Текст книги "Вечная ночь Сары"

– А вот и ты, – раздраженно выдала Луиза.

– В приемной никого не было, – урезонила я наставницу. Фавий улыбнулся краешком рта.

– Понравилась картина? – усталый тон, взгляд исподлобья. Я кивнула, хотела спросить, для чего им тайный ход, но фраза умерла в горле. Фабио отошел от стены. Он был без пиджака, рукава рубашки закатаны.

– Сара, рад тебя видеть, – отбросил формальности итальянец, в его глазах загорелся недобрый огонек. Я задрала подбородок, вспомнив Полю. Не думаю, что провалы в бездну спутанного сознания ничего не значат.

– Взаимно, синьор Кампанелла, – я переключила внимание на Луизу. Она скривила губы в некрасивой усмешке, кивнула на стол. Только в тот момент я заметила, что на поверхности разложена карта. Она отличалась от стандартных дешевых: коричневый, бежевый и голубой цвета, надписи горят золотом. Напоминала иллюстрации к вымышленным континентам сказочных миров. Луиза взяла со стола изящную указку и ткнула ее кончиком во Францию.

– Начнем с него? Правильно, Ле Гро? – Она провела указкой по лацкану незнакомца. Тот брезгливо отмахнулся, как от надоедливого насекомого.

– С Парижа, верно, – французский прононс смягчил букву «р». Нежный тенор звучал контрастно на фоне внешности Ле Гро. Карие глаза сузились, лоб пошел морщинами – он демонстрировал неприязнь к Луизе всем своим видом. Она издала едкий смешок.

– Договорились, – довольно улыбнулась Луиза, выставляя небольшие клыки напоказ. Выглядели они как обычные, но чуть заостренные книзу зубы. У нормального человека вполне могли быть похожие. Размышляя над тем, для чего меня приглашали на это собрание, я подала голос:

– Какова моя роль?

Ответил мне Фавий, сделавший пару шагов ко мне.

– Ты едешь в Париж, c'est simple55
  Все просто (фр.).


[Закрыть].

Ле Гро незаметно подкрался и почти шепотом добавил:

– Город придется вам по вкусу, уверяю, – его пальцы сомкнулись на моем предплечье. Все понимали, что происходит, о чем идет речь. Все, кроме меня. Руку я отняла, прижала к груди.

– Мне нужны ответы. Никуда не поеду, даже с места не сдвинусь, пока мне не объяснят, для чего я вам всем нужна, – мои слова прозвучали резко, отдаваясь эхом в каменном зале.

– Ну, допустим, нужна ты не всем, – ядовито выплюнула Луиза. Реакцию я была понять не в силах. Фавий выставил ладонь, заставляя помощницу замолчать.

– Сейчас не место и не время для такой долгой беседы. История тебя не оставит равнодушной, – пообещал Фавий, обходя меня. – Мы закончили, – объявил он и скрылся за бархатной шторой, через которую я сюда прошла.

– Можешь пойти за ним, – кивнула Луиза, – мы вернемся через общий выход.

Мне показалось, что она немного смягчилась. Кинув уничтожающий взгляд на итальянца, я поспешила догнать Фавия. Ответы мне были нужны сегодня.

Глава 2. Alea jacta est66
  Жребий брошен (лат.).


[Закрыть]

Перепрыгивая через ступеньки, я настигла Фавия уже на пороге его кабинета. Он подождал, пока я зайду внутрь, затем закрыл проход нажатием на фальшивые золотые листья картины. Фавий, не глядя на меня, направился к своему креслу. Мне оставалось только устроиться напротив него, позволив антикварному столу разделить нас. Какое-то время мы молчали, словно боясь нарушить тишину. Пальцы владельца отеля коснулись перстня, украшенного рубином. Решившись, Фавий пристально посмотрел на меня. Я тотчас смутилась, щеки заалели. Боевой дух был утрачен в сражении минутами ранее. Пала ли я на этом поле битвы или одержала победу?

– Наверное, стоит начать рассказ самому, ответив на твои главные вопросы: кто мы, и, что не менее важно, кто ты?

Венец победы мой. Раскрыть рта я не смела, потому ограничилась кивком.

– В темные времена, когда люди только начали обретать веру, тайные искусства не были такими уж тайными. Людское порицание породило скрытность, причем порицание не самих запретных знаний и практик. Лишь нетерпимость к инакомыслию. Не так уж мало я знавал хранителей этих умений, но, увы, не каждый человек в полной мере осознает собственные способности и силы. Взять вот тебя. Когда ты почувствовала свой свет? Пару лет назад? Или он проявился случайно в детстве? Испугалась и подавила его? Верно?

По спине пробежал холодок. Так все и было. Мой седьмой день рождения. Мама собрала гостей, и дети составляли их меньшую часть. Я почти ни с кем не дружила, кроме Поли, и никого толком не знала. Пока я пряталась от всех на балконе, уединившись с праздничным тортом, ко мне подбежал мальчик, сын кого-то из гостей. Он выхватил у меня из рук тарелку, устремился к распахнутому окну, чтобы выбросить угощение прямо на улицу, залитую полуденным июньским солнцем. Я успела схватить негодника за руку. Он вырвался, повинуясь инерции, упал на спину, как жук, и опрокинул несчастный кусок торта себе на лицо. Мальчишка не проронил ни слова. Выражение бессильной злости, руки, смахнувшие с глаз крем, сжались в кулак и нацелились на меня – противник готовился к бою. Подумав, что дело серьезное, я заслонила голову ладонями. Все, что помню о произошедшем после, только крики моей матери, а свет, исходящий от меня, окутывает нас с мальчиком туманом.

– И сколько таких, как ты? Миллионы, на самом деле, – продолжил Фавий, немного помедлив, давая мне время окунуться в омут воспоминаний. Не понимая, к чему он клонит, я невольно подалась вперед.

– Даже если и так, какое это имеет отношение к таким, как ты? Кто вы с Луизой?

Моя наивность рассмешила Фавия.

– Боишься назвать это слово? Упыри, ты хотела сказать? Мы называем себя эмпами, если угодно, отталкиваясь от имени одного из древних ночных духов, которому приходилось питаться кровью, чтобы выжить. Другая часть популяции, распространившаяся в разных углах мира, может называть себя и по-другому. Детьми Лилит, например, – он более не глядел на меня, смотрел в пустоту. Ожидание было томительным, но я не торопила Фавия, за что была вознаграждена.

– Твои представления о моем виде, скорее всего, далеки от реальности. Романтичные образы, боязнь света и мертвое тело – все это ложь. Если захотеть, и сердце забьется. Живем не вечно, но достаточно долго, солнечные лучи не угроза, но нежелательны. Никакая жизненная сила человека нам не требуется, но и кровь животного не подойдет, – голос его стих, в глазах застыло время, будто песчинки в янтаре. Он был не здесь: прошлое звало, и Фавий не мог этому противиться.

– По преданиям, когда-то в одной из провинций Греции, что пожертвовала мужчинами для защиты земель, оставшиеся в одиночестве женщины обратились к трехликой Гекате, попросив ее о могуществе. Богиня отправила к ним в лунную ночь Эмпусу, велев наделить избранных, тех, кто уже нес в себе божественную искру, своей силой. Платой стало проклятие – потребность в человеческой крови. Город отчаянных женщин устоял, нападение варваров было отражено. Жительницы передали дар потомкам, из которых пережили ритуал немногие. Кровь матерей отвергали дети, не унаследовавшие искры. – Радужки Фавия из глубокой синевы превратилась в черную бездну.

– Что с ними стало? – едва слышно спросила я. Улыбка тронула губы Фавия, и он вновь обратил на меня внимание.

– Меня там не было, не настолько я стар. Судя по тому, что мне известно, сейчас это последствие назвали бы мутацией. Тогда же нарекли страшной болезнью. Кожа несчастных покрывалась пузырями на солнце, кости теряли крепость, а мышцы – силу. А некоторые и вовсе уходили в царство Аида мгновенно.

Я вздрогнула.

– Сколько тогда ты живешь? Получается, вас не так уж и много?

Фавий откинулся в кресле, запустив пятерню в волосы.

– Пятое столетие. Как раз наоборот, с численностью людей не сравнимся, но и малым количеством не отличаемся. Правда, вопрос в цене, – голос его стал сух и бесцветен, как опавшая листва. На мой немой вопрос в глазах он ответил: – Есть эмпы, которые не считают важным отбирать людей для ритуала. Они делятся кровью без разбора, подвергая гибели сотни, а иногда и тысячи людей.

Чувствуя, как заходится ударами сердце, я в ужасе прошептала:

– Но я тоже пила кровь… Мне придется стать такой… как ты?

В кабинете раскатами прогремел смех Фавия, показавшийся мне оглушительным.

От шепота до грома.

– Не станешь. Пока что, – заверил он. Намек на будущее мне не понравился, но я промолчала в надежде услышать, какое это все имеет отношение ко мне.

– Дело в твоем отце. Он был одним из членов Ордена Света, созданным для борьбы с обезумевшими эмпами, самопрозванным «Племенем свободных». Лишь свет этих людей мог остановить массовые обращения. Найти дорогу к местонахождению ордена могут только обладатели дара. И если ты не хочешь, чтобы люди гибли и дальше от рук «свободных» эмпов, нам необходимо объединить усилия в поисках. – Фавий свел кончики пальцев. Пораженная, я замерла. Меня просто хотят использовать, чтобы найти дорожку к некоему ордену, существование которого для меня под вопросом. Знают моего отца… Пусть это даже и уловка, но я затрепетала от одной лишь мысли, что папа снова будет рядом. Его большие ладони, запах табака и спокойствие, даримое присутствием отца. Не желая расплакаться перед Фавием, я быстро поднялась с места и, бросив скупые извинения, покинула кабинет. Стараясь не смотреть на Софью, почти бежала к лифту, желая спрятаться в своем кабинете. На седьмом этаже я столкнулась с Луизой.

– Куда летишь? – она остановила меня у дверей лифта.

– К себе, – отрезала я, сбросив ее руки.

– Кто-то умеет злиться? Надо же, – Луиза притворно ахнула. – А говорила-то с трудом, – она цокнула языком. – Наверное, при рождении твои крошечные легкие не раскрылись, и ты появилась на свет в безмолвии, – лились в мои уши пропитанные ядом слова. Луиза снова пустила свои отравленные стрелы точно в цель, ни разу не промахнувшись. Недавно подступавшие слезы высохли, в груди заклокотала неведомая мне доселе ярость.

– Замолчи! – потребовала я, с трудом узнавая саму себя. Луиза, не смутившись, изогнула бровь.

– А то что? Расплачешься? – язвительно поинтересовалась она. В мгновение ока злость превратилась в свет, пролившийся на Луизу. Мои пальцы коснулись ее кулона, спустились ниже, словно хотели прожечь насквозь и добраться до сердца. Я почувствовала запах опаленной плоти. Не выдержав, Луиза взвыла, будто раненый зверь, и с силой меня оттолкнула. Все еще озаряя сиянием коридор, я упала на спину. Ореол золотого света потихоньку мерк. Луиза держалась за сердце, хваталась за испорченную рубашку. Когда она убрала руку, я увидела следы своих пальцев, зиявшие чернотой, как ожоги от сигарет.

– Надо же, как они тебя еще не нашли, – шипя от боли, произнесла Луиза. Она оправила блузку. – Поговорим в твоем кабинете, раз так спешишь туда, – Луиза указала рукой на дверь с табличкой «Распорядитель». Надпись казалась надуманной, ненастоящей. Как и вся моя работа в целом.

Мы разместились за столом: я села в свое кресло, Луиза расположилась на кожаном стуле слева от меня.

– Судя по твоей реакции, все карты Фавий выложил на стол, верно? – она закинула ногу на ногу, потянувшись в карман, словно ей захотелось курить. Поймав собственное движение, Луиза сцепила руки в замок на колене. Чтобы не выдавать человечность?

– Не все. Если ваше существование хранится в секрете, то почему в отеле столько сотрудников? Им открыта правда?

Луиза осклабилась.

– Они знают, на кого работают, их это устраивает. Что может больше обречь человека на преданность, чем надежда на исполнение заветного желания? Придет час и… – Она сделала театральную паузу, – они обретут новую жизнь. – Луиза расхохоталась, будто смеялась над глупыми мечтами людей, которые доверяли ей и, как я подозреваю, поставили на кон собственные жизни. Неоправданный риск, бесконечное вранье. Наверное, с кровью они впитывают антитела к стыду. Эффективное средство против совести. Я поморщилась.

– Люди для тебя ничто? – вопрос сорвался с губ, прежде чем я успела хорошенько подумать. Луиза резко перестала смеяться, точно окаменела, как несчастливец, столкнувшийся с Медузой Горгоной.

– Если ты думаешь, что мы делимся на своих и чужих, то это в корне неверные мысли. Мы не можем существовать без людей, образуется симбиоз.

Настала моя очередь издать саркастичный смешок.

– Уж скорее паразитизм. Или ты о пользе, которую может дать твоя кровь? Почему, кстати, в медальоне его кровь, а не твоя собственная? – Луиза опешила. – О, я сразу догадалась, – едко ответила я.

– Для поддержки ментальной связи. Возраст эмпы тоже имеет значение, – холодно произнесла она, поднимаясь с места. – На самом деле, я только хотела напомнить о поездке в Париж. Медлить нельзя, здесь нужно искать по горячим следам.

Она грациозно повернулась к двери.

– И когда нужно лететь? – обреченно осведомилась я. Не оборачиваясь, Луиза уже на выходе из кабинета обронила:

– Через пару дней. О документах не беспокойся, но паспорт завтра не забудь.

Дверь захлопнулась, и я слышала ее удаляющиеся шаги: приглушенное ковровым покрытием цоканье каблуков. Выходного не будет. Я покрутилась в кресле, размышляя, что мне делать. Бежать? Какой смысл? Судьба везде настигнет, а руки у моей теперешней «судьбы» весьма длинные. Просто сдаться и покориться? Лишь на своих условиях: я должна найти отца.

За окном раздавалось карканье, вороны прыгали с ветки на ветку, переругиваясь, словно бранили кого-то. Кресло жалобно скрипнуло, когда я вставала. Выглянув в окно, я увидела, как освещенные уличным фонарем фигуры в сумраке покидали отель. Фавий и его свита сели в знакомый мне «Майбах» и плавно уехали прочь. Я проводила их злым взглядом, понимая, что именно сейчас мне так не хватает поддержки. Хоть чьей-нибудь, даже язвительной Поли. Особенно язвительной Поли.

Глава 3. Закаты и рассветы

Родные стены встретили меня молчанием и темнотой. Полумрак, властвовавший в коридоре, намекал на печальное настроение моей матери: та закрылась в комнате, и через матовые полоски стеклянной двери просачивался бледный свет телевизора. Я все еще в немилости. Неделю назад я сотрясалась бы на пороге маминой спальни, стремясь вымолить прощение. Но сейчас только скользнула взглядом по двери ее комнаты и, скинув обувь, стянула с себя пальто. Хотелось в душ и спать. Лечь в прохладную постель, согреть ее теплом своего тела и заснуть мертвецким сном.

Наша ванная комната белела потрескавшимся кафелем. Зеркало, заключенное в овал пластикового серебра, отразило мое бледное лицо. Белок глаз окрасили ниточки лопнувших капилляров, фиолетовые тени под глазами к ним не очень-то подходили. Я усмехнулась. Вот и чудодейственная кровь. Никакого толку. Отвернувшись от зеркала, бросила одежду на пол и ступила в ванную, позволяя горячим струям смыть с себя этот день… И ночь.

Я вдыхала запах полыни, чей горький цвет, тайное очарование аромата, отчетливо слышалось даже во сне. Мы брели с Фавием по песчаной дороге, вдоль которой тянулись обнаженные деревья. Они были сухими и безжизненными, как и земля, что когда-то, будучи плодородной, позволила им появиться на свет. Шли в тишине, спускаясь с холма. Наши руки иногда нечаянно соприкасались, а ветер поднимал пыль у нас под ногами. Фавий, облаченный в небесно-голубую тунику, шел чуть впереди. На мне было летящее белое платье, перевязанное пояском на талии, которое дарило ощущение легкости и делало походку невесомой. Внизу открывался вид на город, сияющий на солнце белым камнем. Умиротворение и неторопливость витали в воздухе.

– Ты так красив, – вырвалось у меня при взгляде на алебастровую кожу Фавия. – А мне и твоя кровь не помогла преобразиться, – с некоторой завистью протянула я, разглядывая идеальное лицо моего спутника. Уголки его губ немного приподнялись.

– Ни к чему тебе преображение, хотя… – Он изящным движением снял со своей головы венок из цветов, синих, как его глаза, и короновал меня им. Я улыбнулась.

– Ты будешь самой прекрасной на празднике, – заверил меня Фавий. Куда мы шли, мне было неведомо, а потому я полюбопытствовала:

– Что это за место и какой будет праздник?

Фавий повернулся ко мне. Умудренный прожитыми годами взор словно вновь стал мальчишеским, беззаботным взглядом юнца. На губах играла озорная улыбка, столь непривычная для него.

– В честь луны, царицы звездного неба. Во имя той, что даровала нам знания и силу, – спокойно пояснил он.

Время ускорилось, светлый день умирал в алом закате. Когда багрянец растворился в облаках, уступая крадущейся ночи, наш путь закончился у развилки. Пересечение трех неведомых троп, черное небо над нами и сияющий серп щербатой луны.

– Добро пожаловать на праздник, – прошептал Фавий, подступив вплотную ко мне. Я ничего не понимала, рассеянно огляделась. Никого. С быстротой и ловкостью хищника Фавий заключил меня в смертельные объятия. Его приоткрытые губы запечатлели на моих невесомый поцелуй. Собственный пульс грозился меня оглушить, ноги отказывались повиноваться. Касания губ, словно прикосновения лепестков нежного цветка, проложили дорожку чуть влажных следов по моей шее. Внезапная острая боль от вонзенных в плоть клыков выбила из меня слабый вскрик испуга, что обжег мои легкие. Почувствовав, как по коже стекают горячие ручейки покидавшей меня жизни, я плавно погружалась в блаженную темноту.

Проснулась в собственной кровати – в безопасности. За окном хмурилось утро, было еще темно. Откинув удушающий саван одеяла, я вскочила с постели и добежала до ванной, рискуя впечататься в косяк. Поплескав себе на лицо водой, я посмотрелась в зеркало. Мутный после сна взгляд с трудом сфокусировался. Оскверненные краснотой склеры вернули себе белизну, синяки под глазами исчезли, кожа была ровной, гладкой, почти как у Фавия. Пара часов беспокойного сна не могла сотворить с моей внешностью подобное. Причина разительных изменений была определенно в кулоне Луизы, вернее, в его содержимом.

Еще сонная, я прошлепала на кухню, окончательно запутавшись в происходящем. Кофемашины у нас дома не имелось, мама была против «жужжалки, занимающей кучу места», поэтому кофе варили в турке. На часах почти шесть утра. Черная стрелка настенных деревянных часов громко отстукивала секунды, которые отзывались у меня в голове ударами молотка. Снять турку с огня я успела за мгновение до того, как в ней начала подниматься пена. Щедро плеснула холодного молока в кружку, отпила кофе и подошла к окну. На небе едва занималась заря, ночная мгла таяла в предрассветных лучах. Ветер обрывал угасающие листья с деревьев, птицы, не спасшиеся бегством на юг, перепрыгивали с ветки на ветку. Тоскливая картина серых будней, но не думаю, что в Париже будет красочней. А вот опасней – наверняка.

Покинуть страну без новостей о Поле я не могла. Нетерпение сжигало меня, и, поставив кружку на стол, я отправилась на поиски телефона. Куда вчера его положила, не помнила совершенно. Пока я перетряхивала сумку, в коридор выплыла мама. Она делала вид, что меня не существует вовсе. Ежели матушка не надрывает связки, это означает одно: дело совсем плохо. Бойкот расценивался как высшая мера наказания. Собравшись с духом, я сделала глубокий вдох:

– Доброе утро! Может, нам стоит поговорить? Как взрослым? – моя наивная попытка вступить в контакт не увенчалась успехом. Лишь бегло окинув меня безразличным взглядом, мама скрылась в ванной. Да и поделом, пусть потом не спрашивает, куда я исчезла. Оставлю записку. Приняв решение, что лучшим вариантом станет укрытие в своей спальне, я спряталась от обиженной матери, не забыв запереть за собой дверь. Пошел седьмой час, за окном светлело. Поля всегда была жаворонком, и если она в порядке, то трубку должна взять. Набрала номер подруги, который я и без телефонной книги знала наизусть. Динамик пел раздражающую мелодию длинных гудков, и эта лебединая песнь заставляла воображение рисовать страшные картины: Поля в изломанной позе лежит всеми забытая где-то далеко, а рядом захлебывается звонками ее мобильный. Помотав головой, прогоняя навязчивые образы, я еще несколько минут пыталась дозвониться. В социальных сетях подруга не мелькала, в мессенджерах последней датой появления указан вчерашний день, буквально пятнадцать минут после нашего расставания. Будить ранним звонком маму Поли я не стала, но набрала Лешке – он тоже был ранней пташкой, когда-то это их с подругой неплохо объединило. Восприняв теплое дружеское общение как надежду на нечто большее, Лешка решил проявить инициативу, вручив букет полевых цветов. Мечты его были разбиты так же, как и сердце. Горевал он, правда, недолго: их отношения с Полей скоротечно переросли в братско-сестринские.

Лешка тоже не подходил к телефону. Сегодня выходной, он может уже и в электричке сидеть, направившись в Хладное. А может, в другой город. Или вообще шататься по улицам столицы, слушая чириканье птиц да разговоры прохожих. Предсказуемый в своей непредсказуемости.

– Да-да? – наконец отозвался Лешка.

– Привет, я из-за Поли звоню, она пропала с радаров. Светлана Васильевна вся извелась, да и самой уже не по себе становится. Поля тебе ничего не писала? – с каждым произнесенным словом тревога усиливалась, поскольку предугадать ответ друга было просто.

– Не-а. А чего суету наводить? Объявится, это же Поля, – в голосе Лешки особого беспокойства не слышалось. Я упрямо продолжала гнуть свою линию:

– Давай к маме ее зайдем?

На другом конце провода раздался усталый вздох.

– А ты домой ей звонила? Может, нашлась потеряшка?

От возмущения я фыркнула.

– Ты правда так думаешь? Неужели нам бы не сообщили? Светлана Васильевна знает, что мы тоже волнуемся за ее дочь.

– Ну, придем. И чем мы ей поможем?

Я остановилась в середине комнаты, не припоминая, когда начала нервно расхаживать по ней.

– Ты поговоришь с мамой, отвлечешь ее, а я залезу в Полин компьютер.

Лешка отреагировал не сразу.

– Что-что? Куда залезешь?

Мне надоело объяснять одно и то же, поэтому я сообщила ему время встречи у Полиного дома и завершила звонок. Идея про домашний телефон звучала здраво, хотя признавать это мне совсем не хотелось. Осталось подождать каких-то пару часов, и правда о пропаже подруги будет известна. Я в этом уверена.