Текст книги "Мангуп"

– Ты не узнаешь решения этой задачи в одиночку. Подумаем вместе. Я не шутил, говоря, что хочу, чтобы ты жил. – Он задумчив и явно впечатлен. – И ты прав безусловно: пока что я не могу доверять тебе. Но верить – могу. Надо же начинать с чего-то. Будет тебе время и отдых, Титай. Будет.

Алексей не шарахается, в светлых глазах страх не замещает все другие чувства. Титай столько раз видел это: ужас загнанного в угол животного, ненависть к змее, разрушившей мираж танца. Золото только обрамляет руки, привыкшие к работе иного толка. И князь этого, кажется, не боится.

Титай вдруг резко выдыхает, обхватывает князя обеими руками. Жмурится. Так редко можно позволить себе слабость.

– Будь моим хозяином ты, я был бы самым покорным из рабов. – Других слов благодарности в себе не нашел. Только так.

– А по своей воле моим стать не хочешь? – Князь улыбается в ответ на его слова, обнимая крепко, прижимая к себе и касаясь подбородком виска. Небо все светлее. У них осталась всего-то пара-тройка часов.

– По своей воле я уже стал твоим. – Титай смеется глухо и низко, обнимает крепче. Чувствует себя глупо, а потому сердце бьется быстро. Очень давно не проявлял чувств так открыто, не обнимал никого вот так. Отпускает, отступает на шаг, смущенно отводя взгляд к розовеющему горизонту.

– У меня есть план, но я должен продумать детали. И мне нужно быть уверенным, что ты будешь ему следовать, если хочешь…

– Остаться с тобой? – Титай улыбается грустно. Он лучше всех знает, почему этого не выйдет.

– Остаться живым для начала. – Алексея подкупают эта наивность, эта честность в желаниях. – Но признаю, тут у меня есть личный интерес. Так что поживем – увидим?

Сложно. Как же сложно не совершать поспешных действий, не принимать скорых решений. Титай будто и правда околдовал, зачаровал. И будь князь менее образован, он бы верил в то, что так оно и есть. Перед рассветом самое холодное время. Роса появляется на траве, как сонные слезы фей. Свежий ветер шепчет обещания, приносит запах моря. Скоро в права вступит сошедшая за ночь жара и снова наберет силу.

– Да.

Алексей позволяет юноше еще немного посмотреть на предрассветную долину под горой, затем оглаживает его плечо, отвлекая.

– Пойдем. Подниматься мы будем дольше, чем спускались.

– Поделишься мыслями? Хочу услышать план, прежде чем соглашаться следовать ему. Не все здесь так просто, ты и сам знаешь. Носил бы я горшки в покои посла – одно дело. Можно было бы меня выкупить – и дело с концом. А так…

– Расскажу. И ты мне все расскажешь о своих сложностях. Глядишь, придет в голову еще что получше.

«Не успеешь, светлый князь, – думает Титай. – Ты не успеешь».

Они поднимаются молча, но держатся за руки. Иногда делают остановки для отдыха. Все же подъем не спуск. Даже самый выносливый человек замучается взбираться по сотням ступеней. Но это и хорошо: ход обустроен, чтобы покидать дворец, а не проникать в него. Видимо, расчет на то, что враг устанет и передумает подниматься.

На площадке, на самой крыше перед входом в комнаты, Алексей оглядывается. Он только изредка кажется беспечным. Сейчас же на его лице Титай явственно читает решимость и отвагу, следы тяжелых раздумий и едва заметную тоску. Он думает: если спросить, то князь сошлется на усталость, как это сделал бы любой на его месте.

Но Алексей ответил бы, что сожалеет лишь о том, что нельзя все в этом мире взять и упростить. Что приходится не терять голову, хотя хотелось бы забыться в новом знакомстве, в изучении человеческой души – в том, что действительно ценно, в отличие от дворцовых переворотов. Как счастлив был бы мир, где люди желали бы друг друга сильнее, чем власти.

Титаю здесь странно. Почти дико. Дворцы перемежаются с пещерами. Искусное ремесло – с вольным образом жизни. А князья вступают в сговор с рабами. Пока считает ступени вверх, приводит в порядок мысли. Каждая ступенька – это встреча, слово или поступок. Если сделать все верно, то не оступишься, если построить ровно и надежно, то должна получиться лестница.

Перед тем как скрыться в покоях, кидает короткий взгляд во внутренний двор. Так тихо… Но князь тянет за руку, держит крепко. Ныряет в низкую дверь вслед за ним.

– Не отпустишь? Я здесь. Никуда не уйду. Хотел бы уйти, так сделал бы это там, внизу.

Алексей моментально разжимает пальцы. Удивляется только, что удерживал его бездумно и не замечал, что что-то не так. Освободившись, Титай расстегивает фибулу, складывает накидку, согревшую в предрассветной прохладе. Хотя бы одному из них нужно будет сомкнуть глаза сегодня. Хотя бы один должен суметь завтра принимать решения. И пусть это будет человек, у которого больше власти. Так что лучше утолить чужой интерес, освободить голову от тревожащих мыслей. Такие всегда найдутся. Тем более смотрит Алексей пристально. Спиной чувствует.

– Спрашивай уже. Расскажу, что захочешь.

Титай перекидывает волосы на одно плечо, приседая, чтобы собрать с пола все, что они разбросали ночью: одежду, украшения, кубки. Пальцы замирают иногда. Парень прикусывает уголки губ, чтобы не улыбаться. Был с ним. Все это было. Может быть, это и не значит ничего для Алексея. Но для себя Титай сохранит эту ночь в шкатулке мгновений, ради которых стоит любить жизнь. И внимание князя сейчас приятно, пусть и смотрит он скорее из недоверия. Понять пытается, да? Титай вот тоже пытается… Сладить с самим собой. Сделать окончательный выбор.

– Ты говорил, что просто выкупить тебя не выйдет. Почему? Кто ты? Не танцовщик же, в самом деле. И да, тебя мне почти подарили.

Как ни странно, но легкие шутки помогают почти в любой ситуации – будь то мелкая домашняя ссора или решение судеб государств. Алексей любуется юношей. Как тот небрежно трогает волосы, как прибирает весь беспорядок, который они оба учинили. Хотя чего там – это князь тут раскидывал подносы да кольца по ковру, чтобы не поранить нежную кожу.

Обычно первое очарование проходит сразу, как только унимается плоть. Сейчас же с каждым взглядом оно становится только сильнее. Нужно сделать так, чтобы эта ночь была у них не единственной. Если подумать, цена тут уже не важна. И дело не только в близости. Прекрасные не должны умирать. Титай прекрасен во всем: лицо, манеры, ум. Да, он умен и смел. Похож на воина, не на танцора. Такого воина, которого учили двигаться бесшумно и резать глотки одним движением, когда враг еще даже не осознает, что на него напали. Действительно, Тень. И вот он, князь, вовсе не отказался бы от такой Тени в числе своих людей. Кое-что у этого Востока вправду можно перенять. Или отнять, тут уж как пойдет.

– Подарили бы – было б проще. Чего не забрал прямо на пиру? – Титай усмехается в ответ, косится через плечо.

Ясное дело, князь так не поступил бы. Здесь правила другие, другая культура и праздник не превращают в невольничий рынок. Титай поднимает поднос с фруктами, туда же сложив кольца. Не берет ни одного, даже взгляда не задерживает. Сам весь в золоте. Возвращается к постели, неслышно ступая по мягкому ворсу ковра.

– Я наемник. И танцовщик, и рассказчик, и убийца, – поводит он нехотя плечами. – Как пойдет.

О себе рассказывать трудно. Речь идет туго, слова запинаются одно о другое. Но лучше самому раскрыть неловкую правду, чем князь узнает складную ложь от других.

Они говорят о незначительных для обоих вещах. Князь выпытывает формальности – и оба недовольны этим, но понимают, что для дела это необходимо. Не усидев на месте, Алексей помогает поднимать вещи и фрукты, а потом увлекает Титая на кровать. Они падают, смеются, забывают о государствах и войнах. Князь замирает, когда не дожидается ответа, – Титай первым уснул, прямо на его плече. Так сладко щемит в груди от этого непрошеного доверия, и Алексей некоторое время лежит, перебирая золотые цепочки в черных волосах своего убийцы.

Нет. Завтра все будет именно так, как захочет он. И никак иначе.

Когда тебе известно больше, чем кому-либо, и ты знаешь, что и когда с этим делать, все вокруг кажутся слишком суетливыми, слишком взволнованными и… любопытными.

Алексей спит спокойно, прижимая Титая к своей груди, зарывшись пальцами без колец в его густые волосы. Даже доносящиеся из коридора звуки сражения, крики и лязг мечей, пробирающиеся в сон, не нарушают мирного пробуждения. Все идет по плану. Ему рано выходить.

Улыбка касается губ, как только отступает дрема. Занятно лежать вот так с закрытыми глазами и наслаждаться утром, которое, по замыслу многих, должно было стать ужасным. Но горячая ладонь поглаживает бронзовое плечо юноши, спящего рядом. Тот мог улизнуть ночью, дождавшись, пока князь уснет. Мог уйти, когда князь показал ему тайный ход. Мог много раз довести начатое до конца или хотя бы попытаться. Вместо этого Титай перевязал его руку, убрал беспорядок и уснул. Ну не чудо ли?

Алексей рассматривает свою ладонь в алом бинте. Ухмыляется, чувствуя нарастающее в душе злое веселье. Звук битвы приближается по коридору, а значит, пора вставать. Сейчас что-то будет.

Если бы он не раскрыл вовремя заговор, если бы на пиру Иоанн не принес весточку от дворцовых шептунов, если бы его верные Мечи не прижали наемников, переждав в засадах эту ночь… Многое могло пойти не так. Многое – и ничего. Его столица крепче любой заразы. Чуму пережила, уж с гостями из Империи как-нибудь тоже справится. А значит, и это сражение за ним.

Дорога от столицы к столице, из Эдирне в Дорос, далась Титаю не то чтобы трудно. Несколько дней в море да переход в пару дней от гавани до города… И не такое видал. Вот только дорога эта была полна тревог и бессонных ночей. Днем он работал на корабле, повторял танцы, оттачивая движения, запирался в каюте, чтобы еще раз проклясть скрытный город, полный пещерных ходов и сюрпризов, каждый из которых мог бы сыграть злую шутку в его деле. А ошибки допустить было никак нельзя.

Именно поэтому Титай слушал все: каждое слово, каждую сплетню на корабле. Незначительную брань или личные донесения. Прикрываясь делами, крутился неподалеку от дверей посла, покуда тот не засыпал. Это и помогло.

Однажды посол собрал у себя личную охрану. Он это делал и раньше, в том числе приглашая на такие собрания и Титая. Но на этот раз его не позвали, а встреча была сугубо тайной: глухой ночью, при свете пары свечей и при запертых дверях с выставленной охраной. Что-то было не так.

Подкрасться ни к одному из окон, ведущих на палубу, не представлялось возможным… И тогда Титай скользнул за борт корабля. Трижды поблагодарив спокойное Черное море, он, цепляясь за такелаж, пробрался по резным бортикам кормы туда, где под приоткрытым окном можно было затаиться и послушать. В каюте обсуждали нападение. Утром после пира князя вместе со стражей должны были убить люди из местных наемников, которые не вызвали бы подозрений в случае поимки и которых можно было пустить в расход. И все бы ничего. Вот только кого посол собирался прикончить, если, по их договоренности, Алексей к утру уже должен был быть мертв от руки Титая? Варианта два: либо посол решил подстраховаться и добить князя в случае неудачи… Либо все это с самого начала было ловушкой не только для князя.

С этого момента сна стало еще меньше. Разговоров было мало, но каждое пропущенное слово могло стоить Титаю жизни.

Возможно, именно поэтому он уснул мертвым сном, как только тепло и чужая забота уняли тревогу. Уснул на плече князя, совсем позабыв про заговор.

Именно такие ошибки становятся роковыми. Это первое, о чем он подумал, едва открыв глаза. Уснул. Как он мог вообще? Их же обоих могли прирезать во сне! Лязг металла и крики снаружи – все уже началось. Уже слишком близко. Сглупил. Как сглупил… Нужно было вчера все рассказать Алексею, вывести из дворца. И что тогда? Послушал бы тот чужака? Пошел бы за ним, поверил бы разве? Бред. Титай рычит в гневе на себя, подрываясь с постели. Отчего-то сторону выбрать становится очень легко. В руку ложится кинжал, а острие направляется отнюдь не в грудь князя: оружие становится между ним и дверью. Убьет сколько сможет. А там посмотрим.

Уходи. У Алексея есть тайные коридоры, вот пусть и спасается.

В отличие от Титая князь не торопится. Встает с кровати, надевает богато украшенную накидку и все кольца по очереди. Смотрит внимательно на застывшего в напряженной позе парня, на кинжал, зажатый в белеющих пальцах, чтобы защитить, а не убить. То, как быстро Титай принимает его сторону, то, как без раздумий вскакивает, заслоняя от опасности, будоражит и вызывает неподдельный восторг.

Алексей двигается без спешки и волнения. Обходит кровать, останавливается позади Титая, чуть сдвинувшись вбок. Так, чтобы видны были и дверь, и лицо юноши. Потому что определенно хочет видеть смену эмоций, когда тот догадается. Любуется открыто, но совершенно без насмешки.

– Мне не нужно, – отвечает наконец на его «уходи».

Понимание накатывает постепенно и неминуемо. Человек за спиной двигается слишком выверенно. И его улыбка… Да, улыбка может означать только одно.

– Ты знал. – Титай не спрашивает – утверждает. И когда медленно поворачивает голову, чтобы оглянуться, на князя устремляется воистину безумный взгляд. Никаких слов сейчас не хватило бы, чтобы выразить чувства, сливающиеся в одну испепеляющую, смертоносную, как гремучая змея, ярость. Почему ему лжет каждая собака? Нет, он и сам не пример честности, но все же. В ловушке здесь с самого начала был он один, зажатый между планами посла и, как теперь видно, мангупского князя. Титай стискивает зубы до скрипа, судорожно пытаясь остыть, чтобы не натворить еще больше бед. – Теперь назови мне хоть одну причину, чтобы я не прирезал тебя прямо сейчас.

Ох, да просто так! Просто потому, что разозлил до белого каления. Потому что по самое горло уже сыт интригами и попытками в них не вмешиваться, как назло каждый раз попадая в самую их гущу.

В глазах князя плохо скрытый восторг. Титай похож на дикого большого кота, на пантеру, готовую вот-вот напасть, переменить свое недавнее решение. Но все же ему хватает воли смирить горячий нрав: просит дать ему повод не убивать. Это так невозможно красиво, что нельзя не залюбоваться им, не возжелать еще сильнее, не осознать в полной мере, что он нужен – как воин, как преданный подданный. Просто нужен, но только не как раб. Ему больше идет скалить зубы, чем показывать фальшивую покорность.

– Если бы ты вчера ушел, вероятнее всего, был бы уже мертв. – Алексей замолкает, чтобы убедиться, что Титай понимает, и делает шаг ближе. – Тебя перехватили бы в балке. Каждый овраг Мангупа – не важно, Банный ли, Кожевенный или Привратный, – хорошо охраняется. Но ты решил остаться. И кинулся защищать меня, толком не проснувшись. Мне интересно вот что, Титай: почему ты не рассказал о заговоре, когда была возможность? – И еще шаг, немного по дуге, чтобы теперь стоять боком к двери и лицом к нему.

Титай свирепеет. Ему хочется содрать с князя эти дорогие тряпки, порвать одежду, сломать украшения. Чтобы тот остался голым, как ночью. Потому что титулы и регалии ставят людей слишком высоко. Так высоко, что те забывают о том, как это вообще – быть человеком. До слепоты хочется убедиться, что Алексей не такой. Особенно когда дыхание перехватывает от одного взгляда на него, настолько неторопливо идущего к дверям, как будто сражение в коридоре – просто шутка.

Титай выдыхает шумно, выпускает пар, срываясь разве что на рукояти кинжала, которую сжимает гораздо крепче необходимого. О нет, голову не терял и понял все прекрасно.

– Это была ловушка, так? Ты бы не стал показывать потайной ход тому, кто не будет мертв в конце пути. Или не останется на твоей стороне. На это ли ты надеялся, когда предлагал лживую свободу?

– Не назвал бы это ловушкой. Я искренне надеялся, что ты не уйдешь. Ответь на вопрос.

Это не то, что следовало бы скрывать. Если бы ушел – просто встретил бы смерть чуть раньше. Разве что не на годы, а на считаные минуты.

Титай фыркает:

– Чтобы стать предателем, нужна весомая причина. Я не знал, как ты поступишь, расскажи я о заговоре. Схватишь виновных еще до нападения? Казнишь посольство без разбирательств? Это означало бы войну. А развязать войну против Империи – это гибель. Твоя столица лежала бы в руинах к исходу года. Простые люди погибли бы из-за одного моего неосторожного слова и вмешательства туда, куда лезть не следует.

Напряжение понемногу спадает, оседая на плечах мелкой дрожью. По крайней мере, Титаю уже не хочется оторвать князю голову голыми руками. Чтобы подставить только себя самого, лучшим выходом было защитить его уже при нападении. Тогда Алексей смог бы выжить и поймать виновных на месте событий. Но этого Титай уже не говорит, глядит исподлобья.

Алексей слушает его доводы со всем вниманием, смотрит пристально, согласно кивает. Вероятнее всего, иной правитель так бы и поступил. Но, не вмешайся Титай, посол все равно ушел бы из Алексы ни с чем. А теперь… Может, кое-что и оставить. Кое-кого.

– Что же… – Князь хлопает в ладоши. Затем подходит совсем близко, как ночью, грудью к груди. Смотрит с высоты своего роста, и во взгляде слишком много всего: власть и мягкость. Четкий план и пылкие чувства. Несочетаемое в нем бурлит единым потоком. Теплая рука накрывает напряженные пальцы Титая. Поглаживает, мягко вынимая оружие из его руки. Снова. – Поздравляю. Ты будешь жить. – Княжеский прищур становится таким лукавым, что Титаю становится действительно нехорошо, и скоро он понимает почему. – На колени. – Это звучит значительно, твердо и громко – голоса и лязг уже за дверью. У них нет больше времени на раздумья.

По спине Титая бегут мурашки. Каких-то пару мгновений он колеблется, злость сменяется непониманием и безотчетным нутряным страхом, вполне оправданным, сколько ты его ни пытайся удушить. Он сомневается, верное ли принимает решение, когда позволяет забрать оружие, и смотрит снизу вверх. Когда заставляет себя опуститься на пол. Медленно. Через силу. Сделать это подсказывает какое-то внутреннее чутье, а полагаться сейчас остается только на него. Потому что приказы Алексея и его взгляд противоречат друг другу, будто смотрят и произносят слова разные люди. Так что Титай прислушивается по-звериному: к тембру голоса, к движениям, к тому как, а не что князь говорит. Только это позволяет подчиниться.

Алексей внутренне благодарит небо за то, насколько Титай сообразителен. За то, что умеет почувствовать момент и способен в редком случае довериться, послушаться, не задавая вопросов. А от его взгляда даже у самого кровь закипает. Поэтому князь уверен: провернуть небольшое представление можно, даже не сговариваясь. Ну что за сокровище. О нет, посол не получит его обратно.

Они успевают в последнее мгновение. Как только Титай оказывается на коленях, дверь распахивает стража. Лезвия обнаженных мечей в свежей крови, она капает, ведет дорожки по мраморному полу от тел нападавших. За спинами вооруженной толпы – обеспокоенный посол. Едва ли не в исподнем, он выглядывает из-за плеч высоких воинов, чтобы первым увидеть, что же происходит в княжеских покоях. Алексей смотрит на крепкого валаха – одного из своих командиров, – а потом на юношу у своих ног. Поддевает кончиком кинжала подбородок Титая, чтобы поднял лицо. Смотрит, едва не смеется, но сохраняет крайне серьезное выражение лица. И ждет, пока посол сделает свой ход, хорошенько разглядев всю картину. Сердце бьется гулко, сложно не улыбнуться, не выдать себя перед дорогими гостями. А еще… Титай невероятно хорош коленопреклоненным.

Титай бросает быстрый взгляд на дверь – и снова на Алексея, который поднимает его голову его же собственным оружием и… Негодование сменяется догадкой. Глаза округляются, с приоткрытых губ срывается нервный смешок. Вот, значит, что ты задумал? Ловит взгляд князя, полный удовольствия и игры, вскидывает брови. Сердится, кипит все еще, хотя происходящее осознаёт теперь в полной мере. От облегчения и вправду рухнул бы на колени, если б уже на них не стоял. Князь не предупредил, потому что времени у них было мало. И хорошо, что догадался подыграть, потому что, если бы не сделал этого… А ведь тебе и не нужен тот, кто поступил бы иначе, так?

Одними губами Титай проговаривает: «Я тебя ненавижу».

По глазам его Алексей видит, что тот догадался, и облегченно выдыхает в сторону. Подмигивает так, чтобы только он заметил, и отвечает так же, одними губами: «Я знаю». К счастью, теперь и вправду знает, что скрывается за колкими словами. Титай по-особому говорит о том, что чувствует. Неловко выражает признательность – то, что он сделал, пока было куда убедительнее слов. Резкий окрик нарушает их беззвучный диалог.

– Кир!

Джахан зовет к ноге, как провинившуюся собаку. Приказывает.

«Посол имеет наглость приказывать пленнику самого князя? И что это еще за Кир? – Бровь Алексея выгибается вопросительно, требуя ответа от замершего юноши. – Что это значит?»

Когда в спину стрелой прилетает окрик посла, Титай дергается, едва не напоровшись на острие. Проклятье, как не вовремя. Он вскидывает просящий взгляд, качает головой коротко и чуть заметно, закусив губу. Ясно же, о чем князь мог подумать. Об очередной лжи. Хотя названное имя было одним из немногого, в чем не солгал прошлой ночью. Потом. Пожалуйста, потом. Не меняй решений сейчас, дай объясниться.

Великий посол Порты кипит и вертится, как уж на раскаленном камне, пытается прорваться в спальню. Но Мечам приказано никого не впускать. Алексей поворачивается к двери, улыбается широко и радушно.

– Посол Джахан, с вами все в порядке? Неужели вы, услышав шум, поторопились проведать меня из беспокойства? Я так благодарен. Уверяю вас, со мной все хорошо. Но я волнуюсь о вашей безопасности – слышал, даже у вас в столице хозяйничают кровожадные убийцы, наверняка вам утомительно видеть подобное и здесь. Поспешите же скорее к себе, мои люди вас проводят. Сами видите, что у нас по утрам иногда творится. А мне нужно… Разобраться с пленником. – Громкий монолог полон учтивости, не считая последних слов: – Стража! Увести его и запереть… В цитадели!

Грозный резкий приказ разносится под потолком. Алексей посылает короткие предупреждающие взгляды воинам, и их едва сдерживаемые улыбки надежно маскируются самыми мрачными из гримас. Никто из чужих не заподозрит и не услышит того, что не было сказано, поэтому князь и верит своим людям. Поэтому люди горой за князя – потому что у них, как у вечных мальчишек, полно секретов. Потому что они друг друга знают настолько, чтобы доверить самую дорогую жизнь. Знают, что никогда Алексей не стал бы разбрасываться громкими словами и осуждать кого-то при чужаках. И уж тем более не приказывал бы запереть кого-то из преступников в цитадели. Если бы малец действительно совершил что-то ужасное, то отправился бы прямиком в настоящую темницу – холодный каменный склеп с выходом в затхлую воду или на скальный обрыв. Это при условии, конечно, что Алексей лично не снес бы ему голову с плеч. Их князь никогда не боялся ни казнить, ни миловать. Значит, эта игра для посла. И вся городская стража, все войско, от командира до солдата, будет играть по правилам.

Для Титая такие вещи неочевидны. В конце концов, он тоже чужой здесь. Для него правитель Алексы меняется неуловимо: дарит свое внимание послу, и уже не понять, сохранилось ли его желание оставить в живых.

Более запутанных дворов Титай, кажется, не видел. Дворцы Империи полнились шепотом и переглядками. Но Мангуп сводил это к какой-то пляске над кострами. Кровь на мечах, улыбки, стража, которая едва не смеется. Это выбивает из колеи, заставляет быть настороже. В этом куда больше опасности, чем в угрозах. Что такого смешного в том, чтобы запереть узника в цитадели? Прежде чем выйти в сопровождении стражи, он косится хмуро на Алексея. Ничего, и тебя когда-нибудь получится понять. Не таких раскалывали. На Джахана не смотрит. Не хочется видеть сейчас ни его раскрасневшегося от неудачи лица, ни сжатых в бессильной злобе кулаков. Этот человек может принести слишком много бед: даже одержав победу в одной битве, нельзя над ним насмехаться. Покуда не будет выиграна вся война.

Мимо проносятся коридоры, открываются двери. Слепит солнечный свет, непривычный после мягких оттенков дворца. Титай жмурится и шумно выдыхает, чувствуя вдруг всем существом, до самых босых стоп, что действительно покидает это место живым. Князь остался верен своему слову. По крайней мере, пока. Хотя и не ясно до конца, охраняют Титая стражники из людей посла или он все же преступник здесь. Косится то на одного, то на другого. Их всего двое. Может, сбежать, пока есть шанс? Выглядят так, будто им все еще смешно.

– Парень, чего ты там натворил вообще, что князь за тебя так заступается?

Растерянный, Титай не может даже ответить стражнику. Не предполагал как-то, что представится такая возможность.

Когда вокруг не остается чужих ушей, уже за широкой аркой, ведущей к ступеням цитадели, один из стражников ослабляет хватку. Не удерживает, а так, придерживает немного под локоть. Второй и вовсе обгоняет их, чтобы решить, в какой из комнат можно разместить «пленника». Если тот попытается удрать, разговор, конечно, будет коротким, но раз князь вступился за него, то и защищать надо до тех пор, пока не будет приказано иного.

Когда представление заканчивается, Алексей приказывает убрать не только в коридорах и на улицах, где простились со своей лживой жизнью заговорщики, но и в собственной спальне. Так, для пущего порядка.

Осмотрев один из трупов, князь цокает языком. Это люди из Таврии. Конечно, своих подданных посол так подставлять не стал бы – это все равно что подставить себя и объявить войну в ходе мирных переговоров. Нет, Порта собирается вывести князя на конфликт. Заставить напасть самому. Обвинить в агрессии, и тогда… Ну уж нет, Джахан. Ты будешь окружен заботой и вниманием на Мангупе. Да так, что тебе тошно станет от такого отдыха.

Нужно будет послать верных ребят поговорить с горожанами и, если получится, с кем-то из посольства. А после – проведать Титая. Любопытно ведь, что за имя бросил Джахан в его сторону. Парень так красноречиво смотрел в тот момент. Явно боялся, что это можно понять неверно. Но Алексей не дурак. Нет, совсем не дурак.

И все же ярче других образов этого утра перед глазами встает одна сцена: как Титай, не имея весомых причин ему доверять, все равно послушно опускается на колени. Так просто его из головы точно не выкинуть. Да и кто бы захотел.