лететь, перескакивая расщелины скал, по которым стремятся прозрачные ручейки, не опасаясь наступить на мину или неразорвавшуюся бомбу. Мчаться вперед, осознавая первобытную силу, бурлящую в крови. Быстрее! Еще быстрее!! Вот уже рядом излучина. Здесь берег становится ниже. Нырнуть под упавшую сосну, перепрыгнуть, не касаясь, через другую, впивая терпкий аромат разогретой солнцем смолы. Корабли все ближе. Вот уже видна резьба на их стройных бортах… Стоп!!! Что это?!.

Савинов замер, едва не вылетев на поляну. Сердце ухнуло куда-то вниз, и крылья за спиной, те, что только что несли его вперед, вдруг бессильно поникли. Он узнал корабль, что стоял рядом со «Змиуланом», самый длинный из трех. А видел его он совсем недавно, лежа на алтаре в пещерном святилище. Именно эти красные борта украшали щиты, когда корабль под полосатым парусом подходил к острову, на котором стоял храм. Это через них прыгали в воду викинги в стальных доспехах. Те, что убивали жрецов и насиловали женщин. Враги!.. Но ведь это был сон, бред, видение! Или нет? Но ведь так не бывает… Как он мог выйти из бредового сна, этот ржаво-красный призрак? Что здесь вообще происходит?

Сашка не заметил, как оказался у входа в строение. Тяжелые двери были широко распахнуты. Внутри царил полумрак и метались отблески огня, слышался нестройный хор голосов, хохот и звон металла. Савинов почему-то подумал, что именно так, наверное, выглядят двери ада. Он медленно вошел внутрь, преодолев что-то вроде сеней, и остановился. Помещение оказалось гораздо больше, чем можно было подумать, глядя на него снаружи. Двойной ряд столбов поддерживал потолок. На столбах висело оружие, а между ними на козлах были установлены деревянные щиты, служившие одним длинным столом. В помещении было душно. Пахло дымом, потом, жареным мясом и еще чем-то, кажется пивом. Народу – битком. Сотни две – не меньше. Одни сидели на широких скамьях по обе стороны от стола, другие – на лавках вдоль бревенчатых стен. Некоторые спали прямо на полу, а остальные довольно ловко через них переступали, пробираясь к здоровенному закопченному котлу, в котором и вправду было пиво. Савинов заметил нескольких знакомцев с лодьи Ольбарда. Кто-то крикнул: «Храбр! Олекса возвратился!» и махнул рукой, мол, присаживайся к столу. В дальнем конце длиннющего, заваленного разнообразной снедью стола он увидел синеусого князя. Тот что-то объяснял здоровенному рыжебородому скандинаву. Тому самому!!! Горячая волна ударила в мозг, и Савинов, на миг поддавшись ей, даже шагнул вперед. Он уже поверил, что каким-то образом увидел во сне правду. Рыжий, словно почувствовав взгляд и обернувшись, что-то сказал. Ольбард тоже взглянул на него и едва заметно кивнул: «Вижу, мол». Хмеля у него не было ни в одном глазу, хотя в руке князь держал колоритный изогнутый рог, и надо думать – не пустой. Веселье, как видно, длилось уже не один час, поскольку многие воины, в отличие от вождей, были пьяны, что называется, в дугу.

Савинов уже двинулся было вперед, чтобы поговорить с Ольбардом, но вдруг замер. Ощущение было знакомым. Летчик-истребитель, у которого оно оказывалось плохим, редко доживал до десятого, а то и пятого вылета. Знакомое чувство «хвоста» – когда ты, еще не успев оглянуться, уже знаешь – позади враг, и, даже еще не сумев толком осмыслить это знание, на одних инстинктах вводишь машину в скольжение на крыло или крутой вираж. У Савинова это чувство было просто отменным. Ребята шутили: «У Сашки глаза на затылке». Никогда ни одному фрицу не удавалось зайти ему в хвост и внезапно атаковать. Он их чуял загодя и вертелся ужом, сбивая прицел…

Савинов обернулся и встретился глазами с молодым викингом в блестящей кольчуге. Его он тоже узнал, больше по рукоятям двух мечей на боках, чем в лицо. Глаза у викинга были очень светлыми и холодными, как льдинки. Ростом он оказался немного ниже Савинова, но в каждом его движении чувствовалась обманчиво мягкая тигриная сила. Даже в том, как он стоял, запустив большие пальцы рук за наборный боевой пояс. «Гривна-то на шее – никак золотая?» Мысль была какая-то чужая и непонятно к чему возникшая. Он помнил, как бился этот воин, плетя вокруг себя кровавыми клинками смертоносную сферу. Красиво и страшно…

Рядом возник Храбр, облапил Савинова по-медвежьи и сунул в руку рог с чем-то терпко пахнущим.

– На-ка, братка, выпей. Мед веселит сердце мужа… А-а, Хаген! Что ж не пируешь со всеми? Или сторожа твоя?

Холодноглазый кивнул на Сашку:

– Из ваших? Мы его только у дома заметили, а лесные сторожи вообще не видели – словно по воздуху прилетел. Думали уже – призрак, да туман еще не поднялся…

Голос у него был глубокий, но говорил он негромко. Однако Савинов расслышал его слова даже сквозь гам, стоявший в помещении, и хорошо понял сказанное, несмотря на странный, жесткий акцент.

– Олексой его звать! А про то, что по воздуху, так ты прав, да об этом потом…

– Добро… – холодноглазый Хаген, еще раз остро глянув на Савинова, кивнул и вышел на воздух.

Храбр хлопнул Савинова по плечу:

– Пей, братка! То Хаген был, Стурлауга сын. Его еще Молниеносным Мечом кличут. А учился он, к слову сказать, у нашего Диармайда. Но то давно было, в Западной Стране[41]41
  Западная Страна – еще одно название Ирландии.


[Закрыть] еще… Силен ты по лесу ходить, коли сторожа тебя не видала. А ведь знали, что ушел.

Савинов пожал плечами, как если бы похвалили не его. Ведь ломился он через лес как лось, шумно и напрямик. И слышно его должно было быть на пару километров. А не услышали. Однако что же за гадостью он надышался?..

– Послушай-ка, Храбр, могу я с князем поговорить, но так, чтоб тот рыжий не слышал?

Рука на плече Савинова напряглась. Он поднял глаза и увидел, как выражение лица у побратима как-то неуловимо изменилось, и сразу стало ясно, что он вовсе не пьян.

– Не сейчас. Стурри чего не то заподозрить может. Случилось что? Сказывай… Да пей – глядят на тебя. С рога единого, чай, не запьянеешь!