Текст книги "Мир современных медиа"

Резюмируя, можно сказать, что концепция формирования повестки дня сыграла двоякую роль в медиа-исследованиях. С одной стороны, она дала возможность сформулировать новую парадигму в медиа-исследованиях, выведя анализ СМИ на теоретический уровень, достигнутый общей социологией и социальной психологией; с другой – она вернула масс-медиа общественную и политическую значимость, которые были фактически отняты у них на предшествующем этапе научного развития, когда возможности общественного воздействия СМИ (соответственно роль и место СМИ в обществе) трактовались как малозначимые. Фактически именно концепция формирования повестки дня привела (во всяком случае, это касается американского контекста) к новому осознанию роли масс-медиа в политике и общественной жизни в целом.

Характерный для последних 10–15 лет теоретический синкретизм весьма явно проявляется и в этом исследовательском поле, где сосуществуют, дополняя друг друга, как старые, проверенные временем подходы, так и новые. Эта новая фаза исследований аудитории как составной части медиа-процесса на основе теории многообразия практик человеческого существования отражает общую тенденцию в развитии современного обществознания. Применительно к коммуникативистике это понятие приобретало особое значение в рамках изучения сопротивления «доминированию через масс-медиа».

Общая социологическая теория массовой коммуникации, включая исследования производства, создавалась на материале стабильного общества (чаще всего американского), одной из базовых характеристик которого является его высокая структурированность. Не удивительно поэтому, что американские исследователи уделяли особой внимание институтам и структурам (так, в работах представителей социально-организационного подхода редакция выступает в виде хорошо отлаженной фабрики), при этом выявленные закономерности рассматривались (без достаточных на то оснований) как универсальные [Schudson M., 1991].

Хотя эти работы, написанные преимущественно американскими исследователями, носили в основном описательный характер, рассматривая как бы верхний слой процесса, в них, тем не менее, выявлялись важные факторы, влияющие на создание новостей.

Перечислим наиболее важные из них:

• временные и технологические ограничения;

• коллективный характер производства;

• противоречие между регулярным производством новостей и нерегулярным потоком событий.

Преимуществом социально-организационного подхода является метод, позволяющий выявлять неформальные практики, существующие всегда и везде, но особенно широко распространенные в условиях нестабильного общества.

Наряду с социально-организационным подходом значительна роль политэкономического подхода, продолжающего критическую традицию в социологии и идущего от марксизма. Основным недостатком этого подхода является зацикленность именно на экономическом объяснении феноменов массовой коммуникации, т. е. известная узость и забвение других немаловажных факторов, что происходит в силу того, что данный подход изучает скорее не производство, но продукт. Методологически это означает изучение результата, а не процесса; типичным образцом политэкономического подхода является сравнение освещения сходных событий в изданиях, принадлежащих разным экономическим или политическим группам. Так, Е. Герман и Н. Хомский [Herman E. S., Chomsky N., 1994] великолепно продемонстрировали разрыв между действительной ситуацией в Центральной Америке и ее освещением в средствах массовой коммуникации США, однако изучение того, как возник этот разрыв, остается за пределами анализа. Лишь в конце книги, походя, они говорят буквально несколько слов о возможных механизмах формирования данного разрыва. На практике контроль за средствами массовой коммуникации представляет собой сознательное социальное действие, выявление которого крайне важно для понимания специфики их функционирования.

Работы в русле как политэкономического, так и социально-организационного подхода носят нормативный характер, ориентируясь либо на выявление нормативно нежелательных форм контроля (политического или экономического, что характерно для первого подхода), либо на оценку деятельности средств массовой коммуникации и отдельных журналистов в зависимости от их приверженности идеалам свободной прессы и демократии. И хотя ни одна социальная теория не в состоянии стать свободной от норм, этическая привлекательность не может заменить объяснительной функции теории.

Эти два подхода, бывшие на пике исследовательской популярности в 90-е гг., продолжают использоваться до сих пор, несмотря на то что они скорее представляют собой мэйнстрим социологической теории масс-медиа 60–70-х гг. XX в.

Ныне наибольший удельный вес приобрели исследования теории практик, ведущие свое происхождения от теории Пьера Бурдье, опубликовавшего в 1972 г. «Набросок теории практики» [Английский перевод.: Bourdieu P., 1977], и работы Клиффорда Гирца «Интепретация культур» [Geertz C., 1973]. Начиная с 1980-х гг. понятие «практика» становится центральной идеей антропологических исследований, вокруг которого, по мнению Шерри Ортен, начинает выстраиваться теоретический консенсус, акцентирующий свое внимание на практиках человеческого существования, в противовес институтам и структурам [Ortner S., 1984]. Первые антропологические исследования процесса создания медиа-продукции, относящиеся к началу 80-х гг. [см., например, Tuchman G., 1978], стали открытием для социальной науки и породили буквально шквал подобных работ в разных странах. (Интересно, что такое исследование было проведено на основе изучения деятельности редакции газеты «Правда» западным социологом А. Роксборо [Roxburgh A. Pravda: Inside the Soviet News Machine, 1987].) Это означало потерю как марксизмом, так и структурализмом безусловного авторитета, хотя и сохранение ориентированных на них подходов в исследовательском поле.

В то же время оставалось не проясненным до конца само понятие «практика» и то, каким образом возможно ее содержательное исследование. Поэтому сам термин вначале выполнял в научном сообществе скорее символическую функцию, объединяя попытки заменить представления о структурно-функциональной, культурной или экономической детерминанте человеческой деятельности гуманистической картиной социальной реальности, центрированной на активной роли коллективной человеческой деятельности в воспроизводстве и изменении социальной системы.

В социологической теории практика символизировала поиск компромисса между объективизмом системно-структурного подхода и субъективизмом феноменологии и в то же время – попытку предложить третий путь – либо посредством категориального синтеза (теория структурации Энтони Гидденса), либо показом воплощенности социально-классовых структур в самом факторе (концепция габитуса Пьера Бурдье [Giddens A., 1984; Bourdieu P., 1990].

Термин «практика» был принят первоначально в целях достижения определенных методологических компромиссов: использование этого понятия в целях подчеркивания активной роли агента позволяло корректировать различные теоретические модели социальной реальности. Поэтому он выступал как некое дополнение по отношению к традиционным субъект-объектным моделям, через критику которых он обосновывался.

Эта новая фаза исследований аудитории как составной части медиа-процесса на основе теории многообразия практик человеческого существования отражает общую тенденцию в развитии современного обществознания. Применительно к коммуникативистике это понятие приобретало особое значение в рамках изучения сопротивления доминированию через масс-медиа. Одной из важнейших работ в этой области является книга Мишеля де Серто [Certeau de M., 1984], положившая начало целой серии социологических исследований, в том числе массовых коммуникаций. Для изучения масс-медиа особое значение имело предложенное де Серто определение тактик и стратегий.

Стратегия, по де Серто, – это поведение власть предержащих, которые сами могут изобретать правила и успешно навязывать их другим. Акторы (действующие лица), находящиеся в подчиненном положении, вынуждены принимать предложенные правила, однако имеют множество возможностей обходить навязанный порядок и в итоге почти полностью заменять его другим. Этот тип действия де Серто называет тактикой, которая всегда временна и потому никогда не дает стабильного и долговременного результата. Очевидной заслугой М. де Серто стала демонстрация роли слабых агентов властных отношений, не привлекавшая до него внимания исследователей, что явилось не просто дополнением, но в определенном смысле ревизией широко распространенной к этому времени концепции власти Мишеля Фуко (иногда обозначаемой как четвертое лицо власти).

В социологии массовой коммуникации идеи де Серто сыграли значительную роль, поскольку один из наиболее видных ее представителей, профессор Джон Фиск в своих исследования [см., в частности, Fiske J., 1993], отталкиваясь от идеи «силы слабых» (используя при этом идеи нашего соотечественника М. Бахтина, которые на протяжении более 40 лет – после публикации на Западе работ его работ под именем М. Волошинова, прежде всего работы «Марксизм и философия языка» – остаются одним из наиболее фундаментальных источников), одним из первых показал активный характер потребления медиа-продукции аудиторией (слабым актором). Его работы оказали серьезное воздействие на развитие современных исследований социологии массовой коммуникации, породив значительное число противников, критиковавших Фиска за идеализацию автономии аудитории. Сторонники же Фиска создали особое направление в социологии массовой коммуникации, получившее название «новые исследования аудитории». Сюда относится серия работ о потреблении продукции масс-медиа в удаленных культурных контектах – Иране, Израиле, Китае, Японии [Lull J., 1987; Liebes T., Katz E., 1988; Sreberny-Mohammadi A., 1994]. Так, Тамар Либс и Элия Кац, изучая восприятие типичной мыльной оперы – телесериала «Даллас» – в США, Японии и Израиле, выявили существенные различия в интерпретации поведения героев сериала у представителей разных национальностей. Если американцы трактовали поведение персонажей в психологических категориях, выделяя в качестве базовых межличностные отношения, то для марокканских евреев и израильских арабов главным являлась семейная иерархия, а евреи – эмигранты из Советского Союза отводили решающую роль создателям сериала, считая, что последние манипулируют персонажами.

Эти исследования наглядно продемонстрировали, что восприятие сообщений, транслируемых средствами массовой коммуникации, в инокультурной аудитории может разительно отличаться от ожиданий производителей и аналитиков.

В рамках данного подхода возникают значительно более реалистические объяснения стремительного краха советской идеологии, чем те, которые дают западные исследователи, опирающиеся на теорию модернизации, ключевым понятием которой выступает развитие, предписывающее всем народам и культурам одинаковый путь к современному демократическому обществу.

В исследованиях посткоммунистических средств массовой коммуникации, пришедших на смену средствам массовой информации и пропаганды (СМИП) советского типа, этот западно-центристский подход стал доминирующим (наряду со структурным анализом). Рассмотрим работы известных специалистов Славко Сплихала и Эллен Мицкевич – автора книги «Телевидение и борьба за власть в России» – пожалуй, самого полного и подробного исследования производства телепродукции и контроля над ним в период с начала 80-х до 1996 г.

Так, Сплихал [Splichal S., 1994], исследуя процесс становления независимых медиа в Центральной и Восточной Европе после краха социализма, занимает нормативистскую позицию, ориентируясь на создание в этих странах гражданского общества и формирование публичной сферы в хабермасовском смысле, открывающих возможности для подлинно коммуникативного действия, ориентированного на согласие. Именно реализация на практике этих регулятивных идей рассматривается автором как цель развития посткоммунистических обществ. Роль масс-медиа оценивается в зависимости от того, насколько эффективно они могут способствовать развитию восточноевропейских стран в правильном направлении и избежать движения в нежелательном направлении, что означает стремление освободиться от нормативно не приемлемых форм контроля (политического, экономического) и принять нормативно одобряемые его формы (легальный, т. е. контроль со стороны общественности). Исследование Сплихала наряду с нормативизмом страдает еще одним существенным недостатком – чрезмерной описательностью.

Значительно более аналитична работа Эллен Мицкевич [Mickiewicz E., 1997], хотя и она оценивает персональный вклад журналистов в новейшую историю российского телевидения в зависимости от приверженности реформам и идеалам свободы прессы в духе бинарных оппозиций – в категориях хорошо / плохо.

На деле переосмысление и альтернативное трактование сообщений масс-медиа аудиторией в позднесоветский период было обычной практикой, а идеологическая коммуникация с помощью средств массовой агитации и пропаганды постепенно превращалась в формальное действие, лишенное реального социального содержания. Однако невозможность оценить этот феномен на основе институционального подхода или с помощью контент-анализа привело к тому, что крушение советской идеологической системы стало неожиданностью для большинства западных исследователей.

К кругу последователей Джона Фиска можно отнести еще двоих исследователей – представителя Нового Света Хесуса Мартина-Барберо и англичанина Джона Даунинга.

Мартин-Барберо [Martin-Barbero J., 1993], отталкиваясь от основных теоретических установок М. де Серто, дополнил его идеи латиноамериканской научной традицией, продемонстрировав отличные от доминирующих в западных демократиях механизмы влияния масс на власть имущих, показав, что решения властей даже в условиях авторитарных режимов неизбежно включают – пусть лишь частично – интересы слабых. Поместив в центр этого противоборства масс-медиа, Мартин-Барберо показал, что они не только изменяют популярную культуру по воле производителей, но и заимствуют многое из «домассовых», народных форм коммуникации. Таким образом, анализ опыта стран Латинской Америки позволил Мартину-Барберо убедительно доказать, что отсутствие развитого демократического общества не означает автоматического существования сильного центра репрессивной власти, способной полностью контролировать масс-медиа даже в условиях авторитарных режимов.

Цель работ Джона Даунинга [Downing J., 1996] – преодолеть разрыв между политической теорией, исследованиями массовой коммуникации и транзитологией. Хотя формально книга Даунинга не может быть отнесена к культурным исследованиям, расширительное толкование им понятия коммуникации, куда включаются повседневные интеракции и ритуал, позволяют причислить эту работу содержательно к cultural studies. Подчеркивая, что западные теории были созданы для объяснения стабильного западного мира, он убедительно показывает как иррелевантность понятий публичной сферы и гражданского общества применительно к посткоммунистическим обществам, так и ограниченность сугубо политэкономического подхода. Однако применение предложенной им многообещающей теоретической схемы к практике прежде всего российских масс-медиа, деятельность которых он оценивает как «конкурентный плюрализм сил» [Ibid. P. 145], весьма скромно по результатам.

Сегодня практическая парадигма, или парадигма практики, существует и активно используется в качестве удобной площадки междисциплинарных исследований, создавая некое общее поле для представителей различных дисциплин. В то же время в каждой из них, а подчас и у каждого исследователя существует собственный способ применения этого понятия, коннотативно явно перегруженного.

Пожалуй, такое же значение для анализа процесса создания новостей, как ранее теория повестки дня Шоу и Маккомса, имеет ныне предложенная К. Джемисоном и К. Кэмпбеллом [Jamieson K. H., Campbell K. K., 1992] типология новостей, определяющих важные новости как «любое сообщение о событии, которое произошло или стало достоянием гласности за предшествующие 24 ч и может иметь важные последствия». Однако значимость события, позволяющая определить его как важное, не обязательно связана с сегодняшним днем, т. е. его близость по времени (хотя, как правило, бывает именно так); главное, чтобы оно раскрывало ранее неизвестные факты или связь с другими событиями. Так, в последние годы в разряд новостей попадали и такие сведения, что Авраам Линкольн страдал депрессиями, ранее неизвестная внебрачная связь президента Рузвельта или обнаружение кратера на месте падения гигантского астероида, что, по мнению ученых, повлекло вымирание динозавров 65 млн лет назад.

Противоположностью важным новостям становятся простые человеческие истории, способные растрогать любого из нас и менее привязанные к определенному месту и времени. Такие сюжеты характерны для дней, когда отсутствуют «горячие» новости (особенно во время уик-эндов).

Главные признаки значимого события

Джемисон и Кэмпбелл выделяют пять основных признаков значимого события. Не каждое событие, ставшее впоследствии важной новостью, обладает всеми пятью признаками одновременно, но два-три основных признака обязательно образуют костяк любого сюжета теленовостей или статьи в печатном издании. Чем большим числом основных признаков характеризуется событие, тем более вероятен интерес к нему со стороны СМИ. Именно наличие или отсутствие таких признаков позволяет объяснить пристальное внимание телевидения и прессы к одним событиям и почти полное отсутствие интереса к другим.

Во-первых, у каждой важной новости должен быть главный герой. Наличие такого персонажа позволяет зрительской аудитории идентифицироваться с ним, тем самым создавая возможность для более полного восприятия зачастую сложной и противоречивой информации. Этот прием, хорошо зарекомендовавший себя при создании фоторепортажей и интервью, широко используется на телевидении и в прессе. Негативная сторона подобного подхода – упрощение и даже искажение многоплановых событий, сосредоточение внимания аудитории исключительно на «звездах», таких как президент, папа римский, серийный убийца или даже террорист, стремящийся использовать информацию масс-медиа в своих интересах.

Во-вторых, значимое событие должно быть наполнено драматизмом, борьбой интересов и даже насилием. Нас приучили воспринимать телевидение как нечто предназначенное для развлечения, вне зависимости от характера содержания передачи, которую мы смотрим в данный момент [Zillmann D., 1991]. Кадры, на которых полиция разгоняет демонстрантов, станут более подходящим материалом для теленовостей, чем репортаж о дебатах в парламенте. Если заострить внимание на борьбе конфликтующих сторон, то это даст возможность показать разные точки зрения, но, с другой стороны, может быть преувеличен сам конфликт и порождаемое им насилие. Таким образом, у телезрителя порой формируется ошибочное представление, что сцены насилия, которые он видит на экране телевизора, являются нормой. На события, не содержащие элементов насилия, СМИ могут вовсе не обратить внимания, а о важных проблемах, которые нельзя преподнести эффектно, где нет конфликтующих сторон и отсутствует яркая личностъ, будут упоминать вскользь. Такие важные экономические проблемы, как долги государств третьего мира западным странам или увеличение процентных ставок кредитования, попадают в фокус внимания журналистов, только если создаются конфликтные ситуации, по своим характеристикам подходящие для их дальнейшего использования СМИ.

В-третьих, значимое событие должно содержать активное действие, нечто, приковывающее внимание зрителя. Эту характерную черту очень часто используют как своего рода крючок, на который подвешивают информацию более абстрактного содержания. Например, увеличение инфляции можно представить в виде серии репортажей из магазинов, где конкретные покупатели выражают свое отношение к росту цен на товары. Важные события, которые невозможно подвесить на подходящий «крючок», как правило, привлекают гораздо меньшее внимание журналистов. К примеру, за последние 50 лет в странах третьего мира резко сократилось производство сельхозпродуктов. Для этих стран все большее значение приобретает импорт продуктов питания из стран Запада. Столь важная для мирового сообщества тема редко затрагивается журналистами из-за того, что трудно найти конкретные события, где данная проблема выступала бы отчетливо и телегенично.

Если событие характеризуется тремя указанными признаками, то оно становится для теленовостей самым благодатным материалом, так как может быть представлено на экране в виде небольших сцен (sound bites). Сюжеты программ новостей, как правило, занимают небольшой временной промежуток. История, которую можно изложить кратко, имеет большую вероятность попасть на экраны телевизоров, чем событие, рассказ о котором потребует значительного количества времени. Время показа отдельных сюжетов в теленовостях постепенно сокращается: так, средняя продолжительность показа материала о президентских выборах в США сократилось с 43 сек. в 1968 г. до 9 сек. в 1988 г.

Четвертым признаком важного события является его новизна и степень отклонения от общепринятых норм. В противоположность экстренным сообщениям, большинство новостей не являются особенно неожиданными. Например, большинство политических и экономических новостей комментирует определенная устоявшаяся группа журналистов, приблизительно знающих характер речей, которые будут произнесены, то, какие решения будут приняты и где состоятся важные собрания. События, не укладывающиеся в рамки предсказуемых новостей, имеют больший шанс привлечь внимание журналистов. Эти шансы будут расти по мере того, как событие приобретает все более необычные (и даже зловещие черты). Известие об убийстве мелкого наркоторговца в Нью-Йорке не составит большой новости, но сообщение об учителе воскресной школы, принесенном в жертву при совершении сатанинского ритуала в захолустном городке, наверняка попадет во все выпуски теленовостей.

Определение «отклоняющийся от нормы» может по-разному характеризовать какое-либо событие. Статистический подход имеет дело лишь с частотой возникновения того или иного события; при этом считается, что наиболее редко встречающиеся события и есть наиболее отклоняющиеся от нормы. Нормативный подход рассматривает события с точки зрения степени нарушения принятых общественных и юридических норм со стороны участников какого-либо события. Наконец, события, главные действующие лица которых имеют своей целью подрыв существующего социального строя, также попадают в разряд отклоняющихся от нормы. Проанализировав большое количество сообщений об убийствах, Д. Притчард и К. Д. Хьюс пришли к выводу, что нормативный подход позволяет более верно оценивать степень отклонения от нормы того или иного события, чем чисто статистический подсчет частоты возникновения событий [Pritchard D., Hughes K. D., 1997].

И последним основным признаком значимого события является возможность его привязки к темам, которые в данный момент СМИ уже активно разрабатывают, т. е. к уже существующей повестке дня.

Некоторые из этих тем относятся к категории вечных: исконное противоречие между внешними проявлениями (личиной) и подлинной сущностью человека послужило отправной точкой для создания многих великих произведений литературы и драматургии. В СМИ эту тему обыгрывают сюжеты новостей, рассказывающие о скандальных аферах и лицемерии власть имущих. Одной из наиболее ярких иллюстраций по-прежнему остается Уотергейтский скандал 1972–1974 гг., приведший к отставке президента США Ричарда Никсона. К той же категории относятся и разоблачения телепроповедников в 1987–1988 гг. Широкий общественный резонанс, вызванный этими разоблачениями, был вызван именно вопиющим несоответствием религиозной личины и подлинной сущности этих людей, изобличенных в сексуальной распущенности. Правда, эти сенсационные разоблачения нередко используются в целях вытеснении гораздо более значимых для общества проблем.

Еще одна вечная тема – противостояние власть имущих и простых людей – также постоянный источник сюжетов. С этой темой тесно связана тема борьбы добра и зла, часто используемая как своего рода моральная рамка, обрамляющая многие сюжеты новостей (например, «хороший» борец за чистоту окружающей среды и «плохая» корпорация, эту среду загрязняющая). Столь же часто используется сравнение эффективности и неэффективности, – обычно в сюжетах, критикующих правительство за неспособность решить острые проблемы или рассказывающих, как просчеты менеджеров привели крупную корпорацию к банкротству. И наконец, к числу весьма популярных тем относится вторжение в рутину повседневной жизни чего-то сверхъестественного.

Кроме вышеперечисленных вечных тем существуют темы, на которые пресса и телевидение обращают внимание через строго определенные промежутки времени. Это так называемые цикличные, или календарные, темы. Так, большинство телезрителей во всем мире знают, что они увидят, как папа римский служит мессу в рождественскую полночь; американцы обязательно увидят сурка, который смотрит на свою тень 2 февраля – в День сурка; аудитория в тропических регионах каждую весну слышит, как репортеры в местных программах новостей напоминают способы защиты от торнадо. Подобные события находят отражение в новостях, потому что они либо воплощают традицию, либо соответствуют природным циклам, а потому и включены в новостные программы, хотя не обладают никакими другими качествами событий, заслуживающих внимания прессы и телевидения.

Второстепенные характеристики важных событий

Помимо пяти базовых характеристик событий, заслуживающих внимания масс-медиа, существуют другие, более специфичные или прагматичные, которыми должно обладать явление или факт, чтобы на нем остановились подробнее. Прежде всего информация не должна никого оскорблять или ранить чьи-то чувства, по крайней мере напрямую, т. е. соответствовать нормам приличия. Однако чрезмерная забота о соблюдении этих норм порой оказывается реальным препятствием на пути своевременного информирования общества об острой проблеме, требующей принятия неотложных мер. Лучшей иллюстрацией является крайне медленная реакция медиа на эпидемию СПИДа в начале 1980-х гг., связанная отчасти с тем, что журналисты старались обойтись без упоминания самого распространенного в то время способа заражения – анального полового акта [Meyer, 1990].

Во-вторых, серьезное событие и репортаж о нем должны быть правдоподобны. Маловероятно, что в газетах или на ТВ пройдет репортаж, который вызовет недоверие. Порой такое требование может иметь оздоровительный эффект «прополки» невероятных слухов и сенсаций (вроде регулярно возникающих слухов о появлении Элвиса Пресли), однако иногда происходит и наоборот; например, масс-медиа под влиянием самоцензуры не говорят о тех вещах, которые представляются невероятными, но которые публика, возможно, приняла бы и захотела бы услышать, например сведения о том, что популярный и уважаемый политический лидер увяз в коррупции.

В-третьих, событие должно быть таким, чтобы о нем можно было рассказать кратко, т. е. в соответствии с форматом – в 45-секундном показе в новостях или в короткой заметке в газете. Это требование остроты и выразительности часто недооценивают те, кто желают, чтобы об их работе было рассказано подробнее, в частности ученые и исследователи, которые не всегда могут и кратко рассказать журналистам о своей работе так, чтобы было понятно широкой публике. Обычно остроту (краткость) информации считают порождением телевидения, на самом деле выразительность и острота – характеристики практически любого знаменитого высказывания, произнесенного задолго до появления масс-медиа и именно в силу этих особенностей сохраненного в исторической памяти людей (слова Людовика XIV «Государство – это я», «Veni, vidi, vici» («Пришел, увидел, победил») Юлия Цезаря). Современными примерами удачных слоганов являются слова Рональда Рейгана «Просто скажи наркотикам: нет» или метафора Саддама Хуссейна, назвавшего войну в Персидском заливе «Мать всех битв».

Если особенностью теленовостей является краткость (обычный репортаж с места события длится, как правило, менее 1 мин.), то другие СМИ в стремлении компенсировать отсутствующую сиюминутность используют альтернативную стратегию, предлагая изложение новостей, дополненное анализом событий. Так, на протяжении последнего столетия в печатных изданиях прослеживается тенденция к увеличению размера публикаций, в которых кроме информации, т. е. изложения голых фактов, присутствуют обширные комментарии и интерпретации [Barnhurs K. G., Mutz D., 1997].

Последним второстепенным признаком значимого события является степень влияния его последствий на конкретное сообщество людей – читателей, телезрителей и радиослушателей, составляющих аудиторию данного медиа. Так, региональная теле – или радиостанция передаст сообщение, имеющее общенациональное или мировое значение, вероятнее всего тогда, когда можно установить связь между этим событием и интересами местных жителей (например, сообщение о местном жителе, взятом в заложники повстанцами где-нибудь в Афганистане или Ираке, или закрытие местного завода по переработке фруктов из-за экономической политики, проводимой правительством страны, куда эти продукты поставляются). Если речь идет о национальных интересах страны в целом, то, скажем, дебаты в Сенате или Государственной думе по вопросам внутренней политики или отправке армейских подразделений в зону международного вооруженного конфликта всегда найдут свое место в новостях.

Самый надежный способ привлечь внимание прессы и телевидения к каким-либо фактам или событиям, как считают Джемисон и Кэмпбелл, – наглядно показать наличие у информации о них всех или значительного числа основных и второстепенных признаков важной новости. Чем большим количественным набором подобных признаков обладает событие, тем более вероятен интерес к нему со стороны средств массовой коммуникации.

Реальная важность конкретного события и его значения для общества, очевидно, не определяется наличием или отсутствием у него основных признаков значимого события, поскольку предложенная Джемисоном и Кемпбеллом типология ранжирования выполняет роль упаковки, привлекающей внимание. И в этом смысле инструментальная роль данной типологии для практики журналистской работы весьма велика, поскольку наличие перечисленных выше признаков и их демонстрация позволяют журналистам преподнести своей аудитории такое событие как важную новость.