Текст книги "К черту моральные принципы"

Глава 2

Не помню, сколько времени я рыдала. Кажется, недолго. Потом еще сидела, уставившись в лобовое стекло. Рядом что-то происходило: подъезжали и уезжали машины, люди смотрели на пожар, фотографировали. Я глядела прямо перед собой, и в голове не было ни единой мысли, кроме: «Господи, как жаль, что я не курю».

Курить хотелось зверски. Нечеловечески. Прямо рот слюной наполнялся при мысли о табачном дыме. Сейчас бы расковырять пачку, достать, ломая остальные сигареты, белую палочку, вставить в рот трясущимися руками и чиркать, чиркать, чиркать зажигалкой, пока не покажется алый-алый огонек.

А потом можно вышвырнуть недокуренную сигарету через окно в лужу и та не затухнет, а против всех физических законов займется, заставит полыхать лужу и окружающую реальность…

Из прострации меня вывел раскатистый звук приближавшейся сирены. Я торопливо пристегнулась. Пора сваливать – похоже, к месту происшествия подтягиваются силы правопорядка. Вдруг кто-нибудь из автомобилистов заметил, как я выбегала с заправки? И ведь не докажешь потом, что не верблюд.

Моя машина теперь была отнюдь не единственной припаркованной на обочине – справа и слева тесно стояли любители фаер-шоу. Многие даже вышли из автомобилей, чтобы лучше разглядеть происходящее, а стоило выехать, как на мое место тут же зарулил очередной зевака.

Полоса двигалась не быстро. Большинство водителей оборачивались и силились рассмотреть происходящее на противоположной стороне, но через десять минут горящая заправка осталась позади. Развернувшись около аэропорта «Шереметьево», я безропотно пристроилась в хвост пробки. Стоило бы поискать другой путь для возвращения в Москву, но в тот момент я еще недостаточно оправилась от пережитого потрясения, чтобы принимать такие сложные решения.

Лежащие на руле ладони ощутимо саднило. От разбитой правой коленки вниз ползла стрелка – гадство какое-то, совсем новые колготки, первый раз надела.

Машина с черепашьей скоростью двигалась обратно к месту происшествия, отмеченному столбом черного дыма. Через некоторое время по встречной полосе промчались одна за другой две пожарные машины, «Скорая» и полиция. Я ругалась, кусала губы и молилась про себя, чтобы дорогу не перекрыли целиком: так можно до вечера простоять.

Молитвы были услышаны. Пусть и медленно, мы все же двигались.

Войдя в привычный ритм «сцепление – газ – тормоз», я попыталась оценить ущерб, нанесенный моему внешнему виду. Колготки придется выкидывать, о юбках на ближайшие недели две, пока не сойдут синяки на коленях, стоит забыть. Остальная одежда не пострадала: не гламур-тужур-абажур, но звать полицию при моем появлении вряд ли станут…

Тут меня снова затрясло. Какой гламур-тужур, когда близкого, почти родного человека только что убили практически у меня на глазах? Когда меня саму чуть не взорвали вместе с чертовой заправкой?! Произошедшее не укладывалось в голове, ему просто не было места в моем уютном, распланированном и предсказуемом мире.

Единственный способ справиться со страхом – посмотреть ему в глаза. Чтобы не соскользнуть в темную пучину истерики, я начала прокручивать в памяти произошедшее, стараясь как можно точнее припомнить, как выглядел сбежавший преступник. Получалось плохо. Наверное, из-за избытка адреналина в крови все вспоминалось урывками и как будто в тумане. Я видела убийцу вблизи меньше секунды, а потом – только удаляющуюся спину.

Взгляд упал на телефон, лежащий на пассажирском сиденье. Каким-то чудом я не выпустила из рук подобранный на заправке мобильник, не потеряла его во время бегства и взрыва. Телефон был цел и работал!

Раритетная игрушка. Nokia 3310 – у меня такой был в 2002 году, когда я еще училась на четвертом курсе. Хороший, долговечный аппарат. Конкретно этот был гладенький, почти новый, даже буквы на клавиатуре не стерлись. Довольно заношенный чехол из кожзама и силикона защищал его он непогоды. Интересно, этот человек любитель музейной техники или просто так беден, что не может себе позволить ничего поновее? Хотя, может, это просто временный телефон для каких-нибудь преступных нужд.

В спину погудели, и я торопливо отпустила сцепление, продолжая разглядывать свою добычу. Если верить индикатору батареи, осталось еще больше половины заряда.

Увы, не похоже, чтобы аппаратом часто пользовались. В телефонной книге всего два номера, причем один из них (сюрприз! сюрприз!) принадлежит Лаптеву. Второй абонент фигурирует под именем «Степа». Либо владелец мобилки был тот еще мизантроп, либо подтверждалась моя теория о специальном телефоне для разных нечистых делишек. Заметки девственно чисты, зато во входящих эсэмэсках есть одна двухмесячной давности, от Степы: «Белый лотос». Что за лотос, почему белый – никаких пояснений.

В спину опять погудели. Я резко отпустила сцепление и заглохла. Вот так всегда, когда нервничаю. Дядя сзади опять разразился гудками, за которыми отчетливо слышалась матерная брань. «Да сейчас я, сейчас», – пробормотала я сквозь зубы и снова заглохла. С третьего раза получилось завестись. И все это ради того, чтобы проехать пять метров. Было бы из-за чего гудеть!

Содержимое мобильника теперь занимало меня гораздо больше, чем происходящее на трассе. Я проверила историю вызовов. Входящие и неотвеченные не баловали разнообразием: других телефонов, кроме Саши и Степы, в них не было, а вот исходящие предоставляли некоторый простор для маневра.

Снова занервничал водитель сзади. Так и рождаются байки про блондинок за рулем. Ничего, потерпит.

Итак, «Исходящие»… В них тоже то и дело мелькали «Саша» и «Степа», но было и несколько других номеров. На всякий случай я решила перенести все важные данные из подозрительного телефона в записную книжку собственной раскладушки.

В сумме все манипуляции с телефоном заняли больше двадцати минут. Периодически, по гудку противного мужика, приходилось отвлекаться от переписывания, чтобы проползти еще пару-тройку метров. Всего в телефоне засветилось шесть неопознанных исходящих номеров: пять московских и один с незнакомым кодом города. Что примечательно – все номера городские, ни одного мобильного.

Закончив осмотр своего неожиданного улова, я задумалась над другим, еще более важным вопросом: что делать? Вариантов немного. Самый простой – обратиться в полицию, довериться умным дядям-профессионалам и постараться быстренько забыть о событиях этого дня. Так бы и сделала, только сомневаюсь в своей способности забывать.

И еще сильно сомневаюсь, что дяди-профессионалы, встретив такого ценного свидетеля, позволят спокойно расслабляться, покуда они работают. Живо и в красках представилась бесконечная череда расспросов, допросов, вызовов в различные инстанции и в конечном итоге – переквалификация моей скромной персоны из свидетеля в обвиняемого.

Не хочу быть виноватой только потому, что оказалась не в том месте и не в то время! Если верить сериалам и газетным статьям (а мои познания о специфике работы полиции черпались исключительно оттуда), то повесить всех собак на удачно подвернувшуюся дамочку очень в духе органов правопорядка. Вполне устроит всех, кроме самой дамочки.

И совершенно не факт, что подфартит встретить честного отставного копа, который будет бороться за мое доброе имя, как это всегда бывает в голливудских фильмах.

Другой вариант: просто поехать сейчас домой и вообще постараться забыть о том, что у меня был бывший муж, что на свете существуют люди в черных плащах, мобильные телефоны Nokia 3310, синие «Ниссаны Мурано» и легковоспламеняющиеся бензоколонки.

Этот вариант, надо сказать, поначалу я малодушно приняла за наиболее правильный и даже позволила себе немного помечтать: вот приеду сейчас домой, приму горячий душ, переоденусь и буду заниматься обычными будничными делами, как будто ничего и не случилось.

Малодушие – вполне простительный порок для женщины, но не сумею. Сопьюсь, свихнусь, не смогу думать ни о чем другом. Поздно делать вид, что ничего не случилось, когда влипла по самые уши.

Шевелись я побыстрее – и Лаптев остался бы жив! Или не остался… Может, его сразу после нашего разговора пристрелили?!

Если сбегу, никогда этого не узнаю наверняка.

Меня, между прочим, тоже могли убить на этой чертовой заправке! Кто теперь посмеет сказать, что это не мое дело?

И чувство вины тут совершенно ни при чем!

Итак, раз уж я решила залезть в это грязное дело еще глубже, надо продумать план действий.

Первым пунктом стоит еще раз заглянуть к Саше домой. Если его тело опознают (если там вообще осталось что опознавать), то на квартиру всенепременно заявится полиция, и тогда о самостоятельном осмотре можно забыть. Поэтому обыскать квартиру надо как можно скорее. А для этого нужно сначала выбраться из пробки.

Осмыслив ситуацию, я рьяно принялась выбираться. Незнакомый любитель побибикать должен был быть мною доволен: я газовала с места, протискивалась в малейшие окошки, тормозила в последнюю минуту, не пускала никого перед собой и вообще демонстрировала тот фирменный хамский стиль езды, который отчего-то называют «мужским».

Пробка продвигалась то быстрее, то медленнее, и в конце концов я поехала с относительно стабильной скоростью. За то время, что я потратила на обратный путь, место происшествия уже успели огородить, целиком перекрыв дорогу в направлении города. Для нас же организовали объезд по одной из встречных полос. Несколько пожарных машин старательно поливали все еще дымящийся остов пеной, а полицейских машин я насчитала целых пять штук.

Вырулив с Ленинградки на МКАД, я ударившись в воспоминания, позволила себе немного отвлечься от дороги и размышлений о том, как дальше жить.

* * *

Судьба свела меня с Александром Лаптевым в мае две тысячи первого года. Стояла чудесная погода: буквально за одну неделю все как-то раззеленелось, расцвело и запело. А посему мои родители своей высочайшей волей порешили: на майские выходные мы едем на дачу – закапывать картошку в землю на радость окрестным кротам, крысам и другим подземным тварям.

Честно отработав два часа барщины, я улизнула из-под бдительного надзора и отправилась слоняться по поселку, когда меня окликнул незнакомый вихрастый паренек:

– Здравствуй, Алиса!

– Приветик. – Мы вроде не знакомы, но немного вежливости не помешает.

– Слушай, тут такое дело… Вы надолго приехали?

– На неделю, – машинально ответила я, стараясь сообразить, что это за чудо и откуда оно знает мое имя. – А ты кто такой?

– Я – Саша, – сказал он с таким видом, как будто это все объясняет. – Мне очень нужна твоя помощь.

– Да? Правда, что ли? – его наглость была так восхитительна, что я даже не смогла придумать более оригинального ответа.

– Правда. Понимаешь, есть тут в деревне один козел…

– Ну и? – перспектива встревать в разборки между дачниками и какими-то деревенскими козлами мне как хорошей домашней девочке показалась весьма сомнительной.

– Этот козел охраняет двор деда, а мне просто до зарезу туда надо пробраться. Поэтому мне нужна твоя помощь.

Я живо представила себе деревенского парня, в кепке и драном тельнике, с бутылкой сивухи в одной руке и топором в другой. Безрадостная картина. Тем более что на охраняемый им объект предстоит «пробираться». Не иначе как своровать что-то хочет – вон какие глаза хитрые.

Про себя я уже решила, что откажусь.

– И что я, по-твоему, должна с этим козлом сделать? Пригласить на танцы?

– Ну, на танцы он с тобой вряд ли пойдет. Хотя сама по себе идея довольно интересная, мне бы такое и в голову не пришло. Я, признаться, думал, что его надо прикормить. – Тут уже пришла моя очередь озадачиваться. Он что, всерьез считает, что я стану носить домашние котлеты или вареную картошку какому-то козлу? Да и зачем? Чтобы он водку закусывал?

– Слушай, парень, ты не охамел? – Моему терпению пришел конец. – С чего ты взял, что я стану кормить для тебя какого-то козла, если я тебя первый раз в жизни вижу?

– Ну, это-то как раз очень легко исправить. – Он заговорщически подмигнул мне и улыбнулся. – Хотя, если ты даже не удосужилась обратить внимание на своих соседей…

Его улыбка стала еще более ехидной, и я на мгновение устыдилась. Ведь буквально вчера слышала, как председатель дачного кооператива рассказывала моим родителям про владельцев дома по соседству. Очень приличная семья с мальчиком Сашей примерно моих лет.

– Даже если ты мой сосед, это не повод втягивать меня в разборки со всякой пьянью!

– Какая еще пьянь? – возмутился Саша. – Вполне приличная скотина, хоть и козел.

От такой смелой характеристики неизвестного мне жителя деревни я начала потихоньку выпадать в осадок.

– И спиртного на дух не переносит, я этот вариант уже пробовал. Бодливый только очень.

Гопник в моем воображении отбросил бутылку, набычился и пошел на Сашу с явным намерением хорошенько боднуть того лбом. Эта воображаемая драма произвела на меня глубокое впечатление. Я стояла, ошарашенно хлопая ресницами.

– А тебе он, может, даже понравится. Поверь мне, он очень обаятельный! Только немного вонючий, потому что старый.

Тут я уже окончательно перестала что-либо понимать и начала искать возможность слинять по-тихому от этого психа, когда Саша наконец решил расставить все на свои места:

– Да ты что, не поняла? Это действительно козел – с рогами, на четырех ногах. Бородой трясет, – пояснил мой собеседник, глядя на меня как на полную дуру, какой я уже и начинала себя чувствовать.

В итоге дело, в котором Саша просил моей помощи, оказалось не таким уж и криминальным. Саша был студентом одного из московских вузов. Он учился на культуролога и писал курсовую о сельском быте в период между революцией и Отечественной войной. Оказалось, что культурологов интересуют даже такие вещи. А в деревне жил старый-престарый дед, у которого чудом сохранился экземпляр очень редкой книги как раз по этой теме.

Конечно, книгу можно было совершенно спокойно взять в Ленинке, но Сашу, как человека, склонного к реализации дурацких идей и вообще прожектера, простой путь не устраивал. Причем он бы, наверное, и сам не смог объяснить почему. Владелец же столь ценного для моего будущего мужа фолианта оказался на редкость вредным человеком.

То ли годы давали о себе знать, а характер у людей не часто улучшается с возрастом, то ли книга была для деда как-то по-особому ценна, но дать ее Саше старик отказался наотрез. Даже на час – сбегать с ней на почту и снять копии. Поначалу разрешил в его присутствии переснять содержимое на простенькую «мыльницу», но едва Саша добрался до середины, в голове пожилого книговладельца снова перемкнуло. Сашу он погнал, в дальнейшие переговоры вступать категорически отказался, угрожая заряженным солью обрезом.

Если дед надеялся внушить страх и уважение с помощью соли, он сильно просчитался. Препятствия на пути к заветной цели только усилили желание Саши получить вожделенный талмуд.

Ключ по деревенской привычке старик просто прятал за наличник, а где лежит книга, мой новый знакомый прекрасно знал. Тщательно проследив за распорядком дня своей жертвы, Саша вычислил время, когда можно было беспрепятственно пробраться в дом, чтобы закончить начатое дело по фотокопированию желанного источника знаний.

Единственным препятствием на пути реализации замысла стал мерзкий и старый дедов козел. Имея в хозяйстве эту богопротивную тварь, старик даже собаки не держал, будучи уверенным, что рогатый сбережет хозяйское добро куда лучше любого пса. И действительно, животина, как выяснилось, обладала отменным чувством собственной территории, крайней бодливостью и противным голосом.

Преодолеть неожиданное препятствие мой новый знакомый так и не смог. Он опробовал самые разные методы: пытался напоить животное пивом, накормить снотворным, обмануть, приручить – все без толку. Старый козел, как и его хозяин, в переговоры с врагом не вступал принципиально. Только противно мемекал и бодал острыми рогами при каждой встрече.

Когда Саша узнал, что на пустовавшую до того момента дачу приехали законные хозяева и среди них есть очаровательная молодая девушка, он разработал новый план приручения вредной скотины, включив в него и меня. Аргументировал это каким-то сомнительным комплиментом вроде того, что против моего обаяния не устоит ни один старый козел…

И ему удалось. После недолгих уговоров я согласилась ему поспособствовать, как всегда впоследствии соглашалась участвовать в других затеях и выходках. Аргументы он привел стальные, начиная с обещаний помочь копать картошку на даче и заканчивая тем, что у него есть знакомые на конюшне за рекой и он может устроить мне бесплатные уроки верховой езды. Надо отметить, что все эти обещания он в дальнейшем исполнил.

Так началась наша первая, но далеко не последняя совместная эпопея. Каждый день примерно в одно и то же время дед уходил из дому по своим делам и отсутствовал около двух часов. Мы же пробирались к его забору и искали общий язык с рогатым стражем. Точнее, я искала, а Саша меня развлекал, подбадривал и помогал советом. За неделю я перепробовала всевозможные подходы и лакомства, терпеливо приучала мерзкое животное к своей персоне и даже научилась не замечать его козлиного запаха.

В остальное же время мы с Сашей находили чем заняться. Он оказался интересным собеседником: умным, начитанным, с отличным чувством юмора. Большим выдумщиком, который всегда отыскивал какой-нибудь оригинальный способ провести время. Кроме того, у него имелось много самых неожиданных друзей и знакомых: их семья, в отличие от нашей, имела дачу в этом поселке уже довольно давно. Не удивительно, что в скором времени мы крепко сдружились.

Козлиные чувства ко мне тоже подвергались своего рода эволюции, переходя от лютой ненависти к смутному недоверию, потом любопытству и, наконец, определенной привязанности. Путем проб и ошибок мы с Сашей установили, что из всех лакомств рогатый предпочитает морковку, а от почесываний за ухом просто млеет, как кот. В скором времени козел настолько принял меня за свою, что даже не стал с возмущением гнать прочь, когда я имела наглость явиться к нему на встречу без лакомства. С его стороны это был жест истинной преданности. Я искренне надеялась, что фраза «Мы в ответе за тех, кого приручили» к козлам не относится.

Закончилась вся история совершенно неожиданным образом. Однажды старик вернулся из своих странствий на целый час раньше обычного времени. Когда он внезапно открыл калитку и увидел меня чуть не в обнимку с его любимой животиной и стоящего поодаль Сашу, у меня затряслись поджилки. Однако суровый старикан вместо того, чтобы бежать за обрезом с солью, пожевал беззубым ртом, улыбнулся и задумчиво протянул: «Итить, охальники!» А потом пригласил нас с Сашей выпить чаю с медом.

По возвращении в Москву мы не прекратили общения, скорее, наоборот. Как-то совершенно незаметно и естественно мы стали уже не просто друзьями, а кем-то большим. Не было ни долгих ухаживаний, ни цветов, ни мучительной неизвестности. С Сашей все было просто и ясно. И еще с ним было интересно.

Иногда я жалела, что у нас не было традиционного конфетно-букетного периода, особенно наблюдая за подругами, которые умели поставить себя правильно с мужчинами. Лаптев никогда не добивался меня, да и сами наши отношения – теплые и близкие, без всяких мексиканских страстей в клочья, напоминали скорее дружбу, чем любовь, как ее понимают авторы попсовых песенок и романов в мягких обложках.

Когда я была на пятом курсе мы поженились и сняли квартиру. Саша бросил свой вуз «все равно ничему полезному не научат» и устроился работать продавцом в автосалон. У него неплохо получалось. Я тоже старалась по возможности заниматься фрилансом.

Денег вполне хватало, но Саша носился с идеей «делать бизнес», поэтому любая свободная копейка шла на стартовый капитал для его проекта. Я научилась делать котлеты из овсянки, которые на вкус трудно было отличить от мясных, и шить из двух старых джинсов одни новые. В отпуск мы ездили по стране зайцами на электричках, умудрились добраться так аж до Карелии. «Электрички – это прекрасно, но нельзя останавливаться на достигнутом!» – заявил Лаптев и в следующий отпуск мы отправились автостопом. Я боялась до ужаса, но Саша умел заряжать меня энергией и мотивировать прыгать выше головы. Мы добрались до Крыма, ночуя в палатках и самых дешевых съемных комнатах.

Я до сих пор с огромной нежностью вспоминаю те три недели. Мы знакомились с веселыми компаниями таких же молодых раздолбаев, купались, вечером танцевали или сидели у костра, слушая как бородатые мальчики терзают гитару, оглашая звездную крымскую ночь пьяным «Все идет по плану». Потом Сашу потянуло вверх, в горы. Помню, как мы стояли вдвоем на вершине Ставри Каи и орали от восторга вниз что-то невразумительное.

Мы с Сашей настолько дополняли друг друга, что впору было поверить: он и есть моя потерянная половинка. Мы говорили на одном языке, смеялись одним шуткам. Там, где я трусила, он шел до конца. Там, где он терял голову от азарта, я помогала сохранить ему трезвый взгляд на вещи. Трудности мы преодолевали единым фронтом, плечом к плечу и весьма успешно.

Это было счастливое время. Насколько счастливое, я поняла сильно позже.

Еще через год ему удалось получить кредит под бизнес-план и открыть вожделенный интернет-магазин, чтобы торговать предметами «якобы искусства» для напрочь лишенных вкуса обитателей Рублевки. Гобелены ручной работы с вытканными на них изображениями сценок «из жизни Президента», хрустальный бюст Ленина, инкрустированный бриллиантами, кованое «денежное дерево» с листьями из золота и платины, резные наличники из бивня мамонта. А что вы скажете насчет трехметровой шоколадной статуи писающего мальчика? Кстати, он действительно писал. Шампанским.

Большая часть этого ужаса производилась на заказ и была этаким своеобразным ответом на вопрос: «Что подарить тому, у кого все есть?»

Я в этом смешном предприятии совмещала функции личного помощника, оператора на телефоне «подай-принеси» и еще с десяток разных обязанностей, а в свободное от помощи Лаптеву время старалась делать халтуры, чтобы было на что приготовить котлеты из овсянки – любые свободные деньги благоверный вкладывал в развитие бизнеса.

И неожиданно дело выстрелило! Деньги пошли, сначала тоненьким ручейком, потом их становилось все больше и больше. В один прекрасный день оказалось, что мне больше нет нужды брать халтуру – и так на все хватало. А очень скоро хватило на новую машину, вместо ушатанного «ВАЗа», на котором все начиналось. И на двухкомнатную квартиру на «Соколе».

Увы, чем больше становилось денег, тем больше портились отношения в семье. Постоянные стрессы были тому причиной или просто бизнес съедал все силы, но теперь любая мелочь выводила Сашу из себя. Больше всего из этого периода мне запомнились долгие, нудные скандалы из-за ерунды и чувство отчуждения. Саша перестал придумывать классные истории и предлагать веселые авантюры, часто был неразговорчив и погружен в себя. Но все это можно было бы пережить, если бы в спорах с его стороны не начало проскальзывать сакраментальное: «Мы его на помойке подобрали, обогрели, отмыли, а он нам фигвамы рисует». Моя работа (бесплатная работа, без всякого оклада, между прочим) на его бизнес словно бы не учитывалась, а слышать, как тебя попрекают куском хлеба, было невыносимо.

После одной из таких разборок я на все плюнула и устроилась в совершенно постороннюю компанию.

Удачно совпало, что как раз в это время моя школьная подруга Леночка разводилась со своим мужем и отчаянно подыскивала место, нуждаясь в деньгах. Сашу замена вполне устроила, и нытье по поводу ухода «ценного кадра» прекратилось.

Почему оно прекратилось я поняла только несколько месяцев спустя, когда вернулась домой пораньше, чтобы сделать мужу сюрприз на годовщину нашей встречи.

Обычно мне говорят (да и сама замечала), что соображаю я неплохо. Но вот иногда могу проявлять прямо чудеса тупоумия и рассеянности. Только этой своей особенностью я могу объяснить тот факт, что не заподозрила ничего особенного, глядя на подозрительно знакомые туфельки рядом с ботинками Лаптева возле входной двери. Я всего лишь слегка расстроилась, что у Саши гости и вообще он уже дома, значит сюрприза не получится. Ну и зашла в комнату, чтобы поздороваться.

Сюрприз получился на славу. Во всех смыслах.

Пока я осваивала дыхательную гимнастику, созерцая своего мужа и свою подругу в недвусмысленной позе, Лаптев пытался одновременно оправдаться и слезть с Леночки. Последняя сначала спряталась от моего взгляда под одеялом, потом, наоборот – откинула его и уставилась на меня с вызывающим видом. Мол, а что такого-то?

В довершение всего пакет с продуктами выпал из моих рук. Куриные яйца в пакете жалобно хрустнули, намекая на свою преждевременную кончину. Бутылка вина звякнула, но устояла.

– Прости, дорогой, похоже, безе приготовить не получится, – ляпнула я то единственное, что смогла ляпнуть в этой ситуации.

– Почему? – очевидно, мое тупоумие сегодня было еще и заразным.

– Так яйца же разбились. Хочешь, можно сделать большую болтунью. Только в ней будет много скорлупы.

– Хочу покурить, – благоверный наконец слез с Леночки, немного смущаясь, надел трусы и пошел на кухню за пепельницей.

Не знаю, как бы я пережила этот вечер, если бы не несчастные яйца. Здоровая порция абсурда, внесенная ими в ситуацию, помогала как-то не концентрироваться на ужасном, глупом, безмерно обидном факте – меня предали и мне изменили.

А из-за того, что Лаптев изменил мне с Леночкой, боль от предательства была особенно сильной, почти нестерпимой. Может, потому, что Леночка со школьных лет считалась моей чуть ли не лучшей подругой и была свидетельницей на нашей свадьбе.

Потом мы долго сидели на дымной кухне курили и говорили. Курили все, даже я. Говорили они, я слушала, потому что не знала, что тут можно сказать.

Лаптев сказал, что любит нас обеих, но меня больше как друга и не знает что решить. Леночка сказала, что любит Сашу и верит, что он – ее судьба, поэтому: «Извини, дорогая. Ты же понимаешь, что он мне не чужой человек. Ты – хорошая подруга, я очень тебя уважаю, но я вмешивалась и буду вмешиваться в ваши отношения. Мне кажется, если ты его любишь, то должна уступить».

Пакет с битыми яйцами начал протекать. Я попробовала достать из него покупки и закапала стол. Разозлилась и выкинула весь пакет с содержимым в помойное ведро. Не полегчало.

Потом я плакала.

Нет, все не кончилось так быстро и просто на дымной кухне. Был почти год мучительной неопределенности, когда Лаптев выбирал между двумя женщинами, устроив пошлейший любовный треугольник. Он уходил и снова возвращался, измучив меня до последней степени. Леночку, наверное, тоже. Я с ней с того вечера не виделась. Просто не могла.

Не знаю, любил ли меня Саша, но я его точно. Иначе на стала бы терпеть и ждать так долго и не чувствовала бы себя такой опустошенной и обескровленной после того, как все кончилось.

А кончилось все внезапно. Мое терпение просто лопнуло, как перетянутая струна. Я проснулась с четким пониманием, что не могу так больше, и, когда Лаптев утром забежал от Леночки, чтобы сменить рубашку, сказала, что подаю на развод.

Саша на мое «я устала, я ухожу» отреагировал парадоксально, предложив «начать все с начала», но у меня уже не было сил. Любовь ушла, наш семейный «Титаник» не выдержал столкновения с айсбергом по имени «Леночка» и затонул.

Разошлись мы спокойно и мирно, можно даже сказать – интеллигентно. Лаптев сделал джентльменский жест и отдал квартиру на «Соколе» мне в единоличное владение, хотя мог претендовать на половину жилплощади. Я знаю, что Леночка так ему и не простила этого поступка, но, когда надо, Саша умел быть твердым. На все ее упреки он отмахивался обещаниями купить новую квартиру, в центре и вдвое больше. Всего через год – только бизнес поднимется немного.

Лаптев не врал. У него были большие планы: мой бывший снова взял кредит, арендовал новое помещение на Китай-городе, где сделал дорогой и пафосный ремонт по проекту знаменитого дизайнера.

Вмешалась мировая экономика. По России прицельно бабахнул финансовый кризис, и первыми его жертвами стали любимые клиенты Лаптева. Олигархам вдруг резко стало не до аметистовых статуй Кинг-Конга. Открывшийся в августе магазин стоял пустым, пылился набор для игры в маджонг из коралла, лежали нераскупленными серебряные и золотые садовые гномы.

Перезванивались мы в то время редко, и о том, что происходит в Сашиной жизни, я узнавала в основном из рассказов друзей и знакомых. Дела шли неважно: клиентов почти не было, а требовалось выкладывать деньги за аренду, выдавать зарплату сотрудникам. И еще платежи по кредиту.

Саша растратил все запасы наличности, продал машину и дачу. В довершение всего отношения с Леночкой не складывались. Конфетно-букетный период прошел, и Лаптев неожиданно обнаружил, что под шкуркой нежной и ранимой феи скрывается требовательная, четкая и жесткая женщина, жить с которой ему совсем не нравится.

Все бы ничего, но на фоне разочарования в новой любви он решил попробовать вернуть наш брак, сделав вид, что Леночки и этих ужасных полутора лет просто не было. Слово «нет» Саша всегда понимал плохо, поэтому после моего отказа «начать все с начала» перешел к активным военным действиям. Он подстерегал меня после работы, названивал, напрашивался в гости. Он подключил и привлек на свою сторону моих родителей и некоторых друзей. Он был убедителен, нахален и очарователен.

Если бы во мне оставалось еще что-то к нему, хотя бы обида, хотя бы ненависть, все можно было бы вернуть. Но только-только оправившись от этой истории, я ощущала себя как человек, выздоровевший после тяжелой инфекционной болезни, и предложение попробовать поболеть снова нисколько не воодушевляло.

Финальный разговор был тяжелым. Мы расстались: не друзья, не враги, не близкие, не чужие. Все было в прошлом. Все умерло…

* * *

И вот уже второй раз за сегодняшний день я перешагнула порог Сашиной квартиры. Еще утром, торопясь забрать пистолет, я отметила крайнюю запущенность одинокого Сашиного жилища. Сейчас, при более внимательном рассмотрении, вердикт только подтвердился – Лаптев по натуре свинтус. Все горизонтальные поверхности покрывал двадцатисантиметровый «культурный слой», состоящий из окурков, бумажек, газет, ношеных носков и трусов (фу, какая гадость!), пустых пивных банок, тарелок с окаменелыми остатками пищи, лоточков от «Доширака» и других нужных и полезных вещей. От кровати шло несколько натоптанных тропинок к столу, шкафу, санузлу и на кухню.

А пылищи, пылищи-то! У меня сразу засвербило в носу. Похоже, Лаптев не убирался здесь ни разу с тех пор, как въехал.