Текст книги "Гусар бессмертия"

Словно уже зачислил Юрия в свою команду!

Уф! Оказавшись на свободе, репортер шумно перевел дух.

– Влипли, Михайлыч? – Подобно своему шефу, рутинную работу Саня не слишком жаловал. Куда интереснее раскручивать очередную сенсацию, чем снимать многократно снятое и заранее не интересное. Есть специальные политические обозреватели, вот пусть они и занимаются всей этой бесконечной текучкой.

– Это мы еще посмотрим! – Юрий потянул из кармана мобильник и стал искать номер Льва Григорьевича. – Сейчас я им задам!

– … … ! – Джавад опустил телефон и с чувством произнес парочку русских, далеко не лучших слов.

– Что случилось? – спросил Шамиль. Он редко видел непосредственного начальника в таком гневе.

– Звонил Сам. Приказал на время вести себя тихо, – с досадой обронил Джавад. – Шайтан!

– Как?! – Шамиль в свою очередь разразился русской бранью. – Все уже на месте.

– Так, чтоб… Говорит, в город сегодня приезжает какой-то депутат, и потому пока ничего не предпринимать. Мол, незачем привлекать к себе внимание. Вдруг стрельба и все такое… Какая стрельба, когда местные наверняка в штаны наложат, стоит на них надавить чуть посильнее!

– Сколько ждать?

– Откуда я знаю? Может, два дня, а может, и все пять.

Более рассудительный Шамиль некоторое время помолчал, а затем произнес примирительно:

– Не так и много. Как раз получше узнаем город.

– Что тут узнавать? Все как везде!

– Не скажи, Джавад. Мало ли что может случиться! Лучше заранее наметить маршруты на все случаи. Заодно прозондируем почву, кто из начальства сколько берет, а кого можно взять на испуг. Раз уж придется застрять здесь надолго.

Гнев Джавада потихоньку угасал. Спешить в самом деле было некуда. Хотелось бы обтяпать делишки побыстрее, но раз шеф сказал: подождать – то можно и подождать хоть неделю. Заодно устроиться получше.

Прибывшие поодиночке и крохотными группами бойцы в гостиницах предусмотрительно не селились, снимая первые попавшиеся квартиры и комнаты, однако теперь появилась возможность не спеша подобрать жилье так, чтобы быть не слишком далеко друг от друга. Да и тут Джавад не мог не признать правоту Шамиля: заранее выведать о позиции местной милиции тоже дело нелишнее. Как и прочих органов. Вдруг они на содержании какого-нибудь конкурирующего клана?

Хотя шеф вроде бы заверял, будто ни в чью сферу влияния город не входит, перестраховаться не помешает. Государство на многое смотрит сквозь пальцы, лишь бы вовремя дали на лапу кое-кому из ответственных чиновников, а ребята крутые до подобного не опускаются. Имеет город тайного властелина – деньгами не отделаешься.

Чертова дюжина бойцов, считая с Джавадом, должна была справиться с любым местным авторитетом и его людьми, но было бы неплохо вначале узнать, есть ли тут вообще таковые, а если есть, то кто, где и сколько.

– Как выглядел ваш уроженец гор?

– Лысый, и борода – во! – Виктор Степанович опустил руку пониже пояса, но спохватился и поднял ее намного выше середины груди. Где-то наподобие растительности отца Феофана. – Типичный кавказец.

Ясно, что птичка попалась залетная. Местные жители независимо от национальности до подобного примитива давно не опускались.

Нет, преступления, разумеется, были, как же без них, но в индивидуальном, если так можно выразиться, порядке. Никакой организованной преступности в городе давно не водилось. И уж вымогательства – тем более. Даже предприниматели грызли друг друга относительно цивилизованно, в рамках существующих законов.

– Не в гостинице остановился?

Ответ я предвидел и спрашивал на всякий случай.

– Нет. Все говорят, будто видели его впервые. – Виктор Степанович, хозяин всего гостиничного комплекса, включая ресторан и бары, явно сожалел об этом вместе со мной. Сколько проблем тогда бы решились сами собой!

Обратиться в милицию не хватало оснований. Кто же будет искать в городе неведомого человека, да еще не имея улик? От слов он отопрется, скажет, его просто поняли не так, и вообще, он плохо владеет русским, отсюда и беды, а в довершение позовет демократически настроенных репортеров, и те растрезвонят, будто еще в одном месте поднял голову русский фашизм. Как-то забывая, вернее, не зная, что явление это сугубо итальянское, а то, что под этим подразумевается, в Германии называлось национал-социализмом. И так не хотелось вновь повторять все, что творилось здесь при всеобщем развале!

– Сделать вид, будто согласен, а самому предупредить милицию, и пусть повяжут при передаче денег. – Мысли Виктора шли в том же направлении, что и мои.

– А остальные останутся на свободе. Не в одиночку же твой горец решил тут дань собирать! – возразил я владельцу. – Ладно. Михайлу я сам предупрежу, чтобы проследил. Заодно пусть проверит, кто приехал в город в последнее время. Может, удастся вычислить гастролеров и поговорить по душам.

Кажется, никогда не использовал столько чужеродных слов, как в перестроечные и последующие годы. Раньше их значения бы даже не понял, а сейчас поневоле ловлю себя на том, что подобные обороты даются мне с поразительной легкостью, будто знакомы с детства. Еще сделать пальцы растопыркой и разбавить речь неопределенными артиклями «типа» и «в натуре» – вполне сойду за нового русского.

– Если появится еще раз – звони. Я задержусь ради такого случая на пару дней.

– Спасибо, – Виктор поблагодарил так, словно я сделал для него нечто воистину невозможное. – Да, – спохватился он в последний момент. – Я слышал, что у Козлова большие неприятности. Будто задержали одну из его фур, а там оказалась наркота.

Я не сразу сообразил, о каком Козлове речь, и лишь потом до меня дошло.

– У Фомки? То есть у Романа?

Виктор кивнул.

– Что ж, сам виноват. – Жалко Фомкиных стариков, однако если их сынок в самом деле виноват, то пусть сам и расхлебывает. Человек должен отвечать за свои поступки.

– Конечно, – согласился со мной Виктор, видя, что я ничего не собираюсь делать для Козлика. – Но, думаю, выкрутится. Груз перехватили на трассе, а поди докажи, кто его прятал в фуре.

– Законы чтить надо, – весомо заявляет Феофан. – Опять же, раскаяние должно быть. Наркотики – не шутка. Столько невинных душ можно загубить.

– Идемте, батюшка, – прервал я поток его красноречия. Наверное, потому, что полностью согласен с батюшкой. Существуют вещи, которыми порядочный человек не имеет права заниматься. Содомией, педофилией, наркотой… Список получился длинным.

Мы вышли вместе с Феофаном и согласно решили немного пройтись пешком. Хотя город был мало приспособлен для пеших прогулок. На окраинах в хорошую погоду господствовала пыль. В плохую – грязь. Ничего удивительного, раз большинство улиц не ремонтировалось здесь с советских времен, а некоторые – еще с царских.

В центре была другая проблема. Одни старые дома реставрировались, некоторые были снесены, и на их месте срочно возводилось что-то новое. Не знаю, дома, магазины или всевозможные конторы. Огораживающие стройки заборы выдвигались до проезжей части, и для тротуаров просто не хватало места. Приходилось идти, вплотную прижимаясь к доскам, и смотреть, как бы не попасть под машину.

Машин стало гораздо больше. Они словно неудержимо плодились, заражая воздух своим чадным дыханием. А уж что творилось в небольших дворах! Автомобили занимали их так плотно, что стояли на газонах и тротуарах, и протиснуться между ними вечером, когда владельцы забирались в свои квартиры, было немалой проблемой.

Я и раньше не особо жаловал города. Теперь же меня неудержимо тянуло домой. Туда, где воздух чище, а людей меньше.

Наверно, дичаю. Шумные компании остались в прошлом. Как очень многое из того, что когда-то составляло жизнь.

Блажен, кто смолоду был молод…

Год 1809

Усадьба действительного камергера князя Лопухина больше напоминала дворец. Хотя это поместье было не самым главным, лишь одним из многих владений князя, но владелец был достаточно богат, чтобы обеспечивать себе комфорт в любом месте, где вдруг решит отдохнуть.

Были где-то у Лопухина имения и поплоше, как же не быть среди бесчисленных сел и деревень, разбросанных почти по всем губерниям, но это стояло в окружении значительного количества земель, принадлежало Лопухиным не одно поколение и было обустроено со всем возможным удобством и изяществом.

Большой парк, даже не парк, а целый ухоженный лес, пруды, даже парочка фонтанов у входа в главное здание, а рядом – многочисленные флигеля, флигельки, необходимые хозяйственные строения самого разного назначения…

Огромный двор был наполнен различными экипажами. Помимо всевозможных колясок, бричек, дрожек, наглядно показывающих благосостояние гостей, чуть в стороне выделялось несколько карет весьма приличного вида. Даже, кажется, с гербами на дверцах.

Гусары прибыли гораздо скромнее и проще – верхом. Хотя лошади под ними были видными. Не лошади – мечта конокрада. Великолепных статей, вороные, под цвет черной с серебром формы, так что и кони, и всадники смотрелись эффектно, привлекая внимание не только дам, но и кавалеров своим живописным видом.

Не зря, ох, не зря гусары не стали надевать положенную в подобных ситуациях бальную форму с ее обычным мундиром, белыми рейтузами и башмаками к ним! Ментики и доломаны смотрятся гораздо приятнее, а в оправдание всегда можно сказать о летних учениях, лагерях и прибытии на праздник верхом. Словно специально, белые чикчиры недавно были заменены черными, и теперь мундир приобрел еще более яркий вид.

Почему бы господам гусарам не посетить бал? Тем более хозяин усадьбы, узнав, что неподалеку летним лагерем встали два эскадрона, прислал господам офицерам любезное приглашение посетить устраиваемый им праздник.

Князь, худощавый, подтянутый мужчина чуть за пятьдесят с вытянутым породистым лицом истинного аристократа, украшенным гривой седеющих волос, сам встречал гостей у крыльца. В его повадках чувствовался человек, привыкший повелевать и в то же время глубоко светский, умеющий в ряде случаев не кичиться своей родословной и богатством, напротив, всячески оказывать знаки внимания самым простым людям. Лишь бы они тоже принадлежали к благородному сословию и были достойны уважения.

Поверх коричневого фрака лежала красная Анненская лента, свидетельствующая о немалом чине хозяина.

– При матушке Екатерине я служил в преображенцах, – поведал князь гусарам. – А в шведскую кампанию был капитаном. И уже потом пошел по статским делам.

Служить в гвардии было престижно, однако гусарам гораздо более почетным представлялся свой собственный полк. Гвардия что? Паркетные шаркуны. Они и в боях бывают редко.

Передняя и зала были уже полны гостей. Отпуска из армии не приветствовались, потому и мужчины были почти поголовно из местных помещиков, пусть и из числа отставных. И конечно, из чиновничьего люда, которому выбраться на лето в имения было значительно проще, чем обязанным находиться при полках офицерам.

Нет, несколько военных все же находились среди приглашенных, но разве может пехотный офицер сравниться по внешности с черным гусаром? И уж вконец поскучнели молодые помещики. Им-то теперь ничего не светило.

Сабли были отстегнуты и оставлены в передней в знак того, что господа гусары намереваются танцевать. Разумеется, не чопорный полонез, которым по традиции открывался бал. Пусть его танцуют люди солидные, достигшие определенного возраста. И даже Кондзеровский предпочел потихоньку улизнуть в буфет, подкрепиться вином перед приличными гусару танцами. А то и не танцевать вообще, засев в компании таких же пожилых мужчин за ломберным столом на все время бала.

Выбор напитков впечатлял. Количество тоже. Князь не поскупился на угощение, и одного «Аи» хватило бы на весь полк. Соответственно, желающих выпить было хоть отбавляй.

Люди постоянно перемещались, обменивались приличными в обществе фразами то с одним, то с другим. Темы для бесед были заданы задолго до рождения многих присутствующих. Разве что александрийцы порой позволяли себе некоторые вольности, слегка поминая бывшие пару лет назад походы да коротко обсуждая между собой полковые дела.

– Позвольте вас спросить, – к Орлову обратился молодой человек, хрупкий, ловкий, явно аристократического вида.

Было ему едва ли больше шестнадцати, и старший года на четыре поручик поневоле взглянул на обратившегося чуть сверху, как бывалый воин смотрит на неоперившегося и не нюхавшего пороху юнца.

– Слушаю вас.

– Лопухин Михаил Степанович, племянник хозяина дома, – представился юноша.

– Очень приятно, князь, – вежливо, но не подобострастно отозвался Александр и назвался в ответ.

Молодой князь помялся, а потом решительно выпалил:

– Я бы хотел поступить в ваш полк.

В кавалерии служило немало представителей знатных родов, и ничего удивительного в том не было. Пусть многих гораздо больше прельщает гвардия, близость ко двору, но и воинская слава в дворянской среде отнюдь не являлась пустым звуком.

– Обратитесь к нашему шефу. Граф де Ламберт милейший человек, – посоветовал Орлов.

Он был всего лишь поручиком и ничего решать не мог. Но юный князь ему понравился своей непосредственностью и тем восторгом, с которым взирал на александрийский мундир.

Да и на самого Орлова юноша глядел с пиететом. Усы, недостижимые даже для генералов; шрам – наглядное свидетельство участия в кровопролитных стычках; бравый вид. Сразу видно – не шалопай, не салонный франт, а воин. Что до молодости поручика, так на войне взрослеют рано.

Впрочем, любой эпохе свойственны свои представления о возрасте. С получением первого чина дворянин переставал нуждаться в опеке и считался зрелым мужчиной.

– Давайте я вас познакомлю с Кондзеровским. Это командир нашего батальона, – и Александр увлек Лопухина туда, где не спеша, со вкусом прихлебывал шампанское подполковник.

– Я поговорю с шефом. Думаю, препятствий не будет, – согласно кивнул Кондзеровский, узнав, в чем дело, и приглядевшись к юному претенденту на поступление в полк.

Лишних слов старый гусар не любил. Но тем больший вес имело любое его обещание.

– Господа! Вальс! – громко оповестил кто-то от входа в залу, и общество зашевелилось.

Все имели случай убедиться в привлекательности многих явившихся на бал девиц и дам. Так разве прилично оставлять прекрасную половину общества без заслуженного внимания? Да и самим потанцевать всласть.

И закружились в вальсе пары. Большей частью – молодые. И тут наиболее эффектно смотрелись гусары. Их ментики взлетали в вихре стремительного движения, черные, рядом с одетыми в белое барышнями и барынями.

Лишь Кондзеровский не танцевал, а лишь смотрел на подчиненных с некоторым оттенком гордости. Мол, каковы молодцы! Нигде своего не упустят и всегда поддержат славу полка. В бою ли, в гулянке, на балу…

Бились в волнении девичьи сердца, и перед прекрасными глазами кружился зал, и перехватывало дыхание от лежащих на их талиях крепких мужских рук…

– Как вас зовут, прелестница? – Александр не сводил взгляда с очаровательного личика своей партнерши.

А какие у нее глаза! Карие, светящиеся от счастья! И как колеблются в вихре танца темные локоны ее волос!

– Полина. – И голос – прелесть, а не голос!

– Чудесное имя. Вам никто сегодня не говорил, что вы – само воплощение богини Венеры?

– Нет. – Губы Полины расплылись в сияющей улыбке.

– Странно. Неужели в этом зале нет настоящих мужчин? – удивился поручик. – Если бы были, они все лежали бы у ваших ног.

– А вы? Вы же не лежите. Хотя и настоящий мужчина, – рассмеялась Полина.

– Это только потому, что я имею счастье танцевать с вами. Но закончится бал – и я паду к вашим ногам.

– Вас даже не волнует, что на это скажет мой муж?

– Почему меня это должно волновать? Разве что я могу позавидовать этому счастливцу. Иметь такую супругу…

– Он так не считает. Вот и сейчас уехал в город пристраивать к службе двоюродного братца.

Орлов воспринял это как намек.

– А братец сам устроиться не может?

– Мой муж – отставной статский советник. С его связями гораздо проще найти теплое местечко для родственника. – Губки дамы чуть скривились.

Похоже, она, как и Орлов, считала – быть поручиком гусарского полка гораздо почетнее, чем столоначальником, пусть даже и в чинах.

Подобный разговор явно нуждался в продолжении. Потому грянувшую вслед за вальсом мазурку Орлов танцевал с той же Полиной. А как иначе?

– Здесь мы лишь проводим лето, а остальное время живем в Первопрестольной, – сообщила Полина.

Мужчины лихо стучали о пол, да так, что едва не заглушали оркестр. И среди всех выделялся Александр. Он отплясывал танец с истинно гусарским шиком, вел даму через все помещение, легко совершал антраша. Ноги сами трижды отбивали такт, пока тело поручика находилось в очередном полете, и притом Орлов продолжал говорить, словно и не отделывал лихих фигур.

– Вам не страшно одной в деревне без мужского плеча?

– А прислуга?

Наверняка боится, что расскажут мужу, подумал Орлов.

– Разве что скучно, – дополнила Полина.

– Позволите развлечь вас в вашем одиночестве? И потом, одно дело – имение, а другое – дорога. По дороге всякое случается.

Дороги в империи всегда были безопасны, но надо же иметь предлог! Да и если Полина живет далеко…

Полина взглянула с интересом, мол, а что именно может быть по пути из одной деревни в другую?

Словно не знала. Впрочем, женское кокетство – оно вечно.

– Путь со мной покажется вам одним мигом, – нахраписто дополнил Александр.

– А если моя деревня рядом?

– Даже если так, за несколько дней доберемся.

– Вы говорили о миге, поручик.

– Пока будет длиться наш миг, в мире может пройти вечность.

– Вы меня заинтриговали, поручик. Прямо обещаете всякие чудеса. Даже время с вами в состоянии идти по-разному.

– А вы попробуйте и убедитесь сами, – убежденно произнес Орлов, на мгновение приблизился к Полине и добавил: – Но самое большое чудо в мире – вы…

– Дядюшка, я хотел бы с вами поговорить.

Отловить князя было не так просто. Как устроитель праздника, он постоянно был в движении. Следил, всего ли достаточно гостям, отдавал распоряжения прислуге, смотрел, все ли идет правильно.

– После бала, Миша.

– Я ненадолго, дядюшка, – проявил некоторую настырность молодой Лопухин.

– Хорошо. Пройдем в мой кабинет. Здесь несколько неудобно, – сдался князь.

Умение добиваться цели он считал фамильной чертой. Все равно Михаил не отстанет, так уж проще выслушать его сейчас. Тем более, по обстоятельствам разговор и в самом деле будет коротким, и ответ можно будет перенести на завтра.

Воспользовавшись паузой в непрерывной суете, старший Лопухин незамедлительно потребовал у слуг трубку. Михаил терпеливо ждал, пока старый камердинер князя принесет заказанный предмет, уже разожженный, распространяющий вокруг себя приятное благовоние дорогого ароматного табака.

– Дядюшка, я хотел бы пойти в александрийские гусары, – после первой же затяжки опекуна вымолвил Михаил.

– Как? – чуть удивился бывший преображенец.

– Вы же сами говорили, что пора мне поступать в службу, – напомнил Михаил.

– Но почему к александрийцам?

– Славный полк, – улыбнулся Михаил.

– Полк или форма? – проницательно улыбнулся опекун.

Его племянник сам толком не мог ответить на этот вопрос. Просто на него произвел впечатление бравый вид гостей, и он очень хотел принадлежать к их лихой компании.

– Пойми, Миша, Лопухины всегда служили в гвардии, – мягко сказал князь. – С нашей фамилией идти в армейский полк даже стыдно, право слово. Мы же с царями в родстве, и вдруг словно простые дворяне…

– Там много знатных людей, – напомнил Михаил.

– Все равно, – покачал головой дядя. – Ладно, не хочешь идти вслед за мной в преображенцы… Понимаю, кавалерия тебе нравится больше. В кавалергарды ты ростом не вышел, но есть и другие полки. Те же лейб-гусары. Красное с синим – тоже весьма неплохие цвета. Да и помимо них… Бывший Цесаревича Константина уланский полк недавно разделен на два полка, оба переведены в гвардию. Уланский и Драгунский. Можешь выбирать любой. Тебя примут в них без всяких проволочек и сомнений. Только скажи, в какой, и я все устрою. Лучше служить поближе ко двору, чем мыкаться с полком по необъятной России.

– Я не хочу при дворе, дядюшка. Я хочу послужить всерьез, – твердо ответил молодой Лопухин.

– А завтра к нам заглянут павлоградцы или ахтырцы, и ты с тем же убеждением захочешь к ним.

– Не захочу.

– Кто знает? – Старший Лопухин почти исчез в облаке табачного дыма. – Пойми, Миша, первое впечатление может оказаться обманчивым. Я ведь отговариваю тебя ради твоего же блага. Ты молод, горяч, а грядущую судьбу надо строить серьезно. Так, чтобы не было обидно за опрометчивые шаги.

Судя по Михаилу, жалеть он отнюдь не собирался. Но на то и молодость, чтобы предаваться минутным порывам, и на то старость, чтобы на все взирать холодным взглядом.

– Давай сделаем так. – Дядя отложил в сторону трубку и внимательно посмотрел на племянника. – Сейчас ты весь под властью впечатления и своих желаний. Но если немного подождать? Остынешь, хладнокровно все взвесишь, и тогда мы возобновим наш разговор. Я все-таки в ответе за тебя перед покойным братом. Передумаешь – и я помогу тебе устроиться в любой из гвардейских полков. Нет – иди в гусары. В крайнем случае, от них можно будет перевестись в гвардию, пусть с понижением в чине. Все равно сумеешь наверстать свое. Но прежде подумай, а не действуй под влиянием мгновения. Договорились?

Мягкая поначалу речь к концу звучала твердо, давая понять, что решения своего старый князь менять не станет.

Хотя отказа ведь тоже не было. Лишь совет подумать. И даже без какого-нибудь определенного срока. Так что мешает повторить просьбу, ладно, не завтра, но через день? А пока узнать у гусар, где находится в данный момент их знаменитый шеф, да и сборы тоже потребуют какого-то времени…

Зато в награду за все усилия можно будет надеть на себя эффектную форму, а потом ловить на себе жадные девичьи взгляды.

Почему-то о произведенном на прекрасный пол впечатлении думалось намного больше, чем о грядущих сражениях и славе.

Или это виноват бал?

Бал продолжался. Ни о каком разъезде по домам для большинства гостей не могло идти речи. Если еще самые ближайшие соседи имели подобную возможность, то для остальных это означало бы долгую и нудную ночную дорогу. Признаться, вещь несносную после праздничного веселья.

Поместье было весьма обширным, и комнат должно было хватить на всех приглашенных. Если уж звать гостей, так надо обеспечить им не только веселье, но и ночной покой по окончанию действа.

К покою пока никто не стремился. Часть стариков засела за карты. Пожилые и просто старые дамы судачили, обсуждая остальных участников бала или же делясь хозяйственными секретами. А молодежь… Молодежь танцевала.

От количества людей в зале, от стремительных движений мазурки было жарко. Да и лето все-таки. Хотя август ближе к его концу, чем к началу.

– Как тут душно, поручик! – Полина успела переодеться, но после первого же танца вновь раскраснелась и напрасно обмахивалась веером.

Говорят, еще в екатерининские годы им можно было не просто обмахиваться, но и безмолвно разговаривать. Однако молодежь уже не знала этого языка, и оставалось полагаться на собственную интуицию да желания.

– Давайте выйдем в сад, – предложил Орлов.

Ему тоже было жарко. Чуть ли не как под Фридландом. Наверное, есть смысл приезжать на подобные праздники, как и положено, в вицмундире. Но в сельской местности господствовала свобода нравов, и гусары перед поездкой дружно решили не изменять присвоенной полку форме.

– Вы предлагаете отсюда сбежать? – с улыбкой осведомилась Полина. – И это говорит гусар?

– Не сбежать, а совершить хитроумный маневр, – качнул головой Александр. – И потом, когда остальные обессилят, появиться здесь бодрыми и готовыми на новые подвиги.

– А вы коварный, поручик! – сообщила Полина, покорно следуя за своим кавалером.

– Не коварный, а опытный, – с намеком отозвался Орлов.

– Вы меня интригуете! – О, эта улыбка!

– А вы меня сводите с ума, – не остался в долгу гусар.

Воздух снаружи был теплым и напоенным кружащими голову ароматами позднего лета. Из дома доносились звуки музыки, свет из окон падал на дорожки и кусты, а дальше лежал полумрак, в котором полная луна боролась с густыми тенями княжеского сада.

Какая-то парочка виднелась чуть в стороне от крыльца. Падавшая тень не давала разглядеть дышавших воздухом людей, лишь было ясно, что мужчина – офицер в общеармейском мундире.

Да и зачем кого-то разглядывать? Самое лучшее – не видеть никого, при условии, что и сам остаешься невидимым.

– Давайте уйдем в плавание… – Орлов повлек спутницу в глубину играющего лунными бликами сада.

– Какое плавание?

– Здесь неподалеку большой пруд, – сообщил гусар. – Посередине его остров, а на острове – беседка.

– Откуда вы знаете? Вы же появились накануне бала. – Полина остановилась и посмотрела на Александра с удивлением.

– На военном языке подобное называется рекогносцировкой. Куда бы ни забросила прихотливая судьба, первым делом надо изучить лежащую в окрестностях местность, – охотно пояснил даме Орлов.

Мысленно он поблагодарил Кондзеровского за его уроки. Старый гусар заставлял не только ежедневно заниматься саблей или стрелять из пистолета. Ветеран учил офицеров постоянно быть готовыми ко всему. А для этого отнюдь не лишне всегда знать, где, что и как.

Вот и теперь. Несколько взглядов, брошенных по дороге и перед началом бала, и Орлов уже имел некоторое представление об имении князя. В том числе – о лежащем в конце сада не то озере, не то пруде и даже об островке на нем.

Он и по аллеям двигался с уверенностью, словно проходил по ним не раз и не два, и темнота не являлась ему помехой.

Пруд лежал там, где и предполагал Орлов.

Луна проложила дорожку по спокойной воде, и по какой-то неведомой, предопределенной свыше случайности ее конец упирался в небольшой островок.

– Добрый знак. Смотрите, нас словно приглашают совершить сей небольшой вояж, – заявил Александр.

– Красиво… – От Полины исходил жар. И странно: Александр держал ее за руку, но каким-то образом чувствовал все тело, каждый его изгиб, как будто держал женщину в объятиях.

– Где-то здесь должна быть лодка. – Поручик заозирался по сторонам.

Тут было несколько сложнее. Лодка, без сомнения, была, но как найти ее посреди прибрежной высокой травы и плакучих ив?

– Да вот она! – Орлов увидел какой-то темный силуэт.

Лодка лежала наполовину на берегу. Непривязанная, даже с веслами, лежащими вдоль бортов. Да и от кого привязывать? Лопухин слыл строгим человеком. При таком владельце ни одному крестьянину или дворовому в голову не придет воспользоваться хозяйским имуществом. Гостям же никакой лодки не жалко. Пусть катаются по пруду, если блажь сия втемяшится в их головы.

Александру и Полине втемяшилась.

– Может, вернемся? – предложила было молодая женщина, но уверенности в ее голосе не было. Лишь желание, чтобы кто-то взял ответственность за прогулку на себя.

– Преодолев такие дебри?! – деланно возмутился Орлов, кивая на пройденный сад. – Ни за что!

Он протянул руку, и Полина послушно оперлась на нее, ступила на борт лодки. Александр подождал, пока спутница устроится на корме поудобнее, столкнул лодку на воду и легко запрыгнул внутрь сам. Даже ботики намочил едва-едва.

Одна и та же работа может восприниматься как каторга, а может – приносить удовольствие. Рабы на галерах вряд ли испытывали хоть что-то приятное, когда были вынуждены налегать на весла. А вот Орлов греб – и был счастлив.

– Я слышала, раньше за преступление людей отправляли на галеры. – Мысли двух молодых людей странно совпали. – За что попали на каторгу вы, поручик?

– Каторгой галеры были по одной причине. На них не было вас. Иначе тысячи людей боролись бы за право занять места на галерных банках, – мгновенно и убежденно возразил Александр под счастливый женский смех.

Весла погружались почти без всплеска, выходили из воды без брызг. Еще не хватало намочить доверившееся тебе создание! Лодка плавно скользила по глади прямиком по лунной дорожке, словно ее притягивало ночное светило.

Путешествие оказалось на диво коротким. Покинутый берег сильно отдалился, словно между молодой парой и им лежал не сельский пруд, а целый океан, и нос лодки с разгона уперся в песок.

– Прошу, сударыня! – Орлов галантно соскочил и вновь протянул Полине руку.

– А я не испачкаюсь? – Полина с некоторым сомнением выставила из-под платья кончик изящной туфельки.

– Со мной – нет! – Орлов легко подхватил свою спутницу.

– Ой! – только и успела вскрикнуть та, прижимаясь к доломану.

Но руки Орлова были крепки. Гусар уверенно нес свою драгоценную ношу туда, где среди кустов виднелась увитая плющом беседка.

Внутри беседка напоминала небольшой дом. Во всяком случае, в ней зачем-то стояла пара кожаных диванчиков, словно обычные лавки казались князю признаком отсталости и нищеты.

– Что вы делаете со мной, поручик? – жарко прошептала Полина.

Он не делал пока ничего, лишь продолжал удерживать женщину на руках, но вот она соскользнула, оказалась в объятиях, а дальше губы встретились, и земля поплыла из-под ног…

Кондзеровский неторопливо сгреб небольшую кучку ассигнаций. Играли по маленькой, как полагается не азартным игрокам, готовым поставить на кон решительно все, а серьезным людям, которым просто нечем заняться, пока более молодые отбивают по паркету такт и кружат в танце девиц и замужних дам. Так, не игра, а больше пристойное возрасту провождение времени. Но свечи в очередной раз догорали, музыканты потихоньку начинали фальшивить от усталости, а число танцующих уменьшилось до нескольких наиболее выносливых пар.

Приближалось утро, а с ним привычные служебные заботы. Помещики вольны в своих действиях, офицеров же ждал полк, и подполковник первым, как полагается его чину, вспомнил об этом.

Что ж, не каждую неделю удается развлечься. Человеку военному надо использовать каждую возможность для отдыха, однако пренебрегать при этом царской службой не след.

– Благодарю за компанию, господа, – кивнул подполковник, поднимаясь со своего места.

Он заглянул в зал. Среди уцелевших пар выделялась знакомая черная форма. Остальные гусары обнаружились в буфете. Уже порядком утомленные вином и танцами, тем не менее мужественно продолжающие время от времени прикладываться к бокалам.

Появление Кондзеровского было встречено дружным приветственным ревом. Сразу несколько рук протянули подполковнику наполненные бокалы. Ветеран выбрал благородных размеров посудину, залпом осушил ее и молодцевато расправил седые усы.

– Хорошо!

Что было встречено новыми восторженными криками.

– Смотрю, господа, гости устали, – прокомментировал ситуацию Кондзеровский.

Большинство помещиков уже наверняка видели сны, причем даже не первые. Как и их дочери и жены. Это жители столичных городов привыкли вставать за полдень, а ложиться под утро. В деревнях поневоле просыпаешься с солнцем. И теперь привычка подниматься с рассветом заставляла хотя бы прилечь пораньше. Пусть это «раньше» сопровождается начинающимся посветлением небес.