Текст книги "Кукушка"

Али Шер-Хан
Кукушка

Автор благодарит всех, кто помогал ему в работе над этой книгой.

Глава 1

В обширный зал с тоскливо-серыми стенами быстро входили дети в одинаковой серой одежде. Они приближались к длинным столам, на которых стояли жестяные миски с похлёбкой, и останавливались, ожидая позволения приняться за еду. Так начинался обед в сиротском приюте Петрозаводска. Когда старший воспитатель произнёс: «Садитесь!», дети тотчас схватили ложки и драгоценные пайки хлеба. Ели молча, под строгими взглядами воспитательниц и нянек. Лишь самые шустрые ребятишки осмеливались тихонько толкать друг друга локтями, шептаться и пересмеиваться.

Небо за высокими сводчатыми окнами было по-зимнему бледным. Но весёлое чириканье воробьёв и громкая перекличка ворон напоминали о том, что на календаре – середина весны. Петрозаводск, как и все города русского севера, не мог похвалиться тёплым климатом. Здесь даже посреди лета случались заморозки.

Зато война не касалась города своей кровавой рукой. Тишина царила на улицах, ничто не намекало на страшную братоубийственную бойню, от которой изнемогала Россия. На площадях иногда собирались митинги, и ораторы бодро рассказывали об успешных боевых операциях Красной Армии. Некоторые объявляли, что война закончилась и впереди – счастливая эра коммунизма. Люди уходили с митингов, оживлённо обсуждая услышанное. Надежда на прекрасное будущее прогоняла апатию, которая овладела в последнее время жителями Петрозаводска.

Сироты из приюта часто слышали, как воспитатели, повара и даже дворники спорят о политике. Дети тоже бессознательно ожидали чего-то светлого и прекрасного. А больше всех мечтала об этом одна из девочек младшей группы – светловолосая худенькая Даша Матвеева. Вот и сейчас она задумалась над своей миской, рассеянно помешивая ложкой остывающую похлёбку. Приютский рацион, состоявший лишь из пшена, картошки и селёдки, давно опостылел девочке. Она всё время тоскливо смотрела в окно, вспоминая о своей жизни дома с родителями и сестрой Лесей.

Она родилась в далёком селе, окружённом бескрайней тайгой, синими озёрами и ледяными водопадами. Как любила Даша свои родные места! Особенно зиму, когда тайга тонула в пушистых сугробах, а на снегу сплетались узорами следы лесных зверей. Мама волновалась, если Даша шла в лес, и неизменно наставляла: «Не заходи глубоко в тайгу, заблудишься!»

Но девочка не боялась – лес, разукрашенный снегом, казался ей дверью в волшебную сказку. На его опушках она играла в снежки с соседскими ребятишками. Войдя подальше в тайгу, дети прятались под заснеженными деревьями и весело перекликались, слушая гулкое лесное эхо. Как чудесно было вернуться домой, раскрасневшись с мороза, и сесть за стол, где уже исходила аппетитным паром горячая уха… Мама подавала первую тарелку отцу, а он, посмеиваясь, говорил:

– Скорей наливай нашей таёжной охотнице, а то она с голоду ложку сгрызёт!

Но два года назад счастливое детство Даши в одночасье кончилось. Мирную тишину села нарушил стук множества копыт и грохот пушек. Отец выскочил на крыльцо, а мать в страхе бегала взад-вперёд по избе, причитая:

– Ой, лихо! Ой, что же это творится?

Даша спросонья не поняла, в чём дело, вскочила с кровати и забилась в угол, за кадку с мукой.

– Леся, Леся! – кричал отец. – Бери Дашуню, бегите к лесу, спрячьтесь там пока!

– Быстрее! – Леся второпях натянула на сестрёнку платьице и башмаки. – Батя сказал – уходить надо!

Сестра была уже взрослой девушкой, поэтому бежала быстро. Маленькие ножки Даши едва поспевали за ней. Добраться до леса сёстры не успели. В селе уже вовсю хозяйничали лахтари – финские белогвардейцы. Они рыскали по избам, как бешеные псы, избивали и резали людей, поджигали дома и хлева. Казалось, они стремятся уничтожить всё живое на своём пути.

Увидев, что край села у леса занялся огнём, Леся охнула, подхватила на руки обмиравшую от испуга сестрёнку и бросилась с ней к сарайчику у озера. Здесь были свалены груды сухих водорослей, использовавшихся как корм для скотины. Сёстры забрались в копну и замерли, чуть дыша.

– Леся, а как же мама? А батя? – воскликнула Даша.

– Тихо! – зашипела Леся.

Но Даша не унималась. Она снова и снова спрашивала о родителях. Сквозь щелистую дверь сарайчика Леся увидела, что совсем рядом идёт финн с ружьём наперевес. Сердце девушки заколотилось от ужаса, и она быстро зажала рот сестрёнки ладонью.

Леся слышала доносившиеся из села вопли людей и животных и боялась даже подумать об отце с матерью. А те не избежали страшной судьбы своих односельчан. Лахтари закололи супругов Матвеевых штыками, вытащив их из погреба, где несчастные пытались скрыться.

От страха Лесе казалось, что она сидит в сарае целую вечность. Наконец она услышала выстрелы в северо-западном конце села. Девушка не знала, что в это время финские красногвардейцы начали атаку на лахтарей. Что касается Даши, то она не слышала ни криков, ни грохота – крепкая ладонь сестры зажала ей рот и нос, и девочка потеряла сознание. Когда Леся отпустила руку, малышка бессильно поникла в кучу водорослей.

– Даша! – в отчаянии Леся затрясла сестрёнку. – Что с тобой, Даша?

Дверь сарайчика резко распахнулась. Леся сжалась от страха, увидев над собой две мужские фигуры.

– Что за крик? – спросил один из вошедших на ломаном русском. – Что случилось?

Леся не услышала в его голосе угрозы. К тому же на рукавах обоих парней были красные повязки. Значит – не белофинны! Запинаясь и плача, она объяснила, что произошло с сестрёнкой. Не дослушав, красногвардеец крикнул:

– Нужно искусственное дыхание!

Он сбросил на землю винтовку и опустился на колени возле Даши. Леся с недоверием наблюдала, как парень вдыхает воздух в губы бесчувственной девочки. Но странная процедура помогла – через пару минут Даша задышала и села, глядя по сторонам затуманенными глазами.

Увидев, что девочка пришла в себя, красногвардейцы сказали, что сёстрам лучше пойти с ними. Их небольшой отряд под командованием Туомо Сойккели изрядно пострадал в стычке с белофиннами. Они стремились соединиться с частями Красной Армии, располагавшимися ближе к Онеге. Всех выживших крестьян они собирали с собой, чтобы отвести их к ближайшей железнодорожной станции.

Леся и Даша шли за отрядом вместе с горсткой уцелевших односельчан. Леся стала расспрашивать об отце с матерью, и одна из женщин шёпотом рассказала ей об ужасной гибели Матвеевых. Девушка даже не могла плакать от сковавшей её душевной боли.

– Дашке пока не говорите, – сдавленно попросила она.

Но малышке было не до того. Уставшая, она шла молча, цепляясь за руку старшей сестры. На станции собрались беженцы из нескольких сёл, разорённых белофиннами. Они сидели и лежали прямо на полу вокзала. Стонали раненые, плакали младенцы.

– А здесь нам дадут покушать? – жалобно спросила Даша.

Леся сняла с себя овчинную безрукавку, усадила на неё сестрёнку и отправилась искать еду. Одна из пожилых крестьянок дала ей краюху хлеба, луковицу и соль. Леся и Даша поели, а потом уснули – старшая, прислонившись спиной к стене, младшая – положив голову к ней на колени.

Когда Леся очнулась, был поздний вечер. Вокруг – ни души, лишь старик-служащий подметал пустой перрон.

– А где все? – вскочив, спросила Леся. – Дедушка, тут же были люди?

– Ах, эти, деревенские? – отозвался старик. – Уехали они, дочка. Тут такой переполох был с поездом. Он пришёл раньше времени, а следующий, сказали, неизвестно когда будет. Вот они все набились в вагоны и поехали в Петрозаводск.

– Забыли про нас, выходит, – прошептала Леся.

Она вернулась на вокзал и бессильно опустилась на пол рядом со спящей сестрёнкой. Плакать Леся не могла – проснётся Даша, снова будет спрашивать о родителях…

Утром они отправились в Петрозаводск, следуя вдоль железной дороги. Через два часа Даша начала просить есть. К полудню она уже плакала от голода. А где было взять еды? По надписям на указателях Леся поняла, что до ближайшего села – больше десяти вёрст.

– Потерпи ещё чуток, Дашуня! Скоро дойдём! – ласково просила она.

Через час, когда изнемогшие от долгой ходьбы сёстры сидели на поваленном дереве, рядом послышался цокот копыт. Серая лошадь шла не спеша, а возница в телеге дремал с вожжами в руках.

– Стой, дядька, стой! – во весь голос закричала Леся.

Она бросилась наперерез возку и повисла на руках оторопевшего мужика.

– Есть у тебя что-нибудь из еды? Дай нам… у меня сестричка малая с голоду гибнет!

– А что дашь взамен? – Крестьянин с опаской смотрел на девушку с измученным лицом и растрёпанными волосами.

– На! – Леся выдернула из ушей серебряные серёжки, когда-то подаренные родителями.

Мужик протянул ей мешок. В нём оказался пяток варёных картофелин, полкаравая хлеба и вяленый окунь. Этот припас сёстры растянули на три дня. На Петрозаводский вокзал они пришли уже вечером. Здесь Леся сменяла какой-то бабе свой нательный крестик на полбуханки хлеба и банку тушёнки. Потом девушка нашла на путях отцепленный вагон-теплушку.

– Залезай сюда, Дашка! Переночуем тут, а утром будем искать, куда пристроиться!

Проснулась Даша от громкого свиста. Сестры в вагоне не было, а снаружи слышались шаги и голоса. Дверь распахнулась, и перед девочкой появились несколько мужчин с винтовками. От испуга Даша расплакалась.

– Ого! Да тут, кажись, беспризорница, – воскликнул коренастый командир. – Ну, чего ревёшь?

Даша рыдала, боясь поднять взгляд на солдат.

– Замарашка какая… точно, бездомная. Ну, пошли, не бойся!

Командир вытащил девочку из теплушки, взял за руку повыше локтя и повёл куда-то.

– Отпустите, дяденька! – умоляла Даша. – За мной сестра скоро придёт!

Конечно, мужчина ей не поверил. Каждый день он вылавливал десятки беспризорных ребятишек. Они были голодные, оборванные, но ни за что не хотели идти в приют и тоже сочиняли всякие байки о потерянных родителях, сёстрах и братьях.

В приюте девочку искупали, накормили и одели во всё чистое. Но ей не было дела до еды и одежды. Она постоянно ждала, когда же придёт сестра. Но та так и не появилась. Вот уже два года минуло, а Даша всё тосковала по Лесе. Где она? Жива ли? Девочка с трудом привыкала к приютской жизни. Плакала ночами в подушку, сторонилась детей.

Постепенно она освоилась, стала играть с ребятами, даже подружки у неё появились. В мае Даше должно было исполниться десять лет. Но она по-прежнему мечтала о возвращении Леси, представляла себе счастливые сцены встречи.

«Может, она всё-таки вернётся? Мне больше ничего не надо! Ни сахару, ни белого хлеба… только бы Леся вернулась!» – думала Даша, через силу хлебая приютскую похлёбку.

– Матвеева, поживее! – строго крикнула воспитательница. – Все дети доели, одна ты возишься!

Даша со вздохом набрала полную ложку. И вдруг по глазам её скользнули солнечные зайчики. Они перепрыгнули на оконную раму, и Даша увидела на улице фигуру в стареньком пальто. Человек был худенький, а пальто большое, словно с чужого плеча. Даша всмотрелась в эту фигуру и вдруг вскочила, опрокинув себе на платье миску с недоеденной похлёбкой.

– Леся! – закричала девочка, бросаясь к окну. – Это ты, моя Лесенька!

Поднялся переполох. Ребята вскочили с мест и побежали за Дашей к окну. Воспитательница хватала детей за руки и тащила назад, к столу.

– А ну-ка, немедленно успокойтесь! Матвеева, как ты ведёшь себя за обедом?

От строгого взгляда воспитательницы Даша смутилась и опустила голову. Рассказывать о том, что она видела на улице сестру, не хотелось. А вдруг ей просто померещилось?

– Зачем ты побежала к окну? Отвечай!

Но девочка упорно молчала. Тогда воспитательница объявила, что за плохое поведение и упрямство Матвеева будет наказана. Она вне очереди останется дежурить по столовой. Даша не возразила. Протирая столы и перенося на кухню стопки грязной посуды, она с необычайной яркостью вспоминала родительский дом, заснеженную тайгу, добродушный смех родителей и сестры… Неужели Леся в самом деле приходила к приюту?

– Стой, дядька, стой! – во весь голос закричала Леся.

Глава 2

«Как будто в клетке сижу», – оглядывая унылые серые стены, думала Даша. Она уже давно покончила с уборкой в столовой – вытерла пролитый суп, дважды начисто вымыла столы. На платье девочки также осталось большое пятно, но его тряпкой не сотрёшь. Даша знала, что сегодня её переоденут в запасную одежду, а платье прикажут выстирать. Когда девочка жила дома, она понемногу училась стирать. Но мама и сестра считали её маленькой для такой работы и доверяли только мелкие вещицы – чулки, платочки.

Минуты тянулись невыносимо медленно. От скуки Даша взобралась на подоконник и стала наблюдать, что происходит на белом свете. Окно столовой открывало отличную панораму – было видно, как играют дети в приютском дворе, а сквозь прутья железной ограды просматривалась улица. Даша наблюдала, как младшие ребятишки прыгают через большую лужу. Стоило воспитательницам и нянькам отвернуться, кто-нибудь обязательно начинал карабкаться на ограду или росший около неё раскидистый дуб.

Глядя на детей, Даша прерывисто вздохнула. После побега из родной деревни в жизни девочки было очень мало радостей. Только играя с детьми, неважно, ровесниками или карапузами из младшей группы, она забывала о своих несчастьях. По всей видимости, сегодня педагоги разрешат гулять подольше – денёк хороший, солнечный. И надо же было именно в такую чудесную погоду остаться без прогулки!

Продолжая наблюдать за играющими друзьями, Даша обратила внимание на мальчика, который гонял ботинком камушки у беседки. Это нелюдимый Мишка, которого воспитатели между собой называли «волчонком». С того самого дня, как его привезли в приют, Мишка держался особняком, постоянно хмурился и не разговаривал с ребятами.

Мальчика доставил в приют молодой чекист. Даша нечаянно услышала его разговор с заведующей. Чекист рассказал, что Мишка три месяца пролежал в больнице со страшными ранами. До этого мальчишка пережил настоящий кошмар. Его вместе с группой взрослых швырнули в яму и забросали гранатами. Мальчик оказался в самом низу страшной могилы, поэтому в него угодило меньше осколков. Но из-за ран он не мог даже позвать на помощь.

Так и лежал двое суток среди трупов, кое-как забросанных землёй и тряпьём. Мишку обнаружили красноармейцы, разбиравшие могилу. Кто-то из мужчин услышал слабый стон.

– Смотрите-ка! Малец, кажется, жив!

– Точно! Дышит!

Израненного ребёнка отвезли в больницу. Врачи поражались, как смог он выжить после обильной потери крови. Пережитое оставило страшный след в Мишкиной душе. Он стал угрюмым, боялся разговаривать и даже смотреть людям в глаза.

Приютские дети невзлюбили его. В первые дни они подзывали его к себе, пытались расспрашивать о его прежней жизни. В приюте уважали тех, кто прошёл множество лихих приключений – катался на военных эшелонах с красными или белыми, ночевал у котлов с горячим асфальтом, работал на воровские шайки… Скорее всего, Мишка стал бы популярной личностью, если бы ребята узнали правду о нём. Но он ничего не рассказывал. Просто смотрел исподлобья и мрачно молчал.

Тогда дети стали насмехаться над ним. Мишка злился, и его прозрачные глаза становились круглыми, как у хищной птицы. Дети передразнивали его и дали обидное прозвище – Сыч.

Даше было очень жалко этого мальчика. Она всячески старалась подбодрить его. Зная правду о Мишкином горе, девочка не задавала никаких вопросов. Детское чутьё подсказывало – не надо, ему больно это вспоминать. Она говорила мальчику обычные житейские фразы:

– Миша, пойдём, уже на обед звали.

– Знаешь, сегодня к завтраку дадут по два куска сахару.

Сначала Мишка не отвечал ей. Потом стал кивать, глядя себе под ноги. А дальше они с Дашей стали хорошими приятелями. Среди мальчиков друзей у Мишки не было – они считали, что он скучный и не подходит для буйных игр.

Дашины мысли о Мишке были прерваны странным шумом за спиной.

– Даша! Даша! – доносился громкий шёпот из-под воспитательского стола.

От неожиданности девочка чуть не свалилась с подоконника. А из-под скатерти уже выглядывала хитрая мордашка. Это была Женя Барсукова, девочка из Дашиной группы. Она была старожилкой приюта – воспитывалась здесь с двухлетнего возраста. За озорные проделки педагоги называли Женю «божьим наказанием». Но дети любили весёлую непоседу. Каждый день она изобретала удивительные каверзы, вносившие разнообразие в скучную приютскую жизнь. Прозвище Жени было «Мартышка» – она постоянно кривлялась и артистично передразнивала детей и воспитателей.

Но сердце у девчонки было доброе. Она умела раззадорить самых печальных, постоянно плачущих ребятишек, которых после войны немало было в приюте. Именно Женя помогла Даше привыкнуть к здешней жизни, вывела её из угрюмой апатии. На мрачного Сыча она тоже влияла положительно. Сначала отгоняла тех, кто изводил мальчишку, грозила им кулачком и выкрикивала смешные угрозы. Потом вместе с Дашей стала вовлекать Мишку в общие игры.

Прошлым летом, когда ребята играли в прятки во дворе, Женя вскарабкалась на дерево. Мишка был водящим. Ему удалось быстро найти всех. Одна Мартышка словно сквозь землю провалилась. Отчаявшись, Мишка обходил двор в десятый раз, заглядывал во все уголки. И вдруг откуда-то из воздуха послышался знакомый голос:

– Ау, Мишка! Я тут!

– А, вот ты где! – ответил мальчишка. – Слезай, теперь ты водишь!

– Ничего подобного! – возразила Женя и состроила уморительную рожу. – Так не считается! Ты сперва коснись меня!

– К тебе лезть, что ли? – угрюмо спросил Мишка.

– А то! Только ты всё равно не залезешь. Ты ж у нас сундук неуклюжий!

– Чего? – грозно спросил мальчишка.

– Того! Валенок, сундук, лапоть!

Дразнясь, Женька показывала Мишке то язык, то длинный «нос» из пальцев.

– Вот я тебе задам!

Мальчик ухватился за толстый сук, ловко подтянулся и стал перелезать с ветки на ветку. Женя поняла, что довольно скоро он до неё доберётся. Теперь она не могла спуститься вниз, а прыгать побаивалась – всё-таки слишком высоко!

В это время над двором раздался пугающий громкий рёв. Ребята разбежались кто куда, а Женька по-прежнему сидела на дереве. Сквозь ветки она видела кружащих в небе гигантских птиц.

Это были боевые аэропланы. В то утро они впервые появились в небе Петрозаводска. Люди, никогда прежде не видевшие воздушных атак, в ужасе прятались в погреба и подвалы. Но пилотам было дано указание не бомбить на поражение, а всего лишь запугать жителей. Бомбы падали беспорядочно, но несколько зданий всё же были разрушены. После этого самолёты сбросили пачки агитационных листовок и покинули воздушное пространство города.

Грохот взрывов перепугал Женю. Она попыталась слезть с дерева, но от страха поскользнулась и упала вниз. Мишка стремительно слетел за ней. Он сильно отбил ноги, но смог встать и подойти к девочке. Она лежала на спине и стонала, придерживая одной рукой другую.

– Долазилась, Мартышка! – мрачно произнёс мальчик. – Держись за меня, я тебя подниму!

– Что это гремело, Мишка? – в ужасе глядя на небо, спросила Женя.

– Что-то! Еропланы летали! Финские небось!

Женя уже закинула здоровую руку Мишке за плечо. Но тут подоспели няньки. Ругая ребят на чём свет стоит, они отвели их в приютский лазарет. Осмотрев детей, врач сообщил – у Мишки лишь несколько синяков и царапин, а Барсукова сломала руку. Придётся месяц походить с гипсом! Женя не слишком расстроилась. Уже через два часа она отчаянно хвасталась перед товарищами, как сидела на дереве, а «еропланы прямо над головой бомбы кидали». На самом деле Мартышка теперь побаивалась даже смотреть на небо. Но бомбёжек больше не было, зато они с Мишкой крепко подружились. Почти так же, как с Дашей.

– Иди ко мне! – позвала Женька из-под стола.

Даша подбежала и опустилась на корточки рядом с подругой.

– Держи. – Женя протянула ей кусок булки. – Лопай! Я для тебя на кухне стащила.

Гостинец пришёлся как нельзя кстати. Даша ведь толком не поела за обедом и уже три часа сидела взаперти. Она с жадностью уплела булку, но это лишь усилило голод. Так хотелось чего-нибудь вкусненького, домашнего! Например, лосятинки на вертеле! Правда, мясо лося жестковато, но мама всегда мариновала его в простокваше, и вкус получался изумительный. А какие пирожки с картошкой мама и Леся пекли по праздникам! Даша вздохнула, вспоминая семейные обеды, и глаза её наполнились слезами.

Женя заметила это, и тут же толкнула подружку в бок:

– Ты чего накуксилась? Подумаешь, наказали! Я же нарочно с тобой осталась, чтоб ты не скучала!

Даша невольно улыбнулась. Да, весёлая Женька всегда находила способ развлечь подругу, когда её наказывали. Правда, Даша редко нарушала дисциплину – она от природы была тихим и послушным ребёнком. Сама Барсукова получала взыскания чуть ли не пять раз в день. И тогда Даша тайком приходила к ней и помогала справиться с отработкой или скучной отсидкой в изоляторе. Главное, чтобы воспитатели не узнали, иначе – быть беде!

Это были боевые аэропланы