Текст книги "DIA"

Глава 4. Не так

Над анфиладой колонн балкона, в тени ВИП-зоны, никого не было. С губ сорвался последний звук песни, и рука, держащая микрофон, опустилась, делая немым. Сколько ни смотрел в зал, сколько ни выискивал – не смог найти. И плевать, что даже не знал, какого цвета волосы у его маньяка, какие очки носит и носит ли вообще…

Тот наверняка смотрел бы иначе. Оценивающе, может быть, холодно и со скепсисом. Явно не прыгал бы в толпе со всеми. Его просто не было в зале. Не пришел.

Аплодисменты, крики. Вступают ударные, ревут струны гитары. Теперь все пойдет по программе.

Диа в своей стихии, в своей sanctum sanctorum[1]1
  Святая святых (лат.).


[Закрыть]. Закрывает глаза, взбираясь на сцену. Ему не на что сейчас смотреть. Все, что нужно, – это голос. Вот он и поет. Трек за треком.

Диа не знает, что его видят. И это хорошо. В конце концов, именно этого добивался господин-несостоявшийся-убийца. Диа не знал, что на него смотрят и что смотрящий находится гораздо ближе, чем можно было бы предположить.

С выбранной позиции вообще прекрасно видно все. И ясно как день, что после концерта он предложит Диа сделку: смена агента, условия работы, старое имя, новая жизнь. А долги пусть останутся вкладом в общее дело. Ничего личного, ведь правда?

«Пошел бы он нахуй», – подумает Диа. Он разочарован. Похититель так и не показал себя. Подослал человека с договором, с какой-то невнятной секретаршей, прижимающей к груди целую стопку документов. Которые Диа читать не собирается.

Он ставит подпись на контракте и уходит.

– Ну и чего ты так расстроился, боец? – Гитарист перекидывает ремень через голову, сбрасывает в угол гримерки часть сценического костюма. За ним входят двое других.

– Да черт его знает. – Диа выдыхает сигаретный дым. Красиво, создавая подходящий моменту образ. Но потом кашляет, сгибается пополам и склоняет голову. Темные пряди волос мешаются со светлыми, прячут лицо. Все равно видно, как кривит губы. Диа не умеет курить. У него иногда до смешного неудачно выходит играть роль плохого парня. Истина пробивается. Какая-то там истина. – Он сказал, что явится на концерт. Мы договорились, что это будет моя проверка. Если концерт удастся – все будет хорошо. Если нет – плохо. И я на кон готов был просто все поставить. Это, знаешь, как будто спутался с демоном, а тот не пришел в срок истечения контракта. И ты стоишь на перекрестке: вроде бы радоваться надо, а чувство, что тебя наебали. – Диа принимает бутылку воды из рук клавишника. Делает несколько жадных глотков. – Он должен был увидеть.

Проходят месяцы. У Диа новые документы, чистые деньги, хорошие апартаменты. Старые связи и поклонники. Свежие контракты. Репетиции. Группа, собранная в одночасье, показала себя более чем успешным составом. Они так и остались вместе. Потом двое расторгли договоры в других проектах. Ударник с белым ежиком волос и гитарист с бирюзовой модной стрижкой.

– Слушай, я все понимаю, но ты теперь оживаешь только на сцене. Что за гаргулья, а? Что с тобой творится, парень?

«Нью-Йорк таймс» показывает четверых на развороте. Газета валяется на широком подоконнике их студии.

– Я до сих пор не знаю, кто мой работодатель. Он ни разу не выходил со мной на связь после «Плазы».

– Ну, он подсунул тебе крутой контракт. И тебя больше не пытают баллончиком, не связывают и не увозят в незнакомые места. – Гитарист пожимает плечами, расслабленно свесив руку с крутого бока любимого инструмента.

Перекур. Ребята знают эту «веселую» историю. А чего тут таить.

Они стали почти семьей за эти полгода. Вместе дневали, ночевали, жили сутками в студии. Напивались, бродили по клубам, бросали девушек и находили новых. Целовались по пьяни с кем попало, громили бары. Путешествовали, творили, вдохновляли друг друга. Оттачивали технику и устраивали фейковые соревнования в мастерстве. Делились проклятыми днями и сумасшедше-откровенной радостью.

– Это верно. Но после этого я вылез из болота вроде как. Я бы там сгнил и сам себя возненавидел не через день, так через два. Дорожка была весьма кривая, я и сам это понимал. А он, поставив меня в безвыходное положение, сделал независимым. Сдернул меня практически с самого края. Дал возможность заниматься тем, что я люблю. Я, кажется, хотел доказать ему, что чего-то стою. Это стало стимулом в какой-то момент. И самая кульминация – а его нет. И я даже не знал, как он выглядит, чтобы найти его в зале. Я бы хотел его поблагодарить, наверное.

Диа нарочно сочинял витиеватую речь, пытаясь попутно для самого себя решить, в чем здесь он лжет, а в чем нет. Получалось с трудом, пазл не складывался. В таких случаях он предпочитал действовать радикально: если кубик Рубика не поддавался, он разбирал игрушку на части и собирал заново. Так поступал и с собой: чем вести тяжкие бои с ощущениями, эмоциями и прочими тонкими материями, проще все сломать и построить заново. Сразу в правильном порядке. Солист гипнотизировал трассу одиннадцатью этажами ниже, упирался одной рукой в подоконник, совсем не замечая, как исчезает гитарист, а за ним и ударник.

Сработало.

– Поблагодарить, значит.

На обещание похвалы рано или поздно купится любой нарцисс.

Клавишник прислоняется плечом к стене у окна. На нем черная майка в духе детей военного времени, джинсы с красными подтяжками, болтающимися у колен. Он высокий, с ровным разворотом ключиц. Он грызет кончик зубочистки, зацепившись большими пальцами за шлевки джинс. У него в кармане валяется фото любимой собаки, как-то случайно помятое пополам. Как раз рядом с платиновой банковской картой.

Диа цепенеет, сложив два и два. Почему он никогда не говорил с клавишником по душам? Почему никто никогда не замечает клавишников?

Глава 5. Духота

Очередное блядское приключение Диа начал так же, как и все остальные блядские приключения в своей жизни, – в баре.

Сказать по правде, он не то чтобы любил нажираться. Даже наоборот, терпеть не мог делать это, мучился после похмельем, страшными головными болями и спускал половину желудка в качестве подношения белому другу. И именно по этой причине оказывался в барах снова и снова в такие дни: чтобы было максимально хреново. Еще хуже, чем есть сейчас.

В последнее время, аккурат после второй волны популярности, оказавшейся куда мощнее первой, он работал до седьмого пота, дрых в студиях звукозаписи на диванах, отрубался там, где репетировал, и любой сотрудник сцены мог просто принять его за ветошь из декораций. Когда что-то выбивало из этого привычного ритма – накопленная усталость, долгое отсутствие нормальных выходных и сна, стабильность дня сурка или просто какое-нибудь отстойное событие, – он шел напиваться и искать неприятностей на задницу. Буквально. Если хорошенько повеселиться с первым попавшимся незнакомцем, а потом нажраться (или в обратном порядке, что даже лучше), то на душе будет так мерзко, что все остальные мелкие неурядицы отойдут на десятый план. Клин клином, как говорится.

ДИА пил. Сейчас он даже мысленно произносил свой сценический псевдоним капсом, потому что имени буквально не помнил, или не нуждался в нем, или в нем на хрен не нуждались окружающие, которых одновременно было слишком много и не было ни-ко-го, кто… Идет двенадцатый шот. Не жалеть себя получается все хуже. А жалеть вроде и незачем: живет-то как царь, гонорары не считает, горя не знает, здоров и бестревожен. Отыграл на концерте так, что люди кричали. Кричали от счастья, черт возьми, а не от тоски. Даже Европа, куда поклялся не соваться. И не зря. Как знал, что это добром не кончится. Все эти злобные местные черти славянской группы…

Хотя отдельно взятый один вообще непонятно откуда был. Два месяца напряженной работы должны были завершиться здесь желанным отпуском, а вместо этого одна-единственная случайная встреча знатно подпортила настроение. Так, ничего особенного, у гримерок столкнулись, место под солнцем не поделили. Вообще не вспомнил бы того парня, если бы не было такой маленькой слабости, как ранимость. Вот бывает, куча злопыхателей наговорит дерьма – и тебе все равно. А один бросит случайное слово, так то попадет в цель. Ходишь потом, губы кусаешь.

Диа, помимо кусания губ, успел поотрываться на танцполе, повертеться на шесте и накидаться в баре. Теперь его кто-то настойчиво лапал у стойки, что немудрено, если расхаживать в таких местах в сценической одежде и щеголять американским акцентом.

Все, что говорят об американцах, – чистая правда. Тот-самый-парень наблюдал за Диа уже добрых полчаса и успел насчитать три смертных греха, потом забил на это дело, убедившись в чем-то для себя. Нет, конечно, осуждать окружающих не было его прямой целью, он пришел сюда хорошо провести вечер. Но у всех свои увлечения.

Например, побеждать в «Евро», как его называют среди своих. Или в «Голосе Европы», если для широкой публики, падкой на хиты. Огромный фестиваль современной музыки, ежегодное соревнование солистов за первенство, где главным призом становятся сердца людей из десятков стран. Захватить полмира – это ли не достойный куш? И в этом году – вуаля! Удача на его стороне. Корона схвачена, время почивать на лаврах.

Наблюдатель вообще очень любил побеждать, а после победы позволять себе любые капризы. Так что он без зазрения совести закидывает ноги на подлокотник кресла. Кожа трется о кожу. Скрипит. Люди вокруг смеются. Он отвечает им тем же, блики от проектора падают на лицо.

Но надо же испортить такой чудесный вечер. Он должен был наслаждаться своим триумфом, а в его хоромы ввалился чужак, как кость в горле. И теперь внимание зрителей уже не так просто удержать. «Диа». Получается почти с рыком, пусть даже и про себя. Пусть даже с иронией. Надо же, какая встреча. Этот самородок и без света софитов сияет так, что его можно найти в самой глубокой дыре. Дыра, да уж. Черная. Почему-то ассоциации появляются только такие, когда видит певца, закидывающегося третьим шотом.

– …ой, Мерье, ты даже не представляешь, какая она сволочь. – Человек, только что пристально наблюдавший за Диа, отвечает приятелю. Запрокидывает голову и обращает все свое внимание на девушку без лифчика, напрочь забыв, о чем только что говорил. Та возвышается над ним, ласково гладит важного гостя по плечам. Он предупреждающе цокает только тогда, когда чужие пальцы проходятся по татуировке. Нельзя. Казенное тело подвластно контрактам, каждый дюйм надо беречь.

Рядом сидит парень из компании, залипает в телефон. Во второй руке у него пустой бокал, и неизвестно, в курсе ли несчастный интернет-зависимый, что напиток давно закончился. Приходится помочь: подлить и спихнуть девочку буквально ему на руки, предварительно выхватив из этих самых рук телефон.

– Выброси это, Кев. Ты ей не нравишься.

Проходит целая вечность, пока до Кевина доходит. Вот что делает с людьми алкоголь. Или современность. Избавившись от дамы и заняв приятеля делом, новая знаменитость возвращается к своему развлечению. Наблюдает, как к Диа все настойчивее пристают. В какой-то момент приходится отодвинуть бутылку и привстать: происходящее настораживает с каждой минутой сильнее. Тут уж не до личных разборок.

Одно дело смотреть, как звезда дурит и спивается, и совсем другое – когда его, невменяемого, пытаются куда-то утащить. Подошедший кадр точно будет пытаться. Но пока предпринимать что-либо было рановато.

Вынырнувший из неги клубного вечера Кевин тоже обращает внимание на происходящее, а заодно вспоминает о существовании техники. Парень направляет камеру смартфона на барную стойку, за что немедленно получает по руке.

– Не смей этого делать.

– По какой такой причине?

– По куче причин. Ты офигеешь потом с его адвокатами разбираться.

Как минимум половина находящихся в зале не говорит с ним на одном языке. Или не хочет этого делать. Откровенно говоря, Диа не отличил бы сейчас итальянский от испанского, а тут еще и французы, да чуть ли не белорусы – хотя говор последних разобрал бы даже при смерти.

Диджей сменяет пластинку. С лица дивы сползает улыбка, сменяется оскалом и короткой вспышкой честной злобы. Диа запрокидывает голову.

– Да ну, серьезно?..

Играет песня сегодняшнего конкурента по сцене. Не то чтобы с кем-то соревновался, но этот хрен его явно невзлюбил. А Диа честно не любил тех, кто его не любит. Впрочем, нажираться под эту музыку оказалось вполне ничего так. И под глубокий голос он крепко жмурился, пока в него вливали очередное крепкое, обходительно придерживая под поясницу.

В шумной компании вокруг становится двое людей. Затем трое или четверо – так можно и со счета сбиться.

Диа чувствует себя великолепно окруженным: ему страшно, он дрожит от предвкушения неприятностей и пытает себя, обращая свое внимание на каждого из подошедших. Что это будет, что? Нож? Наркотики? Драка в подворотне?

«Нет. Нет-нет-нет, задетое эго и усталость не стоят всего этого».

Стоят. Еще как. Кольца на пальцах показательно блестят, когда он взмахивает ладонью в воздухе. Первое правило клубов – не свети деньгами или носи кредитку, и он его нарушил с широкой улыбкой на все тридцать два.

Наблюдатель от таких картин пытается проморгаться, протереть глаза, да хоть что-нибудь сделать, чтобы убедиться в реальности происходящего. Какого черта Диа творит?

Нет, правда, тут простого мата уже не хватит. На сцене можно чудить и сосаться с красивой девчонкой из первого ряда, которая специально накрасила для этого губы. Можно срывать с себя одежду и кидать в толпу. Можно… да проще назвать, чего нельзя. Но не так же. А если покажут в новостях?

Наблюдатель и сам сейчас герой вечерних новостей, он знает, о чем говорит. Ему чихнуть не давали свободно. Не то что вот так фривольно себя вести. Правда, с каждым днем мимолетная слава таяла. Вот прямо сейчас мимо проходит брюнетка, которая приставала к нему в прошлые выходные. Не удостоив и взглядом. Теперь она идет к лампочке, что светится ярче. К Диа.

На этом моменте шоу становится интересным. Приходится даже сесть по-человечески и убрать ноги с подлокотника, чтобы ничего не упустить. Как накаляется атмосфера. Как нарастает гул. Брюнетке прилетает по лицу от мужика, который заприметил Диа раньше и полагал, что добыча причитается ему, а потому не постеснялся поднять руку на даму. При таком накале страстей становится достаточно одной искры, чтобы вспыхнула драка. Бьются стаканы, в воздухе сверкает стекло.

Бармен с невозмутимостью бывалого морского волка нажимает кнопку вызова охраны и отходит на шаг, чтобы ему не прилетело. Победитель «Евро» усмехается с нарочитой ленцой и думает о том, что надо бы парням за стойкой выдать оружие. Как на Диком Западе. Разрешить стрелять на поражение не только алкоголем. С другой стороны, свинец избавил бы от такого веселья!

Сначала Диа ржет, потом откидывается назад, распластавшись спиной на барной стойке и раскинув по ней руки – так вероятность попасть под раздачу меньше. А еще банально с места двигаться лень. И потолок так кружится красиво…

Его внутреннее состояние дзена диссонирует с происходящим вокруг. А вокруг разворачивается сцена апокалиптичного характера. Торнадо. Катаклизм. Осколок стекла прижимается к шее Диа, к бьющейся венке, так, что проступает капля крови. Ух, страшно. Что дальше? Один из разгоряченных победителей жизни наваливается на него, пьяно шепчет на ухо. Диа прикусывает язык, старается не смеяться. Он выглядел бы как ведьма в языках пламени со своим истеричным хохотом. Не убедишь ведь никого, что ему просто весело.

Наблюдатель ощущает отчетливое желание перестать наблюдать. Настало время вмешаться. Если все дерутся за что-то, значит, тебе это что-то тоже может быть нужно. Хотя бы из спортивного интереса. И чувство азарта сжимает ребра сильнее, чем корсет.

– Tu viens avec moi, putain[2]2
  Пойдем со мной, шлюха (фр.).


[Закрыть].

– Он со мной.

Даже человек, прибывший в страну только для участия в музыкальном конкурсе, помнит базовые туристические мелочи. Например, тот факт, что при всем этническом разнообразии каждый в городе знает английский. Просто не хочет на нем говорить. А эту вкусовщину можно и игнорировать.

Тем временем мужчина у барной стойки оказывается вооружен и не стесняется продемонстрировать это. Выудив из закромов родины травмат, он тычет дулом в рот Диа. Тот приходит в восторг.

– Брось, приятель. Все мы знаем, что за это будет, – раздается голос со стороны.

Диа жестикулирует, прося заткнуться, не вмешиваться, не разрушать магию цирка. Но поздно. Страдальчески закатив глаза, он косится в сторону охраны. Хранители порядка воинственно направляются к ним. Остается пара мгновений на десерт. Диа проводит по дулу языком. Наблюдатель отстраняет вооруженного, а теперь растерянного человека, чтобы подтянуть к себе Диа.

С ним. Сегодня трофей с ним пойдет.

Чьи-то пальцы взводят спусковой крючок. От этого по спине проходит дрожь. От выстрела в потолок осыпается штукатурка, и мир, испытываемый Диа на прочность, становится прекрасным. Как будто его режиссировал Гай Ричи.

Вспышки, звон, кулаки, крики. Диа комфортно донельзя: есть только он и его личный апокалиптичный пиздец. Самое то, чтобы потом снова забиться в угол гримерки, обнять колени руками и мамой клясться, что больше никогда не повторит. А сейчас – слушать, как все вокруг рушится. Становиться мягким, как желе. Злое раскаленное желе с начинкой из ненависти, усталости и обиды.

Как только из перечня начинки вычеркивают пистолет, Диа щурится, трезвея минимум на пару шотов. Лицо перед собой он узнает быстро. Успевает оскалиться и мотнуть головой, чтобы близких контактов с очередным проходимцем не случилось. Подставить оцарапанную шею, челюсть – что угодно, только не лицо. Даже если наступили глюки от выпивки и треков, что вполне возможно, учитывая мизерную вероятность подобной встречи. Звезды ведь не ходят по злачным местам без свиты, верно? Ну, почти никогда. Особенно по двое.

Победителю «Евро» приходится схватить Диа за запястье и утянуть от стойки под звуки французского мата. Ему прилетает в спину разбитым стаканом. Он даже не дергается. Не обращает внимания. Не оглядывается. Этот бар был обычным. Нормальным. Без сумасшедших. Без пистолетов. Без наркотиков. Это чудовище притягивает к себе ад, куда бы ни явилось?

Руку из захвата Диа выворачивает только на улице.

– Иди на хер.

Проставляет лаконичный акцент в их отношениях, поправляет кофту, отирает запястьем щеку, будто брезгуя запачкать ладонь. Взгляд голубых глаз пробегается по улице. И вот честное слово, ни на секунду не задерживается на человеке, обломавшем все веселье. Диа облизывается, выбирает направление и топает вдоль дороги. Надо добраться до другого бара, который еще не проклят. Довести начатое до конца.

«Придурок», – думает победитель «Евро» про Диа. Нет, правда, если бы надо было как-то окрестить этого парня, то только так. «Тот придурок снова накидался в баре». Снова влип. Снова взял первый приз. Снова собрал вокруг себя толпу. Яркий, как будто весь глиттер Нью-Йорка уходит на него одного.

Угробит же себя. Загонит в могилу. Останутся только кости и мировая слава. Может, никто не узнает, что он умирал. Найдут похожую девицу, выставят на сцену с микрофоном, и она будет выступать вместо него. Петь его голосом и сманивать толпу. Или это будет какой-нибудь «он». Парень с улицы, который будет согласен на все ради мгновения в его шкуре.

Победитель «Евро» думает про адские котлы, про их общие грехи, про схожесть и различия, совершенно выпадая из реальности. Потому ответ выходит запоздалым, как бы не к месту:

– На чей?

– Чего? Ты еще здесь? – Диа возводит очи горе, прибавляя шаг.

Настырный спутник нагоняет. Сверкает цепью на штанах и заметным макияжем. Поодиночке к каждому из них могут подойти придурки и начать приставать. Когда их двое, такая затея кажется опасной. Неминуемо «что-то пойдет не так». Один проломит голову каблуком, второй придумает способ избавиться от трупа.

– А я никуда и не собирался уходить.

– Зато я не собираюсь, а прямо сейчас ухожу. Рекомендую сменить направление.

– А я рекомендую сменить линию поведения. Твои фаны вообще знают, как ты себя ведешь по ночам? – Преследователь не отстает от своей жертвы ни на шаг, пялится пристальнейшим образом. Этот момент можно и потянуть. Немного. Горячий асфальт, ночь и сбегающий от него парень. Что может пойти не так?

С Диа – все что угодно.

– Послушай, ты… – Диа круто разворачивается, сталкиваясь с человеком нос к носу.

– Ты слушаешь всех, кто пытается тебя задеть, или я такой особенный?

– Перестань извращать мои слова.

– Я еще и не то могу извратить.

– Фу. Какая мерзость. – Диа кривит губы.

Ему становится неприятно настолько, что даже злиться не получается. Он цепляется за локоть незнакомца, придерживаясь, чтобы склониться и расстегнуть обувь. Избавившись от каблуков, Диа подхватывает их за застежки верхних ремней и дальше идет босиком по горячему тротуару. Как будто не трогал другого человека сейчас. Это не имеет значения. Как и любые другие прикосновения сегодняшней «чудной» ночью. Все равно внезапный компаньон скоро свалит. Ему наскучит. Диа очень-очень постарается.

Вот только банный лист с лицом временной знаменитости так не думает. Через квартал Диа сдается. Тишину терпеть сложнее, чем чужое общество.

– Если сама звезда «Евро» запомнила меня, то это я особенный. – Бледные пальцы певца выуживают откуда-то из микроскопических карманов сигарету и зажигалку. Диа закуривает, выпускает к небу дым пару раз, выжидает. Мог бы ответить нормально. Мог бы, напротив, промолчать, скользнув взглядом по человеку, который выглядит не менее эксцентрично. Все эти железки, глаза подведенные. Пусть свалит, право слово. – Тебе что, скучно? Ну пойдем со мной, подпортим твою репутацию в еще одном баре. – Вот кто за язык тянул…

– О, ты думаешь, мою репутацию можно подпортить? Я польщен. – Просияв от полученного внимания, новый знакомый решает, что путь ко вседозволенности открыт: он вынимает из пальцев Диа сигареты и зажигалку. Самое время читать лекцию о вреде табака, да? Закуривает сам, затягиваясь сильнее. У них как будто новое соревнование. Покруче «Евро». Тут недостаточно упасть коленями на сцену от переизбытка чувств. – Мне скучно. Невероятно. Тошнит от обыденности, знаешь. Тошнит от людей, которые цепляют ярлыки. Сам не знаю, зачем вываливаю тебе все это. Но почему бы и нет, а? Ты, звезда Америки, забудешь все к рассвету, как только скроются последние звезды. В памяти не останется ничего. Ничего, кроме пустоты и звенящего сожаления, которое бывает после очередной разгульной ночи. Вот только меня что-то до сих пор злит. Дергает. Нет, славу я люблю. Упиваюсь ею. Когда больше не надо ждать оценок от судей. Ты на вершине. Хоть ходи в ошейнике, а никто не сможет вякнуть. Можно петь как угодно и где угодно, пока не надоест. Ты меня в этом можешь понять, как никто другой. Дальше по плану был Берлин. Был Берлин и… И никто никогда не отказывал мне в поцелуе. Ты знаешь, что это за чувство? Быть и победителем, и сразу проигравшим. Вот у тебя сегодня каблуки, а мои не такие высокие.

Диа смотрит на него с плохо скрываемым ужасом: трудно найти человека на этой земле, который на здоровую башку решил бы назначить его своим психотерапевтом. Да он даже работодателям своим не позволял произнести столько высокопарных слов в минуту экранного времени.

– Мне пора, – сообщает Диа, разворачивается на сто восемьдесят и припускает прочь от вьюноши с романтично-суицидальными наклонностями.

Достаточно развлечений на сегодня. Никаких клубов и баров. Никаких больше знакомств. Только на такси домой в кроватку, как мамочка говорила.

«Мамочка», – Диа мигом вспоминает своего менеджера.

Черт, Ками. Ками-Ками, родная, ну не можешь же ты спать, четыре утра всего.

Диа как раз переходит к плану Б, открывает приложение для вызова такси сам, как его нагоняют снова. Певец рефлекторно дергает верхней губой, обнажая белые резцы, и резко сворачивает в переулок под аккомпанемент заколотившегося от злости сердца. Охренеть, нашел к кому прицепиться со своей скукой. Скучно скучным людям. Нянька для него, что ли? Кукла для панибратских приключений? Старший коллега по цеху, селебный покровитель, подходящий, чтобы поизливать душу? Нет, не собирается его понимать, даже слушать его не собирается. Пусть валит к своему бару. Диа звал с собой, да. А вот с ним не пойдет никуда.

Тем более с таким собачьим взглядом, вызывающим исключительно жалость. Тем более с отобранной сигаретой. Тем более… Диа до сего дня не бесился так ни с кого. Никто так не задевал. Хладнокровие – вот личная высота в любой ситуации. А тут внутреннее чутье подсказывало бежать со всех ног от этого энергетического вампира, грозящегося вынести мозг.

– Постой! Диа!

Каково это – быть тем парнем, который находит что сказать в любой ситуации? Может съязвить, задеть, зацепить. Дернуть так, что будут думать только о нем одном. Наверное, победитель «Евро» знает об этом не понаслышке? Но он не знает. В смысле, был уверен, что он в этом хорош. Самый лучший. До встречи с Диа.

Человек с путаными мыслями теряется в собственных действиях и желаниях. Не знает, догонять или остановиться, покачиваясь на каблуках. Задыхается, мечется, усложняет окружающий мир и делает его душным.

– Да вали! Кто ты такой, чтобы с тобой нянчиться? Используешь окружающих как мебель. Чтобы подержаться, снимая туфли.

После громких слов полагается отстать от человека, вызывающего столь негативные эмоции. Но он не отстает. Бежит за Диа, выкрикивает все это в спину, а потом и вовсе обгоняет, преграждая путь.

– Какого хрена?! Что тебе нужно от меня?

Ответа человек напротив не знает и сам. Он качает головой, достает из кармана красную помаду, проводит ею по губам на глазах у изумленной публики.

– Да у тебя крыша поехала, приятель. Не хочешь в больничку, а? – У Диа даже голос от удивления садится.

– Только если ты отвезешь.

Диа нечленораздельно стонет в ответ и запрокидывает голову. Как же он устал от этого типа! Еще и лицо с ним держать надо постоянно, как на работе.

Над головой оказывается небо, запертое между строгих чернеющих силуэтов зданий. Такое красивое, бархатно-синее небо, истыканное звездами. Диа не очень поэтичен, ну да на этот случай как раз пригодится назойливый знакомый. Уж он-то найдет пару десятков лишних слов.

А вот знакомый весь лиричный настрой растерял. Ветер внезапно изменился, переключил какие-то божественные тумблеры в чужой голове.

Крепкая ладонь хватает Диа за плечо и прижимает его к первой попавшейся стене. Сейчас эмоции такие, что сыграл бы главу мафии. Мол, детка, а ты знаешь, по чьей горячей брусчатке ты только что ходил? Знаешь, милый, под чей голос зажимался в клубе? Знает. Уверен в этом. А потому тушит сигарету над его головой и бросает в сторону. Говорит на мать-его-идеальном-английском, склоняясь прямо к уху Диа:

– Как же ты меня достал! Я думал, что это у меня с характером беда, но ты… – Победитель «Евро» цокает, не заканчивая, и вздергивает его выше за лямку ремней на бедрах. Качает головой. – Хватит срываться на местности. Хватит меня игнорировать. Хватит. Не то я…

Диа ухмыляется. Он не успевает дослушать внушительную речь. С противоположной стороны улицы к ним направляются двое полицейских.

– Он к вам пристает?

– Вам помочь?

Парни в форме подходят ближе, чтобы оценить ситуацию. Наблюдают настороженно. Один склоняется ко второму, кивает на Диа и шепчет что-то на французском, когда его напарник в ответ пожимает плечами.

Узнали.

Диа ухмыляется, медленно отклоняет голову, в последний раз оглядывая человека перед собой. Не нравится. Взгляд загорается как-то совсем нехорошо. Диа вздрагивает, поджимает плечи, впечатывается в стену, отворачиваясь от ночного сталкера.

– Помогите! Пожалуйста… – Он закусывает губу, жмурясь, упирается в чужую грудь, широкую под контрастно нежной сеточкой одежды.

И пары минут не проходит, как его забирают. Сажают в дежурную машину и увозят в участок разбираться. Диа провожает свою шалость взглядом, машет наманикюренными руками.

Было бы круто.

Но такого, конечно, не происходит. Театр воображения отключается. Диа снисходительно выдыхает, панибратски закидывает руку на плечо незнакомца. И ослепительно улыбается:

– Простите, господа. Увлеклись с приятелем, перебрали. Мы уже уезжаем.

В качестве демонстрации честности к служителям правопорядка разворачивается экран смартфона, на котором мигает точка такси. Машина подъезжает через несколько секунд. Когда успел вызвать – это загадка, конечно.

Диа ускользает из полуобъятий и ныряет на заднее сиденье, не забыв подмигнуть местным ментам.

Средневековые поэты чертовски ошибались, когда посвящали песни и картины прекрасным дамам. Что их, этих дам. Хочется говорить о таких вот. Чума. Эпидемия, которая сжирает легкие. Кислота, которая выжигает глаза. Муза! Победитель «Евро» прочищает горло, закрывает за собой дверцу машины, упирается локтем в спинку сиденья и разворачивается, чтобы глянуть на символ своей победы.

Завоевал-таки! Ходил в индустрии один слух. Ну как слух – искорка. Но настолько лакомая, что дуновение ветра превратило ее в пожар, гонимый от материка к материку. Говорили, что мировая звезда подыскивает себе ученика. Но никому еще, ни одному человеку пока не удалось подобраться к Диа настолько близко, чтобы хотя бы расспросить об этом.

А тут новоиспеченный победитель «Евро» уверился в своих силах.

Знал бы он, какую цену заплатит за это знакомство.