Текст книги "Нам с тобой по пути. О море, дружбе и любви"

Глава 5

Питер встретил приезжих серостью и туманом. Девчонки забрали багаж и не торопясь пошли к выходу. Там их должна была ждать Настина сестра, Надя. Разница в возрасте у сестер была семь лет, и они любили друг друга до умопомрачения. Они знали друг о друге всё. Существовало два лагеря – в одном были Настя с Надей, в другом – весь остальной мир. Не то, чтобы они противостояли всем, нет. Они жили со всеми по возможности дружно, но если возникала какая – то спорная ситуация – с родителями, знакомыми, детьми – их мнение по любому вопросу было единым. Всегда. Безоговорочно. Сёстры были единым целым, как близнецы, и чувствовали друг друга на расстоянии. Они с лёгкостью могли предугадать фразу, которая должна быть произнесена, чем вызывали недоумение родственников. Родные не понимали, как им это удается. Собственно говоря, Надя с Настей тоже не понимали, но, тем не менее, это было так.

Раньше, лет десять назад, каждая встреча вызывала бурный восторг и шквал эмоций. Сейчас при встрече у них появлялось такое ощущение, словно они не расставались. Девчонки казались совершенно спокойными внешне, но в их сердцах жила какая – то патологическая нежность, которая становилась тем сильнее, чем старше они становились и чем дольше они не виделись.

Редкие встречи сёстры восполняли ежедневными телефонными разговорами по мобильному. Они настолько привыкли к ним, что с некоторых пор перестали даже здороваться. Это был один затяжной разговор, длившийся несколько лет. Он начинался обычно словами «Слушай, сестра, будешь со мной бельё гладить?» или «Проводишь меня до работы?». Вариантов было множество, поскольку список домашних дел был нескончаем, а ходить на работу, имея под боком сестру – пусть даже и в телефонной трубке – куда приятней. Совершенно спокойно разговор мог быть закончен фразой «Всё, прощай!». Это значило, что одна из сестёр дошла, например, до работы, и перезвонит вечером. «Бесишь!» – отвечала ей обычно вторая. Откровенно говоря, когда посторонние люди, а уж тем более родители слышали такое, они никак не могли взять в толк, что в отношениях между сёстрами царит любовь.

Мама обычно делала большие глаза и говорила «Девочки, вы что?» А девочкам было смешно смотреть на удивлённые глаза окружающих.

Папа, суровый военный в отставке, настоящий полковник, не привыкший к сантиментам в своей бывшей военной жизни, тем не менее, с трепетом относился к тому, как любят друг друга его дочери, страшно гордился этим, поэтому слышать такие речи было выше его сил. Хотя о чём можно часами болтать по телефону, папа не понимал. В его понятии телефонный разговор был необходимым для сообщения информации – кратко, по делу. Когда он звонил дочерям, обычно он говорил: «Так, доложить обстановку!». Послушные дочери раньше пускались в длинные рассказы о детях, событиях и новостях, но папа заявлял: «Всё, разговор окончен». Такой вот мужской военный подход.

Однажды, когда маленькой Соне исполнилось три месяца, Настя поняла, что не может человек жить на свете и не быть знакомым со своей племянницей. Она сюрпризом прилетела к Наде. Надин муж, Сашка, был, конечно, в курсе авантюры, мужественно держал оборону и тайком от жены удрал из дома, чтобы встретить Настю с малышкой в аэропорту. По дороге обратно он переживал, что не успел навести дома порядок к приезду родни, потому что сделать это, не вызывая Надиных подозрений, было невозможно. А Настя, прижимая к груди сладко посапывающую Соню, предвкушала реакцию сестры. Ей было все равно, чисто ли вымыты полы и разложено ли поглаженное бельё по шкафам, ей было важно лишь одно – обнять сестру и показать ей Соню, имя которой они выбирали вместе.

Реакция была ожидаема – сестра плакала, смеялась, снова плакала, не отпуская обалдевшую от такого накала страстей Сонечку. В разгар всего этого концерта из комнаты вышел трёхлетний Надин сынок, Шурик, который оглядел присутствующих и совершенно невозмутимо сказал:

– О! Настя пришёл!

Казалось, что Настя «выходил» за хлебом на пять минут и «вернулся». Ничего особенного Шурик в этом не видел и не понимал, почему все обнимаются, плача и хрюкая при этом, как поросята, и что за куклу в розовом комбинезоне его собственная мама никак не может выпустить из рук.

Вот так же естественно, как будто расстались только утром, а не год назад, сёстры встретились и сейчас. Только им одним было заметно, как зорко Настя высматривала в толпе родное лицо и как крепко, почти до хруста костей, Надя обняла при встрече своего ребёнка, ведь она считала Настю не папиным и маминым ребёнком, а своим. Она нянчила ее в детстве, учила готовить, решать уравнения, вовремя подсовывала нужные книжки и даже писала заявление на поступление в школу, хотя ей самой было тогда всего тринадцать лет.

Правила приличия не позволяли стоять истуканами в толпе посреди аэропорта. Вокруг сновали встречающие с табличками, прибывшие пассажиры с чемоданами толкались, поэтому, наскоро оглядев друг друга, девчонки наконец-то расцепили объятья.

– Ну что, лётчицы, как долетели? Ульянку не растрясло? – наскоро чмокнув Аньку в щеку, спросила Надя.

– Нет, долетела в лучшем виде. Спать только хочет мать её. В смысле, её мать хочет спать, А совсем не то, что вы обе подумали, – торопливо объяснила Аня.

– Насть, а чего она такая агрессивная? Злыдню какую-то привезла мне. Давайте, девушка, езжайте обратно в вашу деревню! У нас тут культурная столица, между прочим!

– Нет уж, – злорадно ухмыляясь, сказала Аня. – Мне жить негде. Я гастарбайтер. Могу посуду помыть за тарелку супа. У тебя же посудомоечная машина есть? Ну, тогда помою, так уж и быть. Культурно помою. Может, даже идеально. Твоя сестра мне сказала с утра, что я идеальна. Склонна ей верить, она же правду людям говорить начала уже три дня как. Но уехать не могу, и не проси!

– Анна, вы так неприятно говорливы сегодня, – высматривая автобус, сказала Надя. – А что за история про правду? Я такой ещё не слышала!

– Твоей сестре надоело быть приличной и она решила бороться с несправедливостью. Начала решительно и суровыми методами, – поспешно объяснила Аня. – Жалобу позавчера накатала в кафе за гадкий кофе, тётку из кинотеатра чуть взашей из зала не вытолкала за перебор с духами. Ну, и так, по мелочи – в очереди в магазине, прохожим на улице, консультантам в банке!

– А что? Кофе был действительно гадким, а женщина откровенно воняла! А у меня муж-аллергик рядом сидел!

– Наконец-то! Насть, тебе понадобилось тридцать пять лет, чтобы родительское приличное воспитание начало, наконец, выветриваться из тебя! – Надя одобряюще обняла сестру.

– Девочки, уймитесь, люди вокруг. А то я вас поубиваю. Хотя нет. Убить не смогу. Одна – сестра, вторая – мать будущая. Люблю вас до чёртиков. Как вот вас убьешь?

– Никак, – переглянувшись, в один голос сказали Надя с Аней.

– А хочется иногда, – притворно-сурово пробормотала Настя, улыбаясь при этом одними глазами. Как же она любила их обеих!

Некоторое время спустя девчонки переступили порог Надиной квартиры и немножко расслабились. Что ни говори, Анина беременность заставляла нервничать всех. Как бы ни бодрились Аня с Настей, обе переживали втайне друг от друга. Настя периодически пристально вглядывалась в бледное лицо подруги, которое, казалось, только похудело и осунулось за время беременности. Никакими пухлыми щёчками, положенными беременной, там и не пахло.

– Ничего, – думала Настя, – доедем до моря, а там нагуляет и румянец, и аппетит.

Настя переживала, не душно ли Аньке, не кружится ли голова, не сильно ли пихает её Ульянка, но спрашивать об этом каждые пять минут было невозможно, не вызвав шквал негативных эмоций. Анька была танком, прущим вперед. А танки не могут себе позволить быть слабой женщиной. Любая цель, которую она ставила перед собой, решалась в обязательном порядке. И так как рассчитывать в этой жизни она могла только на себя, поэтому не привыкла к тому, чтобы кто-то заботился о ней. Когда Аня в самолете хотела снять сапог, Настя наклонилась, чтобы помочь расстегнуть молнию. Она сделала это автоматически, ведь это было так естественно. Аня только нервно дернула плечом – мол, сама могу. Но Настю было не напугать – она так хотела дать Аньке возможность почувствовать себя маленькой, нуждающейся в заботе девочкой хотя бы в эти десять дней, поэтому на правах старшей и небеременной схватила Анькину ногу, расстегнула молнию и стянула сапог, получив в награду притворно гневный взгляд, в котором читалось, тем не менее, огромное облегчение.

Сейчас, когда один самолет остался позади, Аньке было бы хорошо немножко полежать, но она упрямо пошлепала на кухню, чтобы поучаствовать в приготовлении ужина.

Настя любила находиться в просторной кухне сестры. Она была самой главной комнатой в доме, там всегда кто-то был – делал уроки, катал машинки, смотрел телевизор, готовил ужин, пил чай. Кухня притягивала всех как магнитом, там царил настоящий домашний уют.

На ужин было решено приготовить пасту с морепродуктами. Надя бредила Италией, девчонки собирались на Средиземное море, а дети просто любили макароны. Поскольку блюдо было несложным в приготовлении, Надя крутилась у плиты, а слегка уставшие после перелета подружки сидели за столом и отвлечённо наблюдали за процессом.

Диалог крутился в основном вокруг Анькиного замужества. Замужем она была уже второй раз, но оба раза за одним и тем же человеком.

Когда она связывала себя узами брака впервые, это было более-менее понятно, хотя ее избранник был намного старше ее, и жутко, просто патологически ревнив. Спустя пару месяцев она забеременела, на чем очень настаивал новоиспеченный муж, а спустя еще пару недель счастливый новобрачный сказал, что он не готов стать отцом и исчез из жизни Аньки и их будущей дочери. Настя только однажды за годы их дружбы видела, чтобы стойкая, невозмутимая в любой ситуации Аня плакала, когда выяснилось, что она одна будет Полине и за мать, и за отца.

Мимо него прошла беременность, УЗИ, рождение Полины, ее первый год жизни. Анька затеяла развод – с алиментами и прочими прелестями. Никто и не думал, что ее муж заявит в суде, что ребенок не его, и захочет сделать экспертизу на установление отцовства. Экспертиза подтвердила родство, но отнюдь не пробудила в нем отцовские чувства. Он платил алименты, но еще полтора года Анька растила ребёнка одна, ухитряясь кормить, одевать, развлекать и возить на море. Потом, ближе к трём Полининым годам, когда пеленки, бессонные ночи и прорезающиеся зубы закончились, он вдруг вспомнил, что у него есть дочь и внезапно полюбил её. Стал отцом выходного дня, а Анька, развесив уши, умилялась. Лапши на ушах было столько, что в один прекрасный день Аня сообщила ошалевшей от такой новости Насте, что снова выходит за него замуж. Когда Настя, задыхаясь от возмущения, наконец-то спросила о мотиве столь странного поступка, Аня сказала, что «пусть у ребёнка будет хоть какой-нибудь отец, чем никакого». Зачем нужен в такой ситуации «хоть какой-нибудь отец», Аня внятно объяснить не смогла, но поскольку танки, каким была Анька, не сворачивают, весной была организована весёлая свадьба – с рестораном, гостями и белым платьем. И вот теперь Анька снова ждала ребёнка. Надежды, что человек один раз ошибся, но теперь все осознал, не оправдались. При любом споре он снова моментально вычеркивал из жизни Аньку и шестилетнюю Полину. Спустя неделю-другую все вроде бы внешне налаживалось, но потом начиналось заново. Сейчас, когда Анька уехала в отпуск, он категорически отказался оставаться с дочерью дома, водить её по утрам в детский сад и забирать оттуда, поэтому Полина на неделю переехала к бабушке. Зачем эта головная боль была нужна Аньке, ни Настя, ни Надя не понимали. Аня не страдала от безумной любви, не зависела от него материально, ей было где жить, но проблем такой брак приносил целый букет. Но Анька, как, впрочем, и всегда, не унывала и не падала духом. К мужу она относилась как к предмету интерьера, совершенно не рассчитывая на него, когда нужна помощь, и со всем справляясь самостоятельно.

Ужин был готов, Надя накрыла на стол и девчонки расселись по местам. Накручивая спагетти на вилку, Аня приготовилась услышать очередную тираду.

– Ну что, Ань, может, объяснишься, наконец? – спросила Надя. – Вот на тебя посмотришь – и умница, и красавица, а поступки твои, мягко скажем, странные. Ты зачем замуж опять пошла? Ну, сходила разок, посмотрела, что ничего путного там нет, и всё, свободна!

– Ничего они не странные. Нам с твоей сестрой надо было на дискотеку сходить. А в нашем городе все приличные заведения, где «Летящей походкой» и «Руки вверх» поют, позакрывались, одна молодежная ерунда, которая по мозгам бьет.

– Не очень прослеживаю логику, но продолжай, – сказала Надя, ловко подцепив на вилку маленькую осьминожку и пристально заглянув ей, осьминожке, в глаза.

– Да как ты не понимаешь? Нам хотелось потанцевать. А было решительно негде. А на моей свадьбе мы с Настей пляшем под такую музыку, под какую захотим.

– О, да! – встряла в разговор Настя, – Но не стоило идти ради этого на такие жертвы! Обошлись бы как-нибудь! Хотя было весело! Особенно, когда я к этому твоему ди-джею подошла и сказала: «А давай-ка нам, милый человек, «Летящей походкой», пора уже! А он мне: «Подождите! Рано еще». Нахамил, негодяй. За это он потом эту песню 4 раза подряд прослушал, от начала и до конца. А мы плясали! Ууух, как мы плясали! Сначала в своем зале, потом в соседнем. А то там совсем тухло было. Там люди сидели и просто ели. Как будто дома поесть не могли. А тут мы, босиком и счастливые. А потом еще были «Розовые роооозыыыыы, о-о-о», – напела Настя.

– Свееткеееее Соколоооооовой, – подхватили Надя с Анькой, сразу переключившись с грустной темы замужества на веселый мотив. Допев припев до конца, они увидели удивленное лицо молодого человека, стоявшего в прихожей и с любопытством заглядывавшего в кухню. Это был Влад, кавалер Надькиной дочери, Юли. С Настей он был уже знаком и знал, что сёстры очень похожи – внешностью, речью, поведением. Но тут он во все глаза смотрел на троицу, сидящую за столом и весело размахивающую вилками в такт музыке.

– Здрасьте! – пробормотал он.

– Здорово! – ответил ему дружный хор из трёх голосов.

– Господи, у меня сейчас взорвется мозг! – Влад прислонился к стене. – Ладно, когда их двое – ещё куда ни шло, можно пережить, хотя они одинаковые, ну вот прям совершенно! Но теперь их трое, и они все равно одинаковые!

– И ничего мы не одинаковые! – в один голос заорали девчонки, посмотрели друг на друга и прыснули со смеху.

– Юлька, ну как это выдержать?

– Терпи, Влад, – невозмутимо стягивая пальто, сказала Юля. – Я с ними девятнадцать лет живу, и ничего, как видишь. К этому быстро привыкаешь, надо просто перестать думать, кто говорит. Представь, что это – один человек, и даже не пытайся докопаться до истины! Абстрагируйся!

– Слышишь, психолог! – сказала Настя.

– Хватит умничать! – сказала Аня.

– Посуду лучше помой! – сказала Надя.

– Всё поняла? – сказали три голоса стройным хором, как обычно, не сговариваясь.

– Ой, девчонки, не могу я с вами, – почти в обмороке протянул Влад и поспешно ретировался.

Настя вышла в прихожую и крепко обняла свою племянницу, которую нянчила с рождения, которой варила по утрам манную кашку, а теперь эта лялечка была на голову выше её. Девятнадцать лет пролетели как один день.

Ближе к вечеру девчонки обсудили планы на завтрашний день. Было решено прогуляться по Невскому проспекту, заглянуть в какой-нибудь музей, а дальше – как пойдет.

Укладываясь спать, Настя пробормотала в полудрёме:

– Ань, на жениха будешь загадывать? На новом месте спишь ведь?

– Я-то? Конечно, буду. Я вообще мечтаю замуж выйти за пилота самолёта.

– Если не учитывать, что ты уже замужем, то да, собственный пилот бы нам пригодился. Мы бы, как жёны декабристов, с ним бы в каждый полёт отправлялись. Ну, то есть ты как жена, а ты же без меня не можешь.. Опять же, мой муж бы переборол в себе свои фобии. Мы бы договорились с твоим мужем, чтобы он сказал моему мужу, что мы все дружно летим в его любимую Анапу, а сами бы на Фиджи полетели.

– Точно. Чёрт, Ульянка, вылези из-под рёбер, дай поспать матери! И сама спи уже! Завтра тяжелый день. Тётька Настька с тётькой Надькой нас окультуривать будут.

– Ну, давай, Ань, загадывай уже скорей на своего пилота, и спать всем!

– Сплю на новом месте, приснись жених невесте, – пробормотала Аня, поглаживая живот в надежде, что Ульянка наконец-то угомонится. – Все, спокойной ночи! Нааасть, спокойной ночи, говорю!

Но Настя уже спала, мгновенно провалившись в забытье после насыщенного событиями и эмоциями дня. Аня улыбнулась, устроилась поудобнее и тоже уснула.

Глава 6

Утро выдалось на редкость солнечным. Жители северной столицы, уже несколько недель не видевшие солнца из-за постоянной облачности, в приподнятом настроении выходили из своих домов и отправлялись по делам. Щурясь от ярких лучей, дети весело шлёпали по лужам по дороге в детский сад, который был виден из окна Надиной квартиры.

Проснувшись ни свет, ни заря, Настя стояла у окна и наблюдала за прохожими. Потом перевела взгляд на само окно, которое выходило на проезжую часть и моментально покрывалось пылью, несмотря на высоту десятого этажа.

– Пора, – подумала Настя. – Успею помыть, пока все проснутся.

Это была одна из тех привычек, которые с годами сформировались у сестёр. В каждый свой приезд Настя мыла Надино окно в кухне. Надя, разумеется, и сама могла его помыть, но не хотела. Чистое, только что вымытое окно означало присутствие сестры. Надин муж, Сашка, все время очень нервничал по этому поводу.

– Надь, завтра твоя сестра приезжает, давай окно мыть! А то опять не успеет порог переступить, сразу за тряпку схватится! – начинал бубнить Саша накануне.

– Саш, ты чего? Ну, приедет, ну, помоет. Что за трагизм в голосе?

– Да неудобно! Человек отдыхать приехал, а приходится окна мыть!

– Во-первых, это – не человек! Это – моя сестра! А во-вторых, хочется ей, пусть моет! – равнодушно отвечала Надя. Как объяснить необъяснимое? Ведь если в доме моется окно, значит, приехала сестра. Если окно не моется, значит, сестры нет. Все же просто до безобразия!

– Ага, и каждый год твоя сестра думает, что в доме живут поросята, которые окно помыть не могут!

– Ой, мамочки мои! Да ничего она не думает! Она просто по мне скучает и ей приятно мыть МОЁ окно! Не своё, не соседское, а МОЁ! А я люблю у сестры бельё гладить, что ж теперь?

– Странные вы, – уверенно заявил Сашка, не пытаясь вникнуть в женскую логику, которой, по его мнению, не существовало вовсе.

А Настя и правда ничего такого не думала. Ведь если она моет окно сестры, это означало, что сестра рядом, и только. Отполировав окно, засверкавшее на солнце разноцветными бликами, Настя протерла подоконник и поставила варить кофе. Накрыла на стол, сделала бутербродов, достала сливки, сахар и две коричневые чашки. Их осталось всего две из одинаковых чайных сервизов. Когда-то, много лет назад, Надя купила по одному такому себе и сестре. Со временем чашки разбились, остались только эти, у Нади, и, приезжая в гости к сестре, Настя неизменно пила чай или кофе только из этих чашек. По кухне поплыл заманчивый кофейный аромат, а через минуту на кухню вошла Надя.

– Мммм, сестра, как же я люблю, когда ты приезжаешь! – прислонилась к Настиному плечу Надя. – О, окошко помыла! Сашка опять меня донимать будет!

– Ой, привыкнет когда-нибудь! Садись! Завтракать будем.

– Давай! Анька спит еще?

– Без задних ног. У неё ж отпуск! И еще она будущая мать. И ей положены скидки. Это она так думает. Пусть наслаждается жизнью, а то на завтра у нас с ней запланировано пол – Антальи осмотреть.

Настя протянула сестре чашку, налила сливки и положила ложку сахара. Проделала ту же манипуляцию со своей чашкой. По какой-то необъяснимой причине кофе с сахаром Настя пила только с сестрой.

– Уедешь от меня завтра… со своей Анькой… Как-то в это раз ты совсем на мало приехала, – грустно протянула Надя, с тоской глядя на сестру.

– Ладно тебе, не наводи тоску, и так тошно, – отводя глаза, чтобы не расплакаться, сказала Настя. – Ещё хорошо, что мы не через Москву полетели, а то бы вообще не встретились. А Анька не моя, она наша общая гадость!

– Э – э, я – не гадость, я – ваша радость! Радуйтесь, что я у вас есть! – сонно потирая глаза, вошла в кухню растрепанная Аня. – Это же я больше всех ныла, что хочу на море, так что кого надо благодарить за встречу? Правильно, меня. А в качестве благодарности за организацию встречи хоть бы завтраком меня накормили!

– Благодетельница наша! Позвольте попотчевать Вашу царственную особу! – в преувеличенном книксене склонилась Надя. – Какой кофе желаете? Черный, с молоком, с сахаром?

– Если честно, я бы с шампанским выпила! Такое чудное солнечное утро располагает к благородным напиткам! – потягиваясь, протянула Аня. Солнечные лучи скользнули по ее фигуре, нежно очерчивая округлившийся животик. – Ой! – Аня тут же потерла бок. – Ульянка, мала еще подслушивать взрослые разговоры! Пинается она! Это вообще-то мой бок!

– Вообще-то, в данный момент это её бок, – уточнила Надя и протянула Аньке бутерброд.

– Ну, так что, Ань, как там пилот? Приснился? – наливая подруге кофе, сказала Настя.

– Да! Его звали Андрюшка. Он был великолепен! Высокий, красивый, в форме! Как он меня любил! Как элегантно он рулил! А когда узнал, что меня укачивает на пассажирском месте, дал порулить! И я зарулила в Доминикану, а не в эту холодную Анталью, где у нас всё выключено! И там, в бирюзовой воде, на белоснежном пляже, я снова была стройна и необычайно хороша в своём новом вязаном купальнике….

– Эй, эй, я чего-то не пойму! Кто-то не доволен выбором пункта назначения?

– Что ты, Настенька, не волнуйся! Кто-то очень доволен! Но ты не можешь отрицать, что Доминикана лучше!

– Не знаю, у меня по Доминикане путеводителя нет, а по Антальи есть. И у нас еще Невский проспект не смотрен, дожёвывай быстрей, допивай своё виртуальное шампанское и пошли окультуриваться!

– Доминикана, Анталья… Вообще-то, это я должна была с тобой ехать в отпуск, причём в Стамбул! Скажи, Насть? – вопросительно посмотрела на сестру Надя.

– Скажу! И поехали бы, если бы не папина скромность!

Когда-то, пару лет назад, был очень популярен турецкий сериал об Османской империи. Надя с Настей, которые в принципе редко смотрели телевизор, вдруг заинтересовались этим сериалом. Несмотря на его развлекательную направленность, он изобиловал множеством исторических фактов, так что, в конце концов, даже их мужья незаметно для себя пристрастились к просмотру фильма. Когда показ сериала подходил к концу, на телевидении был объявлен конкурс на двойника актёра, игравшего султана Сулеймана. Главным призом была поездка на двоих в Стамбул на выходные.

Как только сёстры узнали о конкурсе, они тут же извлекли из семейного альбома фотографию папы времён его армейской деятельности. На ней он был запечатлён во время одной из военных операций – в полевой форме, с пышной бородой и проницательным, суровым и очень строгим взглядом – ну вылитый султан!

Вообще, Насте казалось, что ни одна профессия не шла её отцу так, как профессия военного. Она до сих пор хорошо помнила то щемящее чувство восторга, когда за ней в детский сад приходил папа – молодой, красивый, подтянутый, в военной форме, на зависть всей малышне. Надя, в свою очередь, неимоверно гордилась, когда папа приходил в класс поучаствовать в практическом занятии по ОБЖ. Она, и без того прилежная ученица, ещё сильнее старалась правильно надевать противогаз, чтобы не посрамить честь семьи. А уж когда в воинской части, взявшей тогда шефство над школой, где учились сёстры, были изготовлены стенды для кабинета немецкого языка, счастью их не было предела. Однажды, ранним весенним утром, во двор школы въехала самая настоящая военная машина, из которой выпрыгнули самые настоящие солдаты во главе с их, девчонок, папой, и каждый с лёгкостью нёс в руках огромные стенды. Все окна школы были утыканы детскими любопытными мордашками. Процессия направилась прямиком в кабинет немецкого языка, который был закреплён за Настиным классом, стенды были водружены на стены, а Настя ещё несколько лет при входе в класс смотрела на них и гордилась. Это сделал их папа, настоящий военный!

Так вот, когда объявили конкурс на двойника великого полководца и завоевателя, девчонки моментально вспомнили о фотографии, на которой папа был удивительно похож на актёра, игравшего султана Сулеймана. Настя быстренько заполнила анкету на сайте телеканала и уже почти её отправила, но запнулась на последнем вопросе: «Дал ли согласие на участие в конкурсе человек, чью фотографию Вы отправляете?». Настя, приличная донельзя, позвонила сестре. Сестра сказала, что папе об этом знать необязательно, а в Стамбул очень хочется. Настя же не выдержала и позвонила отцу. Отец, как и следовало ожидать, был вне себя, потому что ни в каких конкурсах принимать участие не собирался, и вообще, «Вдруг мои сослуживцы увидят мою фотографию по телевизору, позора не оберёшься!». В общем, фокус не удался. Потом, когда были опубликованы результаты конкурса, Настя распечатала фотографию самого актёра, фотографию победителя, взяла фотографию самого папы из альбома и молча выложила все три в ряд на стол перед отцом. Папа покачал головой – да, мол, победитель так себе, но поездка в Стамбул так и осталась для сестёр мечтой.

Позавтракав, девчонки навели марафет и выпорхнули из дома, похожие на шумную стайку воробьев, плещущихся в весенней луже. Прихватив с собой маленького Шурика, которому по случаю приезда тёти полагался законный выходной и было настойчиво рекомендовано прогулять детский сад, они решили начать с океанариума.

Загрузившись в маршрутку, Аня с Шуриком уселись отдельно и увлеченно обсуждали роботов – трансформеров. Надя с Настей сидели позади, прижавшись друг к другу, и болтали. Им нужно было доехать до станции метро, а до какой именно, знала только Надя и, как выяснилось, Шурик.

Вспомнив какую-то историю из детства, сёстры залились смехом. Утирая слёзы и пытаясь соблюсти хоть какие-то приличия, они не сразу заметили Шурика, который уже третий раз, отчаянно жестикулируя, кричал на весь автобус:

– Маааам, а мы специально нашу станцию метро проехали?

Смысл фразы постепенно дошёл до сознания сестёр и вызвал новый взрыв хохота.

Пассажиры недоумённо наблюдали, как пулей взлетели с сидений эти две пассажирки, которые никак не могли угомониться, как они схватили обалдевшего ребёнка и беременную женщину и утащили их за собой.

– Вы нормальные люди, а? – Анька выдала положенную порцию нотаций, не возымевших ровно никакого действия на взбалмошных сестёр.

– Мы априори не можем быть нормальными, потому что наша мама однажды для поддержания тонуса – а – а…, – снова захохотала Настя и согнулась пополам, прислонившись к ближайшему дереву, не в силах закончить фразу.

– …пила нашатырный спирт, – договорила за неё Надя.

– Как это – нашатырный спирт? Коньяка что ли не было? – Аня вытаращила глаза.

– Не знаем, – ответила Надя. – Она вычитала где-то, что надо перекись водорода пить, начиная с капли на стакан воды и увеличивая с каждым днём на одну каплю. Пьёшь 15 дней, потом в обратную сторону считаешь. Когда вернёшься к одной капле на стакан, будешь бодр и весел.

– Перекись? Вот гадость! А нашатырный спирт-то там причём? – Аня крепко держала Шурика за руку и непонимающе смотрела на девчонок.

– Перепу – у – у – утала, – еле выдавили из себя сёстры, давясь от смеха и размазывая тушь по щекам.

Успокоившись с большим трудом, девчонки спустились в метро и продолжили свой путь. Добравшись до океанариума, вся компания погрузилась в подводный мир. Все трое – Надя, Настя и Аня, были больны морем. Оно снилось им по ночам, о нём они мечтали чаще всего, именно туда они стремились всем сердцем. И неважно было, какое это море – ласковое и тёплое или бушующее и свинцовое. В каждом его оттенке, в любом настроении море было как бальзам, залечивающий любые раны на душе. Поэтому сейчас, с любопытством разглядывая морских обитателей, пусть даже и в искусственно созданных условиях, они вбирали в себя синеву воды и жаждали встречи с настоящим морем.

Надя с сыном разглядывали акульи ясли, где можно было увидеть, как зародыш акулы шевелится в оболочке. Потом малыш прогрызёт стенку и покинет детский сад, а его, уже не малыша, а настоящую акулу, переведут в главный аквариум. Шурик зачарованно смотрел на полупрозрачные мешочки, в которых шевелились будущие хищники.

Остановившись у аквариума с медузами, Настя с Аней замерли. Зрелище завораживало. Аквариум подсвечивался разными цветами, переливаясь от бирюзового до перламутро-зелёного, а медузы, которых там было несчетное множество, лениво распускали свои зонтики и, казалось, тоже наблюдали за посетителями. В небольшой нише напротив аквариума стояла скамейка. Настя усадила туда Аню и плюхнулась сама, вперив взгляд в аквариум. Казалось, эти эфемерные создания бесплотны и сотканы из морской пены. Плавные непрерывные движения этих фантастических существ приносили умиротворение и успокаивали нервы. Настя ни на минуту не забывала об особенном положении подруги и хотела дать Ане возможность передохнуть, поэтому они посидели какое-то время, совершенно ни о чем не думая.

Хотя кое-что пришло Аньке в голову. Мечтательно глядя на медуз, она вдруг сказала:

– А моя сестра кроликов разводит! Какие кролики? Вот какая от них польза?

– Польза от них только в рагу! – согласилась Настя.

– Вот! А в нашем преклонном возрасте уже о высоком надо думать! Пусть бы лучше медуз разводила – вон какие они… космические…

Проведя в океанариуме почти три часа, Анька была без сил и с ужасом думала о каком-то там Невском проспекте, обещанном ей во второй половине дня. Единственное, чего бы ей сейчас хотелось – это стать морской звездой, распластав свои конечности в теплой морской воде. Ну, и разве что ещё мороженого. И котлету.

– Я не хочу на Невский! – гаркнула Анька, едва все вышли на улицу.

– Опа! – Настя развернулась вплотную к подруге, вопросительно вскинув брови. – Так у тебя ж этот… Надь, как его?

– Инполлитра! – авторитетно заявила Надя.

– Точно! Инстаграм! И тебе же очень была нужна в него фотография!

– А теперь не нужна! Теперь я хочу котлету, мороженое и диван. Мы устали с Ульянкой!

– Ой, вспомнила опять, что беременна! Как шампанского на завтрак выпрашивать, так она нормальная, а как на Невский, так беременна! Что же это творится, люди добрые? – громко заверещала Надя. Люди, добрые и не очень, стали настороженно озираться.