Текст книги "Танец феникса"

Я перевожу взгляд на свою компаньонку – Риммочка выглядит победительницей! Я в очередной раз ловлю себя на мысли, что мне невероятно повезло с ней, и каким недальновидным мудаком оказался Карабас, используя такое сокровище не по назначению. Эта девочка оказалась даже более деятельной, грамотной и оперативной, чем я рассчитывала.

Римма изящным жестом подозвала официанта и обратила свой фиалковый взгляд на меня.

– Может, стоит обмыть наш грандиозный бизнес-план?

Я поморщилась. Последствия моих ночных возлияний ограничились лишь утренним кошмарным сном, но затуманивать свой ясный разум, настроенный на вереницу побед, я не намерена.

– Мне зелёный чай с жасмином, а себе что пожелаешь, – отвечаю в присутствии замершего над нашим столиком официанта.

– А мне с чабрецом! – отзывается Римма с таким воодушевлением, словно чабрец – предел её вкусовых пристрастий.

– А может, по пирожному? – закидываю я маленькую провокацию.

– По два! – провозгласила моя помощница, взглянув на изящные часики на своём запястье.

А что, пол-одиннадцатого вечера – самое время для двойного десерта. И, кстати, пора бы уже включить свой мобильник.

– Я отойду ненадолго, – предупреждаю Римму, поднимаясь из-за стола.

Пока загружается мой айфон, я приготовилась увидеть сотню пропущенных вызовов только от Феликса. Но их оказалось лишь десять за весь день. Это немного разочаровывает и означает, что Фил за меня не беспокоится – он очень сильно злится. Я скалюсь в предвкушении и нажимаю вызов.

– Ну что, чокнутая принцесса демонов, проучила меня? Надеюсь, тебе стало легче?

– Немного, милый, а тебе? – мой голос уже гораздо мягче, но нежно мурлыкать не получается.

– А мне нет! Никогда не предполагал, что попаду в толпу неудачников, ожидающих твоего внимания.

– Не говори ерунды, Фил…

– Вот только мне мозги не стоит трахать! Ты, чёртова сука, решила превратить мою жизнь в русскую народную сказку? Хер угадала – ты зубы об меня обломаешь!

– Фил, что ты завёлся? Мы оба немного погорячились… И я не в большей степени сука, чем ты кобель, – парирую его грубый наезд.

– Прости, детка, – произносит Феликс совершенно не раскаивающимся голосом.

– Давно уже простила, – отвечаю ему в тон. – Расскажешь, где ты пропадал три дня?

– Не догадалась? Пытался не омрачить твоё семейное счастье.

– Какой же ты глупый, Фил!

– Скажи лучше что-нибудь новенькое.

«Фели, у меня нет никакой другой семьи кроме моего Реми и мужа тоже нет», – едва не срывается с языка, но вместо этого я произношу:

– У меня появилась личная помощница.

– Оу, надеюсь, она секси? – оживляется Феликс.

Чем дольше мы с ним в разлуке, тем больнее кусаем друг друга.

– Более чем, Фил, вы с Пепито не останетесь равнодушными.

Когда возвращаюсь за свой столик, полководец во мне готов к бою и мне уже не терпится ворваться в новый день.

– За удачу! – мы с Риммочкой чокаемся чайными чашками, а я мысленно подковываю свои копытца.

Глава 3

2006

Феникс

«Это надо пережить, это надо пережить…»

Под проливным дождём я бегу по узкой горной тропинке и, как мантру, повторяю эти слова. Повторяю по-русски, чтобы не забыть родную речь. Несмотря на толпу академиков, призванных меня развивать и образовывать, мне иногда кажется, что я дичаю и тупею в этой глуши.

Прошлым летом, после годовой ссылки, Демон увёз меня в Таиланд на целых две недели. Мы жили в одном из самых живописных мест этой экзотической страны, в собственном отеле Демона, что, кстати, для меня стало новостью. И двенадцать дней я спала, ела и просто валялась в позе морской звезды. На «спасибо» меня не хватило, да и благодарности я не ощущала ни на крупицу.

Учитель Хенг потом долго лютовал и высказывал Демону, что непозволительно так меня расхолаживать. Хорошо ещё, что Демон его с собой взять не догадался, иначе накрылись бы мои сонные каникулы. Самому-то Хенгу никакой отпуск не требовался, этот монстр готов был изводить меня триста шестьдесят пять дней в году. И отлучался он из Феникса всего дважды – выбирался в Тибет на сходняк таких же отбитых фанатиков, как и он сам. И обе его поездки совпадали с моими летними каникулами.

Этим же летом Хенг настаивал на том, что трёх дней мне за глаза хватит на отдых. К счастью, Демон не был настолько безбашен и выбрал компромиссный вариант. Десять чудесных дней мы провели во Вьетнаме, но я за эту поездку запомнила только сны.

Вот и промелькнуло очередное лето, и три года неволи из обещанных восьми уже позади. Осталось всего пять лет. Хм, всего. Если все они пройдут под наставничеством маньяка Хенга, то, боюсь, я достигну той степени очищения разума, что в нём станет пусто и стерильно, как в банке для консервации.

Но я обязана всё это выдержать и пережить ради Реми, ради памяти о мамочке, ради моей мечты – вернуться на Родину успешной и сильной. И даже ради Доминика, который стал мне за эти годы родным.

Этим летом Демон перед вылетом во Францию сказал, что Доминик здесь слишком задержался и для него найдётся более достойное занятие, чем нянчиться с Реми и пускать слюни на мою задницу. Как же мне было обидно слышать эти слова, зачем он так о Доминике – парень заботится обо мне, как о младшей сестрёнке. А ещё мне стало страшно, что Демон исполнит задуманное и лишит меня единственного друга.

Тогда в панике я рассказала обо всём Доминику, а он так посмотрел на меня… Я вдруг сразу осознала, чего именно боится Демон. Господи, неужели я настолько здесь одичала, что перестала замечать очевидное? Мой верный заботливый Ники смотрел на меня совсем не как на младшую сестрёнку. Он видел во мне женщину, и взгляд его был голодным, ощупывающим и… пугающим.

– Малыш, я тоже очень боюсь, что босс отзовёт меня отсюда. Я его даже понимаю. И знаешь, Демиан прав, но я буду очень стараться держать себя в руках. Хотя, видит Бог, насколько это тяжело.

– Ник, а что же теперь делать? – растерянно спросила я.

Я не понимала, как мне относиться к такому Доминику, не представляла, как теперь изменятся наши отношения.

Доминик всё решил за нас обоих, не дав мне ни подумать, ни опомниться.

– Ди, я понимаю, что ты ещё маленькая, а я намного старше тебя. Но у меня никогда не получалось относиться к тебе, как к ребёнку. Нет, ты только ничего не подумай, у меня раньше и в мыслях не было… Но уже здесь, в Фениксе, я понял, что люблю тебя и по-другому уже никак.

Какая же я дура, как я могла не замечать этого?! Как в замедленной съёмке, я увидела приближающееся лицо Ника. Теперь я видела только его глаза и сейчас огромные зрачки затопили всю мшистую зелень радужек. Я ещё успела подумать, что уколюсь об его прямые, длинные ресницы. «Не колются», – промелькнула мысль в тот момент, когда его губы накрыли мои. Ник целовал меня требовательно, неистово, жадно. А я, кажется, даже отвечала, вернее, интуитивно пыталась подстраиваться.

Доминик отстранился внезапно и внимательно посмотрел мне в глаза. Ну, что не так-то? По иронии Ник задал мне тот же вопрос:

– Что не так, малышка?

Это он что сейчас имеет в виду? Я, что ли, сделала что-то неправильно?

– Ники, я не понимаю… Прости, но у меня совсем нет опыта в поцелуях.

– Как это? – Доминик нахмурился и недоверчиво уточнил: – Ты не целовалась раньше?

Алло, дяденька, мне шестнадцать лет, а за последние три года выбор был невелик. Да мне как-то и некогда было репетировать. Ах, да – у меня ведь есть ребёнок, а значит, обязан быть и некоторый опыт тесного общения с противоположным полом. Вот только неувязочка вышла – страстные поцелуи не входили в тот пакет услуг, либо я о них благополучно забыла.

– Я целовалась, Ник, один раз – когда улетала в Париж. Витёк, мой партнёр по танцам поцеловал меня. Но поцеловал не так, как ты…

– Но я не понимаю, Ди, а как же Реми, ведь ты… у тебя…

Я прямо-таки наслаждалась замешательством мужчины, который не знал, как бы помягче сказать, что я уже давно не невинная девочка. Вот пусть заодно и подумает, как же это я нецелованной осталась. Хотел бы знать – давно бы спросил. Скорее всего, ему я призналась бы. Но Ник предпочёл сам домысливать и ещё неизвестно, в каком образе он меня представлял – Лолитой или Джульеттой. А может, он и насчёт своих чувств ко мне ошибается?

– В тот раз, Ники, обошлось без поцелуев, – ответила я очень язвительно, – но, как видишь, даже без них Реми у меня получился – что надо.

Продолжать этот разговор я больше не хотела и сбежала к Же-Же, оставляя парня в растерянности. Пусть теперь ломает голову и придумывает причины моего странного поведения, моей неопытности и моей злости. Или, наконец, задействует свой размякший от безделья мозг и задаст уже правильные вопросы. Ну, а я займусь пока этикетом.

Причину своей злости я и сама поняла не сразу. Доминик ведь не пытался меня обидеть или оскорбить. А ещё он сказал, что любит меня. Меня, шестнадцатилетнюю девчонку, любит двадцатишестилетний мужчина. Это странно, удивительно, но нисколько не обидно. Он такой взрослый, опытный, а я совсем неумелая. И как же мы теперь с ним будем общаться? Мы ведь больше не сможем дружить, как раньше…

Доминик сказал «люблю, и по-другому уже никак». Вот оно – «по-другому никак»! Он лишил меня единственного друга – себя. И как теперь вернуть эту лёгкость в общение между нами? Вот чёрт, теперь по-другому никак. Я зла, как дракон!

* * *

Уже целых две недели я избегаю общения с Домиником, благо, это не сложно с моим насыщенным графиком. Я просто не понимаю, как нам взаимодействовать. Но хуже всего, что я всё время вспоминаю его поцелуй, и мне совсем не нравится реакция моего тела на эти воспоминания. Сколько бы я не бегала от Ника, от себя убежать никак не получается. Ник мне нравится. А если быть совсем откровенной – этот парень мне очень нравится и уже давно. Только осознала это я лишь сейчас, и теперь очень хочу ещё раз ощутить на своих губах вкус его поцелуя.

* * *

«Это надо пережить, это надо пережить…»

До ручья осталось метров триста. Дождь льёт, как из ведра, и застилает глаза. На мне даже сухой нитки не осталось, а под ногами ужасная слякоть. Ноги скользят и разъезжаются, но я изворачиваюсь, балансирую и каждый раз избегаю падения в грязь.

До ручья ещё метров сто. Какое к демоновой бабушке омовение – я и так под водопадом. Конец сентября выдался прохладнее, чем обычно, и противный дождь льёт почти каждый день. Но я не чувствую холода. Мне жарко, потому что бежать сегодня особенно трудно. И нет – я не устала, мышцы давно уже привыкли к большим нагрузкам, но скользкая дорога не позволяет расслабиться.

А вот и вожделенный ручей. Может, прямо в одежде искупаться? А что – вряд ли Хенг об этом узнает. Но режим и каждый пункт моего расписания у меня уже в крови, и я отбрасываю крамольные мысли. Быстро снимаю грязную мокрую одежду и ступаю в ледяную воду. Привычно абстрагировавшись от болезненно покалывающих ощущений на коже, я совершаю свой ежедневный ритуальный заплыв.

Полотенце сейчас мне точно не пригодится, оно тут же полностью вымокнет под дождём, стоит мне извлечь его из кожаного рюкзачка. Я надела трусики и принялась полоскать в ручье спортивные штаны и футболку. Позади громко хрустнула ветка, заставив меня обернуться. Страха не было, но зато каково было моё удивление, когда из-за деревьев вышел Доминик и сделал несколько шагов в мою сторону.

О том, что я раздета, даже не сразу вспомнила, и поняла это лишь по взгляду мужчины. Нет, вовсе не смущённому взгляду, и смотрел он отнюдь не в мои прекрасные очи – этот… мой добрый и заботливый друг, мой верный защитник жадно пялился на мою обнажённую грудь.

Таких взглядов я видела великое множество даже когда была ещё ребёнком. И позднее – в Париже, и даже здесь – в этой китайской дыре мужчинами управляли инстинкты. Ни слабый серый рассвет, ни завеса проливного дождя не смогли скрыть от меня этот похотливый взгляд голодного самца.

Лишь на секунду в голову закрались страх и сомнение, но тут же были сметены негодованием. Подхватив мокрую футболку, я прикрыла ею грудь и с вызовом взглянула на парня.

– Ники, дружочек, а не рановато ли ты по грибы собрался, и где, мать твою, ты потерял своё лукошко?

– Ди, ты невероятно красивая, – проигнорировав мой издевательский тон, хрипло произнёс Доминик.

Приблизившись почти вплотную, он медленно протянул руку к моему лицу. Осторожно убрав налипшие мокрые пряди, Ник погладил меня по щеке, осторожно провёл пальцами по шее, ключицам, и теперь поглаживал побелевшие костяшки моих пальцев, сжимающих футболку.

Я же, как заворожённая, следила за его рукой, а моё тело наполняли новые, неведомые мне ранее, ощущения. Я отчётливо понимала их природу, но совершенно не желала им противиться. А ради чего? Во имя какой-то там великой цели, к которой готовили меня Демон со своим дурным учителем? Да мне даже смысл моего пребывания здесь не понятен.

Возможно, я уже скоро осознаю все четыре истины древней философии и, пройдя по Восьмеричному пути, достигну нирваны, и забудусь в ней, так и не познав греха. Тогда, пожалуй, мне стоит поторопиться и куснуть запретный плод.

Я решительно опустила руки, которыми придерживала футболку у своей груди, и прошептала:

– Дотронься до меня, Ники.

Из горла парня вырвался резкий рваный вздох, на который моё тело откликнулось каждой клеточкой. Моё дыхание участилось настолько, словно я промчалась километров двадцать навстречу своему искушению.

Подрагивающие пальцы Ника обвели контуры моей груди, едва касаясь. От этого невинного прикосновения моя грудь как будто стала больше, а тёмные соски, как две маленькие пики, нацелились на Доминика. Внизу живота что-то тянуло щекотало и закручивалось… Так вот вы какие – бабочки!

Мне захотелось скрестить ноги, а ещё дёрнуть за волосы этого парня и притянуть его губы к своей груди. Почему он ничего не делает? Я прикрыла глаза, стараясь сосредоточиться на собственных ощущениях. Ну же, Ники, чего ты медлишь?

– Прости, малышка, так нельзя, – Доминик обнял меня за плечи и прижал к себе. – Мне очень трудно не прикасаться к тебе, почти невозможно, но нам надо подождать.

– Да ну? – взвилась я. – Выходит, зря я так надеялась, и пять километров к тебе мчалась, чтобы отдаться? А теперь разделась вот, уговариваю…

– Не злись, малыш, я идиот.

– Я тебе не малыш, понял? – изо всех сил я оттолкнула от себя Доминика. – А вот ты действительно идиот, и прав Демон, засиделся ты здесь слишком!

Я с остервенением натягиваю на мокрое тело мокрую одежду, а мой несостоявшийся соблазнитель смотрит на меня глазами, полными отчаяния. Вот же придурок, зачем он всё испортил? И зачем вообще припёрся? Сволочь! Целовал, в любви признавался, а теперь вдруг решил выследить меня голую, чтобы объявить, что нам надо подождать.

И это хвалёная мужская логика? Ненавижу мужиков!

– Девочка моя, прошу, пожалуйста, давай не будем ссориться, – тихо попросил Доминик.

– Узкорылая крокодилица – твоя девочка! – я подхватила свой рюкзак и рванула прочь.

Вот гадство – ещё и к Хенгу опоздала!

* * *

Вымыв ноги и быстро переодевшись в сухую чистую одежду, я тщательно убрала под косынку мокрые волосы и направилась к Мастеру в дом. На сушку волос времени просто нет. Но заболеть мне не страшно, в этом загадочном месте меня никакая простуда не берёт, и все страшные вирусы дохнут ещё на подлёте.

Приготовление завтрака обычно занимает совсем немного времени, но от одного вида этого попугайского корма меня начинает тошнить. Каша из чумизы с небольшим добавлением картофеля уже более двух лет составляет мой неизменный утренний рацион. О соли и сахаре даже и мечтать не стоит.

Когда-то, ещё на первом году моего пребывания здесь, я рискнула проявить недовольство по поводу однообразия в еде. Как ни странно, Хенг меня не прибил на месте за вольномыслие. Но зато весь следующий месяц завтракала я лишь четырнадцатью сырыми зёрнышками дикого риса. И даже без глоточка воды! И эта жалкая щепотка зёрен была единственной снедью, что наполняла мой желудок до самого обеда.

Хенг тогда даже снизошёл до объяснения, и я узнала, что такая диета позволяла шаолиньским монахам сохранять силу и долголетие. А почему только четырнадцать зёрен? Ну, это же элементарно – по количеству прожитых лет. Спрашивается, какая сила от такого скудного завтрака? И на фига мне нужно такое долголетие, если всю жизнь придётся провожать голодным взглядом диких голубей и завидовать бродячим собакам, промышляющим на помойке.

Воображение живо нарисовало праздничный завтрак в свой столетний юбилей – горстка сырых твёрдых зёрен со свечкой в центре для обозначения торжественности момента. Я бы, к примеру, предпочла свечку сжевать, чем давиться сотней сырых рисинок.

Когда же, после жёсткой диеты, мне снова была предложена альтернатива в виде раскритикованной мной каши, я была безмерно счастлива. А заодно утвердилась в понимании, насколько всё в этом мире относительно.

Когда с приготовлением сегодняшнего завтрака было покончено, то на медитацию оставалось не более двадцати минут. До завтрака Хенг обычно не появлялся, но почему-то старый хрыч всегда знал, что происходит на его территории в его отсутствие. И я даже не сомневалась, что моё опоздание не останется в тайне.

Погрузиться в медитативное состояние у меня не вышло. Как бы я не стремилась уйти в себя, абстрагироваться полностью от Доминика не получилось – я по-прежнему продолжала злиться. Хорошо, что сегодня воскресенье и, кроме занятий с Хенгом, других уроков у меня нет. А иначе мне бы не избежать замечаний от моих учителей и, не приведи Бог, плохих оценок.

Старый злыдень материализовался в маленькой трапезной ровно без десяти минут шесть. Застыв у порога, он сделал глубокий вдох, скривил губы и впился в меня немигающим, цепким взглядом. По моему позвоночнику прошёл неприятный холодок. Ох, кажется, сейчас что-то будет…

– От тебя воняет потёкшей сукой, – скрипучий голос Хенга заставил меня задрожать.

У меня даже и в мыслях не возникло изображать удивление и непонимание. Я только молча смотрела на Учителя в ожидании вердикта. В моих глазах он легко мог разглядеть страх, но в них точно не было раскаяния. По моим собственным убеждениям я не совершила ничего предосудительного. Вернее, не успела совершить, но факт остаётся фактом – ничего не было.

Если же исходить из теории самого Хенга, то контролировать, прежде всего, я обязана чистоту помыслов. Но они и так были девственно чисты до недавнего времени, пока Доминик не замарал их своим, совсем не братским и не дружеским, поцелуем.

Да что я вообще здесь анализирую?! Я ведь уже взрослая шестнадцатилетняя девушка. В этом возрасте каждая нормальная, более-менее симпатичная француженка имеет, как минимум, опыт страстных поцелуев и объятий. И я в монашки не собираюсь записываться, даже в шаолиньские.

– Ты-ы, презренная блудница, посмела своими грязными руками готовить мне еду, – голос Хенга стал ещё более тихим и зловещим.

Вот интересно, а что мне было делать – совсем не готовить? Извините, мол, батенька, так уж вышло – нечаянно впала сегодня в блуд и по неосторожности руки замарала. Только чем? Я ведь даже ничего не потрогала у Доминика, хоть и очень хотелось. Знала бы я, что это избавит меня от ежедневного кашеварства, то давно бы уже всех мужиков в городе перещупала.

Пытаться убедить Хенга в том, что я чистая, было абсолютно бессмысленно. Да если бы я даже полностью с хлоркой вымылась, то всё равно бы опошлила его благословенную трапезу, так как мои мысли уже вовсю плескались в грехе и стремились увязнуть в нём ещё глубже.

Обжигающие удары многохвостой плетью отозвались болью на плечах, шее и лице. Тяжёлый резиновый шарик жёстко припечатал мои губы к зубам, и я почувствовала металлический привкус во рту. Вот же сволочь, чуть зубы мне не выбил. Захотелось сплюнуть кровь прямо в кашу этому извергу.

Новую порцию ударов я принимала, уже прикрыв лицо руками. Раньше от этой боли хотелось визжать, но я боялась привлечь своим криком Доминика. Теперь же я не позволяла себе даже скрипнуть зубами. Это удивительно, но, оказывается, к боли тоже можно привыкнуть.

Скоро ему надоест размахивать своей плёткой. А пока я отсчитываю удары и думаю о том, что осталось всего пять лет. А потом у меня будет собственный кнут и для баранов, и для особо зарвавшихся пастухов.

* * *

Природа была сегодня солидарна с Учителем. Уже четыре часа подряд суровые китайские небеса извергали мне на голову тонны воды. Я стою на коленях на жёсткой циновке под открытым небом и усердно замаливаю грехи. Хотя, если бы я действительно молилась и раскаивалась, то, возможно, небо и сжалилось бы надо мной. Но я стою и размышляю о том, что надо было дожать утром этого труса Доминика и вкусить запретный плод. Тогда бы я не зря сейчас получала кару небесную.

Спасибо Хенгу, что не догадался меня голой к столбу привязать или коленями на горох поставить. Правда, я и на циновке себе уже всю кожу стёрла. Но это ерунда, лишь бы только Доминик не решил меня спасать. Надеюсь, что старик не пустит его на свою территорию, и парень не увидит меня в таком жалком виде.

Кормить меня сегодня не будут – и это тоже не трагедия. А вот то, что теперь мои завтраки снова будут состоять из сырых рисовых зёрен – это уже паршиво. Зато теперь я повзрослела и мне полагается целых шестнадцать зёрнышек. Меня же теперь разорвёт от обжорства!

К обеду дождь стих. Это хорошо, а то я боялась, что облысею под этим потоком. Доминик, который уже устал ждать окончания занятий с мучителем Хенгом, вероятно, почуял неладное. И, конечно, он прорвался во двор к старикашке и увидел меня – промокшую, с разбитыми губами и на коленях. К подобному зрелищу парень явно оказался не готов и теперь, глядя на меня, его глаза наливались кровью.

А Хенг, застав моего безголового рыцаря в собственном дворе, кажется, даже обрадовался очередной жертве. Наверняка, старый козёл был уверен – Доминик обо мне не забудет и придёт спасать.

– Ники, я пока в полном порядке, но если ты немедленно не уберёшься отсюда, то мне до следующего утра не встать с этого места, – крикнула я с отчаянием и подумала, что лучше бы он утром был такой смелый.

Доминик растерянно остановился на полпути ко мне, а по губам Хенга зазмеилась коварная усмешка.

– Ты прервала молитву из-за своего глупого пса, – он медленно достал плеть из-за пояса.

Господи, только не при Доминике!

А дальше, как в паршивом кино. Когда мне на голову обрушились девять жал плети, Ник с диким рёвом бросился на Хенга. Ой, дура-ак! Со стороны могло показаться, что парень налетел на бетонную стену. Хенг даже не пошевелился, но мой защитник рухнул у его ног, как подкошенный. Боже, с кем этот глупец решил воевать…

* * *

Если посмотреть на человека снизу, то его мозг обнаружится глубоко в заднице. Однако мозг Доминика с того же ракурса – явно был гораздо ближе. Это как раз и объясняет желание моего телохранителя помериться силами с «вечным» и непобедимым злодеем. И в то время, как задний мозг Доминика пребывал в глубокой отключке, мой вскипел от вида любимого мужчины, находящегося в столь беспомощном состоянии.

Любимого? Странно, что мысль о любви возникла у меня именно в такой экстремальной ситуации. Мой мечущийся взгляд внезапно поймал незащищённое горло Хенга, с призывно выпирающим кадыком. Я напрягла ладонь, а в следующий момент уже лежала недалеко от Доминика, больно приложившись затылком о деревянный настил. Вот урод! Ведь я даже рукой пошевелить не успела… Не удивлюсь, если этот древний червяк и от пуль может уворачиваться.

– Тупая, неповоротливая корова, – насмешливо проскрипел Учитель. – С такой отвратительной реакцией ты даже курицу не сможешь убить.

А я, вообще-то, и не собираюсь обижать домашнюю птицу, как и любых других животных. Но вслух ничего ответить не получилось, так как горло сдавил непонятный спазм. Зато мозг хорошо прояснился – от удара, наверное. Кажется, только он сейчас и работал.

– С этого момента ты лишена чести называть меня Учителем, – презрительно подытожил Хенг.

Заржать в голос мне не позволило только затруднённое дыхание, но моя усмешка, надеюсь, была достаточно выразительной. Ну, это я так думаю.

Что этот маньяк со мной сделал, если я с трудом могу пошевелиться, а ног вообще не чувствую? Но состояние Доминика внушало ещё больший страх – парень совсем не подавал признаков жизни. Я знала, что Хенг владел техникой «ядовитых» точечных ударов, как мгновенного, так и отсроченного действия. Но не мог же он, в самом деле, убить парня. Или мог? Эта мысль была невыносимо пугающей.

Господи, Ники, миленький, очнись, пожалуйста, ты мне очень нужен.

Я ещё очень долго мысленно взывала к Богу, давала нелепые обещания, и даже грозилась от отчаяния. Сомневаюсь, что мои угрозы могли подействовать на Всевышнего. Но в тот момент, когда я уже утвердилась в мысли, что Хенг совершил жестокое и безжалостное убийство, с губ Доминика сорвался слабый стон. И я заплакала – впервые за два года.

Живой. Мой мужчина живой – какое счастье!

Только почему же к нам никто не приходит на помощь? Не поверю, что Демон был готов к таким жертвам… А подлючий Хенг куда-то исчез, оставив в своём дворе два обездвиженных тела. Впрочем, со мной было всё не так печально. Я смогла ближе подобраться к Доминику, и даже получилось сесть, хотя ноги ещё полностью не обрели чувствительность. Я уже догадалась, что мой паралич кратковременный и поэтому отбросила собственные проблемы, сосредоточив всё внимание на своём не в меру резвом и импульсивном защитнике.

К моему облегчению, во дворе вскоре появились четверо работяг. Смерив наш жалкий дуэт хмурыми взглядами, мужчины что-то коротко обсудили между собой и решительно двинулись к нам. Трое парней очень аккуратно подняли Доминика и понесли к выходу со двора. Четвёртый китаец подхватил меня на руки и двинулся следом за ними.

– Куда вы нас несёте? – тихо спросила я.

Мужчина так бережно прижимал меня к себе, что это позволило мне немного успокоиться и поверить – несут не на свалку.

– В вашем доме уже ждёт врач, – с доброй улыбкой ответил мой спаситель.

Ну, слава Богу, значит, есть надежда, что жить будем.