Текст книги "Группа крови на плече"

Глава 2

Нужно было поскорее убираться. Взрывы и выстрелы наверняка могли услышать наверху. Я впился глазами в трофейную карту. Все на английском, но схема и так понятна. Горы, речка и лес выглядят на всех языках одинаково. Я потряс перед лицом Ивана находкой:

– Где наши? Куда идти? Эй!

Но тот закатывал глаза и норовил отключиться. Мычал, всматривался в цветастую бумажку, не в силах сфокусировать взгляд. Я даже не был уверен, видит ли он вообще хоть что-то. Черт! Только бы не сдох… Если копыта откинет, мне точно трындец! Даже если дойду к своим, порешат как шпиона.

Есть еще на Чунга надежда, но, судя по всему, он из представителей северного сопротивления, что как мыши в джунглях по норам прячутся. И придется тогда с ним до скончания веков мыкаться по лесам и жрать тараканов. На такой диете я и недели не протяну. Сколько там война еще продлится? Лет семь-восемь?

Не, не хочу быть тропической мышью. Домой хочу. Хотя, что там сейчас вместо дома? 1967 год на дворе. Скорее всего, моего дома нет в природе. Мне некуда возвращаться. Ладно, об этом позже думать буду, сейчас бы жопу спасти.

Чунг шнырял, словно мартышка, ловко собирая и отстегивая рожки с окровавленных М16. Неплохая штурмовая винтовка. Против «калаша», конечно, говно. Калибр несерьезный и капризная, как девка мажорная. Но на безрыбье и щуку раком. Хотя кучность у «эмки» неплохая, особенно если очередями шмаляешь. Легкая пуля и легкий патрон делают свое дело.

– Куда столько набрал? – окликнул я вьетнамца. – Не унесешь!

Но тот не слушал. Лишь поглядывал на меня раскосыми глазами, прибирая очередной магазин. Я махнул рукой. Жадность не порок: пусть хабар собирает, ему виднее. Может, и правильно делает. Сейчас главное – нахапать побольше и драпать подальше. Потом в джунглях укроемся и выщелкнем патроны из магазинов, рассыпухой их проще тащить будет. Запас карман не тянет, лишь бы ноги унести.

А вот как Рязань тащить? Кантовать его нежелательно, если на плечо закину, совсем кровью изойдет. Носилки надо или волокушу.

Но вьетнамец будто мысли мои прочитал и, пока я чесал репу да вглядывался в очертание болот и лесов, что на карте раскинулись, приволок откуда-то жерди. Сцепил их лианами в подобие лежанки.

– На раз, два, три! – скомандовал я.

Мы подняли раненого и переложили на волокушу. Рязань даже не дернулся. Вырубился… Плюс инфекция могла в рану запросто попасть. Кругом сырость, грязь, кровь, кишки… Ничего, аптечку я урвал, потом ампициллина ему вколю, или что там из антибиотиков у американцев есть, не знаю.

Я подхватил винтовку, запасными магазинами набил разгрузку так, что та раздулась до размеров фуфайки. Шестизарядный «кольт» ощущался на бедре приятной тяжестью, придавал уверенности. Защелку на кобуре не стал замыкать; если что, быстро оружие выдернуть смогу. В ближнем бою револьвер – самое то. Жаль, не было у нас таких в чеченскую. В России все закончилось «наганом».

Револьвер примитивен и безотказен. Тут работает золотое правило: чем проще, тем надежнее. Автоматики, естественно, нет, все на мускульном приводе. Но именно поэтому задержек, осечек и прочих казусов намного меньше. А даже если осечка, то по хрен. Сразу второй раз нажал, барабан прокрутился и – бах! А тот, кто с пистолетом «осекся», – сразу труп. У нас так много бойцов полегло с ПМами. Не почистил после боя, вообразил себя крутым Рэмбо и – бац! Тебя уже закапывают.

Чунг навесил на себя аж два винтаря, набил небольшой рюкзак боеприпасами и гранатами. Маленький оборвыш с кровавым лицом вынослив и бесстрашен, как зверек-медоед, тому вообще все равно, кто перед ним, леопард или гадюка.

Еще я нашел громоздкую ранцевую радиостанцию. С собой бы взять, чтобы врага слушать; английский я немного еще помнил: было дело, увлекался в молодости. Но гробик на лямках в стальном кожухе весит немало. И антенна торчит, как метка над кустами. Вот он я. Стреляйте сюда. Кидайте бомбы. Поэтому радисты долго не живут. Еще и «свои» же вьетконговцы могут пришить: боятся они авиации и напалма. Только увидят наводчика-радиста с торчащей из кустов антенной – сразу гранатами закидывают.

В туннеле обнаружился второй схрон. Небогатый, но разжиться можно. Я так понял, что подземелье американцы использовали как небольшой перевалочный пункт и частенько сюда наведывались.

Трофейный рюкзак на плечи. Внутрь сухпай, аптечку. Еще гранат туда накидал – зеленых, яйцевидной гладкой формы, будто слепленных из двух половинок. Парочку впихнул в разгрузку. Все. В путь…

Я тащил волокушу, а Чунг шагал впереди.

– Знаешь дорогу? – спросил, кивнув на раненого. – Его к своим надо!

Вьетнамец мотал головой и, горячо жестикулируя, доказывал, что лучше дойти до базы его отряда.

Вот же! Не понимает, мартышка, что мне бы побыстрее отсюда слинять. Не моя это война. Что я здесь забыл? И эта мерзкая паутина, что облепила лицо, бесит меня больше, чем американцы. Ладно… Пусть ведет. Вариантов два: сдохнуть или идти за Чунгом. Дорогу он явно знает, даже карту не стал смотреть.

Груженные барахлом и раненым покинули тоннель. Я тянул груз, словно бурлак на Волге. Но там бородатых много было, а я один корячусь. И борода у меня поменьше. Хотя теперь можно вообще не бриться. Аленка все пилила «сбрей» да «сбрей». Пришлось урезаться до эспаньолки. Все! Аленки больше нет, а борода есть и будет. Как у Льва Толстого отращу.

Поднявшись наверх, рукавом форменной куртки смахнул пот со лба. Жара за тридцать, влажность как в сауне. Но трофейная шкурка добрая. Просторная и дышит отменно. Надо было еще шейный платок у жмуров подрезать. Пот вытирать. Но не было там платков без крови, а я брезгливый, хоть и детдомовский.

Час протопали, а устал, как после двухчасовой тренировки на сушку. Благо привычен тяжести ворочать, а так бы не вывез с такой поклажей.

Азиат шнырял впереди, будто хорь на охоте. Я только и видел, как среди кустов мелькает его тщедушное тельце. Я же брел по джунглям, словно бык посреди шоссе. Напрямки и не сворачивая. Не до конспирации мне, от жары бы не сдохнуть. Пока у меня вьетнамец есть, можно пренебречь предосторожностью.

Шаг, второй, еще… Мышцы стали забиваться. Нужно перерывчик сделать. Как в качалке между подходами, иначе потом «вес» не возьму.

– Стой! – крикнул я проводнику. – Перекур. И Ваньке укол надо сделать.

Вьетнамец подскочил ко мне, затараторил:

– Нельзя останавливаться, американцы придут. Скоро. По следам найдут, это легко. – Чунг действительно прилично говорил по-русски. Похоже, тут не только советские братья по оружию расстарались, но и какая-нибудь московская языковая кафедра, не меньше. Правда, слова он произносил как-то мягко и протяжно, будто француз-педрила: «ньельзя», «амерьика-анцы», «льегко-о». Да еще иногда ставил не так ударения, но я-то по-вьетнамски вообще ни в жопу копытом. Так что на моем фоне парень вообще красавчик. А Чунга-Чанга тем временем продолжал: – Надо уходить. Ивана брать нельзя. Его не спасем и сами не уйдем.

– Все уйдем, – с нажимом произнес я, давя внутри злость. Щаз, не уйдем мы… Умоются и кровью обхаркаются. – Бросишь товарища – бросят и тебя. Усек?!

Чунга просто кивнул и вроде успокоился. По крайней мере, пока. Главное – на патриотизм давить. Он-то за свою землю кровь проливает, а я хрен знает, как здесь вообще очутился. Может, от ядерного удара преломление какое случилось? Континуума или другого синхрофазотрона. Я в этом сильно не разбираюсь. Не скажу же я ему, что Рязань – это мой пропуск к своим, и у меня меркантильный интерес к спасению советского «Райана». Но не совсем же я скотина. Не только поэтому впрягся в повозку и осликом вьючным прикинулся. Все-таки Иван… Он свой. В детдоме за своих держались. По зубам получали, но держались.

Я отдышался, вытащил из рюкзака подсумок болотного цвета с красным крестиком на клапане и распотрошил его содержимое. Бинты, таблетки, жгут, присыпка какая-то. Черт! Шприцов и ампул нет! Как так?!

Взял в руки флакон из оранжевого пластика с надписью «Bacitracin». Любой дурак знает (слава богу, я не такой – я, скорее, умный отморозок), что все, что оканчивается на «цин» – является антибиотиком, а не китайской династией. Только почему порошок? И где, млять, шприц? Чунг еще в туннеле этой самой присыпкой Ване рану пудрил, когда перевязку делали. Получается, смысла нет его снова дергать и бинты потрошить.

Я посмотрел на раненого. На его лбу выступили крупные капли пота. Это хорошо. Потеет – значит, живет, и обезвоживание еще не настало. Осторожно влил Ване воды между запекшихся губ.

Чунг тем временем «лузгал» рожки от М16, как белка орешки. Выщелкивал патроны и складывал их в один из подсумков. Я отпил воды из трофейной фляжки. Теплая жидкость противно отдавала алюминием и сероводородом. Ни разу, сука, не виски. Дэниелс… А ведь фляжечку я с твоего трупа подрезал.

Эх, Ваня-Ваня… Что же ты такой хилый оказался? Крови, что ли, много потерял? Двинули дальше. Открылось второе дыхание. В непролазной чаще мой проводник умудрился отыскать тропу, по ней мы и продирались. Ноги вязли в густой траве и влажной почве. На внедорожнике здесь явно не проедешь. Значит, если будет погоня, то пешая. Или воздушная. Скорее всего, второе.

Дамбо – хрен с ним. А Дэниелса нам не простят. Породистое лицо, аристократ. Поди, Вест-Поинт закончил. Или еще какую военную академию.

Если не останавливаться, есть шанс оторваться. Я вышел на крейсерскую скорость и тянул волокушу, раздвигая траву, что вздымалась выше пояса. Теперь вьетнамец немного отстал. Дорогу искать не надо было, с тропы даже слепой не собьется, и Чунг шнырял где-то в хвосте.

Молодец, мелкий, прикрывает мне спину. Прикрывать ее надо. Широкая слишком и попасть в нее, как два пальца… А оглядываться мне недосуг. Еще пот глаза заливает. Млять! Все-таки надо было взять платок, даже в крови.

Я шагнул и на мгновение почувствовал, как нога зацепилась за длинную лиану. Упругую такую. Но это оказалась струнка.

Щелк! Сердце провалилось, а я нырнул мордой в землю, бросив волокушу. «Растяжка!» – мелькнула в голове мысль.

– Ложись! – крикнул я вьетнамцу и зажал голову руками.

Но взрыва не последовало. Точнее, что-то бухнуло, как хлопушка новогодняя, а потом зашипело. Явно не мина и не граната. Я оторвал морду от земли и посмотрел вверх. Синеву неба прочертила светящаяся красная точка со шлейфом дыма. Твою мать! Сигнальная растяжка. Теперь каждая собака знает, где нас искать.

– Чунг! – крикнул я. – Валим, валим!

Но обезьяны и след простыл. Вот паскуда! Бросил меня! Ракеты испугался! А как же мы?

Первой мыслью было рвануть напролом через джунгли, но, окинув взглядом это безумное переплетение всяких пальм и прочих лиан, понял, что я не то что волокушу – руку толком не просуну в этот растительный компот. Стиснув зубы, вцепился в оглобли и потащил дальше по тропе с удвоенной силой. Сердце отдавало молоточками по вискам, пот щипал глаза. Во рту опять пересохло и появился металлический привкус крови. Но я не останавливался. Пер вперед сквозь заросли, как ледокол по Арктике. Напролом.

Тых-тых-тых! Сверху послышался характерный шум лопастей. Я спешно свернул с тропы, подтянул волокушу и забился под огромное раскидистое дерево.

В небе завис болотного цвета вертолет. По округло-тупой морде, как у мультяшной акулы, и открытым для пулеметчика бокам я узнал «Ирокез». Для пущего сходства с хищницей спереди намалеваны белой краской зубы раскрытой пасти. В фильмах такие вертушки часто видел. И за Рэмбо такой по джунглям гонялся. Ах, как мы болели в видеосалонах за Слая… Но я – не Рэмбо, боевая подготовка имеется, но камнем сбивать вертушки не умею.

Я притаился и даже инстинктивно дыхание задержал. «Ирокез» завис над местом, где сработала сигналка. Стрелок растопырился в боковом проеме и водил по джунглям стволом станкового пулемета на длинной ноге.

Ветер от винта предательски раздвигал кусты и пытался обнажить мое убежище. Я наспех накидал разлапистые листья какой-то травы, напоминавшей папоротник-переросток, на неподвижную тушку Ивана, а сам прижался к шершавому стволу дерева.

Вертушка нарезала круги. Черт! Только бы не заметили. Надо что-то делать.

Быстро сдернул с плеча винтовку. Патрон в патроннике, предохранитель выключен заблаговременно. Я вскинул «эмку», взял вертолет на мушку. Далековато. Если в первые несколько секунд не сниму пулеметчика, он меня потом в капусту покрошит и как звать не спросит. Ему и целиться-то особо не надо. Скорострельность ствола такая, что достаточно просто провести им по зарослям туда-обратно, и хоть одна из пуль меня да зацепит.

Я выжидал. Если «Ирокез» нас не заметит, лучше смоюсь по-тихому. Но вертолет оказался настырным, упрямо нависая, как овод над коровьими жопами. Улетать, сука, не хотел.

Взяв небольшое упреждение, вдавил приклад в плечо, поводил стволом вслед за «акулой». Кончиком указательного пальца чуть притопил спусковой крючок и замер. Ну, давай, тварь! Ближе, ближе…

Теперь не было сомнений, что вертушка от меня не отстанет. Или я, или она. «Ирокез» повернулся боком. Пулеметчик как на ладони. Пора.

Тра-та-та! Я жахнул сразу длинной очередью. Отдача неожиданно оказалась не такой сильной, как у «калаша». Я вгрызался в почву коленом, удерживая равновесие. Очередь полоснула пулеметчика, прошлась прямо по пятнистой груди, вспучив ткань разгрузки. Стрелок дернулся, но никак не падал, будто не верил, что уже труп. Я добавил еще очередь, но тот уже повис на ремнях безопасности.

Вертолет круто заложил вираж, пытаясь свалить. Похоже, экипаж был всего из двух человек – пилота и пулеметчика.

А вот хрен! Выкуси! Я выпустил остатки магазина вслед «Ирокезу». Броня у него никакая, и пули достали механику. От клокочущей машины повалил шлейф черного дыма. Вертолет сбился с курса и, заваливаясь раненой птицей, пошел на снижение.

Вот я мудак! Пилот явно выживет и призовет сюда по рации всю американскую армию. Форт-Брэгг и Ко. Надо было дать ему уйти, а теперь упавший вертолет будет радиомаячком. Но локти кусать недосуг. Я воткнул новый магазин и вновь впрягся в «телегу». Буду идти, пока есть силы и патроны. В плен мне никак нельзя: нос у меня слишком красивый, не хочу его лишиться. Дамбо все очень отчетливо объяснил.

Какое-то время казалось, что я оторвался. Я шпарил по джунглям не оборачиваясь. Разлапистые ветки хлестали по морде, ползучие побеги норовили схватить за ноги, болотистая почва пыталась засосать и замедлить ход. Но я настырный. Остановить сейчас меня только пуля может. И то в голову.

На работе меня часто называли отмороженным. За глаза, конечно, но я не обижался. Честно говоря, таким я и был. Меня и взяли в ЧОП на должность старшего группы быстрого реагирования, потому что не прятался за спины других. Район нашего обслуживания проходил в промзоне: много заброшенных заводиков, переродившихся в склады и шабашные одноразовые предприятия. Мебельщики собирали ширпотреб, автожестянщики людей окучивали, и подобные шарашки процветали. Район криминальный и неблагополучный. Гетто с прилегающими жилыми бараками и унылым, как моя детдомовская жизнь, ландшафтом. Гопота плодилась там, как радиоактивные грибы в Чернобыле. К тому же любили в этой трущобке селиться бывшие сидельцы, что откидывались из тридцать пятой колонии неподалеку. Жилья у них своего не было, а там комнату чуть ли не за мешок картошки можно было снять. Вот и подобрался в райончике контингент такой, что даже участковый сюда соваться боялся. Все местные шарашки подключили тревожные кнопки и охранные сигналки нашего «Барса», так как другие ЧОП не горели особым желанием обслуживать эту мерзоту. Днем «геттовцы» бухали технарь, а ночью собирались на дело. Вскрывали склады и СТОшки. Иногда сработки каждые полчаса были. Выезжали мы на неказистой «гранте»-оперативке и ловили гадов. Всякого навидались. Напарники на дежурство заступали охотнее, если знали, что Отмороженный сегодня в смене.

Где-то сбоку раздался хруст. Я остановился. Сердце стучало, как кузнечный молот, и норовило выпрыгнуть из груди. Да еще эта адская влажность и жара…

Фух! Хочется сдохнуть, но отступать я так и не научился. Я присел на корточки, схватился за винтовку. Хруст повторился.

Глава 3

Я вглядывался в чащу и водил стволом, выставив его вперед, готовый в любой момент пальнуть по гостям. Но никого не видно. Может, зверь какой? Или ветер? Неожиданно кусты раздвинулись и оттуда показалась голова Чунга.

– Тьфу ты! – сплюнул я, убирая винтовку. – Напугал меня! А если бы пальнул? Где ты лазил, партизан хренов? Я думал, ты сбежал.

– Сюрприз готовил, – загадочно проговорил вьетнамец. – На дороге. Американцам понравьится.

Некогда пухлый рюкзак вьетнамца сейчас заметно похудел. Теперь ясно, где он пропадал. Поди, тропу заминировал, а я его уже в иуды записал и проклял почти. Молодец, чо.

– Понравьится, – беззлобно передразнил я и кивнул на волокушу. – Помогай тогда. Тоже мне, нашелся Дед Мороз… Впрягайся, раз позади все пучком.

Чунг кивнул, поправил висящие на спине винтовки, и послушно встал рядом со мной. Вдвоем дело пошло веселее. Волокуша бодро шуршала, приминая высокую траву. Но частенько джунгли стискивали тропку до ширины ручейка, и в таких местах мне опять приходилось тянуть в одну каску.

Прошли около часа. Сколько это в километрах – не понял. Передвигаться по джунглям медленно получается и петлять часто приходится. То болотце впереди нарисуется, то огромная коряга поперек гниет, то еще какая холера, вроде непролазных сплетений колючек и лиан. В общем, не прогулка по парку.

– Все… Привал! – скомандовал я после взятия штурмом очередной лужицы.

Такие препятствия особенно выматывали. Глубина небольшая, не выше колена, но грязь присасывает ноги намертво и отпускать не хочет.

Мы аккуратно положили волокушу на землю, а я без сил бухнулся на траву. Чунг был живее меня. Привык по таким «лесопаркам» шнырять. Да и раненого он недолго тащил. Не успел вымотаться. Впереди маячила еще одна подобная лужица. Широкая, хрен обойдешь. А за ней проглядывалась еще. Черт… Кажется, в болота попали. В воздухе появился запах затхлой тины и сероводорода.

– Куда ты нас ведешь, Сусанин? – спросил я Чунга. – Ты точно дорогу знаешь? Воды кругом становится больше.

– Дожди почти неделю идут, – пожал плечами тот. – Тропические, сильные. Теперь все внизу как болото. Сусанин – это кто?

– Да был такой… «заводила». Отжигал с поляками.

Меня потряхивало, я все никак не мог переварить свой провал в прошлое. Как жить? Точнее, как выжить?

– И куда нам теперь? Обратно поворачивать?

– Не знаю, – вьетнамец задумчиво пригладил черные гладкие волосы. – Проверю впереди, ты пока отдыхай.

– Давай, – кивнул я. – Если найдешь вертолет или катер на подушке, тащи их сюда, буду благодарен.

Чунг даже не улыбнулся шутке. Интересно, вьетнамцы вообще понимают русский юмор? Американцы точно не понимают. А этот вроде смышленым выглядит. Но похоже, что улыбаться не умеет. Жизнь, наверное, тяжелая была, не научился. Хотя, может, он просто не догоняет – речь у меня ни хрена не литературная.

Проводник скрылся в чаще. Я прихлопнул очередную «сколопендру», пытавшуюся залезть мне за ворот. Поморщился и отшвырнул раздавленное мерзкое тельце подальше от себя. Плечи мои невольно передернулись. Не думал, что боюсь насекомых. Таких, наверное, все боятся…

Деревья вдруг заколыхались, поднялся ветер. Только что ясное небо покрылось неизвестно откуда набежавшими тучками. Глазом не успел моргнуть, как тучи задавили солнышко. Темно стало, будто в сумерки. Погода в тропиках меняется быстро и непредсказуемо, совсем как настроение у тещи. Тьфу, тьфу… Нет и не было у меня никогда тещи. И жены, соответственно, тоже… Был момент, что чуть на Аленке не женился. Сдуру. Но ее скверный характер вкупе с моим рахдолбайством уберегли нас от необдуманного шага. Хотя я уже готов был остепениться. Все-таки сорокет недавно стукнул. Не мальчик уже, пора бы и памперсы начать покупать и другие пустышки.

Все мои друзья уже успели жениться, развестись и еще раз жениться. А я только на их мальчишниках гулял, и на их вопросы, когда уже сам хомут надену, уклончиво отвечал, что не нашел еще ту самую единственную светлую женщину, достойную стать моей тещей.

Громыхнули раскаты. Бахнуло совсем рядом, я аж вздрогнул. Крупные капли дождя зашуршали по листве. Жара вмиг спала. Изо рта даже пар пошел.

Я вытащил из рюкзака трофейный дождевик и накрыл им Ивана. Его рану нельзя мочить. Не хватало нам еще заражения. Лицо раненого накрывать не стал. Он и так горит. Пусть охладится немного и губы смочит. Сам уселся под раскидистый куст, напоминавший ботву гигантской моркови. Дождь ливанул резко, будто боялся, что не успеет промочить землю, пока ветер не разогнал тучи. А ветер все-таки вскоре их разогнал.

Солнце протиснулось сквозь свинец облаков и тронуло лучом лицо Ивана. Он застонал. Пошевелился и открыл глаза. Первые несколько секунд хлопал ресницами, уставившись на человека в американской зеленке. Долго не мог понять, кто перед ним. Наконец его взгляд обрел осмысленность и ясность, и он понял, что перед ним земеля.

– Ну ты засоня, – улыбнулся я. – Столько всего интересного проспал.

– Где мы? – озадаченно пробормотал Иван, недоуменно вращая глазами. – Пить дай…

– А черт его знает, где мы, – пожал я плечами, снял с пояса фляжку и протянул Ивану. – Я вообще не представляю. Для меня все вокруг одинаково. Чунг ведет нас к своим, я так понял. Куда-то на север. – Я ткнул пальцем в компас, что прихватизировал с трупов.

– Где он?

– Без понятия. Похоже, что на разведку пошел. Искать обходные пути. На болотце мы напоролись. Дальше дороги нет.

– Ясно, – нахмурился солдат. – Только мне к своим нужно. Срочно…

– Всем нужно, – кивнул я. – Мне бы тоже не мешало в свой социум обратно влиться. Как-то не привык я жить среди термитов, сколопендр и прочих американцев. Если покажешь дорогу на карте, могу попробовать тебя дотащить до своих. Только мне там не рады будут.

– Это почему? – насторожился Иван.

Я тяжело вздохнул.

– Есть причины.

– Ты работаешь на американцев? Ты дезертир?

Он попытался приподняться на локте, но не смог. Застонал и снова расстелился.

– Хуже, – улыбнулся я. – Я из будущего.

– В каком смысле из будущего? – черные жесткие брови Ивана встали домиком, он посчитал, что ослышался.

– В смысле из другого года. Из века даже другого. Как в прошлое попал, не знаю. Только в моем времени война эта уже давно закончилась.

– И кто же победил? – ухмыльнулся Иван, думая, что я над ним издеваюсь.

– Никто. В войне побеждает тот, кто выжил… Но, если тебе интересно, американцы с позором свалили из Вьетнама. Так бежали, что чуть штаны не потеряли.

– Чудной ты, тезка, – вместо того чтобы признаться, кто ты есть на самом деле и какого хрена делаешь в джунглях, сказочки мне про будущее рассказываешь.

– Ведь знал, что ты не поверишь, – поморщился я. – Но выговориться кому-то надо было. Может, я не один здесь такой.

– Не один, – кивнул Иван. – В психушке таких полно. Но ничего. Доберемся до своих, а там в госпиталь тебя сплавим. Врачи у нас ого-го. Кого хочешь на ноги поставят.

– Или, наоборот, растением сделают, – добавил я. – В моем случае лучше никому не знать этот секрет. И ты не болтай. Считай меня убогим, раз тебе так проще, но молчи. Договорились?

– А то что? – нахмурился Иван, глаза его сузились до щелок. – Убьешь меня?

– Тебя убить проще, чем муравья раздавить. Хотел бы убить, давно бросил под кусточком. Не мели ерунды. Свой я, Ваня. Свой… В это ты можешь поверить? Поверь – и сразу жить станет легче…

Дождь усилился, я перетащил стонущего Ивана под раскидистую пальму. Вроде стало посуше.

– Ну в том, что ты свой, я не сомневаюсь. Американцы бы не додумались до такой тупой легенды. И на дезертира ты не похож. Видно, что недавно в джунглях. Морда не загорелая, ноготочки как у бабы, без грязи и заусенцев.

Глазастый.

– О, какой ты наблюдательный! Ну раз так, то скажи, откуда я мог такой взяться? Красивый и ухоженный. Среди леса, пешком и налегке.

Но Иван не успел ответить. Из чащи вынырнул Чунг. Увидев, что Иван очнулся, вьетнамец разулыбался (умеет все-таки):

– Живой, командир! Думал, все. Впереди все хорошо, дорогу нашел. Можно идти!

– Подожди, Чунг, – сказал Иван. – Планы меняются. Мне срочно нужно к своим. Кое-что передать надо. Понимаешь? – Он многозначительно взглянул на проводника. Вот паразит! Я его на своей горбушке полдня тащу, а он при мне разговаривать «стесняется». Дождется у меня. Брошу его на хрен на съедение термитам. Я уже хотел было обидеться, но поразмыслив, немного остыл. На его месте я бы тоже пальцем у виска крутил. Прискакал бы ко мне добрый молодец и заявил бы, что из другого века. Из двадцать третьего, например. В котором инопланетяне Землю захватили и из людей остались в живых только Путин и Пугачева. Я такого тоже бы в дурку сдал. То, что Путин еще править будет, я могу поверить. Но у Борисовны уже сейчас проблемы со здоровьем…

Иван попросил развернуть меня трофейную карту. Он пробежался по ней глазами и ткнул в место севернее нашего местонахождения:

– Здесь должны быть партизаны. Они помогут нам добраться до своих.

– Зачем нам партизаны? – спросил я. – Нельзя сразу к своим шуровать?

– Далеко, – замотал головой Иван. – Без вертолета не доберемся. Нужно вертушку вызвать…

Вот не люблю неопределенности. Пойди туда, не знаю куда… Я хоть по жизни и раздолбай, но важные дела привык доводить до завершения. За это меня на работе начальство и ценило, и премии кой-какие подкидывало. Сто раз хотел уволиться со службы, где сутками пашешь, а недосып – это норма, но внутри что-то не давало… Если уволюсь, значит, слабак. Не выдержал. У каждого свои тараканы. У меня он один, но большой, с-сука.

Ба-бах! – громыхнул взрыв. Рядом захлопали крыльями какие-то птицы. Грохот вспугнул их. Это были явно не грозовые раскаты. Дьявол! Похоже, сработала ловушка Чунга. Плохо дело! За нами погоня.

– Уходим! – крикнул вьетнамец. – Мины!

Он закинул за спину две М16, рюкзак и бросился вперед:

– Давай за мной!

Вот бляха! Легко сказать – «идите»… Опять, чертенок, смылся. Ну да ладно, теперь я точно уверен, что он не бросит нас. Видно, еще что-то придумал. Сайгаком поскакал, только пятки сверкают.

Я опять прикинулся бурлаком и навалился на «оглобли». Иван пытался приглядывать за тылом, что-то бормотал. Но речь его становилась бессвязной. Похоже, жар усилился. Потом он и вовсе замолчал. Снова отрубился… Организм экономил силы и отключал мозг. Содержимое черепушки – это же самый энергозатратный орган в теле…

Я протащил Ваню еще около пары километров. Жопой, вот прямо самыми мелкими волосками на ней чувствовал, что преследователи близко. Если быстрым шагом шлепают, то их скорость раза в два выше моей. Еще минут пятнадцать-двадцать, и они меня догонят. Где чертов вьетнамец? Куда он пропал?

Мокрые ветки хлестали по лицу. Чтобы их раздвинуть, не хватало рук. Я брел вперед и тихо матерился. Хотелось громко с русским размахом, но боялся, что преследователи услышат. Споткнулся об очередной пенек (в траве не видно его совсем) и зарылся мордой в грязь. Встал, отряхнулся и хотел уже выдать очередную порцию приглушенного сочного мата, но передо мной вырос Чунг.

– Быстро, – сказал он и схватил волокушу. – Тащим туда.

– Зачем туда? Бросить его, сука, хочешь?

– Нет, – замотал головой вьетнамец. – Джи-ай здоровые, быстрые. Не уйти. Встретим их тут.

– Ну, давай, хули! Мы же терминаторы, – окрысился я. – Вдвоем против отделения? А может, там целый взвод? Пофиг.

– Терминаторы не знаю. Все хорошо придумал, – бормотал азиат. – Увидишь. Ивана надо спрятать, помоги.

Мы свернули с дорожки и утащили раненого подальше в заросли. Забросали листьями, наказали вести себя хорошо и помалкивать. Шутка. Он и так молчал. В сознание пока не пришел.

Вернулись к тропе. Следы волокуши четко просматривались. Сломанные кустики, примятая трава, а в том месте, где были проплешины с грязью, еще и следы от «полозьев» отпечатались. Да… Не нужно быть Соколиным глазом, чтобы найти нас.

Только сейчас я обратил внимание, что у Чунга одна винтовка, вторую он куда-то захомячил.

– Надо наверх, – азиат махнул рукой на раскидистое дерево с заскорузлым стволом и длинными свисающими листьями как у початков кукурузы.

– На хрена? – Я прикинул высоту дерева, если вскарабкаться на самый верх, то спуститься потом быстро не получится.

– Лезь, – твердил Чунг. – Я на другое лезу. Будем сверху стрелять.

Сверху так сверху. Любил я сверху. Вот только если нас окружат, тогда трындец будет. В лоб еще можно отбиться, где-то за стволом спрятаться, а если за спину зайдут и окружат, задницы будут наши как на ладони.

Но в этом я немного ошибся. Чунг первым вскарабкался на дерево, что росло сбоку от тропы, и занял позицию. Я, как ни старался его разглядеть с земли, так и не смог. Интересное деревце. Хитро ветки расположены, будто специально, чтобы в прятки играть.

Разгрузка с магазинами и гранатами тянула вниз. «Эмка», что болталась за спиной, все время норовила зацепиться стволом за ветки. Если Чунг взлетел вверх, как мартышка на пальму, то я со своим неакробатическим весом (за сотку кг) напоминал скорее матерую гориллу, которой зачем-то вздумалось взгромоздиться на дерево. Помните, как в фильме Кинг-Конг лез на «Эмпайр Стейт Билдинг»? Один в один я. Два раза чуть не сорвался, ободрал руку, минут десять пыхтений и мучений, и наконец я наверху. Расположился поудобнее, выбрав для этого широченный сук, подходящий для моей задницы. Раздвинул ветки, прицепив их прутиками, чтобы не закрывали обзор. Огляделся.

Тропа как на ладони. Неплохая позиция для «кукушки»[3]3
  «Кукушка» – сленговое название финских военнослужащих – снайперов и автоматчиков, во время советско-финской войны 1939–1940 гг., возможно, использовавших замаскированные позиции на деревьях.
  Термин «кукушка» неоднократно встречается в книге «Бои в Финляндии. Воспоминания участников», изданной в СССР в 1941 году, в которой «кукушку» чаще всего описывали именно как снайпера, ведущего стрельбу с дерева. Упоминания о финских снайперах-«кукушках» достаточно часто встречаются в мемуарах и воспоминаниях участников финской войны с советской стороны, а также в советской печати. О них упоминают, в частности генерал Е. Ф. Ивановский (во время финской войны бывший лейтенантом, командиром танка), маршал К. А. Мерецков (во время финской войны – командарм 2-го ранга, командующий 7-й армией), маршал Н. Н. Воронов.


[Закрыть]. Можно перевести дух. Я снял разгрузку и повесил ее рядом. Патроны будут под рукой и мне проще, если что, вокруг ствола ерзать. Без разбухшего от боеприпасов жилета почувствовал вдруг себя стройняшкой. За этот день привык я к жилету, как мужик к мамону. Сроднился.

Отпил из фляжки воды. Жидкости осталось совсем мало. Надо будет потом позаботиться о запасе. Если выживем…

Кругом подтопления и болотца, от которых пахнет вонючей спортзальной раздевалкой. Уверен, что водица из местных ручейков не совсем пригодна для питья. Может, для местных и нормально, но мой организм точно такое не вывезет. Я дома даже из-под крана не пил. Как-то надо привыкать к новым условиям. Чай, не принцесса на горошине.

Впереди вдалеке зашевелились кусты. Я насторожился. Достал гранаты, разогнул усики. По тропе явно кто-то продирался. Макушки травянистых веников покачивались. Черт! Надо как-то предупредить Чунга. Но кричать нельзя. Махнуть рукой тоже не могу. Не могу его разглядеть. Где он там притаился? Вроде только что сидел на соседнем дереве, а теперь нету. Может, повыше забрался? Хрен с ним. Надеюсь, он тоже увидел гостей.