Текст книги "Руслана"

Может быть, я просто впервые за много лет столкнулся с людьми «оттуда», из страны, которую я покинул при первой же возможности, пройдя через унизительные и страшные препоны… но где у меня когда-то было то драгоценное, чего я по-настоящему не ценил и не знал, что утрачу навсегда?.. Отношения, не испачканные деньгами… девчонки, дававшие просто так, от чувства… да и наконец, язык!.. общение…

Резко затрезвонил телефон, стоявший передо мной на столе. Было двадцать минут четвёртого.

Это вы, Альфред?..

Я узнал в трубке голос Веры. Запыхавшийся и тревожный. Оказалось, что в пансионе им не разрешили позвонить в другой город… в одном автомате на улице защемило жетон… в другом была оторвана трубка.

Еле нашли, откуда позвонить!.. Вы извините, что мы опоздали…

Ничего, ничего… поспешно сказал я… Пустяки, не переживайте.

Ну а… голос её на миг замер… Узнали что-нибудь для нас?.. А то мы тут совсем уже никакие… девчонки плачут сидят… И домой-то вернуться не на что…

Узнал, узнал!.. сказал я… У вас жетонов хватит? Может, я лучше перезвоню?.. дайте номер.

Я набрал номер автомата в Измире и объяснил, что к чему. И как добраться в этот Акбюк.

Спасибо!.. сказала она… Ой, просто не верится! Какое счастье, что мы вас вчера встретили, просто судьба…

Езжайте завтра с утра, сказал я. Мне было немного неловко… Потом позвоните сюда в… ну, скажем, в пять вечера. Чтобы я знал, как вы там, ладно?..

Обязательно!.. радостно сказала Вера… Ойй… я так рада!.. мы вас обязательно отблагодарим!..

Да ну что вы!.. поспешно сказал я. Выкрашенные добела блондинки с кроваво-красными губами и глазами цвета студня давно уже перестали быть моей слабостью.

Хотя…

Вот уже скоро две недели как я здесь. Один. А до этого почти неделя дороги. А и до того, в Лондоне, тоже давно никого… Тело томилось по слиянию с другим телом, по обмену живыми соками жизни. Торчали, требуя ласки, налившиеся истомой соски. А уж что говорить о тоске внизу, между бёдер…

Я вдруг вспомнил, что у Николая в группе ведь ещё несколько девушек. Может, и для меня во вчерашней встрече есть хоть самая малость от судьбы?..

Чтобы отвлечься от бесплодного, беспредметного томления, я отправился в «Мави Ай» и подогнал фургон вплотную к полученному в пользование сарайчику: решил собрать, наконец, мой старый трайк²2
  Нечто трёхколёсное (англ.) Здесь – тележка дельталёта


[Закрыть]. Слегка обшарпанная от долгого, не без приключений, использования тележка была крепко прихвачена верёвками на крыше фургона. Я осторожно спустил её вниз. Развёл широко её тонкие крепкие ноги из сдвоенных дюралевых труб, пока не вытянулись до упора все тросы. Всунул задние тросы в буксы с двусторонней нарезкой, завинтил до полного натяжения, вставив в дырочку на теле буксы тонкую отвёртку – нужен был рычаг.

Потом я надел, с тугим натягом, колёса на обмазанные свежей густой смазкой оси. Крутнул. Оба колеса вращались легко и свободно, сидя плотно, без малейшего шата, на штырях осей.

Теперь я продвинул на место узел переднего колеса и, легонько постукивая, вбил насквозь длинный болт, который служил осью. Подсоединил тросик газа.

Оставалось самое трудное – подвесить тяжеленную чуху мотора. Старый и безотказный «фуджи-робин», сделанный в далёкой Японии, весил вместе с глушителем и редуктором добрых сорок кило. Правда, и мощность была у него приличная – пятьдесят лошадей. Как раз то, что надо, чтобы уверенно выталкивать в небо тяжёлый воздушный мотоцикл с двумя седоками.

Обычно для этой операции нужны бы два помощника, которые, покряхтывая от усилий, держали мотор точно под рамой, пока я бы вставлял все четыре болта в тугие антивибрационные блоки из чёрной резины и поскорее наживлял свежие гайки-целочки, с девственным колечком пластика над резьбой. Колечком, в которое никогда ещё не протискивался грубый толстый болт.

Часто бывая в своих поездках один, я придумал удобный способ состыковки. Вот и сейчас я расстелил позади тележки, уже стоящей, широко раздвинув бёдра шасси, брезент. Положил в середину брезентовой грубой простыни, как подушку, потёртое старое сиденье от трайка. С большим усилием вынув из фургона тяжеленную чушку мотора, я стиснув зубы пронёс её с пяток шагов до брезента и осторожненько уложил на мягкую подушку.

Чёрт!.. и как эту неподъёмную тяжесть так легко уносит в небо крыло?..

Я пристроил мотор на фланец винта, заводным устройством кверху, подтащил трайк поближе и задрал его передним колесом к небесам. Трубки моторной рамы всунулись сами как раз куда нужно. Слегка подвигав мотор, я втолкнул один из болтов подвеса в «сайлент-блок», гасящий вибрацию, и слегка наживил на нём гаечку. Потом всунул второй болт. Потом остальные два.

Слегка подвинтив все четыре гайки, до тех пор как послышится тихое кряхтение пластикового колечка, в которое начинает бесцеремонно протискиваться болт, я стал поднимать мотор, быстро легчавший у меня в руках. Когда переднее колесо тележки коснулось земли, мотор уже не оттягивал мне руки. Он просто висел спокойно на своих четырёх болтах. Я просунул в дырку на пилоне трайка длинный болт и втолкнул его в «сайлент-блок» в нижней части мотора. Потом закрутил все гайки до упора и продел тонкие чеки стопоров в дырочки на концах болтов – необходимая предосторожность на случай, если вибрация от мотора ослабит колечко пластика в гайке, и она захочет слезть с надоевшего ей болта.

Крышки карбюраторов, вместе с плунжерами и тросами, аккуратно обмотанные в мягкие чистые тряпки и упрятанные в двойной слой прозрачных мешков из полиэтилена, были прихвачены клейкой лентой к рамке сиденья. Я осторожно высвободил их из этого плена, проверил – не загрязнились ли. Потом снял полиэтиленовые мешочки с самих карбюраторов, вынул заполнявшие их внутри чистенькие тряпочки и опустил, один за другим, оба плунжера с торчавшими иглами, в корпуса. Ввинтил на места дросселя холодного старта.

Сверху на мотораму я поставил чёрный, с гладкими боками, бензобак. Прозрачная пластмассовая трубка бензопровода пожелтела от старости и стала жёст-кой. Я пошарил в большом мешке с разной всячиной и вытащил отрезок свежей и прозрачной трубки. Отхватил ножом кусок подходящей длины и насадил одним концом на патрубок фильтра. Надел на трубку две затяжные клипсы, потом натянул второй конец трубки на выходной патрубок бака. Усадив клипсы по местам, я плотно затянул их до упора.

Покончив со сборкой тележки, я любовно и осторожно вытащил из-под скамьи в фургоне деревянный лакированный пропеллер, запелёнутый в мягкое тряпьё. Передние кромки лопастей были оклеены мутновато-белыми, цвета спермы, лентами прочного пластика, предохранявшего тело пропеллера от незамеченных в траве прутиков и мелких камешков, которые могут попасть в прозрачный, гудящий басисто-надсадно круг винта при разбеге на взлёте.

Я насадил винт большой дыркой в его центре на штырь, плотно вдвинул на место, сопоставил дырки на комле винта и на флянце редуктора, и затолкал на место все четыре болта. Завинтил гайки-целочки, не закручивая их пока до упора.

Теперь надо было сделать «тракинг». Добиться того, чтобы лопасти винта ометали круг точно под прямым углом к оси. Я воткнул в землю длинную отвёртку, рукояткой у самого конца лопасти, смотревшей вниз. Закрепил весь трайк так, чтобы он не сдвигался. И стал поочередно, через упругое сопротивление мотора, подтягивать лопасти одну за другой вниз и глядеть – проходят ли они рядом с этой рукоятью на одинаковом расстоянии.

Мне повезло – разницы почти не было, пустяки, пара миллиметров. Я затянул окончательно-равномерно все четыре болта, ещё раз проверил, не увеличилось ли биение. Потом вставил стопоры в крохотные дырочки на концах болтов.

Тележка была готова к полётам.

Время незаметно пролетело за этой работой. Я вспомнил, что в пять мне должны позвонить из Акбюка, да и живот уже подвело от голода. Пора было ехать назад в Кушадаси.

Где ты пропадаешь весь день?.. укоризненно сказал Феридун… Тебе уже два раза звонили. Твои пилоты из Moсковы уже в Румынии. Утром послезавтра будут в Болгарии на границе, в Азизие. Хотят, чтобы ты их встретил, у них же с собой эти ваши дельты, моторы и куча вещей. Чтобы не вышло недоразумения с таможней…

Я растерянно подошёл к карте на стене Феридунова кабинета, чтобы прикинуть, как ехать и сколько на это понадобится времени. Получалось, как ни крути, хоть влево, а хоть вправо – всё равно ехать в объезд Мраморного моря. Путь неближний…

Завтра с утра выезжать. Только до Чанаккале, где Дарданеллы и паром, езды часов десять, как минимум. А оттуда ещё почти столько же!..

Сочувствую!.. сказал Феридун, увидев моё лицо.

Зазвонил телефон.

Наверное, опять твои пилоты… ворчливо сказал мой друг и взял трубку.

Альфрет-бей?.. он пожал плечами и протянул трубку мне… Какая-то женщина. Ты, как всегда, время зря не теряешь…

Здрасти!.. это была Вера… Ой, Альфред, здесь так хорошо, просто сказка!.. Мы так счастливы, вы не представляете. Гостиница большая, новая совсем. Нам дали по комнате на двоих. Кормят так, что можно за неделю форму потерять. Бассейн! Пляж красивый!.. Приезжайте к нам, обязательно!.. Дайте слово, что приедете!.. Мы вас познакомим с нашими девочками, хорошо?..

Я был рад за них. И тронут её откровенным желанием не остаться в долгу.

Хорошо, хорошо!.. смущённо сказал я, ощутив, как от её слов у меня помимо воли начинает разливаться сладкая тяжесть внизу живота… Я приеду обязательно, да только через несколько дней. Тут одно дело есть, мне необходимо отлучиться. Потом приеду…

Обязательно!.. сказала радостно Вера… Мы вас ждём!

В трубке щёлкнуло.

Разъединило. И замаячила дальняя дорога навстречу Игорю и его безымянному, пока для меня, напарнику.

Азизие…

Последние десятки километров дорога шла через леса и буераки, через гряды диких крутосклонных холмов – тут никакие танки не пройдут, настоящая природная граница между болгарами и турками. Добравшись до скромного, третьестепенного пограничного перехода, я огляделся – не прибыли ли мои гости. Но машины с советскими номерами нигде не было.

Я только-только пристроился полежать на диванчике в моём походном домике на колёсах – как из-за поворота медленно выехал задрипанный «жигуль» с прицепом. На крыше машины издалека были видны длинные чехлы со сложенными дельтами.

Они!

Меня разбирало любопытство – что за человек этот Игорь. Его статьи по дельталётам, в советских ещё журналах, я почитывал уже несколько лет, специально отыскивая их в Лондонской библиотеке периодики.

Ну, с приездом!.. сказал я, подойдя к «жигулёнку» и протягивая руку в окно. За рулём сидел плотный широколицый мужичок с болотного цвета глазами.

Приветствую… спокойно ответил он и с любопытством посмотрел на меня… Вот, наконец, и повстречались…

Мы собирались встретиться в Кушадаси ещё год назад, но по недоразумению разминулись.

Рукопожатие было плотное, солидное. Вообще, человек был солидный – умный, чуть-чуть с хитрецой, знающий себе цену.

Рядом с ним сидел его товарищ. Гладкие тёмные волосы спадали на лоб. Живые глаза смотрели на меня и на мир вокруг с некоторым изумлением: родился вроде давно, а вот никак к этой жизни не привыкнет.

Олег… сказал коллега и с чувством пожал мне руку.

Надо было пройти таможню.

Я знал по своим прошлым приездам, что турецкие таможенники очень небезразличны к моторам.

Где движки?.. спросил я.

Да вон два на полу сзади, да третий в багажнике… сказал Игорь… А что?..

Закидайте их всяким барахлом, чтоб не видно было… сказал я… И если не спросят – не упоминайте…

Подошёл таможенник с большой бляхой на груди: полумесяц и звезда в красном кружке на восьмиугольном жетоне. Он поглядел служебным взором на три длинных свёртка на крыше машины и почесал затылок.

Бу…?.. Винсорф?.. сказал, наконец, с сомнением в голосе таможенник.

Виндсорф, эвет!.. сказал я, улыбаясь как можно безмятежнее.

Страж-недрёманое око успокоенно махнул рукой: проезжай, мол.

С тех пор, как в Турцию потоком хлынули туристы из Европы, всякие безмоторные мелкие снасти уже намозолили таможенникам глаза и не вызывали особого интереса. Просто здесь, в Азизие, туристов с Запада проезжало маловато.

Мы неспеша двинулись в путь, на юг к Мраморному морю, в объезд его и дальше на Измир.

Когда мы, сильно устав от многих сот километров пути, добрались в «Мави Ай», было раннее утро. Мои новые приятели вытащили из багажника маленькую палатку, кое-как поставили её, привязав расчалки к двум деревцам, и завалились спать.

Я опустил стол в моём «домике» вровень с диванами, постелил на поролоновые матрасы старое одеяло и тоже прилёг. Ложе было чуть жестковатое, но удобное и широкое. Спать на таком в одиночку было уже привычно, хотя и по-прежнему грустно.

Что ж там за девочки, в группе у Николая-жонглёра?.. подумал я, засыпая.

Проснувшись, я выглянул в окно. На лужайке между деревцами кипела работа. Москвичи уже выгрузили свои трайки с прицепа, сняли с крыши машины тяжёлые, четырёхметровой длины, свёртки с крыльями. Теперь они быстро, сноровисто собирали первый из дельталётов.

Я смотрел с интересом на незнакомую мне тележку, составленную из зеленовато-серого цвета дюралевых труб. Она стояла на узких колёсах с обычным дорож-ным рисунком протектора шин… от мотороллера, что ли?..

Трубы сходились к носу тележки треугольными рамами. Пилонов, соединяющих тележку с крылом, было тоже два. Трайк выглядел неуклюже и несокрушимо…

Что, выспался?.. заметив мою голову в окне «мерседеса», спросил с дружелюбной усмешкой Игорь… Чай не сделаешь?.. А мы тут пока приготовимся к полёту.

Олег упоённо хлопотал, присев на корточках над мотором.

Я вылез из каравана и помог им поднять мотор, чтобы установить его сверху на круглые трубки рамы.

«Ротакс»… уважительно подумал я. Мотор был австрийский: модель 582, мощный, с жидкостным охлаждением. Редуктор был шестерёночный.

Мой старенький трайк, построенный девять лет назад в Англии, выглядел по сравнению почти «фарманом». И винт у москвичей на их трайке стоял фиберглассовый, с тремя тонкими красными лопастями.

Тут окантовка стальная, под пластмассой… заметив мой взгляд, сказал Игорь и провёл рукой по ведущей кромке лопасти…

Да… такому винту мелкие камешки и разный хворост не страшны… подумал я. Но всё же мне был как-то роднее мой старый пропеллер красного дерева, тёплый наощупь и похожий на старинные винты давно ушедшей эпохи.

Романтика!..

Ну что, перекусим чем Бог послал, да и вперёд?.. сказал Игорь.

Олег пошарил в одном из брезентовых мешков, сгруженных с прицепа, выудил мятую банку с надписью «Завтрак туриста». Открыл.

Я из вежливости тоже поклевал кошмарного серого месива.

Славно закусили!.. быстро выпив кирпичного, крепкого как чифирь, чаю, сказал довольно Игорь. Его болотные, буро-зеленоватые глаза насмешливо улыбались.

Этот всё замечает… подумалось мне.

Пошли, покажу место поровнее… сказал я.

Я уже успел облазить прилегающую к «Мави Ай» часть равнины и определил себе взлётную полосу метров двести длиной, неподалёку от дамбы, по которой проходило недавно законченное шоссе. На полосе этой не было рытвинок и бугорков, взлетать и садиться тут было легко и просто. И уже был вбит в землю шест с моим старым, выцветшим от солнца шёлковым конусом, указателем ветра, из белых и красных полос. Этот конус-мешок пролежал у меня в чулане добрых семь лет: реликвия наших со стариной Феликсом полётов в городишке Тире, где его и сшили нам когда-то в местном ателье, наотрез отказавшись взять деньги за ткань и за работу.

Пилоты!..

Мы были там, в глухом сельском углу, диковинкой. Вроде жирафа в зоопарке…

Выцветший от солнца и времени старый конус лениво полоскался вдали на ветерке, над дикими травами приэфесской равнины.

Это что, аж вон туда переться?.. сказал недоумённо Олег…

До старого ветрового мешка от задних ворот кемпин-га было метров восемьсот.

Игорь пожал плечами и хитро посмотрел на меня.

Альфред у нас, видать, любит мышцы качать… сказал он с чуть заметной издёвкой… Утром телегу туда оттащить, вечером обратно. Чем не упражнение?.. Ну, а мы-то люди ленивые, нам и тут хорошо…

Да. Нам и тут хорошо… поддакнул Олег, внимательно оглядев пространство за воротами. Он прошёлся метров на пятьдесят вперёд и неспеша вернулся.

Но тут же кочки!.. сказал я… И кустики, они вам под винт попадут на разгоне.

Альфре-ед!.. сказал с дружелюбным укором Игорь… Ты знаешь, с чего мы взлетали на Чукотке? Да тут же международный аэропорт!..

Я молча пожал плечами. Мы выкатили их тележку за ворота. Они в четыре руки сноровисто собрали и поставили носом в землю крыло. Проверили. Потом подтащили к нему сзади свой трайк. Продели в массивные узлы соединения толстый болт-десятку. Законтрили каким-то специальным авиационным приспоблением. Перебросили через килевую трубу крыла двойной трос страховки. Надёжно закрепили.

Я любовался их ладной, сноровистой работой. Ребята были профессионалы, сразу видно.

Ну что, поскакали?.. сказал Игорь, натягивая на голову большой военный авиа-шлем с тёмным забралом из плексигласса.

Они быстро уселись и пристегнулись.

Крутнёшь?.. обернувшись ко мне, предложил Игорь.

Я провернул пару раз заводным шнуром их новый «ротакс».

Игорь щёлкнул тумблёрами зажигания.

Я рванул шнур что есть силы. Мотор взревел.

Отойдя на пару шагов в сторону, я смотрел, как две огромные и белые, точно яйца неведомой птицы, головы в шлемах соприкоснулись. Видно, Игорь с Олегом что-то обсуждали, пересиливая рёв мотора и жужжание винта.

Потом дельталёт медленно стронулся и покатил, быстро набирая ход. Его раскачивало и швыряло на выбоинах. Из-под винта разлетались ошметки травы. Вскоре он привсплыл. Набрал ещё скорость, цепляя колёсами за остья верблюжьей колючки. Потом Игорь резко отжал перекладину, и аппарат взмыл гигантским прыжком в синеву.

Я восхищённо покачал головой. Истребитель!..

Они набрали метров триста, развернулись, прошли в слепящей синеве неба надо мной. Я смотрел, щурясь, как бело-синее, невзрачной расцветки, крыло уходит в сторону моря, к моему старому, заброшенному ныне кемпингу на пляже.

Минут через десять я снова услышал гул мотора и рокот винта. Дельталёт прошёл надо мной, плавно развернулся по ту сторону шоссе и стал неспешно снижаться. Зашёл на посадку носом ко мне, быстро вырастая в размерах, и сел в том же месте, где оторвался от земли. Пробежал враскачку по неров-ному полю, неспешно замедляя ход, и остановился в пяти шагах от ворот.

Ну вот, а ты чего-то переживал… выключив мотор, сказал мне Игорь. Он снял шлем и вылез с переднего сиденья, освобождая путь для Олега.

Олег быстро выскочил из некоего подобия кабинки, которое создавали серые панели из ткани, закрывавшие сиденья по бокам. Впереди у их трайка был тупоносый оранжевый обтекатель откровенно самодельного вида.

Олег подошёл к мотору и стал его чуть ли не обнюхивать, исследуя какие-то скрытые для простых смертных знаки.

Надо будет того… наконец, вымолвил он и пошевелил пальцами.

Сделай… согласился с ним Игорь.

Пусть остынет сперва… возразил Олег… А то, сам понимаешь…

Ясное дело… сказал Игорь, пожав плечами.

Я невольно покачал головой. Эти двое понимали друг друга без слов. Высший класс!..

Сняв крыло, мы втащили тележку обратно в ворота кемпинга.

Время было обедать.

Я каждый день ездил ближе к вечеру в Сельчук – там было полно недорогих ресторанчиков, расставлявших свои столики прямо по тротуарам. Кормили вкусно: кебабами, жареными бараньими почками. Всё было дымящееся, свежее, прямо с углей.

Мы поехали втроём на фургоне и уселись за столик на улице, в заведении, где меня уже знали.

Когда мы поели, я расплатился с пареньком, подававшим нам молча и уважительно блюда.

Игорь глянул на счёт. Они переглянулись с Олегом, и тот закатил глаза.

Дорого здесь!.. сказал Игорь неодобрительно… Самим лучше готовить. Рынок есть тут в городе?..

Должен быть… смущённо сказал я.

Мне было неловко и странно – неужто для кого-то даже здесь, в незатейливых турецких общепитах, цены слишком большие?

От внимательных глаз Игоря ничего было не скрыть.

У нас в Москве сегодня зарплаты по двадцать пять-тридцать уе в месяц!.. сказал назидательно он… Так что сам понимаешь…

Тридцать чего?.. в недоумении спросил я.

Они переглянулись и засмеялись.

Уе!.. сказал Олег, деликатно кашлянув… Ну, это, как бы сказать…

Уе-баловка!.. отрезал Игорь.

И увидев, что я так и не понял, добавил:

Объясняю, для непонятливых англичан… у нас там сейчас на рубли ничерта не купишь. И в ценах ничего не поймёшь. Каждый день скачут, как блохи. Поэтому и придумали эти уе. Условные единицы…

А они чему равны?.. спросил я в недоумении.

Доллару!.. сказал Игорь, ухмыльнувшись.

Так на кой хрен?.. пожав плечами, сказал я.

А чтоб, значит, не так за державу обидно было… весомо сказал Олег. Игорь засмеялся.

Мы заехали, по пути в «Мави Ай», на базар, занимавший большую площадь у автостанции. Груды овощей и фруктов громоздились со всех сторон на лотках. Полновесные, натуральные турецкие помидоры стоили какие-то нелепые копейки, с пяток тысяч лир за кило.

Игорь с Олегом смотрели цены и качали головами.

Дорого тут, всё-таки… сказал озабоченно Игорь, когда мы выбрались на дорогу к машине… В Болгарии невпример лучше… Но ничего, будем борщ хлебать. Ты борщ ещё любишь, Альфред?

Назавтра я оставил моих новых приятелей собирать остальные трайки, сел в фургон и отправился в Акбюк. Мне было неловко: фургон мой был нам и кухней, и столовой – на плитке с двумя конфорками было удобно готовить, за столом у заднего окна покойно было есть и пить чай, глядя на деревья вокруг. Я оставлял Олега с Игорем при их крохотной палатке, старом походном примусе и консервах «Турист». От этого на душе было неуютно.

Ребята, впрочем, ничем не выказывали недовольства. Они давно сроднились с таким минимумом удобств в своих долгих экспедициях, в тайге и тундре.

Вернусь вечером, ну самое крайнее завтра… сказал я из окна фургона.

Вали… успокоительно сказал Игорь… У нас тут как раз дел хватит на пару дней. Не беспокойся…

Проехав Кушадаси, я спустился по крутому уклону в близлежащий Сёке – обычный турецкий районный центр, где не было ни туристов, ни гостиниц европейского типа, ни бесчисленных лавок, которые бы наперебой предлагали ковры, кожаные пальто, золотые висюлины и перстни. Это была настоящая, дотуризменная Турция, с её тяжёлым медлительным укладом, усатыми жилистыми мужчинами в чёрных кепи или бараньих смушках над коричневыми от загара лицами, и женщинами в тёмных балахонах, из-под которых выглядывали широкие, легкомысленно-цветастые штаны.

Нигде, впрочем, не увидеть было ни старинных красных фесок, ни скрытых под чёрной завесой женских лиц – как запретил это больше полувека назад Отец Народа, так оно и осталось.

Проехав Сёке, я выбрался на ровное, как линейка, узкое шоссе, пересекавшее низкой дамбой широченную и ровную как стол долину. Здесь было рукой подать до Приенн, развалин древней греческой колонии на склоне горы, с дальними просторными видами на море и на равнину, уводившую на юг, к Милету. На узком выезде из городка на равнину нескончаемо дули яростные ветра – природная аэродинамическая труба. Косо стелились покорные ветру придорожные туи.

Я ехал дальше, мимо зачарованных тысячелетним молчанием развалин Милета, над которыми старая турецкая крепостца упрямо вздымала ввысь красный флаг… Мимо Дидимы с её удивительным храмом… потом пошла какая-то уже совсем пустая чуть волнистая равнина…

И вдруг впереди блеснуло море.

Скромный дорожный указатель.

Налево было в Акбюк.

Тут у вас артисты поселились… сказал я молодому вежливому дежурному, стоявшему за прилавком в большом, полутёмном и прохладном, после ярого солнца снаружи, холле отеля.

Артисты. Уруслар. Кызлар!..

Ah!.. Do you mean the Russian dancers?..

Он спросил это на сравнительно неплохом английском.

Мне стало очень неловко за мои неуклюжие усилия. Вроде как принял умного туземца за шимпанзе.

Впрочем, молодой портье совершенно не был обижен. Он деловито набрал номер и терпеливо подождал.

No answer, sir…

Подумав секунду, он набрал ещё один номер. Послу-шал, сказал что-то по-турецки и передал трубку мне.

Да-ммм?.. сказала трубка мне в ухо низковатым молодым женским голосом, от которого у меня вдруг протекло холодком внизу живота.

Агтисты из России?.. переспросил задумчиво и неспешно этот голос с лёгкой, милой французской картавинкой… А зачем вам?..

Я Альфред, может, слышали от Коли и Веры?.. сказал я в недоумении. В голосе девушки мне почудилась некая снисходительность. Этого я, их благодетель, не ожидал уж никак.

Не слышала я ни о каком Альфгеде… сказала девушка равнодушно… И вообще, их тут нет никого, они, навегно, на бассейне. А там телефона, кажется, нет. Вам не повезло!..

Ишь ты, штучка!.. подумал я оторопело со злостью… Выпендрёж какой-то… строит из себя нечто этакое…

Я проехал только что сотни три километров по жаре и чувствовал себя усталым и раздражённым.

Ну, и на том спасибо!.. сказал я угрюмо в трубку и положил её на прилавок.

Где у вас бассейн?.. обратился я к молодому портье.

Он с улыбкой показал на широкую заднюю дверь, из которой в холл мощным потоком лился солнечный свет. День был в самом разгаре.

Я прошёл на просторную площадку, где под лёгким навесом из пластмассовых гоффров стояли обеденные столы. Дальше был просторный пляж и широкий залив – другой берег едва виднелся на горизонте. Почти сразу же за открытой столовой гостиницы был бассейн.

Там, над голубой водой, стоял Николай – бугры мускулов и синие плавки, в которых, полупрозрачных от воды, тоже массивно и многообещающе бугрилось. С ним рядом сидели две тощенькие девушки в бикини. Ещё одна плескалась в голубой воде бассейна.

Альфре-эд!.. радостно выдохнул Николай, разведя руками… Девочки!.. Смотрите, кто к нам приехал!..

Я был смущён и тронут этой искренней радостью.

Вера помахала мне рукой из воды. Две девицы, сидевшие на полотенцах возле Коли, посмотрели на меня долгим экзаменаторским взглядом и отвернулись. Ни слов, ни улыбки…

Я подошёл. Девушки были стопроцентные балерины, плоскогрудые, худосочные, тонкобёдрые, с мощными икрами на узких голенях. Они сосредоточенно смотрели куда-то в даль залива, словно избегая меня взглядом.

Может, им уже было наказано меня отблагодарить, а я, вот сейчас, не прошёл по конкурсу?.. мелькнуло у меня в голове.

Эта мысль и огорчила, и насмешила. Как ни чувствовал я себя неприютно и маятно в моём нынешнем вынужденном воздержании – эти две жердяные девицы никакого желания во мне уж никак не возбуждали. Вера, и та была куда как поаппетитнее, хотя и давно уже не вызывали во мне влечения сильно крашенные блонды с равнодушным студнем вместо глаз.

Николай шагнул навстречу и взял мою руку в свои могучие ладони.

Не знаем, как вас и отблагодарить!.. сказал с искренним чувством простодушный силач… Тут нам так хорошо! Просто курорт… Денег, правда, пока не платят, но и то спасибо. Комнаты хорошие, кормёжка что надо. Да и вокруг красота какая… Теперь мы уж точно перебьёмся, пока этот наш бордель в Измире снова откроется!.. Огромное вам спасибо…

Услышав слово «бордель», балерины неприязненно подняли на Колю глаза и опять отвернулись.

Ну чего вы, девочки!.. укоризненно взмолился он… Ну?.. Человек нам так помог, а вы и спасибо не скажете.

Вот!.. имей после этого дело с такими стервями… отведя меня чуть в сторонку, с извинением в голосе тихо сказал Николай… Жрицы Мельпомены, матерь их дери!.. Я уже с ними столько говна сожрал, кто бы знал… Кордебалетчицы с Мухосранской оперы! Только и зыркают глазами, какого-нибудь богатенького буратину с усами себе найти… Я ж деньги занял, чтобы их сюда привезти, в очереди ко мне стояли, лярвы… ложились, чтобы взял их!..

Он с тоской смотрел на меня.

Я не знал, что сказать.

Из широкого тёмного проёма двери гостиницы вышла девушка в лёгком пляжном платьице с раз-резами по бокам и направилась в нашу сторону. На загорелой руке висело полотенце.

А вот и наша принцесса-недотрога!.. негромко сказал Николай. В его голосе звучала уважительная неприязнь.

Девушка подошла к двум, сидевшим у бассейна, и постелила своё полотенце чуть в стороне.

Я смотрел на неё, не скрывая удивления. Она была чуть тяжеловатая, со скруглёнными формами, от её тела веяло кошачьей грацией и мягкой силой.

Девушка одним плавным, длинным движением сняла через голову платьице. Зацепившись за что-то в её пенькового цвета волосах, платьице дёрнулось – и с головы незнакомки тяжело упала ей между лопаток длинная толстая коса.

Я замер, любуясь её грудями, туго заполнявшими небольшие чашки бра из тянучей ткани с люрексом. Её округлыми сильными плечами, узкой упругой талией, чуть широкими, литыми ягодицами.

Николай перехватил мой, как видно, откровенно– восторженный взгляд, и лицо его прояснилось.

Русланочка!.. просительно сказал он… Не подойдёшь к нам?.. Вот, к нам Альфред приехал. Это он нас сюда пристроил. Подойди, а?..

Девушка подняла округлое лицо, в котором светились, будто два оникса, широко расставленные серые глаза. Взгляд был смелый и всё же чуть по-девичьи застенчивый.

Она явно ощутила кожей мою неизлитость и томле-ние, и слегка покраснела, но не отвела потеплевшего взгляда.

А, это вы только что звонили, навегно?.. спросила она и вдруг рассмеялась… Я, кажется, вам слегка надегзила, правда?.. Ну, вы ведь меня простите, да?..

Поднявшись неожиданно с мягкой грацией со своего полотенца, девушка подошла и посмотрела с шутливым смирением мне в глаза.

Под этим взглядом у меня вдруг перехватило дыхание и по животу стал расползаться давно уже забытый, казалось, холодок. Всё вокруг будто куда-то провалилось, а были только вот эти два серых, с зеленоватыми прожилками, оникса. Два туманных затягивающих омута, в которых такие черти привиделись вдруг в глубине… что меня, будто взрыв, будто безмолвный крик, ожёг пьяный чувственный восторг.

Она это всё почувствовала, чертовка. Свою мгновенную и полную победу. Свою сладостную власть надо мной.

Я стоял растерянно, оглушённый. Чувствуя, как тяжело и густо краснею от бешеного пульса крови во всём теле…

Ну что ты, дурень, стоишь столбом?.. заныл внутренний голос… Неприлично же, в сорок с лишним лет, втрескаться вот этак, налету… будто тебе снова двенадцать и при виде Любки с первой парты у тебя отнялся голос…

Словно проснувшись, я вдруг опять увидел Колю, и сидящих на раме бассейна тощих балерин, и плескавшуюся в голубой воде Веру. Все смотрели, не отрывая глаз, на меня и на… Господи, а как же зовётся это видение, и не вспомню?..

Руслана!.. сказала, просто и даже с милой наивностью, девушка. И протянула мне руку. Её узкая кисть с длинными пальцами оказалась неожиданно сильной и тёплой.

Аа… Альфред… зачем-то сказал машинально я.