Текст книги "Семь портретов"

Глава 9
Рита. Первый сюжет

Она привыкла просыпаться пораньше – так можно было полежать в постели, предаваясь своим мыслям и эмоциям. Разум, еще не отягощенный дневными заботами и неурядицами, воспринимал окружающий мир легче и проще, и все планы казались вполне реальными. Однако на сей раз пробуждение сразу же принесло тревогу.

В доме спит незнакомец. Конечно, она предупредила Робби, но что делать, если мальчик испугается или не захочет видеть Артура за завтраком? Отпустить гостя просто так она не могла, но и расстраивать сына ей не хотелось. Закрадывались мысли о том, что ей стоило поступить иначе и позволить ему уйти домой еще вчера, но Рита быстро отмела их подальше. Как можно выпустить на улицу человека, обутого в ботинки на таких тонких подметках?

За окном было еще совсем темно, но полежав немного во мраке и привыкнув к нему, Рита смогла различить едва заметный синеватый свет, струившийся из окна. Она всегда ориентировалась по утреннему небу, не пользуясь часами, но теперь из-за выпавшего снега белое сияние выглядело холодным и незнакомым. Пришлось приподняться и посмотреть, который час.

Половина шестого. Наверняка этот Артур работает где-то далеко, так что нужно поторопиться. К тому же, Робби тоже следовало подняться пораньше.

Она оделась в теплое платье, собрала в сетку волосы на затылке и тихо вышла за дверь своей комнаты, а затем осторожно постучалась к сыну.

– Да? – ответил слегка хриплый спросонья голос Робби.

– Милый, нужно вставать. Иди на кухню и умойся, а я разбужу Артура.

Дверь открылась, и перед ней предстал Робби, все еще облаченный в пижаму.

– Он что, и завтракать с нами будет? – даже с некоторым возмущением спросил он.

Она лишь пожала плечами. Объяснять было нечего – она собиралась оставить Артура на завтрак.

– Я сейчас оденусь, – вздохнул Робби. – Дай мне минуту.

– Конечно.

Оставив его в покое, она прошла на кухню, разожгла сильнее огонь под нагретым котлом и зачерпнула оставшейся с ночи горячей воды в керамический кувшин. Вооружившись им и небольшой фарфоровой чашей, она набросила на плечо полотенце и прошла через коридор в гостиную, где должен был спать Артур. Перед самой дверью она остановилась, на мгновение, представив, что он уже ушел, и сейчас в этой большой темной комнате совсем пусто.

В свете оставленной на полу подвесной керосиновой лампы дверь была расписана смешными тенями. Странное зрелище.

Она толкнула дверь, стараясь не создавать шума.

Артур был в гостиной, но уже проснулся.

Она внесла чашу с кувшином, опустила все это на стол и положила рядом полотенце.

– Доброе утро, – отчего-то говоря шепотом, поприветствовал ее он. – Спасибо.

– Доброе. Не за что, умывайся. Я зайду через пятнадцать минут, и мы пойдем завтракать.

– Я… наверное, я лучше уйду. Вы и так многое для меня сделали.

– Оставайся, – попросила она. – Оставайся хотя бы на час, конки и омнибусы все равно еще не работают. На улице темно и холодно, а я приготовлю чай и обжарю хлеб, если ты, конечно, не против такой еды.

Он явно смутился.

– Я буду очень рад. Вы невероятно добры ко мне.

– Ну, что ты, не стесняйся.

Она вышла, не дожидаясь его ответа, поскольку и так было ясно, что он с трудом подбирал слова, боясь сказать что-нибудь неправильное.

Мальчики. Такие разные – ее Робби и этот странный Артур. Однако спросонья они довольно сильно походили друг на друга – растрепанные, потерянные и заторможенные. Обоим нужно было только одно – остаться в одиночестве и уделить немного времени себе, чтобы собраться с мыслями. Лишь потом, после всех этих дел, они начинали нуждаться в помощи – в приготовленном горячем завтраке, собеседнике и заботе.

Рита стояла у стола, выбирая лечебные травы и дожидаясь пока закипит вода. Нужно заварить особенный чай, на улице уже слишком холодно. Робби не слишком любил пить такой чай, но по утрам молча терпел и ничего не говорил. Интересно, как относится к такому Артур?

Надо же, он приглашал ее пройтись по улицам. Или это было не приглашение? Может быть, ей стоит как-нибудь выбраться одной? Почему бы и нет, в конце концов? Она свободна, у нее нет никаких обязательств перед другими людьми. Друзей тоже нет. Ждать некого, так что можно выйти в любой день.

Робби все же собрался первым – он вышел из дома и прошел в столовую, по дороге тихонько постучав в дверь. Так он обычно давал знать о том, что уже полностью готов и может помочь ей на кухне.

Рита выглянула, чтобы посмотреть на него и вежливо отказаться – она тоже поступала так каждый раз.

– Что мне сделать? – проводя рукой по волосам, спросил он.

– Ничего, иди в столовую и дожидайся Артура. Постарайся быть обходительным.

Робби ничего не сказал, но едва заметно ухмыльнулся. Рита нахмурилась:

– Он хороший человек, вот увидишь.

Он все так же молча кивнул, но с места не сдвинулся.

– Что? – спросила она, косясь на плиту.

– Ничего. Не скажешь, что он мне еще понравится?

Она вышла за дверь, подходя к сыну почти вплотную и поправляя ему галстук.

Надо же, какой он теперь высокий.

– Я не знаю, понравится ли он тебе, это ведь не твой друг, а мой.

– Друг?

– Да, – улыбаясь, согласилась она.

– Если он твой друг, то я, пожалуй, буду обходительным.

Открывшаяся за его спиной дверь дома не дала ей сказать, как она гордится им, и она отпустила плечи сына, скрываясь на кухне.

Уже возвращаясь к плите, она услышала, приглушенный расстоянием и запертой дверью голос Робби.

«Я провожу вас в столовую».

Куда делось пожелание доброго утра или хотя бы простое приветствие, было непонятно. Если сейчас это значило быть обходительным, то Рита явно ничего не понимала в новых манерах.

Когда она вошла с подносом в столовую, мальчики уже вели довольно оживленную беседу.

Наверное, стоило раньше познакомить сына с Артуром. Теперь он казался на удивление раскрепощенным, достаточно дружелюбным и оживленным. Она никогда прежде не видела Робби таким естественным и активным в разговоре. Артур тоже казался менее смущенным – он охотно отвечал на все вопросы и даже смеялся.

Она тихо присела за свободный край стола, наливая чай и одновременно наблюдая за ними. Для нее было важно то, как именно они говорили, и она не старалась вникнуть в смысл беседы. В конце концов, это был их разговор, а ей оставались лишь выражения лиц, жесты и эмоции.

– Мама, Артур приглашает нас пройтись по ночному городу сегодня вечером. Он утверждает, что там можно увидеть много интересного, – повернувшись к ней, неожиданно сказал Робби.

– Что ж, если он так говорит…

– Так вы согласны? – с такой неприкрытой надеждой в голосе спросил Артур, что сидевший рядом с ним Робби даже хмыкнул.

– Почему бы и нет, – неопределенно кивнула она. – Если Робби захочет остаться дома, я отправлюсь сама.

– Что ж, если ты ему веришь, то отчего я должен отсиживаться в доме.

Артур настороженно замер – всего на долю секунды. Наверное, подумал, что Робби передразнивает свою мать, копируя одну из ее последних фраз.

Если он и дальше будет общаться с ними, то поймет, что их отношения невозможно понять стандартным образом, наблюдая и подмечая детали.

За время отдельной жизни между Ритой и ее сыном создались странные отношения, которые состояли не в том, о чем они говорили, а в том, о чем предпочитали молчать. В недосказанности было больше смысла и тепла, чем в нескончаемых словах.

Снег все шел, и к вечеру на обочинах дороги выросли внушительные сугробы. Переулок расчищали всего раз, а потому сейчас, когда они шли втроем, ее ноги едва не увязали в пушистом снегу.

– Я провожу вас до дома, не беспокойтесь, – сразу же сказал Артур, когда зашел за ними в пять часов. – Скоро стемнеет, но омнибусы ходят до восьми, так что мы вполне успеем пройтись, а затем я вернусь домой.

– Разумеется, – согласился Робби. – На таком холоде вряд ли мы сможем уйти слишком далеко.

Теперь Артур был одет в хорошие сапоги на толстой подошве, а на плечах у него красовалось настоящее черное пальто из толстого драпа. Беспокоиться о нем не было смысла – он даже не забыл повязать широкий шерстяной шарф, на котором таяли редкие снежинки.

Шли молча, словно боясь разрушить чарующую, пьянящую тишину, в которую был погружен переулок. Улицы были немного оживленнее, но все же не такими шумными, как днем.

Так вот что его так очаровало…

Темно-желтый, почти оранжевый свет фонарей струился сверху, очерчивая контуры будок, киосков, скамеек и лестниц. Все то, что выглядело серым и мрачным во время дня, теперь приобретало загадочный оттенок. Линии становились мягче, снежные шапки на козырьках и парапетах уже не казались слепящими или холодными – они были окрашены в теплые тона, словно являясь праздничными украшениями. До Рождества оставалось чуть больше месяца, и традиционную иллюминацию еще не развесили, но улицы выглядели такими чистыми и уютными, что гирлянды были и не нужны.

Смена освещения играла такую роль? Неужели все можно изменить всего одним движением? Рита удивлялась тому, что не видела этого раньше.

– Фонари просто прекрасны, – заметила она, пропустив Робби немного вперед и поравнявшись с Артуром.

– Подождите, будут еще витрины. В следующем квартале работает магазин, если вы согласитесь дойти до него, то увидите, как необычно выглядит витрина в темное время.

– Словно Рождество уже наступило, не находишь? Не думала, что фонари и эти… кружевные решетки могут выглядеть так красиво.

– И я не предполагал.

Они прошли еще немного, когда Артур осторожно и очень тихо сказал:

– Это не кружевные, а кованые решетки. Так правильнее. Простите, что поправляю…

Его вежливость была почти невероятной – он говорил так аккуратно, тщательно выбирая нужные слова, что Рите казалось, будто он все время боится ее чем-то обидеть.

– Что ты, я ведь и вправду не знала. В следующий раз уже не ошибусь.

Вечером о тротуарах никто не заботился, и теперь под ногами слегка хрустел тонкий слой успевшего опуститься снега. Робби шел впереди, и Рита наблюдала за его походкой, движениями, и тем, как он оглядывается по сторонам.

Не видит ничего красивого, хочет скорее вернуться домой. Ничего страшного, сам вызвался, пусть терпит.

Что если бы он шел не один, а с другом? Наверняка, они нашли бы, о чем поговорить.

Она даже улыбнулась своим мыслям.

– И часто ты так ходишь? – поинтересовалась она, когда они приближались к следующему кварталу.

– Нет. Сегодня в первый раз вышел под снег.

– Правда? Не похоже.

– Просто в прошлый раз я ехал в омнибусе и смотрел в окно. Открыл для себя много нового, подумал, что, возможно, и вам понравится.

Она повернулась к нему и осторожно взяла за запястье, сжав руку через толстую ткань пальто.

– Спасибо тебе, Артур. Это волшебно.

На всех виденных ею открытках художники пытались ухватить ощущение праздника. Блестящие ленты, лаковое покрытие, ангелочки и игрушки, подарки – все эти атрибуты праздничной жизни непременно изображались на открытках, края которых обязательно были украшены каймой орнаментов и замысловатых завитков. Но настоящее ощущение легкости и волшебства возможно и без всего этого. Заснеженная ночная улица не нуждалась в украшениях – нужны были лишь невысокие фонари.

– Вокруг так красиво. Это вдохновляет, – сказала она, отпуская его руку. – Кажется, я начинаю понимать, что нужно для открыток, чтобы они получились необычными и светлыми.

Широкая дорога, уходящая в перспективу и озаренная светом редко расставленных фонарей, на бумаге выглядела не так красиво, как в жизни. Рита долго не могла понять, что же ей нужно на самом деле, и добавляла то одни, то другие детали, стараясь уловить то самое чувство, возникшее при прогулке.

По обоим краям от дороги выросли здания – учебные центры, фабрики и парки. Разумеется, на то, чтобы выписывать все в деталях, просто не было времени – пришлось ограничиться небольшими отличительными чертами. В окнах предполагаемого института красовались не занавески, а микроскопы и глобусы; фабрику нужно было выделить трубами и эстакадами.

В конечном счете, ночное небо было решено сделать светлым, и загадка исчезла. Зато появилась дорога, на которой не было препятствий. Не было машин, карет и экипажей. Не было прохожих. Была лишь чистая перспектива. Мечта о том, что каждый из этих мальчиков, одноклассников Робби, сможет пройти по этой дороге и остановиться у нужной точки. Кто-то станет финансовым предпринимателем, кто-то юристом. Робби тоже будет волен выбрать свою остановку. Когда пожелает.

Она сомневалась, стоило ли убирать фонари – зачем же нужен искусственный свет, если на открытке уже нет никакой ночи? И все же, они придавали картинке какую-то целостность и изящество. А еще, как ни странно – надежду. Уменьшавшиеся по мере того как дорога уходила вдаль, фонари делали открытку объемной и живой.

Картонный трафарет, акварель и пять дней неустанной работы.

Она забросила стирку и уборку на все это время, с головой погрузившись в рисование. Робби сам готовил себе завтрак и обед, не тревожа ее и не задавая вопросов.

Когда все было готово, она, наконец, вышла из комнаты и отправилась на кухню, чтобы набрать себе горячей воды и принять, наконец, ванну. Наполнить стальную емкость было нелегко, кипяток приходилось носить несколько раз, а потом еще разбавлять его холодной водой, но лежа в тепле и тишине, за плотной занавесью, отделявшей кухню от ванны, Рита, наконец, ощутила себя живым и полноценным человеком. Она завершила работу и при этом осталась довольна.

После этого она вытерлась простыней, надела чистое платье и вернулась в свою комнату, чтобы сделать еще одну копию, пока не стемнело.

Глава 10
Артур. Портрет прекрасной дамы

Фотопластинки были дорогим материалом, и Артур покупал их раз в два месяца. В упаковке было всего двадцать штук, но даже это он не всегда успевал израсходовать. Поиски подходящего сюжета, выбор времени и погодных условий, а также собственное переменчивое настроение не позволяли ему заниматься фотосъемкой регулярно. В результате у него скопилось несколько коробочек еще не использованных пластинок, на которых можно было оставить любое изображение. Он предпочитал покупать их время от времени, поскольку боялся, что наступят времена, когда он больше не сможет позволять себе подобную трату денег.

Бережливость влияла и на творчество (Рита утверждала, что фотография – это тоже творчество). Истратив одну пластину и увидев, что результат не так хорош, как ему хотелось, Артур обычно очень расстраивался. Однако эти выходные были другими – никакого сожаления или страха он не испытывал.

Конрад жил ближе к центру города, но в его мастерской обычно не было народу. Отпечатывать негативы приходили только профессиональные фотографы, которые не желали тратить время на самостоятельную работу. Им приходилось делать столько снимков за один день, что на получение настоящей картинки уходили бы долгие часы, а этого они себе позволить не могли. Таких людей было не очень много, но они соглашались платить хорошие деньги, и потому дело Конрада процветало. Клиенты приходили, оставляли свои коробки с фотопластинками, он отмечал их в журнале, а потом отпускал на целый день. Если работы было слишком много, он покупал себе обед, закрывал мастерскую и полностью уходил в процесс получения позитивного изображения.

Артур нашел его совершенно случайно – использовав парочку пластин, он отправился в город, надеясь найти мастерскую, где можно было бы получить результат за сходную цену. Кабинка Конрада встретилась первой на его пути. Над дверью не было вывески, о роде деятельности хозяина можно было догадаться только благодаря большой фотографии под стеклом, выставленной за дверь и стоявшей прямо на земле.

«Если у тебя всего пара снимков, приходи в любое время, прогуляйся с часок и возвращайся назад. Я отдам их тебе недорого и без очереди, только старайся не светиться и не стучись слишком громко, если дверь будет закрыта».

Большего Артуру было и не нужно.

Теперь он взял с собой всего две пластины и направлялся к Конраду, преисполненный уверенности в том, что сможет, наконец, получить портрет Риты.

Впрочем, эти ожидания немного омрачались вероятностью неудачного снимка. Все же, он никогда не фотографировал людей до этих пор, да еще и волновался.

– Давненько тебя не было, – пожимая ему руку, сказал Конрад. – С чем на этот раз? Еще пара пейзажей?

Артур покачал головой:

– Две пластинки, один портретный снимок.

– Да что ты? Людей начал фотографировать? – Кажется, Конрад был действительно удивлен.

– Я бы так не сказал.

– Так что же это – портрет собаки или лошади?

Артур даже отшатнулся. Шутка показалась весьма неудачной, и он уже хотел возразить, но в этот момент Конрад опять заговорил, объясняя свое предположение:

– Есть и такие чудаки. Ты бы видел, сколько богатеньких мальчиков и девочек стремится запечатлеть свой образ в обнимку с пушистым щенком или котенком. Однажды даже горностай был.

О, это многое объясняло.

– Нет, я не снимал животных. Это портрет… да ты и сам увидишь.

Конрад спрятал руки под фартук – он часто так делал, и Артур не знал, с чем связана такая привычка. Вообще, мастер всегда был в приподнятом настроении, но говорил мало и предпочитал просто уточнять, что за работа предстоит на этот раз. Он был одет в неизменную клетчатую рубашку и черные, заправленные в сапоги брюки. Фартук из грубой ткани не имел ни одного отличительного знака грязной работы, на нем никогда не бывало пятен или брызг, но Конрад всегда носил его.

– Ну, хорошо. Погуляй пока, через час возвращайся.

– На этот раз мне нужно две копии портрета.

– Да хоть десять. Все будет нормально, на времени это не отразится. Заплатишь чуть больше, вот и все.

Почему-то Конрад никогда не отмечал Артура в своем журнале. Видимо, считал, что такие мелкие заказы не заслуживают пристального внимания. Впрочем, Артуру было все равно, главное, что фотоснимки получались почти сразу же и были отличного качества.

За прошедшие дни он почти не виделся с Ритой.

Прежде всего, не было времени – заказы в кондитерской шли нескончаемой чередой, и Юдифь стала оставлять его на вечер, чтобы сделать заготовки для следующего дня. При таком ритме работы он зарабатывал весьма прилично, но под конец, когда ему все же удавалось добраться до постели, Артур был полностью истощен. Сил не оставалось ни на что, и он, едва заставлял себя умываться и менять одежду.

Второй причиной было отсутствие повода. Даже когда у него выдался выходной, он не смог найти предлога для того чтобы вернуться в Пятый переулок и позвонить в колокольчик у калитки. После того как он познакомился с Робертом, прошло уже больше двух недель, но он все еще был под впечатлением.

Этот мальчик определенно знал, чего хотел от жизни. Он ясно и четко выражал свои мысли, держался уверенно и не рассуждал о незнакомых вещах. Возможно, Роберт был обеспокоен его частыми визитами, так что сразу же начал расспрашивать Артура о том, почему он так настойчиво приходит в их дом.

– Вы намеренны и дальше наведываться сюда?

– Полагаю, что еще как минимум один раз.

– По какому поводу?

– Ваша мать позволила мне сделать портретный снимок, я должен принести ей копию.

– Вот как? И что же вы собираетесь делать со своим экземпляром?

– Оставлю для себя.

– Зачем?

– Я нахожу весьма занятным лицо вашей матери.

– Занятным? С какими же людьми вы привыкли проводить время?

– Вы хотите узнать, где я работаю?

– Где и кем, если вам не сложно. А также, сколько вам лет и нет ли у вас невесты, что придет одним прекрасным утром и набросится на мою мать с кулаками.

– Нет, я не обручен и даже не… у меня нет… никого на примете. Я ни с кем не вижусь.

– И каким ремеслом вы зарабатываете на жизнь?

– Послушайте, у меня создается впечатление, будто вы принимаете меня за угрозу.

– Верное впечатление, именно так я вас и воспринимаю.

– Я работаю в кондитерской, мое дело замешивать тесто. Иногда продаю и работаю с клиентами. Что еще? Вы сами ничего о себе рассказать не хотите?

– Я ведь не хожу к вам домой и не пытаюсь соблазнить вашу родственницу.

– Это уже смешно.

– А мне кажется, что это, скорее, грустно.

– И все же, мне было бы интересно узнать немного о человеке, только что подвергшем меня такому суровому допросу.

– Мне шестнадцать, и я учусь в школе. Достаточно для вас?

– Вполне.

– У вас много друзей?

– У меня нет друзей.

– Отчего?

– У меня есть знакомые, но я обхожусь без друзей. В моей профессии не нужно разговаривать, и я вижу достаточно праздничных тортов, чтобы не испытывать желания устраивать вечеринки для близких.

– И все же, у вас есть камера.

– Есть, верно.

– Разве вы не снимаете своих приятелей?

– Нет. Я изредка фотографирую то, что мне нравится, поскольку не умею рисовать.

– Что же вам нравится?

– Природа. Вчера вечером решил заснять городской пейзаж.

– Случайно не Пятый переулок?

– Нет, но это тоже отличная идея. На любой улице можно найти что-нибудь примечательное. Вы и сами можете это увидеть, если пройдетесь со мной сегодня.

– Вы приглашаете нас?

– Если это можно назвать приглашением.

– Что же интересного можно увидеть на городской улице?

– Я не могу этого объяснить, но мне кажется, что ваша мама это оценит.

– Отлично. Узнаем, что она сама думает по этому поводу?

Артур не знал, был ли серьезен Роберт, когда говорил о том, что его маму пытаются соблазнить. Почему люди судят так мелко? Он надеялся, что Роберт не сказал матери ничего подобного.

Впрочем, он действительно очень много думал о ней. Даже сейчас, проходя по городским улицам и разглядывая дома, он помимо желания отмечал места, которые было бы хорошо посетить в ее компании. Рита могла бы стать для него хорошим другом – с ней можно было говорить о чем угодно, и она понимала его. Она еще ни разу не осудила его, лишь принимая все его слова и не задавая лишних вопросов. Такой друг мог бы стать бесценным сокровищем, если бы это был мужчина, но Рита была женщиной, да еще и незамужней. Что если он испортит ее репутацию?

Он даже ухмыльнулся, и проходившая мимо незнакомка с удивлением посмотрела на него.

Испортить репутацию? Что за глупости, у нее и так нет никакой репутации после развода. Впрочем, возможно, она надеется восстановить доброе имя и выйти замуж вновь? Нужно было выяснить это, поскольку на его взгляд этот вопрос имел большое значение.

Артур прекрасно осознавал, что им движет эгоизм и собственный интерес, но ничего не мог с этим поделать. Конечно, разумный человек поступил бы иначе – для порядочного мужчины не существовало других вариантов кроме как оставить свободную женщину, если он не собирался на ней жениться. Однако здесь Артур не мог похвастать таким благородством. Хотя он явно испытывал некоторые сомнения, ему все же хотелось продолжать видеться с Ритой.

За этими размышлениями он не заметил, как отведенный Конрадом час подошел к концу. Часы на небольшой площади вернули его к реальности, и Артур повернул обратно. Нужно было возвращаться в мастерскую.

Конрад встретил его с фотографиями в руках.

– Держи свою прекрасную даму, – хохотнув, сказал он.

Артур предпочел воздержаться от ответа, просто заплатив положенную сумму и забрав свои отпечатанные снимки. Они были еще слегка липкими, и он завернул их в предварительно принесенный конверт, который склеил еще в перерыве на работе.

Была ли она прекрасной или нет, Артур не знал. Фото получилось не таким, как он ожидал – лицо было слишком маленьким, поскольку сама Рита оказалась запечатленной в полный рост. На снимке ее полнота бросалась в глаза немного сильнее, и теперь ему было ясно, почему Конрад так странно отреагировал на эту фотографию.

Впрочем, неважно. Теперь он получил то, чего так хотел, и может провести несколько часов за исследованиями.

Добраться до дому ему удалось только к вечеру – он бродил по городу, выслеживая интересные лица и замечая необычные места. К концу дня у него уже гудели ноги, и он с облегчением опустился на свою кровать – единственный предмет мебели, на котором можно было отдохнуть. В его доме была лишь эта кровать, тумбочка и подвесная лампа. Больше в эту тесную комнатушку все равно бы не поместилось, и у него не было желания переезжать в другое место. Цена его устраивала, он привык к соседям и хозяевам, и уже поменял замок на двери, опасаясь того, что его немногочисленные богатства попадут в другие руки.

Видимо, от того, что решение сфотографироваться пришло к ней неожиданно, и Рита была явно неподготовленной, на ее лице застыла отстраненная улыбка. Она не казалась напряженной или наигранно веселой – она просто стояла на одном месте, сняв шляпу и помогая ему запечатлеть пейзаж.

Все же, у нее было красивое лицо. Сейчас можно было смотреть на нее сколько угодно, и Артур позволил себе заметить, как красива линия ее губ, и как безупречны слегка приподнятые брови.

Где-то между этими мягкими чертами пряталась загадка, которая осталась заключенной за стеной ее контроля и умения хранить свои секреты.