Текст книги "На глубине. Подводная тюрьма хранит в себе опасности"

– Это что такое? – остановился педофил. Его глаза беспокойно бегали, он боялся, что это газовая камера или пыточная. Надо же, сам когда пацанов мучил и насиловал о таком не думал, а теперь не хочет испытать на себе те ужасы, что «дарил» другим. Обычно все такие насильники – трусы; герои они только со слабыми.

– Топай, топай, – ткнул его в плечо надзиратель дубинкой, – не задерживайся.

– Куда нас вы ведете? – не понял один из бандюганов, фигурой напоминая быка; я его мысленно так и прозвал «бычара». Его друг – с большим шрамом на щеке – тоже насторожился, оглядывая «колокол». Было видно, что это не тюрьма. И они заподозрили неладное. – Что это за штука? Нам о ней ничего не говорили адвокаты!

– Нас хотят убить! – заорал педофил, побледнев от страха. – Вы – сволочи! Суд приговорил нас к пожизненному, а не смерти!

Надзиратели молчали, лишь щелкнули затворами автоматов.

– Я бы тебя, мерзавец, пристрелил бы с удовольствием, да закон не хочу нарушать, – процедил Иванов, доставая пистолет «Грач» и тыкая стволом прямо под нос мужику. – Ты меня не зли, ступай в «колокол» – там теперь ваше место. Начнешь сопротивляться – продырявлю ноги!

Педофил готов был брыкнуться на колени, но я схватил его за локоть и удержал:

– Спокойно! Держи себя в руках!

Не то что бы я жалел его, просто не хотел видеть сцену, как мерзавец пытается умолить для себя минуты жизни – педофил-то не знал, что нас собираются просто отправить вниз, под воду. Хотя следует отдать должное двум бородачам: было видно, что они свою судьбу давно предопределили, поэтому спокойно взирали на «колокол». Представляю, как хладнокровно убивали военнопленных. Где-то я слышал, что они успели повоевать в Сирии, хотя официально доказать это обвинение не сумело.

– Аллах акбар! – громко произнес первый и шагнул внутрь. Его товарищ повторил эти слова и последовал за ним.

Бандиты же замешкались, не очень-то желая втиснутся в металлическую посудину, суть которой не понимали. Со шрамом рычал от злости. Однако дубинками их загнали внутрь. Педофил вырывался из моих рук. Я отпустил его и пролез внутрь кабины. Спустя минуту педофила пинками загнали к нам. Вид у него был жалкий, и «бычара» с отвращением посмотрел в его сторону.

«Колокол» – это конусообразная кабина с сиденьями по кругу, без иллюминаторов, лишь плафоны, да стыковный узел внизу. Ничего больше. Может, на тех аппаратах, что были предназначены для спасения подводников, были какие-то дополнительные устройства, но здесь я обнаружил лишь клапаны, через которые с борта катера на «колокол» подавался воздух и поддерживалось приемлемое для человека атмосферное давление. Нашу жизнь не особенно ценили, поэтому «лишним» не загружали аппарат. Трос удерживал нас от быстрого спуска, ибо в ином случае наступила бы кессонная болезнь, наши легкие просто бы разорвало. Это не спасательная капсула. Это лифт под воду. В этот момент вспомнил какой-то фильм о Второй мировой войне, где командир советской подлодки отдавал приказы: «На местах стоять к погружению!.. Торпеды – товсь!.. Машины – полный ход!..» Здесь же никто ничего не говорил, все происходило без нашего участия, мы даже не видели, кто запускал механизмы нашего спуска.

– Зачем нас сюда посадили? – плаксиво спросил педофил, оглядываясь. Пот лился с него, кожа покрылась пятнами. Его трясло. Да, трус в штаны наложил.

Мы молчали. Лишь кто-то из бандюганов ругнулся крепким словцом, по-моему, со шрамом. Бородачи сидели с каменными лицами и не реагировали на нас и на то, что делалось уже по ту сторону кабины, где моряки готовили «колокол» к транспортировке. Мы слышали лязг цепей, шипение помпы, подающей нам внутрь воздух, и почувствовали, как кран приподнял нас… Потом был гул моторов – как я догадался, открылся люк внутри катера и нас опустили на воду. Корабль был оборудован так, что никакие случайные зрители снаружи, кем могли быть рыбаки или яхтсмены, туристы, не догадались, что происходит глубинная операция. Просто какой-то катер застопорил двигатели, лег в дрейф.

– Что это? Нас отпускают? – продолжал сыпать вопросами педофил, беспокоясь за свою шкуру. – Почему? За что?

– Нет, опускают, – произнес я. – На дно!

– Зачем? – удивился бандюган со шрамом.

– Там тюрьма, – сказал я, указывая пальцем вниз.

– Не ври, – сердито сказал «бык». – Какая еще тюрьма? Нас же везли на остров!

– Сам увидишь скоро, – скривил я губы. Пояснять дальше не хотелось. Если скажу, что глубина у Охотского моря почти 4 километра, то этот слизняк, умеющий только насиловать детей, от страха наложит в штаны – а мне вонь здесь не нужна. В подтверждение моих слов «колокол» закачало, видимо, мы стали погружаться. Это почувствовали спустя несколько минут, когда уши вдруг заложило пробкой. Педофил взвизгнул, бандюганы вскочили с сидений и стали бить кулаками о корпус, требуя выпустить их; м-да, вот их смелость, вот геройство, видела бы их братва! Кавказцы смотрели на них с усмешкой и молчали, уж действительно крепкие мужики, воины Аллаха, хотя к таким я тоже относился в отвращением. Что касается меня, то я же спокойно переносил спуск, поскольку выполнял это не раз во время спасательных миссий и на тренировках, но и зная, что сейчас всех нас просто успокоят, и весь процесс движения к тюрьме мы не увидим. Это делается для нашего же благополучия.

И точно, через клапаны подали усыпляющий газ, и мы вырубились…

4.

Видимо, шлюз открылся автоматически, едва произошло сцепление «колокола» с «Посейдоном». Не знаю, наводилась наша посудина автоматически или это оператор с «Сторожевого» крутил джойстик, смотря на экран, однако контакт произошел плотный, пазы зафиксировались, давление с двух сторон уравновесилось, и люк распахнулся, выпуская наши безвольные тела. По закону гравитации мы рухнули вниз с трехметровой высоты, и сразу очнулись от удара.

Нет, было не больно, так как под нами была сеть, металлический батут, способный выдержать большой вес, просто неприятно само падение, когда ничего не соображаешь и не осознаешь, что происходит. Мы закачались, пытаясь перевернутся со спины на живот и потом приподняться. Всех, естественно, тошнило – последствие усыпляющего газа. Зрение восстанавливалось быстрее, чем мозг начал осознавать окружающий мир, и я тупо оглядывался.

Итак, мы в большом помещении, свет льется с потолка, капает вода – или где-то неплотное соединение, или это конденсат. Все таки снаружи +2,5 градуса Цельсия – поступающие в море через Курильские проливы воды Тихого океана формируют глубинные водные массы с такой невысокой температурой, а внутри тюрьмы поддерживается около 15 градусов. Затхлый запах, плюс пот и чего-то кислого. Я вижу решетки вокруг себя, а за ними разъяренные лица людей, пытающихся сквозь решетку нам что-то прокричать, казалось, мы в зоопарке, только в клетке. Может, мое зрение еще не сфокусировалось или я еще плохо воспринимаю мир, но мне представилось, что это не совсем люди – какие-то странные морды с человеческими лицами. Или просто игра света и тени? Я напряг глаза – нет, точно, измененные формы лица. Допускаю, что зэки просто проводили косметологические операции над собой (правда, не понятно, как они это делали, ведь в числе заключенных не было ни одного врача), и теперь представлялись нам некими ужасными созданиями. Ладно, пока я это просто фиксировал, не слишком заостряя внимание на причинах.

Слух пришел чуть позднее, сначало до меня дошли квакающие звуки, потом свист, а после в барабанные перепонки ударили:

– А-а-а-а, убей его!.. Да, да, да, смерть ему!.. Мы сожрем вас!.. Я съем того мужчика, ха-хаха!..

И сквозь рев людей послышался странный звук явно природного характера:

– Квако-о-оу-у-у… Квакоу-у-у…

Что это? Может, корпус тихо деформируется под давлением воды? Или кто-то играет на странном квакающем инструменте? Нет, это не инструмент, этот звук отдается от металла, который огорожает нас от окружающего мира.

Я посмотрел на «коллег». Кавказцы не дрогнули, держали себя в руках. Бандюганы свирепо оглядывались, двигая бисцепцами, демонстрируя свое желание набить морду любому, кто попытается причинить им вред. Педофил не поднялся с колен и слезливо кричал:

– Нет, не трогайте меня! Нет!..

Что это такое? Что здесь? – такие мысли крутились в моей голове. Послышался лязг – это закрылся люк, и шлюзы отсоединились. Что-то загрохотало за бортом – скорее всего, «колокол» отсоединился и начал свой подъем на поверхность. Те, кто был на катере, не интересовались нашей судьбой, они выполнили свою миссию и теперь должны были вернутся в Магадан. Экипаж торопился, ведь период южная часть моря подвержена многочисленным океаническим циклонам, из-за которых увеличивается сила ветра, и по 5 – 8 суток бушуют шторма. «Сторожевой» не намеревался на себе испытывать «прелести» моря, нужно было уходить.

Я снова огляделся, и тут до меня стало доходить. Заключенные соорудили нечто похожее на ринг, сами они находились по другую сторону решетки, а мы – внутри своеобразного Коллизея. Получается так, что вновь прибывшие становились гладиаторами? Зачем? Это забава? Или это проверка? Или «естественный» отбор? Шум усиливался, и крики эхом отражались от стен и потолка, еще больше пугая педофила и заставляя нас напрячься. Где-то в подсрзнании проскользнула мысль, что наррасно я позволил себя втянуть в эту гнусную затею, неизвестно, смогу ли выбраться на свободу. Уж лучше горящие леса, извергающие вулканы, разрушающиеся здани – там ты хоть в своей стихии, можешь кому-то помочь, а что я делаю здесь, среди хищников в человеческом обличии? Сразу вспомнил свою семью, родителей и почему-то стало зябко: может, с этой операции я не вернусь, и никто не узнает, как погиб их отец, муж и сын…

Вдруг все стихло, наверное, кто-то дал команду замолчать. Я услышал, как гудят где-то вентиляторы, гоняя кислород по барже, работали моторы, согревая воздух и гудели трансформаторы, стараясь удержать нагрузку электросети. «Посейдон» жил, заключенные, представленные сами себе, создали свой мир, который мне следовало познать. Но первым, что я познал – была влажность, как в тропиках, и она проникала мне в легкие, фактически заполняя их водой. Боже мой, как они здесь дышат? Не рыбы же!

Вспыхнуло три прожектора: два луча устремились на нас, а один осветил площадку напротив нас, расположенную на высоте семи метров. Там сидел мужчина с огромной челюстью, чем-то похожий на акулу; мускулистый, мне показалось, кожа на его лице огрубела настолько, что больше похожа на наждачную бумагу. Рядом стояли четверо бугаев, судя по всему, телоохранители. Да, картина мрачная, не внушающая оптимизм.

Акула – так я его назвал – встал и протянул руку, державшей алюминиевый трезубец – вот уж символ морского владычества! – с нанизанной человеческой головой, до такой степени разложившейся, что трудно понять, кто это был. Жуткое зрелище, некий апокалипстический сюжет. И все же это реальность, та реальность, в которую меня окунуло руководство МЧС… или ФСИН?.. До меня донесся рык:

– Прибывшие! Только половина из вас выйдет к нам – таковы правила на «Посейдоне»! Выбирайте сами, кому жить, кому умереть!

Я заметил, как на груди крикнувшего сверкнул серебрянный амулет – ящерица. Бандюганы расстерянно посмотрели друг на друга. Педофил мотал головой, словно пытался отогнать какую-то кошмарную мысль. Бородачи-кавказцы напряглись. Получалась простая математика – из шестерых выйти с ринга могут трое. Кто им станет? Кто испустит дух с вывороченными кишками или отрезанным горлом? Судя по всему, это мир джунглей, где сильный и ловкий жрет слабого и беспомощного. Да, заключенные не были паиньками, однако и им предлагали ясный и короткий выбор: или сдохни, или побеждай!

– Ресурсов в тюрьме немного, поэтому мы даем право выжить только сильнейшим!.. Вся сила – в справедливости!

– Вся сила в справедливости! – подхватила толпа, улюлюкая. Странно, этот лозунг принадлежал средневековому захватчику из Самарканда Амиру Темуру, который пустил на паштет немало народу в Индии, Афганистане, Сирии, Персии. Там справедливость определялось лишь наличием силы. Видимо, здесь такая же политика. Ладно, посмотрим.

– Итак, время пошло! – Акула-предводитель махнул рукой.

Это было сказано как команда начать атаку. Зрители за решеткой восторженно завопили. Я не шевелился, поскольку не так ожидал начало своего тюремного существования. А между тем, кавказцы сразу оценили угрозу – двоих бандюганов, и кинулись на них. Между ними началась ожесточенная драка. Нужно сказать, что это было жуткое и кровавое зрелище – не для слабонервных и с тонкой душой. Мне достался педофил, однако убивать его я не собирался – я вообще не хотел драться и поэтому стоял, опустив руки и смотрел по сторонам, пытаясь понять, как озверели эти люди. Хотя, о чем это я? – разве они были людьми, если убивали на воле нивчем не повинных сограждан. Насильники, военные преступники, убийцы, маньяки и палачи – вот кем были обитатели «Посейдона», и их мир – это не для пай-мальчиков, не для слабых физически и духовного – здесь разорвут любого, кто не сумеет дать отпор. Педофила же сковал страх и он не мог пошевелить членами.

– Ты, давай, выколи глаза и сожри его печень, слизняк! – орали мне заключенные, расстроенные тем, что я не собираюсь убивать педофила, который плакал, думая, что этим самым вызовет сочувствие. Только реакция окружающих была обратной – его оплевывали, обзывали, требовали изнасиловать, а потом вырвать из груди трусливое сердце.

– Трус!.. Ничтожество!.. Сопляк! – доносилось со всех сторон, и эти оскорбления касались уже нас двоих.

А тем временем кавказцы рубились с бандюганами. Смачные удары, возгласы, хруст ломаемых костей, брызги крови и пота. «Бык» сумел скрутить одного из правоверных воинов и тихо сдавливал ему шею, наслаждаясь перекошенным лицом врага. Тот хрипел, бил по животу и ногам противника, но ничего не мог сделать. Было видно, что еще немного – и первый труп останется валяться на «ринге». Второй же бородач, наоборот, одерживал победу над тем, кого украшал шрам, мне стало ясно, что этот умел и любил бороться, может, был когда-то спортсменом – кавказцы всегда предпочитали силовые виды спорта. Бандит пытался отбиться, однако получил слишком чувствительные удары и поэтому сопротивление его слабело с каждой минутой. «Этому со шрамом не простоять долго», – мелькнула у меня мысль.

– Хрясь! – послышался звук сломанных шейных позвонков, и кавказец свалился под ноги «быку». Итак, один был уже в царстве мертвых. Я думал, что бандюган бросится помогать своему другу, который проигрывал схватку, ан-нет, он кинулся на педофила с криком:

– Наконец-то я удавлю тебя, гаденыш! – скорее всего, присутствие такого человека коробило больше всего охотника на инкассаторов.

И не успел педофил понять, как тот врезал ему в челюсть, свалив в беспамятство. Потом «бык» склонился над безвольным телом и сжал свои могучие руки на шее педофила, удерживая до тех пор, пока руки и ноги, бьюшиеся в конвульсиях, не замрут. Спустя пару минут было покончено со вторым. Если и есть Ад, то педофил уже там и с ним черти делают тоже самое, что когда-то делал этот негодяй с детьми, – так, во всяком случае, думал я. На «Посейдоне» не церемонились с теми, кто не мог постоять за себя. Это жестокий, дикий и суровый мир, просто под толщей воды.

Тут бандюган обратил взоры на меня. Я же сконцентрировался, понимая сложность выйти живым с этого боя. Конечно. Я не слабак, мастер спорта по самбо, и все же убивать – не мой профиль, я же не спецназовец, не диверсант, не наемник, тут нужен совсем иной склад характера, того, кто не боится квасить людей. К счастью, второй кавказец не выдержал, и его сердце лопнуло. С коротким выдохом он свалился на железный пол. Ангел смерти Азраил прибрал его душу в свои руки и унес в далекий мир, куда позже отправятся и все находящиеся в подвродной тюрьме.

Зрители заревели в восторге, но при этом бросали на меня презрительные фразы:

– Трус! Слабак!

«Бык» и бородач, который не мог простить гибель своего боевого товарища, встали друг против друга, намереваясь продолжить схватку, естественно, насмерть. Нельзя сказать, что бандюган был опечален подобным раскладом событий, наверное, в его крови кипел адреналин, а снизить его уровень можно было рукоприкладством. Да и воин Аллаха хотел отомстить, поэтому, видимо, на меня никто не обращал внимания. До поры, до времени. И тут Акула-предводитель вновь встал и заявил:

– Все, бой окончен! Можете входить!

Это обращалось и ко мне, который стал победителем, не нанеся ни одного удара и не убив ни кого. Наверное, это была непонятная ситуация, и все же условие, которое выдвигало сообщество на «Посейдоне» – выйдут только половина прибывших, было выполнено. Из шестерых в живых осталось трое, и этим троим предстояло адаптироваться к суровым условиям подводной жизни.

Решетка открылась, и семеро заключенных, вооруженных самодельными мачете из сподручных материалов, влетели на ринг. Нет, для того, чтобы разрубить нас в «капусту» – победители неприкасаемы! – их целью были трупы. Востороженно воя и ругаясь, они начали расчленять и разделывать убитых, с особым почтением вырезая печень и сердце и кладя их в специальные подносы. Делали они это профессионально, с чувством, с опытом. Капли крови разлетались во все стороны, запах свежего мяса будорожил всех заключенным, выводя их из разума и состяния покоя. Как я сообразил, каннибализм стал в этой тюрьме не просто обычным явлением, а неким ритуалом. Может, самые «вкусные места» полагались их предводителю – Акуле, который с высоты с удовлетворением наблюдал за работой мясников. Мне же стало ясно о существенном дефиците животного протеина, иначе говоря, мяса. Впрочем, а откуда ему взятся – тюрьма же изолирована, животноводческие фермы здесь не предусмотрены. Единственным источником поступления белковой материи являются сами же заключенные.

Меня же и двоих победителей подталкивали к выходу, мол, все, вы теперь приняты в число местных обитателей. Так я стал «посейдонцем». Признаюсь, мне это не понравилось. Зато я услышал, как кавказец тихо произнес «быку»: «Я с тобой разберусь, свинья».

– Всегда рад видеть тебя, черножопый, – прохрипел бандюган.

Не знаю, какая межнациональная среда сложилась среди узников, но эти двое не были настроены на интернациональное сосуществование, питали друг к другую такую ненависть, энергия которой могла бы, наверное, завести все еще существующие двигатели нефтетанкера. С другой стороны. я не мог понять, кто перед мной – люди или какие-то мутанты. Перед операцией мне дали просмотреть уголовные дела тех, с кем мне предстояло встретиться на «Посейдоне» – скажу вам, жуткие вещи эти подонки творили! – однако ни одного из них я не узнал в числе обитателей тюрьмы. Они стали неузнаваемыми, фотографии не были идентичными увиденному, и я не мог понять, в чем же причина. И стало еще одной загадкой, которую стоило мне разгадать. Но одно я заметил сразу – они легко переносили влажность и удушливую атмосферу на борту тюрьмы.

5.

«Посейдон» был не баржой, а нефтеналивным танкером, поэтому запах нефти сохранился по всему кораблю. Он не считался самым большим, однако входил в число крупнотоннажных LR2 – мог перевозить до 120 тысяч тонн дедвейта (масса груза); числился в классе Aframax, а если перевести это в размеры, то имел 253 метров в длину, 44 в ширину и осадку 11, – таковы были краткие сведения у меня, когда я читал данные о тюрьме. Металл на танкерах обычно крепкий, поэтому выдерживает давление на глубине 500 метров, с другой стороны, не следует забывать, что это не подводная лодка, это вообще судно не для подводного состояния, в связи с чем всегда нужно помнить о том, что коррозия медленно и верно разъедает любой корпус, и давление тихо-тихо делает свое дело. Это не вечная тюрьма, у нее тоже есть срок годности. Может еще десять лет, а может – кто его знает! – хватит на полстолетия.

О том, насколько это большой танкер я понял, когда меня повели к месту моего проживания и работы. Дело в том, что едва нас впустили за пределы ринга, то к нам подошло несколько заключенных. Я поразился их облику – они имели не совсем человеческие черты лица и тела, словно мутировали. Допускаю, что мутация без света, свежего воздуха, нормального питания и обыденной жизни приводит к изменениям физиологии человека, но чтобы это выражалось в явном изменениям пропорции и контуров тела, то такое мне слышать не приходилось. Кавказец и «бык» с изумлением рассматривали на местных «жителей», считая, что это просто костюмы, как на Хэллоувин. Однако приглядевшись, они осознали, что это все настоящее, это люди, только немного другие. А какие – на то не хватало ни знаний, ни фантазии, ни слов. На память всплыли слова из песни «Человек-амфибия»44
  Советский фантастический фильм 1961 года по мотивам повести Александра Беляева.


[Закрыть]:

«Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно,

Там бы, там бы, там бы, там бы пить вино.

Там, под океаном, трезвый или пьяный

Не видно все равно.

Эй, моряк, ты слишком долго плавал,

Я тебя успела разлюбить.

Мне теперь морской по нраву дьявол,

Его хочу любить».

«Может, здесь ведутся секретные биологические эксперименты над людьми, в итоге организм испытывает изменения, эти наросты, опухоли, изменения головы, тела, кожи – результат и последствия? – подумал я, не веря своим глазам. – Испытывают на заключенных препараты, потом смотрят, что получится… На самом деле, кто проверит, что творится на „Посейдоне“? – сюда же никто не спуститься». Однако такую мысль пришлось откинуть, так как я не видел ни видеокамер, через которые можно вести наблюдение над «подопытными кроликами», ни самих лекарств, которые бы поглощали уголовники, ни ученых, ведущих эксперимент. Нет, природа «морских дьяволов» в тюрьме была совсем иной, не рукотворной во всяком случае.

И этот проклятый звук сбивал с мыслей: квакоу-у-у-у… И еще – смрад, распространяющийся везде; нет, это был запах не навоза или чего-то гниющего, это так пахли тела людей. Меня это отталкивало, вплоть до рвоты доходило. Только я сдерживался, давил в себе позывы желудка, стремящегося избавится от пищи. Возможно, скоро я сам начну смердить как эти, не дай бог!

Но в тот момент мы, оставшиеся в живых, испытывали сильные потрясения. Слишком многое свалилось за последний час на наши головы.

– Я в аду? – пробормотал бандюган, протирая подбородок тремя окровавленными пальцами. Его глаза беспокойно бегали, было видно, как он напряг мозги, пытаясь определить угрозу. Это было то, что неведомо и непонятно, и ничего ранее встречать или испытывать ему, как, впрочем, и мне, не приходилось.

– Можешь считать это адом, – прохрипел довольным голосом один из заключенных, играя бисцепцами, достигших невероятных размеров – в естественной среде человек не мог бы нарастить мышцы даже при помощи анаболиков и стероидов. – Но не зыркай на нас так страстно – сам скоро станешь таким!

– Аллах велик и смилостливиться над рабом своим… – тихо прошептал кавказец.

Заключенный повернулся к нему:

– Забудь своего Аллаха, здесь совсем другой мир… Твой бог сюда не заглядывает!

Потом повернулся ко мне и спросил:

– Какая статья?

Имелось ввиду статья Уголовного кодекса, а не из какого-то журнала. Я произнес чуть ли не речетативом все основные положения из судебного приговора. На лице интересовавшегося мелькнула странное выражение. Нет, его не заинтересовало то, что я укокрошил аз иатов, а то, что совершил это на заводе, где было полно иностранной рабочей силы.

– Профессия?

– Инженер, – кратко ответил я.

Похоже, это имело какой-то здесь особый смысл, так как дальше разговор пошел в несколько слаженном русле:

– Разбираешься в технике?

– Да.

– Электрооборудование, моторы, агрегаты? – продолжал интересоваться тот.

– Да.

Видимо, такой как я был в дефиците, так как я почувствовал несколько мягкое и не столь агрессивное отношение к себе. Конечно, уголовники – это не сентементальные люди, милосердия у них не выпросишь, особенно у убийц, однако ведь и я представлялся в их глазах им подобный. Хотя… внешне уже было трудно найти общее, потому что заключенные уже перешли черту человекообразности. Какая-то новая раса? Блин, как трудно все понять, особьенно в первые часы нахождения в подводной тюрьме. Все свалилось на голову: и гладиаторский бой, и расчлененка, и морфологически измененные зэки, и ужасная атмосфера обитания на «Посейдоне».

Тот, кто беседловал с нами, скорее всего, был одним из главных, и он сказал:

– Хорошо. Я скажу Мортире…

– Кому? – расстерянно переспросил я.

– Нашему вожаку, – и заключенный кивнул в сторону Акулы-предводителя. – Я скажу, что ты можешь работать в группе техников, будете заниматься обслуживанием «Посейдона». Работа тяжелая, но сытная и достойная, – тут он оскалился, как волк. – А вам, – он развернулся к бородачу и налетчику на инкассаторов, – будет совсем другая служба.

– Я сгинать спину не стану – западло, – прорычал «бычара». Понятно, такие работать не привыкли и считали позорным для себя в зоне заниматься не мужскими делами. Только, увы, такие правила приняты на земле, а под водой лучше быстро ориентироваться и принимать все, что говорят. Ибо эти люди уже знают, как выжить и что для этого следует предпринимать, они установили свои правила и нормы – не нравится, тогда придется противопоставить себя всему коллективу. Обычно ничем хорошим для такого «героя» не заканчивается.

И точно, мои предположения оправдались.

– Тогда сдохнешь, – пожал плечами заключенный. – Не получишь ничего. А попытаешься украсть, то разрубим на мясо, – и тут он угрожающе ткнул мачете под нос бандюгану. – Видел, как из этих выпотрошили все потроха? Жилы, мускулы, мясо, даже кости – все пойдет в пищу. Нам лентяи не нужны. Это ты там герой, – и он указал рукой на железный потолок, – а здесь ты раб. И будешь таким, пока не докажешь, что можешь быть лучше. Нас здесь сто пятьдесят человек – загасим толпой любого, ясно?

«Бычара» расстерянно развел руками. До него стало доходить, что этот мир разительно отличается от того, что на поверхности. Здесь придется бороться за свое место «под солнцем», но не такими способами, как принято в «красных» или «черных» зонах. Это совсем иная среда, иные условия. Это действительно то, что называется адом.

– Это касается и тебя, воин Аллаха, – повернулся к бородачу заключенный. Тот кивнул, не выражая никаких эмоций. Он понял, куда попал и выжидал. Чего? Не знаю, но явно ходить в обслуживающих не собирался – горцы, они такие, гордые, отчаянные и жестокие, высокомерные, они будут бороться до конца, но на колени не встанут.

– Вы ступайте туда, – разговаривавший с нами заключенный, имевший определенную власть над другими жителями тюрьмы, ткнул кавказца и бандюгана пальцем и указал влево. – А ты, – обращаясь уже ко мне, – пойдешь на корму!

Меня повели вниз. Сопровождали два заключенных, тела которых больше напоминали черепашьи, он оказались не разговорчивыми, лишь указывали рукой, куда поворачивать и спускаться. Шли долго, минут пятнадцать. Дело не в том, что приходилось перебираться то по штормтрапу, то по проходам, из отсека в отсек, а потому что приходилось открывать и тщательно закрывать за собой двери, как это принято на подводной лодке. То есть зэки оберегали себя от случайного затопления.

Вели не просто так – показывали, что есть что и где. Вначале мы прошли в оранжерею – это было большое помещение, утыканное лампами, создававшими дневной свет. Не знаю, хватало ли ультрафеолета для растений, которые вырабатывали кислород и производили овощи и фрукты, однако дышать здесь было немного легче. Но влажность оставалась высокой и пахло, правда, на этот раз фекалиями. Дело в том, что они служили удобрениями для прочвы. Сейчас здесь работало человек тридцать. Они пропалывали грядки в металлических желобых, укрепляли ветки деревьев с плодами – яблок и, груши, извлекали из земли морковь, правда, не такую красную, больше белую, но для пищи годную. Правда и этих работающих я бы с трудом назвал хомо сапиенсами. Могу предположить, что глубина сделала с людьми злую шутку, хотя жалеть насильников и убийц как-то не хотелось. И все же, проскальзывала мысль, что это все равно не человечно – оставлять жить даже преступников в таких условиях, под давлением воды и страха. С другой стороны, страха в поступках заключенных как-то не ощущал, может, это стало привычной их средой – жить под водой и в условиях постоянной угрозы, что они перестали обращать на это внимание.

– Я здесь буду работать? – спросия я, имею ввиду сельхозповинность.

– Нет, это работа для других. Ты же будешь обслуживать аппаратуру, чинить, если что-то здесь выйдет из строя, – ответил один из сопровождающих. – Твоя забота – чтобы здесь работало на 100%! Не починишь или сломаешь что-то – пойдешь на мясо!

Хм, угроза не шу точная, это я понял сразу. Правда, в условиях высокрой влажности долго протянуть не могла любая аппаратура. Я видел ржавчину и понимал, что поддерживать работоспособность всего механического и электрического на борту «Посейдона» – дело опасное и бессмысленное. Не сегодня – завтра все тут накроется медным тазом. И почему-то заключенных и это обстоятельство не очень-то пугало, словно они ждали, когда все это прекратиться само собой, и у них появится другой шанс. Но какой?

– Жить будешь здесь, – и тут второй ткнул в дверь, к которой подошли спустя пять минут. Открыв ее, я обнаружил небольшую каюту, обставленную просто и без лишней красоты. Облупившаяся краска на стенах и потолке, под ногами резиновый настил. По стенам стекает конденсат. Две откидывающиеся от стены кровати, как на железнодорожных вагонах, стол, два стула, тусклая лампа, шкафчик с одеждой. Не гостиничный номер, но жить можно.

– А туалет? – спросил я обреченным голосом. Что-то не тянуло меня оставаться здесь долго. Мрачная атмосфера давила. Еще этот смрад, звук и влажность. Да, и окружающие меня люди тоже вызывали омерзение и тоску. О боже, куда я влип?

– Общий, проходить будешь туда, – и сопровождающий черепаха-уголовник махнул вперед по коридору. Видимо, там были душевые и туалетные кабинки.

Квакоу-у-у! Квакоу-у-у! – послышался звук. Он меня нервировал, но других не беспокоил, возможно, заключенные просто привыкли его не замечать.

– А с кем я тут буду коротать время?

– Какой-то ученый… сейчас он главный технарь Сергей, отвечает за все оборудование на «Посейдоне»… С ним позже познакомишься – он сейчас обход делает!

У меня чуть не вырвался вопрос: нее Сергей Иванович Прохоренко ли? Если он, то это мне и надо! Благо, успел схватить себя за язык. Не нужно показывать свою осведомленность. Если раскусят, что я – разведчик-спасатель, то пустят на котлеты. В своем мясном предназначении на «Посейдоне» в этом случае я не сомневался.