Текст книги "Вернуться Назадъ"

Глава IV
Последствия

На следующее утро об Алисе говорили все, некоторые слухи успели дойти и до Петербурга от тех, кто вернулся с бала в тот же самый вечер. Первые молвили о наследственных припадках сумасшествия, вторые об отвратительном воспитании родителей, а третьи просто сквернословили и распускали оскорбительные вещи о Достоевских и Алисе, вроде этого: «Та девица вообще не родственница писателя, это так, подставное лицо для запланированного скандала. Нашли какую-то с улицы, причесали и подсунули!». Фёдор Михайлович ещё тогда, в тот самый момент нападения на свою персону, решился больше не терпеть выходок Алисы и серьёзно с ней поговорить, но об этом я расскажу вам позднее, дорогой читатель.

Тем временем, в комнате виновницы бального скандала происходил уже следующий водоворот эмоций, правда, стоит отметить, что уже не в голове Алисы. Рядом с девчонкой, прямо на кровати, сидел Андрей Преображенский. «Что же я делаю! Нарушаю все общепринятые правила поведения, гляжу на неё на спящую в упор… Вломился без разрешения, без единого стука, как вор! Мой наглый поступок может самому мне навредить, всей репутации! Я немедленно должен уйти» – подумал граф и тихонько встал с кровати, но затем его вновь отвлек поток нескончаемых мыслей, – «Какая она хорошенькая, ладненькая, миленькая и невероятно интересная девушка! Столько мы вчера ещё смогли бы с нею обсудить, наговориться вдоволь, если бы не моя невнимательность к ней, не мои расспросы. Ведь Алиса действительно не такая, как здешние девушки, а совершенно другая, необъяснимая ни на одном языке! И всё-то внутри меня происходит нечто странное, даже сейчас. Что я ей скажу, когда она проснётся… Опять стою истуканом над нею!» – умозаключил Андрей Анатольевич и, отдёрнув фрак, поспешил выйти из комнаты, как неожиданно Алиса начала просыпаться.

«Шорох какой-то» – услышала Алиса, – «Наверное, это Фёдор Михайлович бить меня пришёл за вчерашнее, скажу, что перебрала с шампанским и была от этого невменяема…»

– Доброе утро… – заставил открыть глаза Алису голос Андрея, – Ну, хулиганка, как спалось после вчерашнего, снились ли приятные сны?

– Доброе утро. Похихикать пришли? Можете идти, я оценила ваш юмор. А спалось мне скверно, если хотите знать. – чуть хрипя пробормотала девушка, стесняясь и натягивая на себя одеяло, не смотря на то, что пребывала в платье.

– Совершенно не посмеяться, бросьте. Лишь извиниться и предупредить, что ваш дядюшка не в духе после того случая. Лучше вообще не показывайтесь Фёдору Михайловичу сегодня на глаза. – ухмыльнулся Преображенский, кривя улыбку.

– Я не знаю, что на меня нашло… И хотела признаться, что это была не я. – пробубнила Алиса, – Это всё шампанское во мне, шампанское виновато!

– Вы не пили, Алиса, мне ли этого не знать! Ваша тайна останется со мной навеки, тоже всем скажу, что виновато одно лишь шампанское. – засмеялся Андрей Анатольевич.

– Перестаньте смеяться! Нет ему всё хихоньки и хаханьки! Смеётся и смеётся со вчерашнего вечера и всё надо мной! Я вам не шут! – вспыхнула Алиса и, вскочив с постели, задрав нос, убежала искать Достоевского.

Девушка так быстро исчезла, что граф успел только рот открыть. Глядя на распахнутую дверь, Андрей Анатольевич быстро заморгал и изумлённо зашептал – «Сумасшедшая девушка! Никогда не смогу понять её! Всё не так и всё не то ей! Не пойму эту душу!».

Алиса порядочное время слонялась по дворцу в поисках комнаты Фёдора Михайловича, сталкиваясь то с князьями, то с дамами, которые с видом напускного благородства ходили взад и вперед, высматривая себе выгодную партию, обсуждая при этом недавний концерт Алисы. Девушка совсем потеряла веру в то, что найдёт Достоевского, пока её не привлекла полуоткрытая высокая дверь в чью-то комнату. Нерешительно подойдя к двери, Алиса прислушалась:

– В конце-то концов, Аннушка, я не намерен терпеть такие выходки! Её, сиротку в оборвашках, с улицы домой привели. Наряды дали ей: платье повседневное, одежды бальные, костюмы прогулочные, накормили, причесали, в комнату поселили! А она дерётся! У меня вот, посмотри, синяки!

– Голубчик мой, не сердись! Может, она не нарочно…

– Где же не нарочно? Ещё как нарочно! Нет уж, ангелочек мой, так не годится, или ищем её родителей, или я не знаю как с ней быть!

– Не выкинем же мы её на улицу, Фёдор Михайлович… если привёл, так держи ответственность, воспитаем её с нашими-то детишками, им даже веселее будет.

– Им веселее, а я и так нездоров!

Как вдруг дверь резко отворилась и внутрь ввалилась Алиса.

– Я стучала! – объяснилась девочка.

«Это же надо так опозорить и себя и нас! Безобразие этакое! Её с улицы… униженную и оскорблённую подобрали, пригрели, как родную деточку, а она… она! Ещё и подслушивает!» – в мыслях злился Достоевский.

– Фёдор Михайлович! Анна Григорьевна! – громко вскрикнула Алиса.

Достоевский вздрогнул и обратился к жене:

– Видишь! Анна!

Жена писателя потерялась и лишь оглядела мужа и девчонку с ног до головы.

– Доброе утро! – так же громко произнесла Алиса.

– Подслушивала! – яростно высказал Достоевский Алисе, – Где стук? Нет стука – нет разговора!

Девчонка вышла из комнаты, закрыла дверь и постучалась.

– Алиса, прекрати паясничать! – ещё сильнее разозлился писатель. – Об нас и так, как о ненормальных говорят, а ты бестолковничаешь, перестань!

Анна Григорьевна любопытно наблюдала за сценой и часто хлопала ресницами.

– Ну-у я же постучала! – возмутилась Алиса, – Теперь разговору быть!

– Анна голубчик мой, она сводит меня с ума, сейчас приступ будет, вот прямо сейчас!

– Фёдор Михайлович, это вы не паясничайте! – заговорила Алиса более спокойно, – Я пришла с миром, прощения просить.

Достоевские ошарашено глядели на девочку.

– Извините меня за этот случай, я впервые в жизни вчера шампанского попробовала, да и с Андреем Анатольевичем наболталась, так что это всё весна, гормональное буйство и алкоголь! Честно, я даже не помню, как оказалась у вас в тот вечер. Да и вы прекрасно знаете, что я всей душой благодарна вам, люблю вашу семью, и я ваш преданный читатель! Каждый раз, когда ссорились мои родители, каждый раз, когда мне было плохо, я брала в руки ваш роман и зачитывалась им, воображая, что вы лично рассказываете мне всё, что написано в произведении. Вы всегда были моим проводником в другой мир.. в мир, где всё идеально! – в исступлении тараторила Алиса, – Больше всего на свете хотела быть здесь, рядом с вами, как дочь, потому что вы являетесь моим духовным отцом и даже не гением, а Богом писательского таланта! С вами не сравнить никого, потому что так, как творите вы, не творит никто! И если вы бросите меня сейчас, то считайте, что меня бросили не только настоящие родители, физические, но и вы, тогда-то у меня совсем никого не останется… совершенно никого!

После признания с Алисой случился нервный припадок. От сказанных слов, надрыва, что произошёл так внезапно, к которому девочка была не готова, Алиса без всяких шуток свалилась на пол и заколотилась в судорогах. Достоевские очень за неё перепугались и тут же кинулись ей помогать. Фёдор Михайлович подумал, что с Алисой тоже случилась эпилепсия, но так как пены изо рта не было, все поняли, что у неё играют нервы. Весь день над девчонкой провозились Достоевские, Андрей Анатольевич и его мать, что вызвала для Алисы врача с города, как только узнала о болезненном состоянии девочки. Доктор ничего нового не сообщил и не диагностировал у Алисы никаких сильнейших заболеваний. «Всему виною нервное перевозбуждение. Слишком девочку тревожить нельзя, есть риск повторения судороги» – объявил доктор, – «Рекомендаций не даю, разве только, если хотите, травяного чая давайте, сладостей и радостей. Засим разрешите откланяться». Ночью девочке меняли головные тряпки, и некоторое время сторожили её сон, пока в комнате не остался только Преображенский, но и тот уснул часу во втором ночи.

Глава V
Откровения

I

Очнувшись рано утром, Алиса увидела Андрея, развалившегося на кресле. «Как же он всё-таки прекрасен, что даже смотреть невозможно» – затеплились мысли в голове девочки, – «И неужели такой человек пробыл со мной всю ночь? И что было вчера? Помню только, как я много и долго болтала, а потом лишь урывки воспоминаний, но даже те забелённые и неясные. Мужчина какой-то в круглых очках и с вытянутой бородкой, Достоевские… очень нежные поглаживания по голове и неспешная ходьба возле моей кровати… Всё так смутно. А! ещё кто-то меня куда-то нёс… тряпка мокрая перед глазами… Ох, что же вчера такое было! И руки у меня как-то трусятся, не пойму от чего… пройдёт, наверное». Преображенский нехотя пошевельнулся, потёр глаза и сложил руки на колени. Сначала Алисе показалось, что Андрей Анатольевич продолжил спать, но через мгновения он открыл глаза и, не заметив, что Алиса проснулась, заглянул в окно. Девочка, прищуриваясь и притворяясь, что видит сны, спокойно наблюдала за графом: «Какие у него плавные движения, длинные красивые пальцы… интересно, как смотрятся его кисти на клавишах пианино… должно быть очень красиво. Вот бы мне когда-нибудь это увидеть!». Андрей Анатольевич резко обернулся, но опять не приметил, что Алиса не спит. Тогда граф встал с кресла, тихо, почти на цыпочках, подошёл к кровати и сел на колени возле изголовья. Сначала Андрей Преображенский плавно поглаживал её по голове, а потом тихонько запел романс: «На заре ты её не буди, на заре она сладко так спит… И подушка её горяча, и горяч утомительный сон… Не буди ты её, не буди, на заре она сладко так спит…». «Знакомы мне все эти ласки, значит, это он гладил меня по голове, когда я находилась почти в бессознании» – поняла Алиса и медленно открыла глаза. Андрей Анатольевич улыбнулся на пробуждение Алисы и сразу же убрал руку от головы.

– Извините, я вас разбудил.

– Ничего, не извиняйтесь, я прежде просыпалась несколько раз.

– И всё же извините. Я вообще не должен находиться у вас в комнате, это не по правилам и…

– Кто пишет правила? – перебила девочка, – Зануды в накрахмаленных париках? Зачем нужны эти правила вообще и кому нужны, вот в чём вопрос!

– Это мне говорит девушка глубокой нравственности? Девушка с характером и своими убеждениями, которая даже как мужик на поляне не лежала? – захихикал Преображенский.

– Вы бросаете мне вызов? – хитро прищурившись, спросила Алиса.

– А давайте! Вот вам и вызов!

– Прям сейчас что ли? На рассвете, Андрей Анатольевич?

– Правила писаны для болванов, кому они нужны, верно?

– Передразниваете! – азартно воскликнула девочка.

– А собирайтесь, пойдёмте! Если угодно, я разбужу служанку, она поможет вам, если нужно.

– В поле пойдём? Никуда я с вами не уйду, ни в какие поля! Я порядочная девушка, а не то, что вы хотите видеть вместо меня! – настороженно процедила Алиса.

– Так, а вот это уже не пойдёт. Не нужно менять тон и обижаться, я просто поймал вас за язык! Болтать мы можем все, а делать… – подзадоривал Преображенский.

– Хотите сказать, что я трусиха и болтунья? Ах, вот так вот, да? Ну уж я вам задам! Идите, приготовляйтесь, я тоже собираться стану.

– Неужели-таки станете? Ай-яй-яй, бунтарка какая! Хорошо, я буду ожидать вас здесь, у двери. Выйдем через чёрный ход. А пока условимся, когда я встану у комнаты, то постучу в вашу дверь два раза, отрывисто. – Андрей Анатольевич изобразил стук, – Смотрите мне, я ведь приду к вам быстро, и приготовления не займут много времени. Не захворайте резко и старайтесь никуда не убежать! – ехидно предупредил граф и, улыбнувшись, мгновенно скрылся за дверьми.

«Вот я опять влипла в интересную историю! Молодец, Алиса! Главное, чтобы нас никто не заметил…». Всё случилось, как и договаривались: стук в дверь, чёрный выход. Сборы действительно не отняли ни у кого много времени, девушка и граф даже не утруждали себя запряжением лошадей, надели только уздечку.

– Я смотрю, вы сегодня выбрали себе роль и вживаетесь в неё! – прокричал Андрей Анатольевич, когда их лошади во всю прыть летели к намеченной цели.

– В смысле?! – выкрикнула ответно девочка.

– Сидите в седле по-мужски! Причём очень хорошо! Кто вас учил?!

– Я родилась в седле! – истерично засмеялась Алиса и погнала коня ещё сильнее.

– Не так быстро, я не успеваю!

Наконец, уже на месте, ездоки спешились с лошадей, и повели их рядом с собой. Недолго Андрей Преображенский и девочка шли молча, совсем не находя тему для разговора. Оба прекрасно понимали, что сейчас происходит нечто неправильное, чего априори не может быть, и знали, что могут подумать о них, если заметят отсутствие и как станет выглядеть Алиса в глазах окружающих.

– Вот и луг вам, утопающий в предрассветных лучах. – проговорил граф.

– Ну и чего же мы ждём! За мной! – взвизгнула девочка и бросила коня в вольное гуляние.

Алиса убежала вперёд Андрея, её платьице развевалось по ветру, цепляя за собой высокую траву. «Как мужик! Как мужик!» – заливалась смехом девочка. Сначала Преображенский нехотя шёл за Алисой вместе со своей лошадью, но почти детский смех девушки так увлёк его, заворожил, что тот сам стал заливаться и, в конце концов, даже побежал следом, расставляя руки в стороны. «Как мужик!» – подхватил Андрей. С этой фразой давящее напряжение обязанностей высшего света, тайный побег из дворца, всё волнующее сердце до определенной поры улетучилось вместе с рассветными птицами вглубь леса и осталось там. Преображенский на бегу поднял Алису на руки и закружил в вихре. Только прозрачное голубое небо было свидетелем шалости. Всё, что было сказано в порывах радости, впитала в себя земля, разделяя недолговечное счастье. «Пустите! Я завизжу!» – кричала Алиса, надрываясь от смеха. Андрей отпустил девчонку так, что она резко встала перед ним, их глаза пересеклись и уже не могли оторваться друг от друга; смех прошёл. Лёгкое дуновение игривого ветра немного всколыхнуло волосы Алисы и раскинуло некоторые пряди на лицо. Девочка долго впитывала нежный, но вместе с тем нерешительный взгляд графа, как будто стараясь проникнуть в мысли, узнать о нём нечто большее, чем известно. Преображенский легко коснулся лица Алисы и убрал волосы за ухо. «Что-то происходит! Мне уже страшно становится… всё слишком по-взрослому!» – пронеслось в голове у Алисы и та, вновь рассмеявшись, откинув руку графа, прокричала: «Я мужик!», и с хохотом пустилась вприпрыжку по полю. Андрей Анатольевич с понятием заулыбался, «Это было специально!» – пронеслось у него в голове. Поддержав восторженные крики девушки, граф снова пустился за ней. Какое-то время пара бесилась, кидая друг в друга травой, выкрикивали поочерёдно бессмыслицу, что так их смешила, но тревога Алисы прервала веселье неожиданным проявлением:

– Андрей… Анатольевич, а если нас уже хватились? Ищут нас, а мы тут с вами глупостью страдаем… – резко омрачилась девочка.

– А вас так это заботит? Не думайте ни о ком, их для нас нет. – лукаво улыбаясь, произнёс Преображенский, – Вы хотели как мужик, так что же, неужели передумали?

– Ничего я не передумала! – захохотала Алиса и попыталась убежать, но Андрей поймал девочку и повалил её на траву.

– Но на меня сейчас наползут жуки всякие! Фу! – завизжала она и шутливо ударила графа обоими руками в грудь, – Пустите! Пустите! Иначе они заползут в уши, и я умру!

Преображенский звонко рассмеялся:

– Алиса, что вы такое говорите! Во-первых, вы хотели быть мужиком, но, а во-вторых, никто никуда не заползёт, я вам обещаю.

– Я больше не хочу быть мужиком. – заулыбалась Алиса, – Если заползут, я вас ударю!

– Ох, как страшно-то стало! Вы меня уже били, Алиса! – сказал Андрей и отпрянул от девушки на траву, заложив руки за голову, – Алиса, взгляните на это небо, какое оно чистое, лёгкое, я никогда ещё не наблюдал этого неописуемого явления. Не замечал неба, знаете ли. – голос Андрея стал совсем мягким, бархатным и обволакивающим с этими словами, – То же самое я вижу в вас, нечто святое и прозрачное, ангельское, Алиса. В эти два дня я наконец-то задышал, признаться, впервые в жизни заметил, как много удивительного есть в мире, на что я раньше не обращал ни малейшего внимания. Я ведь даже понял, что умею любить и чувствовать. – договорил Преображенский и повернулся к девочке. – В ваших глазах, цвета молодой травы, я вижу целый мир, я вижу невероятное и божественное, и понимаю, что вы не лгали, вы нездешняя, вы совершенно с другой планеты, вселенной. Вы свет, что поселился во мне и согревает душу. Сей свет ваш очень тревожил меня этой ночью, к слову говоря, совершенно не давая заснуть. Я думал только о вашей улыбке, пытался понять о чём вы думаете глядя на меня… – на секунду граф замешкался, но всё-таки решился продолжить, – Я тебя люблю, Алиса, и желаю, чтобы ты непременно это знала. – признался Андрей и вновь, как в первый раз, дотронулся до лица девушки, что так внимательно на него смотрела, – Пусть вы разозлитесь на меня, посчитаете сумасшедшим, и всё равно, что даже сам я осознаю нелепость и торопливость таких важных событий и принятия решений. А это слишком быстро, я знаю! Но я точно уверен, что если бы не сказал вам этого сейчас, то меня бы, в конечном счёте, разорвало изнутри от этих эмоций. Они меня как будто бы выедают со вчерашнего вечера. Можете ославить меня на весь Петербург, можете бить кулаками по лицу, делайте всё, что только вздумается, но я больше не вынесу того, что бурлит в моей груди с такой невероятной, неподвластной мне силою. Преображенский замер, как будто в ожидании плохого, будь то отказ или жгучая пощечина, но этого, разумеется, не случилось. Алиса, которую уверили в том, что никто и никогда её не полюбит, что никому такие девушки не нужны, прослезилась. Тёплая прозрачная слеза спустилась вниз по щеке девочки на примятую траву и забрала себе обиды на родителей, на окружение в целом и всё плохое, что было в её судьбе до теперешнего момента. По мгновению, по щелчку, в Алисе зародилось семя новой жизни, ей казалось, будто большие белые крылья выросли за спиной. «Если это затяжной сон, то он не может просто взять и закончиться на этом моменте… я не хочу сейчас проснуться. Лучше потом, но не сейчас… или лучше вообще никогда» – крутилось в голове Алисы. Андрей Преображенский чувственно оглядел лицо девушки, на которое мягко опускались лучи оранжевого солнца. «Поцелуй с солнцем… пусть я обожгусь или даже совсем сгорю, но…» – с этими мыслями Андрей Анатольевич поцеловал губы Алисы. Наступил момент «белого листа», оба точно чувствовали, что живут здесь и сейчас. Неуверенное дыхание слышалось отчётливо, щекотливое прикосновение ресниц, жар щёк ощущался по-особенному, так, как ещё ни разу в жизни. И даже необузданные, дикие и постоянно скачущие в голове девушки мысли, смиренно замолчали.

– Я только что целовал солнце. – тихо произнёс Андрей Анатольевич и едва заметно улыбнулся.

– А я небо. – прошептала Алиса.

Ураган эмоций не оставил паре ни одного единственного шанса сказать друг другу что-нибудь ещё, что-то разумное и выразительное. Около часа, влюблённые лежали посреди поля, прильнув друг к другу и вслушивались в стук сердец, не нарушая тишину.

Спустя время, по завершению восхождения солнца, Алиса подняла голову с груди Преображенского и произнесла:

– Андрей, может быть, пойдём уже? Нас точно хватились. Я чувствую что-то плохое.

– Не всё ли равно, хватились нас или нет? Я не хочу тайком возвращаться, пусть все знают о наших чувствах!

– Не в этом дело, Андрей… Одно – это привести девушку и в порядочном свете её представить родителям, а другое – погулять с этой самой дамой сердца, а потом заявиться в дом и сказать: «Прошу жаловать, вот вам моя любовь, познакомьтесь!»

– Тогда давай вообще никуда не пойдём, хочешь? Убежим, скроемся! —вдохновлено убеждал граф, – Поскитаемся немного вдвоём, затем поженимся, а дальше нас уже никто не посмеет разлучить.

– Андрей, ну послушай же себя! Как маленький, честное слово!… Кому из нас семнадцать, тебе? – Алиса встала с травы и посмотрела на Преображенского взглядом, призывающим к ответным действиям.

Андрей сел, опершись на руки, и гипнотически взглянул на девушку.

– Я не хочу уходить, Алиса, я не хочу, чтобы кончались наши мгновения проведённые наедине. Ты ведь понимаешь, что нам нужно будет вести себя в соответствии с этикетом… А мне так хорошо сейчас, здесь, с тобой, без всяких правил, ведь мы такие настоящие, такие полные воодушевления и любви.

– Андрей, я тоже не хочу никуда уходить, но нам надо, понимаете…

– Кому это надо?! – яростно вскрикнул граф и, вскочив с места, обиженно пошёл за своей лошадью.

Полпути пара шла без разговоров, Преображенский смотрел только себе под ноги и что-то обдумывал, как вдруг обратился к девочке:

– Алиса, прости меня…

– За что? – тихо отреагировала девушка.

– Я накричал на тебя… – хмуро ответил Андрей, – Пообещайте мне вечернюю встречу в саду, в беседке, сегодня же… прошу вас, нет, даже не прошу, а умоляю!

– Обещаю, Андрюша.

Преображенский одухотворённо засмотрелся на девочку и даже остановился.

– Всё хорошо? – удивилась Алиса.

Андрей Анатольевич заморгал глазами, порозовел и, смущённо улыбнувшись, продолжил шагать к дворцу. «Как это мило и невинно «Андрюша». Господи, как бы я просил Тебя сейчас не отбирать у меня Алису, как бы я взывал к Тебе о нашем счастье!» – мыслил Преображенский, – «Господи, ведь она именно тот человек, ради которого я готов отдать всё и безвозвратно… всё, что у меня есть: богатство, звания,… жизнь!». Немного погодя, после влюблённых воркований, обмена эмоциями, чувствами, поцелуями, шутками, после прогулки и езды на лошадях, пара добралась до дворца, но самое интересное влюблённых ожидало впереди.

До описания предстоящего события, расскажу вам о случае в конюшне, он выдался недолгим и не слишком ярким, но для Андрея Анатольевича оставил неизгладимый отпечаток на сердце. «Я люблю тебя» – тихо послышалось графу, когда тот снимал узду с лошадей, но с этим, как парадоксально бы то не казалось, Алиса не подала совершенно никакого виду, словно она всё это время так и стояла, опершись на стену, в тишине. «Вот это дела» – подумал Андрей, – «То ли я обезумел от любви, то ли Алиса постеснялась сказать мне это в лицо и, о чём-то, видно, беспокоясь и рассуждая, случайно обронила фразу вслух…». Могу сказать лишь то, что вторая догадка Преображенского была ближе к истине.

А теперь, наконец, о случае, который, вероятно, даже покажется кому-нибудь из читателей очевидным, предсказуемым. У тайного входа во дворец, со стороны сада, пару застала мать Андрея Анатольевича.

– Так вот оно что, значит. – появилась Елена Константиновна, – А я всё успокоиться не могла, где же мой сын пропадать вздумал… вместе с «прихворавшей» девицей.

– Матушка? – удивился Преображенский, – Вы сторожили? Как это низко с вашей стороны!

– Не сторожила, а вышла искать вас двоих в саду, но вы, вижу, намного дальше сада уходили, боюсь даже представить, зачем вам нужны были лошади и чем вы вообще занимались!

Граф встал в твёрдую позу перед матерью, заслонив спиной Алису.

– Андрей, не нужно на меня смотреть с яростью быка и вставать так, будто я камнями в вас кидаться начну!

– Вы уже начали! Не смейте так думать об Алисе!

– Андрей! – вспыхнула Елена Константиновна, – Не смей говорить со мной в таком тоне! Я из любви, из благородных целей пытаюсь вразумить вас обоих, ваш союз невозможен, категорически невозможен! Это абсурд ваших жизней!

– От чего же!? – сквозь зубы вопросил Преображенский.

– Ну как же? А ты подумал об отце, о будущем? Ради чего всё это? – С последними словами мать Андрея обвела руками дворец.

– Если то, о чём вы усердно пытаетесь намекнуть, есть помеха для нашего счастья, тогда я вам не сын больше и живите в своих богатствах в гордом одиночестве.

На некоторые мгновения повисла гробовая тишина, как это бывает после поспешно высказанных в ссоре слов. Елена Константиновна хотела колко ответить сыну, но поняв, что с ним бесполезно разговаривать, закрыла исказившееся от боли лицо руками и убежала во дворец.

– Я… я не достойна… – просипела Алиса, видно было, что девочка снова была в надрыве эмоций, – Не стоило так ранить свою маму… Я не та, ради кого нужно всё это делать…

– Девочка моя, кто же тебе сказал такую глупость! Ты достойна лучшего счастья, ангел мой! – тараторил Преображенский, расцеловывая лицо девушки.

– Моя мама мне бы сказала то же самое, что и твоя… быть может, даже хуже. – зарыдала Алиса, грубо заглатывая воздух.

«Алисонька моя, сердце моё, милое солнце!» – последнее, что слышала Алиса из уст Андрея Анатольевича. В голове девушки звучал только её собственный голос отчаяния, голос душераздирающей горечи, что жгла внутри словно выпитый залпом уксус. Голос твердил: «Как же были правы родители, кто-нибудь обязательно ткнул бы в меня тем, что я не достойна. Как была права сестра, когда выгоняла меня за порог, совсем маленькую и беззащитную, в порыве гнева кидая в меня вещами и приговаривая: «Уходи, тупая коза!», я ведь действительно, видимо, не так умна, что не могу усвоить элементарных уроков жизни о том, где мне место, а где не место, что следует делать, а что нет. А ведь моей любви даже никто бы и не поверил, меня бы потом осудили за то, что я разрушила жизнь такому человеку, как Андрей! У него впереди великое будущее, семья и богатство, а я так… развлекательная программа на два вечера, да и только».

Впрочем, Преображенский всё же что-то говорил, нечто нежное и будоражащее, но девочка рыдала и не слышала, вжимаясь в грудь Андрея, хватая его за рубашку. Уши Алисы улавливали только плачь, с иногда повторяющимся шумом и звоном. Андрей Анатольевич подхватил рыдающую девушку на руки, когда понял, что с ней сделалось уже совсем дурно, «Как много потрясений, для такого доброго сердца! Господи, я же просил Тебя!» – думал граф.

Как только Андрей вошёл в комнату с Алисой на руках, их уже поджидали Достоевские. Фёдор Михайлович стоял в углу, взявшись за голову, а Анна Григорьевна не убирала руки ото рта.

– Алиса, деточка наша! Что с ней? – вскрикнул писатель, подбегая к Преображенскому, – Где вы были оба? Что вы с нею сделали, Андрей Анатольевич?!

Граф передал Алису жене писателя и попятился спиной к выходу.

– Нет уж, вы так не уйдёте, что вы сделали? – требовал объяснений Достоевский, вцепившись в ворот Андрея.

– Я ничего с ней не делал. Уж поверьте, никогда бы и не подумал причинить никакого вреда… – в прострации ответил граф.

– Не нужно из меня делать дурака, вы знаете, на что я намекаю! Смотрите мне, если я что-то узнаю такого рода, то не посмотрю на ваши титулы, вам понятно?

– Как вы… как вам в голову пришло подумать, чтобы я… – горько зашептал граф, и глаза его покраснели.

– Мы уезжаем уже сегодня вечером, а вы девчонке всю жизнь испоганили, для вас это мимолётное влечение, а для такой чистой и невинной деточки – целая жизнь! Не совестно? – отчитывал, как ребёнка, Фёдор Михайлович Преображенского, пытаясь совсем не закричать.

Тем временем Алиса уже успокаивалась. Андрей Анатольевич подбежал к девушке и прошептал на ухо: «Я что-нибудь придумаю… Не забудьте о вашем обещании, дорогая… Буду ждать!», после чего поцеловал ей ручку и пулей вылетел из комнаты.

Весь день пара так и не виделась. Андрей Анатольевич соображал в голове дальнейшие действия, а Алиса пробыла на кровати под присмотром Достоевской. Когда вечерний отъезд уже незаметно подкрался, и началась подготовительная суматоха, Алиса дождалась, когда Анна Григорьевна выйдет от неё для последних своих приготовлений, выскользнула из комнаты и направилась прямиком к тайному выходу. Стоит отметить, что девушка пару раз чуть не попалась в руки тех, кто смог бы помешать её побегу, например, к Елене Константиновне и Достоевскому. Алиса пряталась по углам и тщательно осматривалась по сторонам, прежде чем совершить новую попытку продвижения. Внезапно, девочка услышала чьи-то шаги, которые словно следили за ней и эхом доносились по коридору. Оглядевшись и переждав, Алиса решила бежать и в тот же самый момент столкнулась с несущимся на неё Андреем.

– Вы меня напугали! – испуганно высказала девушка, – Чуть с ног не сбили! Чуть не убили!

– Чшш! – прошипел Преображенский и, взяв Алису за руку, побежал вместе с ней к тайному выходу.

Уже в беседке на краю небольшого озера, Андрей заспешил объясняться:

– Алисонька, нельзя медлить! Я теперь точно решил, что нам делать!

Девушка с опаской поглядела на Преображенского, но тот взял её руки в свои, и крепко поцеловал их, показывая всем видом, что Алисе не о чем переживать.

– Ангел мой, я теперь точно знаю, что нам нужно бежать! – в исступлении начал граф, – Я подготовил карету, взял лучших лошадей и кучера, всё устроил для того, чтобы нам с тобой скрыться ото всех! Но я был бы очень непорядочным, неблагородным и пошлым человеком, если бы не сделал того, что собираюсь предложить перед тем, как убежать с тобой!

Алиса ещё сильнее округлила глаза и побледнела. Андрей Анатольевич встал на одно колено и протянул кольцо девушке:

– Солнце моё, я хочу сказать, что всё обретает иной смысл рядом с тобой, что всё, чем я жил и дышал раньше, просто меркнет под чувствами, испытываемыми к тебе. С момента нашей первой встречи я не до конца осознавал, что обрёл целую вселенную, за какие-то мизерные секунды, что эта вселенная сама бросилась ко мне под колёса, ведомая божьими руками. Но сегодня я решительно точно знаю, что более не проживу без тебя, без твоих ярких глаз и жемчужной улыбки! – на мгновение Преображенский прервался, но затем продолжил уже в более спокойном тоне, – Согласна ли ты быть моею навеки, Алисонька?

Девушка протянула руку, не говоря ни слова, но на её лице радостно расплывалась улыбка. Жаркий поцелуй сплёл два сердца воедино окончательно и бесповоротно.

– А я пришла, чтобы сказать, что не смогу долго пробыть с вами в беседке, так как уже уезжаю… – пролепетала девочка.

– Я знаю… – зашептал граф, – Но нам надо спешить воплощать то, что задумал я!