Текст книги "На Фонтанке ожидается солнечный ветер"

Теона была рада возможности отдохнуть за городом и попросила Лешу дать ей неделю отпуска. Поворчав для вида, Леша ее отпустил (тем более что на летний сезон он взял в кофейню двух студентов себе в помощь).

Наслаждаясь отдыхом и тишиной, по утрам Теона завтракала на залитой солнцем веранде с видом на цветущий сад, потом шла гулять в огромный Павловский парк, который располагался поблизости, а по вечерам долго читала, засиживаясь на веранде с книгой, в обществе Шельмы и Варежки, до глубокой ночи.

Лето нигде не чувствуется так, как за городом, и Теона радовалась безмятежности и зеленой вольнице. В один из дней она позвонила Леше Белкину – узнать, как там дела в кофейне. На Лешин вопрос о том, как сейчас за городом, Теона ответила, что здесь хорошо – можно пойти в лес по грибы-ягоды, можно махнуть в парк на велике, а можно никуда не идти – раскачиваться в саду в гамаке. Леша аж захрипел от зависти, когда это услышал, и грустно заметил, что в городе теперь такая жара, что плавится асфальт.

– А приезжай ко мне?! – предложила Теона.

Леша мгновенно, словно бы только и ждал ее приглашения, заорал, что сегодня приедет.

Взяв велосипеды, они махнули в Павловский парк и долго мчались наперегонки друг с другом и с цветущим, звонким летом.

Распахнутая, затягивающая синева неба и зеленый, с тысячей оттенков, океан трав – эти две стихии подхватывали и уносили в бесконечное плавание по лету. Вековые сосны пронзали небосвод, одуряюще пахло мятой и луговыми цветами, и по всей земле гулял сейчас солнечный ветер.

Решив отдохнуть, Леша с Теоной остановились у цветущего луга и спешили своих железных коней. Увидев на краю луга одинокую скамеечку, они двинулись к ней. Скамеечку эту, вероятно, срубил и расположил здесь человек, либо любивший пошутить, либо пребывавший под мухой, потому что была она кривенькая и уж с очень высокими ножками. Гулякам, решившим отдохнуть, надо было еще постараться забраться на нее, а потом сидеть, свесив ноги на метр от земли. Леша с Теоной, как акробаты, забрались на лавочку и сидели на ней, словно куры на насесте.

– Какая прикольная лавочка! – заржал Леша и заболтал в воздухе ногами.

Теона машинально повторила его движения и вдруг нашла в этом безмятежном болтании ногами какую-то детскую радость.

Так они и сидели, щурились на солнце, смотрели на раскинувшийся перед ними цветущий луг с ромашками да васильками и болтали ногами. Иногда, особенно когда на часах макушка лета и полдень мира, это именно то, что надо – просто сидеть целую вечность посреди цветущего луга, глядеть на кружащих, разомлевших от зноя шмелей и, ни о чем не думая, болтать ногами. Так, в молчании и полной безмятежности, они сидели долго-долго. А потом, когда солнце стало гаснуть, слезли со своей волшебной лавочки и на велосипедах поехали домой.

Леша качался в гамаке и наблюдал за тем, как Теона, в окружении непоседливых терьеров, хлопочет на веранде, разливая чай. Он вдруг впервые подумал о том, что она – привлекательная и стильная. Вот даже сейчас, вроде так просто одета – белая майка, короткие джинсовые шорты, из украшений только четки на крепкой руке, но ведь красивая! «У нее стройное, загорелое тело, и ножки очень даже ничего, – улыбнулся Леша, – конечно, подлиннее бы метра на полтора, но и так тоже неплохо!»

– Белкин, иди пить чай! – позвала Теона.

Леша сорвал маргаритку в ближайшей клумбе и, поднявшись на веранду, прикрепил ее девушке в кудрявые волосы.

Чай в пузатом цветастом чайнике, букет полевых ромашек в вазе, в чашках разлит июль. Теона разложила привезенные Лешей из кофейни пироги по тарелкам, положила в розетки сваренное Мананой варенье, Леше – его любимое – облепиховое с грецким орехом, а себе – инжирное.

За чаем, под опускающийся мягкий закат и ароматы цветов из сада, завязался разговор. В какой-то миг Теона попросила Лешу рассказать о старых временах «Экипажа», и он начал рассказывать, забыв о настоящем, словно полностью переместился сейчас в прошлое, в ту волшебную зиму, случившуюся много снегов назад.

Теона слушала внимательно, не перебивая. Только однажды не выдержала, спросила про Нику, о которой Леша мог говорить бесконечно.

– А какая она?

Леша, мечтательно улыбнувшись, ответил:

– Необыкновенная!

За разговорами и воспоминаниями они засиделись до полуночи.

Когда Леша спохватился, что ему пора в город, все небо уже было усыпано звездами.

– Да ладно, куда ты на ночь глядя! Оставайся ночевать! – предложила Теона.

– А ты не будешь ко мне приставать? – усмехнулся Леша.

– Нет, Белкин, я просто сразу тебя убью! – ласково (ну что они за чудесная пара!) пообещала Теона.

Заварили еще чая, зажгли фонарь. Огромные звезды висели над домом, мирно посапывали угомонившиеся терьеры, а где-то рядом наяривал кузнечик.

В такую ночь можно признаться в самом потаенном. Теона рассказала Леше о том, почему она сбежала из Тбилиси, и даже о своих мечтах про кукольный театр.

– Понимаешь, больше всего на свете мне всегда нравилось рассказывать истории, – призналась Теона, – но не как это делает писатель, или художник, или музыкант, а через кукол. Для меня куклы – это как для тебя… твоя кофейня, понимаешь? Такая вот мечта. Но пока еще не осуществленная и даже не додуманная, что ли…Бывает ведь так, что ты свою мечту пока еще не додумал, не понял?

– В жизни все бывает, – сказал Леша. – Я тоже многое про себя не знал, пока не встретился с Никой, не попал в «Экипаж».

– А ты ее любишь?

– Ты о ком? – встрепенулся Леша.

– Ну сам знаешь о ком.

Леша неловко отставил чашку, при этом плеснув горячим чаем себе на пальцы.

– Ну и вопросы у тебя… – вздохнул он и быстро добавил: – Вот только не надо меня жалеть или, упаси боже, утешать!

Теона пожала плечами:

– Я и не собиралась.

– Все у меня нормально, – словно в пустоту или обращаясь к спящим терьерам, сказал Леша. – Я и с девушками встречаюсь! Обычно недолго правда, но это же ничего, да?

Теона опять пожала плечами – наверное, ничего. Тебе виднее.

Так они и просидели до поздних петухов и ушли с веранды в дом уже глубокой ночью.

Леша примостился в гостиной на диване; терьеры тут же облепили его, как родного.

– Спокойной ночи! – улыбнулась Теона и ушла свою спальню.

Утром она проснулась от какого-то шуршания и посмотрела в сторону открытого на ночь окна. На подоконнике стояла чашка, в воздухе пахло кофе и шоколадом.

Теона подошла, выглянула в окно. Под ним обнаружились два терьера и взъерошенный Белкин.

– Доброе утро!

– Ага, – кивнул Леша, – пей, пока не остыл. Я добавил тебе в моккачино шоколад и карамель.

Теона взяла чашку в руки – на молочной пенке было нарисовано сердечко. Она хотела спросить Белкина, чего это он вдруг впервые нарисовал ей не смешную рожицу, а сердечко, но почему-то промолчала. Она забралась с ногами на подоконник и отпила глоток. Леша стоял под окном и смотрел на нее.

– Будешь завтракать? – спросила Теона.

– Нет, – вздохнул Леша. – Мне пора в город, работать. Сейчас иду на автобус.

Он достал из кармана зеркальце, повертел им и запустил толстого солнечного зайца. Заяц попрыгал по лицу Теоны, по ее кудрявым волосам, примостился на ее плече, как будто он птица, сполз вниз по лямке спустившейся ночной рубашки, чуть обнажившей грудь, и вдруг замер.

– Чего уставился? – вспыхнула Теона и поправила рубашку.

– А я понял, – вдруг невпопад сказал Леша.

– Что ты понял?

– У тебя глаза цвета кофе!

Он смотрел и буквально не мог отвести от нее взгляд.

Теона окончательно смутилась:

– Да отстань ты!

– Они еще и цвет меняют, – заметил Леша, – то темные, как эспрессо, то ореховые, словно капучино.

Теона пожала плечами:

– Вот странный ты, Белкин. Но моккачино у тебя хорош, это да.

Солнце разгоралось, пели птицы, терьеры носились по саду как угорелые.

– Ну пока, – сказал Леша и пошел к калитке.

– Стой! – крикнула Теона.

Белкин замер и повернулся к ней.

– А хорошо было этой ночью, да? – выпалила Теона.

Он улыбнулся, кивнул и теперь уже ушел. Калитка захлопнулась.

Теона допила свой кофе, потянулась навстречу новому дню. Этой ночью ей действительно было хорошо и спокойно. И вдруг среди этой солнечной пасторали большой черной птицей пролетела тревожная мысль.

Она подумала, что все даже слишком хорошо и спокойно. Что так иногда бывает перед большой бурей.

Глава 7
Странная находка

Лето словно проскальзывало мимо нее. За два летних месяца Лина не то что не ездила куда-то за город, она даже ни разу не выбиралась в центр Петербурга.

В ту июньскую, белую ночь, проведенную рядом с умирающим ребенком, она еще не знала, что это только начало большой истории.

Когда после той ночи она пришла на следующее дежурство в больницу, то сказала себе, что не пойдет к мальчику. «Это не твоя забота, у тебя своя война, и ты солдат на этой войне». Повторила себе несколько раз, а потом вдруг, поддавшись порыву, бросилась к той самой палате. «Ладно, я только зайду посмотреть, как он, – решила Лина, – только краем глаза гляну. Удостоверюсь, что все в порядке, и уйду!»

Она зашла, посмотрела на него и поняла, что ничего не в порядке, что впереди у него – целая битва за то, чтобы вернуться к жизни, ему предстоит заново учиться ходить, говорить, да что там – ему нужно заново родиться. И если в этой битве с ним никого не будет рядом, он ее проиграет.

После дежурства она осталась с Лёней. И после следующего тоже. Сначала в отделении все удивлялись ее внезапно проснувшейся заботе о мальчике, а потом привыкли и даже перестали спрашивать, отчего она проводит с этим ребенком так много времени. Словно бы она на самом деле была ему родным человеком. Между тем единственным родным человеком у Лёни был отец.

Когда через несколько дней после аварии отец Лёни пришел в больницу, Лина вышла ему навстречу, чтобы познакомиться. Они стояли в больничном коридоре друг против друга. Лина смотрела на него – невысокий, изможденный человек, стертое лицо, потерянный взгляд, руки дрожат; неопрятная одежда, устойчивый запах спиртного. Мужчина, попавший под поезд трагедии и собственного безволия, – печальное зрелище. И ведь, наверное, неплохой человек, но без хребта или, как говорят, стержня. Такие легко ломаются.

– У вас сын, ради него стоит, понимаете? – не выдержала Лина.

Мужчина долго смотрел на нее, потом усмехнулся:

– Да что вы знаете о трагедии? Когда вся жизнь летит к чертям! Легко говорить…

Лина промолчала – о трагедии она знала многое. Но, в конце концов, каждый делает свой выбор, и этот человек, вероятно, его уже сделал.

Лёнин отец ушел и больше не приходил в больницу.

Надеяться было не на кого, и Лина продолжала держать Лёню за руку. Когда однажды он наконец пришел в сознание и открыл глаза – Лина оказалась первым человеком, кого он увидел, кого он встретил, вернувшись в эту жизнь. В тот день Лина почувствовала ответную реакцию – рука Лёни цепко сжимала ее руку, не желая отпускать. Иногда так бывает – чужие становятся своими. Как странно… Она готовила себя к тому, чтобы отнять чужую жизнь, но вместо этого ей пришлось спасать жизнь ребенка.

Следующие два месяца Лина провела рядом с мальчиком. Лёня учился есть, ходить, разговаривать. Он оказался смышленым и очень терпеливым – не ныл, не жаловался, боль выносил стоически, как маленький мужик. Однажды он спросил ее про отца: «Почему папа не приходит?»

В тот вечер, после работы, Лина пошла к Лёне домой. Грязный подъезд, коммунальная квартира, открыла соседка и сказала, что Лёниного отца можно найти во дворе, где он обычно «проводит досуг». Лина действительно нашла его во дворе, на покосившейся лавочке, в компании собутыльников, встретивших ее появление пьяным гоготом.

– Ваш сын спрашивает про вас! – сказала Лина.

Лёнин отец ответил ей мутным, безразличным взглядом.

– Пошла отсюда! – крикнул ей один из персонажей пьяной компании. – Что прицепилась к человеку?!

Лина вздохнула: ясно. И ушла.

Лёне она сказала, что, такое дело, парень, отец твой уехал в командировку и просил меня пока за тобой присмотреть.

– У него запой, да? – серьезно спросил Лёня. – Ты лучше не ври. Не умеешь.

Лёня быстро восстанавливался – в этом возрасте компенсаторные способности велики. Однажды, когда после одной из наиболее болезненных процедур, он скривился от боли, Лина приобняла его:

– Ничего, Лёня! Скоро у тебя все заживет как на кошке!

– Как на коте, – поправил Лёня, – как на худом и драном коте. У нас такой во дворе живет. У него после драки – ухо оторванное, клок шерсти вырван! Но что ты думаешь? Все зажило, и кот стал как новый, ухо, правда, не отросло, но это ладно. Слушай, а ты теперь будешь, да?

– В каком смысле? – испугалась Лина, хотя она, конечно, прекрасно поняла, что имеет в виду Лёня.

Вместо ответа он крепко сжал ее руку. Лина руку не убрала, так и сидела с ним – рука в руке, как в ту первую ночь. Но про себя она сказала: нет, парень, я не могу. Прости, но дальше ты как-нибудь сам.

Она старалась не привязываться к нему, потому что знала – ей нельзя, нет у нее права ни на что живое, человеческое, на теплоту, любовь, привязанности. Но случилось худшее, что можно было представить – он привязался к ней.

Лина кормила Лёню с ложечки, пока он не окреп настолько, что мог справляться сам, поддерживала его, когда он делал первые шаги, читала ему книги, приносила вкусности, подарила планшет, на который записала хорошие мультфильмы, чтобы Лёне было не так одиноко, когда она уходит домой. В каком-то смысле история повторялась – Лина вспоминала, как когда-то она также читала книги Павлику, рисовала ему картинки. Сероглазый светлоголовый Лёня внешне не был похож на Павлика, и все-таки у них было что-то общее – живость, веселый нрав, любознательность, чувство юмора. Лёня, несмотря на свою недетскую серьезность, прекрасно шутил сам и понимал шутки, и Павлик всегда был смешливым, любил устраивать розыгрыши для них с матерью. Вот только в шесть лет Павлик уже умел читать, а Лёня и представления не имел о буквах. Решив исправить это упущение, Лина взялась учить его читать. Они о многом разговаривали, но у обоих были запретные темы – Лёня почти не говорил ни о своем доме, ни о родителях, Лина – о своей семье. Вот такие у них были странные отношения.

Однажды в июле Лине сообщили, что в приемный покой больницы пришел тот самый, сбивший Лёню водитель и что он хотел бы поговорить с кем-то из родственников мальчика. Услышав это, Лина почувствовала, как волна ярости подбросила ее и понесла. В приемный покой она буквально вбежала. Она почему-то представляла, что увидит сейчас перед собой молодого, полного сил человека, но посреди холла стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу, пожилой мужчина. На мгновение Лина растерялась – у незнакомца был виноватый, потерянный взгляд, да и выглядел он несчастным. Запинаясь, мужчина сказал, что не мог предотвратить трагедию и что все это время он глубоко переживает случившееся.

– Мой внук такого же возраста, как этот ребенок, – вздохнул незнакомец. – Как не переживать… Знаете, у меня после этой аварии случился инфаркт. Я сам из больницы недавно вышел. Вот пришел узнать, как там парень.

Лина испытующе смотрела в его глаза – можно ли ему верить?

Еще в июне она говорила со следователем, который вел дело Лёни, была в курсе обстоятельств аварии и знала, что формально водитель был не виноват. Лёня выскочил на проезжую дорогу, и водитель попросту не мог сориентироваться, затормозить. Она также знала, что водитель повел себя достойно – он сам вызвал полицию и медиков, предлагал помощь.

Однако же бессознательно Лина все же ненавидела этого незнакомого человека, принесшего Лёне столько боли. Но вот теперь, увидев его, она чувствовала, как ее злость отступает.

Мужчина повесил голову:

– Вроде и не виноват ни в чем, а на душе так тяжко, словно горой придавило. Ночами не сплю, верите?

Лина видела, что его сожаление искренне. Совсем другим, своим давно забытым – мягким – голосом она сказала:

– Вы действительно не виноваты. Пожалуйста, не переживайте. С мальчиком все будет хорошо.

Мужчина вдруг беззвучно, скупо заплакал и отвернулся.

– Мальчик поправится, – повторила Лина. – Не вините себя.

Незнакомец повернулся к ней:

– Я готов помочь всем, чем могу. Деньги, лекарства, все, что надо…

– Спасибо, – кивнула Лина, – оставьте ваш телефон! Если Лёне что-то понадобится, я вам сообщу.

– За ним кто-то ухаживает? – с надеждой спросил мужчина. – У него кто-то есть?

– Да, – улыбнулась Лина, – не беспокойтесь!

В больничное окно Лина видела, как пожилой незнакомец пересекает двор усталой походкой. Она провожала его глазами, пока он не скрылся из вида. После этого разговора на душе у нее посветлело – виновник аварии оказался человеком. Она решила сохранить его номер телефона – может быть, он сможет позаботиться о Лёне, когда ее не будет? Она знала, что времени у нее почти нет.

Между тем лето убегало – теперь уже и не догонишь.

Как-то в конце августа ей приснился один из ее давних кошмаров – мама с Павликом на ее глазах падали в бездну, и она ничем не могла им помочь. Лина проснулась в холодном поту, и чувство вины накрыло ее с головой. «Мои дорогие, я не забыла о вас, не забыла!»

* * *

В это лето Данила много работал – он успел съездить на съемки в Сибирь и на Алтай, открыл в Петербурге выставку своих работ. А в августе он решил, впервые за несколько лет, устроить себе отпуск. Ему не хотелось сейчас шума больших городов или суетного отдыха в переполненном отеле где-нибудь на оживленном южном побережье. Подумав, Данила махнул на Балтику, где на безлюдных пляжах легко найти уединение и покой.

Он снял дом на побережье и каждый день рано утром уходил на море. Иногда он брал с собой камеру. Здесь было что снимать – нескончаемые белоснежные пляжи, дюны, живописные валуны, нависающие скалы. Обычно фотограф Суворов долго прицеливался, оценивая и выбирая ракурс, просчитывал драматургию каждого снимка. Он вообще скрупулезно подходил к съемке – старался не делать лишних кадров «в пустоту», мысленно отбирая лучшие. Про себя Данила, смеясь, говорил, что профессия и стремление из множества кадров выбрать один – лучший, сделала его слишком разборчивым. А на вопрос друзей о том, почему он так и не нашел себе девушку, Данила отвечал, что вот эта привычка выбирать лучшее из множества, побуждает его ждать одну – единственную. На самом деле он давно привык к одиночеству. Его профессия и в этом накладывала на него свой отпечаток. Он не тяготился одиночеством, и сейчас, здесь, у моря, в этом безлюдном месте чувствовал покой и гармонию. Чистая, прохладная вода, особенный, морской воздух, синий космос над головой – что еще нужно человеку для счастья?

Он провел на побережье несколько дней. Впереди была еще целая неделя благословенного отпуска. Вечер опускался на пустынный берег. Данила сидел на песке, смотрел, как дыбятся волны, набегают друг на друга и с шумом разбиваются о берег. Никаких мыслей, никаких планов, ну разве что на счет ужина. Сейчас он вернется в дом и сам приготовит еду. А на ужин у него так кстати – хвала богам! – припасена бутылка отличного белого вина. И можно будет долго сидеть на террасе, потягивать вино и смотреть, как на побережье медленно наплывает дивно красивый закат.

Когда он собирался уходить с берега, его телефон зазвонил. Ответив на вызов, Данила услышал бармена Лешу.

– Привет, старик! – прокричал Леша и после обмена приветствиями выпалил: – Такое дело. Ты просил сообщить, если та странная девушка снова появится! Так вот – она пришла.

* * *

Июль скрылся за зеленым пригорком, и где-то там, за ближайшим поворотом, уже маячила осень. У Теоны было чувство, будто она стремительно, как на велике, пронеслась через летние месяцы.

После возвращения Мананы она, уступив тетиным просьбам, прожила в Павловске еще месяц, а в конце августа вернулась в свою странную, похожую на пещеру квартиру.

…В квартире было прохладно и тихо. Теона усмехнулась. «А здесь, вероятно, так всегда и было, все сто пятьдесят лет, или сколько там этому дому! Даже не верится, что когда-то здесь жили люди, любили, мечтали, наполняли это пространство своим теплом или смехом». После уютного, живого дома Мананы с его цветущим садом, зеленью Павловского парка контраст показался ей особенно печальным.

«И никто-то в этой квартире мне не рад, – вздохнула девушка, – даже незнакомка на портрете».

– Здрасте, – поздоровалась с дамой на портрете Теона.

Она развесила в шкафу летние платья (понадобятся ли они ей еще в этом сезоне, или осень будет ранней и потребует теплых пальто и палантинов?), вернула на прежнее место кукол, которых увозила с собой, поставила чайник, распахнула окно. И вроде вечер был еще по-летнему теплым, но ворвавшийся в комнату ветер напомнил о скорой осени. У Теоны вдруг возникло сильное желание сорвать с вешалок только что развешанные платья, уложить кукол в чемодан, собрать остальные вещи и вернуться в Тбилиси. Тем более что душившие ее тоска и ревность, из-за которых она и сбежала из родного дома, стали куда глуше. Так что теперь она могла бы вернуться. Завтра она простится с Мананой, с ребятами в «Экипаже», а сборы будут недолгими.

Теона вытащила чемодан, раскрыла его, постояла в задумчивости. Все-таки что-то ее останавливало. У нее было странное чувство недосказанности, ощущение того, что эта ее петербургская история не завершена. Словно она не сделала еще нечто важное. И потом она вдруг осознала, как тяжело ей будет прощаться с Мананой, с кофейней, и даже с несносным Белкиным. Теона вздохнула: «Ладно, как говорится, утро вечера мудренее, я подумаю об этом завтра и тогда уже все решу».

Она проснулась от солнечного света, заглянувшего в окно. Луч скользнул по ее лицу, и ей вдруг вспомнился солнечный заяц, которого Белкин запускал в то июльское утро в Павловске. Теона потянулась, соскочила с кровати. Утро и впрямь оказалось мудрее вечера – решение пришло само. «Останусь до Нового года, в конце концов, Белкин столько рассказывал о том, как здорово в «Экипаже» в новогодние праздники! А там посмотрим…»

Она прошла из спальни в гостиную и вдруг замерла. Распахнутые половинки чемодана, оставленного ею вчера посреди комнаты, теперь были аккуратно сложены. Чемодан был закрыт. С минуту она смотрела на него как загипнотизированная, а потом уговорила себя поверить в то, что она или просто забыла, как вчера сама захлопнула саквояж, или же ей таким странным образом был дан знак, что она поступает правильно, решив остаться. Теона усмехнулась: м-да, останусь до Нового года, если, конечно, раньше здесь не чокнусь! Самое удивительное, что среди прочих странностей, связанных с этой квартирой, едва ли не самой главной была та, что у Теоны ни разу не возникла мысль поменять эту квартиру на какую-то другую.

Она убрала чемодан в шкаф, обошла свою квартиру-пещеру и заметила, что за время ее пребывания в Павловске квартира еще больше обветшала – на потолке обозначились паутинки трещинок, а обои на стене в спальне кое-где отклеивались. «Пора сделать хоть мало-мальский ремонт!» – решила Теона.

В этот же день она купила все, что могло понадобиться для ремонта (краски, краски заверните побольше, я буду красить стены!) и взялась за работу.

* * *

Настроение у Леши было паршивым. Сегодня ему опять названивали те предприимчивые деятели с предложением продать кофейню. Он нервничал, злился, посылал их куда подальше, но враги, похоже, и не думали отступать.

Но самым главным, что его сегодня раздосадовало – оказалось поведение Теоны.

В обед, когда они вместе пили кофе, Тея сказала, что, скорее всего, она останется в Петербурге только до Нового года, а потом вернется в Тбилиси. И вот странное дело – ее слова расстроили его. Весь оставшийся день Леша никак не мог успокоиться. «А действительно, что с нее станется – напялит свою красную шапку и махнет домой, только ее и видели! А он останется. Они ведь все уезжают – Ника во Францию, Тея в свою обожаемую Грузию!» Леша яростно громыхнул подносом и вдруг – такого с ним раньше никогда не случалось! – разбил чашки.

На звон стекла из подсобки выбежали Манана с Теоной.

– Ты что, Белкин? – улыбнулась Теона.

– Все нормально, – отрезал Леша.

Теона помогла Леше убрать осколки. Он, конечно, не сказал ей, из-за чего переживает, еще чего – пусть не воображает о себе лишнего!

К вечеру зарядил дождь, подул сильный ветер. Леша сворачивал столики и кресла на террасе и заносил их в кофейню – сегодня за ними вряд ли кто-то захочет сидеть. Не без печали Леша подумал, что скоро наступит осень и летнюю террасу придется сворачивать. Красивые девушки попрячутся в шубы и шапки, и до весны надо будет прожить целую жизнь.

И в этот миг рядом с ним прошла та странная девушка, облюбовавшая столик Ники. Леша так и застыл с креслом в руках. Незнакомка тихо проскользнула в кофейню. «Двигается, как ниндзя, – неодобрительно подумал Леша, – словно бы не хочет привлекать внимание, а бледная как мел. Зачем она опять заявилась?!» Он оставил кресло и пошел за ней. Ну что – сценарий повторялся один в один. Девушка села за столик и уставилась в окно – как часовой на посту.

Леша встретился глазами с Теоной и прошептал:

– Видела? Я уже надеялся, что мы от нее избавились. Нет, опять пришла!

– Надо позвонить Даниле, – напомнила Теона, – сказать ему, что она появилась.

– Человек в Калининграде, в отпуске! – вспыхнул Леша. – Зачем я буду его беспокоить?!

– Позвони! – настаивала Теона. – Мы ему обещали.

Леша вздохнул и набрал номер Данилы.

… – Ну, что он сказал? – спросила Теона, когда Леша закончил разговор.

– Сказал, что завтра приедет! – проворчал Леша. Интуитивно он чувствовал, что Даниле, может, и не следовало бы приезжать.

Они смотрели на девушку, которая, кажется, никого вокруг не замечала.

– Знаешь, а мне почему-то ее жалко, – вдруг сказала Теона. – Вид у нее такой, словно она вообще потерялась.

Теона положила на тарелку самое красивое пирожное и направилась к незнакомке. Она поставила тарелку перед посетительницей и зажгла на лице свою самую доброжелательную улыбку.

– Это что? – с непонятной досадой спросила девушка. – Я не просила.

– Это комплимент от заведения, лавандовое пирожное, – растерялась Теона. – Для вас как для нашей постоянной посетительницы!

Девушка отвернулась от Теоны, и та поплелась обратно к стойке.

– Ну что, довольна? – усмехнулся Леша.

Через пару часов, в начале одиннадцатого вечера, Леша вежливо, но твердо объявил посетителям, что кофейня закрывается. Стайка студентов, примостившихся в глубине зала, устремилась наружу. Странная девушка тоже встала и торопливо проскользнула к выходу. Лавандовое пирожное так и осталось лежать на тарелке.

Леша с Теоной вышли из «Экипажа» и пошли по набережной.

– Меня удивляет наш фотограф! Зачем ему сдалась эта девица? – на ходу рассуждал Леша.

– В ней есть какая-то тайна, – улыбнулась Теона, – возможно, он хочет ее разгадать?!

На углу оживленного проспекта они простились. Леша пошел к себе в Коломну, а Теона поспешила в свою квартиру она хотела сегодня еще подготовить стены к покраске.

…Леша спал, когда посреди ночи его телефон вдруг зазвонил. Взглянув на экран, он с изумлением увидел высветившийся номер Теоны.

– С ума сошла? – пробурчал Леша. – Ночь на дворе!

– Ты можешь приехать ко мне прямо сейчас? – выпалила Теона.

У нее был очень взволнованный голос.

– А что случилось? – мгновенно проснулся Леша.

– Я нашла тайник! В стене, в моей комнате! Там что-то есть!

Леша быстро оделся и поехал к Теоне.