Текст книги "Петра. Часть I"

***

Отец уединился с Михаилом в библиотеке на партию в шахматы, пока бабушка и Петра накрывали к ужину стол.

Вскоре пришла с работы мама. Она внимательно взглянула на парня и, протянув руку, представилась:

– Мария Андреевна.

– Михаил, – молодой человек пожал протянутую ладонь, сухую от постоянного контакта с медикаментами.

– Как продвигается ваше обучение вальсу?

– Спасибо, пока с переменным успехом. С моей, разумеется, стороны. Я все время переживаю о том, что могу отдавить ноги Петре и упускаю движения.

– Я думаю, в танце – главное уловить ритм и расслабится, тогда танец будет сам вести Вас.

– Спасибо за совет. У Вас с Петрой взгляд одинаковый, – неожиданно произнес Михаил и смутился.

Мария Андреевна улыбнулась.

Бабушка в честь гостя приготовила утку с яблоками, испекла пирог с черникой и торт-черепаху, с орехами, изюмом, маком и скорлупками, приготовленными заранее в специальной вафельнице.

Петра и Михаил показывали друг другу синие от ягод языки, шутили и смеялись.

Олег Петрович с удовольствием обсуждал с Мишей спортивные новости, машины и самолеты. Женщины старательно переводили разговор на более важные, на их взгляд, темы – предстоящий выпускной, костюмы для танца, и планы дальнейшей учебы.

Обстановка за столом была полна непринужденности. Михаил понравился семье, и Петра была от этого в полном восторге.

Раскрасневшаяся и довольная, она вышла на улицу, проводить друга.

– Как ты думаешь, я понравился твоим?

– А сам как думаешь? – улыбаясь, ответила вопросом Петра.

– Вроде все хорошо прошло…

– Не переживай, я уверена, что все хорошо. Давай иди, родители тебя, наверное, потеряли.

Он наклонился и прикоснулся губами к щеке Петры. Подняв глаза, Михаил встретил светящийся взгляд Петры, и их губы сомкнулись в первом поцелуе.

Проводив абсолютно счастливого Михаила, Петра еще минут пять приходила в себя, стоя во дворе, поглядывая на окна гостиной, где иногда мелькала седая голова бабушка.

Убедившись, что все довольны встречей, и ее парень всем понравился, Петра ушла к себе и долго не могла уснуть.

– Что не спишь, Петрочка? Переволновалась, внучка?

– Невероятно, бабуль. Ужасно волновалась – понравится ли он вам. Пожалуйста, расскажи подробнее, что ты о нем думаешь?

– Что сказать – глаза вроде хорошие. Возможно, чересчур, красив для юноши. Но, если родители правильно воспитали, значит, приоритеты расставит в жизни верно, и приятная внешность только поможет, а не помешает.

– Значит, одобряешь, да? – счастливо прошептала Петра, укутываясь в одеяло.

– Одобряю, – улыбнулась Анна Николаевна. – Только, помни одно: мужчина – не что иное, как ряд поступков, а не слов. Цени по делам, а не потому, что тебе говорят.

Михаил едва успел открыть дверь, как Маргарита Аркадьевна, выскочила из комнаты.

– Ну что же ты так долго? Не тяни, рассказывай, как там знакомство твое прошло? – с нотками ревности накинулась с расспросами мать.

Она еще не видела новую девушку сына, но наслушалась о ней от сына много лестного. Михаил, так или иначе, постоянно упоминал о Петре почти во всех разговорах. Про прежнюю подругу он никогда так много не говорил.

– Мама, все не просто хорошо, все превосходно! Я счастлив. У Петры классные родители и бабушка. Мы показали им часть нашего номера для выпускного. Анна Николаевна, бабушка Петры нам аккомпанировала, и потом сказала, что у меня хорошее чувство ритма, – тараторил сын.

Из спальни вышел отец Михаила – Геннадий Семенович, с газетой в руках и очками, сдвинутыми на лоб.

– А когда же ты познакомишь нас со своей девушкой, сын?

– Скоро, пап. В принципе, когда скажете. Петра очень простая в общении девочка. Когда пригласите, тогда и познакомлю.

– Значит, нечего откладывать, – подхватила мать, – в следующую субботу приводи к нам свою Петру. А сейчас, давай-ка расскажи подробно – чем там тебя угощали, и как все было. Мы тоже не должны ударить в грязь лицом.

Маргарита Аркадьевна внимательно смотрела на Петру, которая вручив ей букетик кустовых роз, повернулась к зеркалу поправить волосы. Глядя на девушку, Маргарита думала о том, что ею будет невозможно управлять. Это считывалось с ее взгляда, движений и поведения, видимо, с детства уверенного в себе человека.

«Она так учтива и вежлива, так держится на расстоянии, – размышляла Маргарита. – Как королева. Да уж, такие всегда будут вести себя по-царски. Ее точно не согнуть».

А Маргарита Аркадьевна мечтала о том, чтобы будущая невестка поклонялась ей и во всем соглашалась. Элька в этом плане была безупречна.

«Да о чем это я, какая невестка. Им же всего по семнадцать. Может, погуляют, да разбегутся. Но если нет, то Мишка, конечно попал. Влюблен по уши – ишь, как смотрит на нее, глаз не отводит, угодить старается во всем. Крутит ее сыночкой эта Петра. Что за имя дурацкое? Петра…».

– Петрочка, проходи, не стесняйся. Значит, вы будете танцевать с Мишенькой на выпускном?

– Да, Маргарита Аркадьевна, мы сейчас усиленно репетируем, почти каждый день. Миша очень способный.

– Да, да, этого у него не отнять. Проходите, пожалуйста, к столу. Кстати, мы специально шьем Мише костюм для вашего номера. После ужина я покажу. Давайте, давайте к столу. Гена, неси гуся. Ой, Петрочка, я его полдня тушила в духовке. Надеюсь, что не зря старалась.

После ужина и демонстрации костюма, Петра мягко произнесла, что ей пора, и Михаил пошел провожать подругу.

– Нет, ты видел эту принцессу? – недовольным тоном обратилась к мужу Маргарита Аркадьевна, когда закрылась дверь. – Ишь, королевна!

– Хорошая девочка, – не согласился Геннадий Семенович, обычно не привыкший спорить с женой.

– Хорошая, – проворчала Маргарита Аркадьевна, убирая со стола. – Ты видел, как она держится? Слова лишнего не сказала за столом. На мои вопросы про своего знаменитого деда еле отвечала.

– Я думаю, что она при первом знакомстве, просто стеснялась родителей своего друга. А может, не любит хвастать заслугами родных. Это только ей в плюс. Да и вопросы ты задавала, Рита, не особенно деликатно.

– А ты, вообще помолчал бы. Тебе все всегда нравится, а на самом деле – просто все равно. А я больше не хочу, что бы мой сын страдал, как это было с вертихвосткой Элькой. У этой Петры, наверное, поклонников вагон и маленькая тележка. Мало того, что сама красотка, так еще семья такая. Ох, не знаю я, радоваться ли этой дружбе, или во время уберечь сына…

Геннадий Семенович, решив, что лучше вовремя закрыть тему, удалился в спальню.

– Иди, иди, толку от тебя никакого! Надеюсь, что сын в меня пошел, а не в тебя, тюфяка, – никак не могла успокоиться Маргарита Аркадьевна.

Мальчики, действительно, активно обращали внимание на Петру. В школе ее по праву считали выдающейся красавицей. Одноклассник Володя с седьмого класса упорно приглашал ее, то на каток, то в кино, и не позволял никому в школе даже задуматься о том, чтобы посягнуть на его любовь. Вова к выпускному вымахал до метра девяносто, состоял в юношеской сборной Москвы по баскетболу и много лет был безответно влюблен в одноклассницу Терентьеву.

Когда в жизни Петры появился Михаил, Вова официально сообщил девушке, что покалечит его. Петра по совету бабушки, доступно объяснила ему, какими потерями, и прежде всего для его любимого спорта, грозят ему ошибочные действия, и Вова, имеющий большие спортивные планы, вынужден был ретироваться. До Миши, угрозы покалечить соперника озвучивались в отношении партнера по танцам Альберта, который не на шутку побаивался одноклассника своей партнерши, на которую не имел никаких видов, как впрочем, и на других девушек.

На выпускной вечер Петры пришла вся семья. Несмотря на невероятную занятость, папа и мама за месяц взяли отгулы на этот важный день. Бабушка хлопотала всю неделю до важной даты, колдовала над платьем внучки, примеряла, утюжила и продумывала, какую сделать Петре прическу.

Олег Петрович по просьбе директора должен был произнести напутственную речь. Мама составила любимой учительнице Петры, Анжелике Порфирьевне, такой букет, что та, обычно сдержанная на похвалы, пришла в абсолютный восторг.

– Спасибо! Это не букет – произведение искусства. У Вас, Мария Андреевна, определенно талант. А Ваша дочь, я должна признать, явно не лишена литературных способностей.

– За это – Вам спасибо!

– Благодарите себя за гены и правильное воспитание Петры.

– А сейчас, – визгливо произнесла в микрофон Олечка Медведева, – вальс! Исполняют Петра Терентьева и… э-э Михаил Вишневский. Вальс!

Петра ободряюще взглянула на Мишу, и на мысленный счет «три» они плавно двинулись по актовому залу.

Михаил не замечал ничего и никого вокруг. Лица, шары, все слилось в музыке, в движениях и в глазах шоколадного цвета.

– У меня руки все вспотели! Какие там руки, я, кажется, весь взмок от волнения! – воскликнул Миша, после того, как они сорвали шквал аплодисментов.

– Бабуль, пап, мам, как мы? – взволнованно требовала авторитетного мнения близких Петра.

– Вы были великолепны, молодцы, репетиции не прошли даром, – хором хвалили родители.

– Неплохо, – сказала бабушка, промокнув слезу.

– Ура!

Петра и Михаил снова схватились за руки и закружились по холлу. Остановившись, они вспомнили, что скоро выступать в школе Миши, и все заспешили к выходу, где ждала папина Волга.

Едва они успели зайти в актовый зал школы Михаила, как зазвучали в микрофон их имена. Уже более уверенно после первого выступления, ребята станцевали так хорошо, что их аплодисментами попросили повторить танец.

Эля стояла у входа и смотрела на бывшего парня и его подругу, не в силах справиться с чувствами. Слезы накатывали на глаза, дыхание перехватило до спазмов.

Эля со всех сторон оглядывала девушку, и понимала, что та невероятно хороша. Что-то в ней было такое, что не позволяло отвести взгляд. Тоненькая, с великолепной осанкой и усыпанной камнями старинной заколкой в красиво собранных каштановых волосах, она вальсировала превосходно, изящно склоняя голову на поворотах. Парни, как заколдованные смотрели на Петру, а девчонки с завистью перешептывались. Всё в этой паре выглядело так благородно, так правильно и красиво.

«А что у меня? – проглотила ком в горле Эля. – А у меня, тоже скоро праздник – свадьба с Василием, с которым стыдно показаться перед бывшим и привести на выпускной. Хотя, по мнению подруг, он и вполне крут, но, ведь понятно, что не тянет…».

Эля посторонилась, пропуская счастливых выпускников.

«Разве о такой жизни я мечтала? Все куда-то планируют поступать, а я из-за этой чертовой беременности постоянно хожу по врачам. Не до учебы сейчас – то тошнит, то голова кружится, и все раздражает. Где же я так промахнулась? Да где! Конечно, с Мишкой. Упустила… Теперь моим последним шансом, как сказал Стас, будет рыжий Вася. Ну, почему меня так тянет на плохих мальчиков? Нет, нет, нельзя сейчас думать о Стасе, не втягивай себя в эту тему, она погубит. Ты только пережила это».

Снова подступила тошнота. Эля вытерла вспотевший лоб.

«А может, еще и не пережила, раз до сих пор так плохо при одной мысли о нем».

Она вышла из душного зала, краем глаза взглянув на мать Михаила.

Та, не замечая никого вокруг, восхищенно аплодировала сыну и его подруге.

Оглянувшись еще раз, Эля увидела, как Маргарита Аркадьевна с мужем подошли к родителям девушки.

«Как там ее представила ведущая – Петра Терентьева? Что за имя такое, дурацкое…».

Через два дня, собравшись с духом, Эля набрала номер Михаила.

– Вас слушают, – деловым тоном произнесла Маргарита Аркадьевна.

– Добрый вечер, – елейным голоском произнесла Эля.

– Кто это еще? – сразу узнав ее, ответила мать Миши.

– Маргариточка Аркадьевна, это я, Эля, как Вы поживаете?

– Мы отлично поживаем, – щедро добавив сарказма в голос, ответила Маргарита Аркадьевна, – уж точно получше некоторых.

– Маргариточка Аркадьевна, прошу Вас, не сердитесь на меня, я ….

– Ты что это о себе возомнила? Сердиться на нее! Да тебя здесь никто не помнит давно! Ты что думала – он плакать по тебе будет? У Мишеньки теперь такая краля – ты ей в подметки не годишься. И не звони сюда больше!

Эля стояла у телефонного аппарата, тупо слушая короткие гудки.

– В подметки не гожусь, говорите…. Ну, ну, время покажет, кто кому и куда годится.

Она открыла холодильник, достала треугольный пакет молока, оторвала уголок, сделала глоток и, расплескав, швырнула обратно. Понаблюдав какое-то время, как белые струйки стекают по стенкам полупустого холодильника, она со злостью захлопнула дверцу.

– Посмотрим еще, кто кому и куда годится, – повторила Эля, закуривая сигарету.

***

С экранов телевизоров Брежнев заплетающимся языком вещал о миссии СССР в Афганистане.

Стас приехал к Мише с невеселым известием. Он раньше получил повестку из военкомата, и уже проходил медкомиссию. Вскоре такой же вызов пришел и Михаилу.

Друзья смотрели новости и вспоминали знакомых, ушедших исполнять интернациональный долг, и вернулись в цинковых гробах.

– Нам нечего волноваться, Стас. Мы подали документы в ВУЗ, где военная кафедра. Максимум, что нам грозит – это военные сборы раз в полгода, – успокаивал Михаил.

– А если не поступим?

– С чего не поступим-то? У нас у обоих нормальные аттестаты. У тебя вообще две четверки всего.

– Так-то так.… Но ты же знаешь, сколько человек на место. Вспомни, что нам рассказывали о том, как специально заваливают, для отправки в армию.

– Я уверен, что мы поступим.

Поступил только Михаил. А Стаса, именно, завалили. Не договариваясь с Мишей, он приехал в институт раньше и, не увидев своей фамилии в списке, сначала напился, а потом явился в кабинет ректора, обозвал его сволочью, разбил огромную напольную вазу и загремел на пятнадцать суток.

Михаил пытался добиться свидания со Стасом, но безрезультатно. Он сбежал во время уборки территории, и все лето скрывался в деревне, где его осенью обнаружили сотрудники военкомата, прямиком направив к месту отправки автобуса с новобранцами.

Михаил, попросил свою тетку – заместителя главного врача военного госпиталя – узнать, где будет отправление.

Запыхавшись от быстрого бега, он добрался до места сбора.

Стаса никто не провожал. Дворовые и школьные друзья не знали, а матери с отцом не было до него никакого дела. Они выгнали Стаса из дома, узнав, что он сдает экзамены в институт.

Новобранцы толпились у автобуса, отцы произносили последние наставления, матери плакали, девчонки обнимали своих парней, обещая верно ждать. Стас сидел в автобусе, отвернувшись от окна.

Михаил осторожно подошел к другу, испытывая вину за то, что у самого все сложилось удачно – он прошел по конкурсу, и был уже официально зачислен в группу факультета управления МГУ. Петра с Натой тоже успешно сдали экзамены и стали студентками факультета журналистики престижного университета.

«Как так получилось со Стасом, у него же был превосходный аттестат», – недоумевал Михаил.

Во время прохождения медкомиссии еще неожиданно оказалось, что Михаил не годен к прохождению военной службы.

На случай провала сына на экзаменах в ВУЗ, Маргарита Аркадьевна подготовилась заранее. В течение недели до комиссии во все напитки сына она подмешивала лекарство, вызывающее головокружение. Его достала Мишина родная тетка – Ирина Аркадьевна – одинокая, старая дева к пятидесяти, которую не было нужды просить о помощи в этом вопросе. Она сама предложила избавить от воинской обязанности единственного племянника.

***

– Ира, это не опасно? Мы не сделаем Мишку инвалидом? – волновалась Маргарита Аркадьевна.

– Не переживай, работает профессионал. Не первый, не последний…

Ирина Аркадьевна знала не только, как подделать анализы и медицинскую карту, но и имела прочные связи в призывной комиссии.

– Ты считаешь, будет лучше, если ему моджахеды отрежут голову? – закуривая, ответила сестра.

– Господи, Ира, что ты такое говоришь!

– А что такое я говорю? Я новости про Афган не из телевизора узнаю, как ты. Послушай, если Мишка у тебя такой правильный, значит, надо, чтобы он сам почувствовал, что нездоров. Ему на комиссии много вопросов задавать не станут, но надо, чтобы подтверждал – «да, мол, бывают головокружения, и кости, бывает, крутит». Проверенный способ для таких праведников, как твой сынуля. И ближе к комиссии надо еще кое-что сделать. При этом заболевании синяки появляются, чаще всего на спине – я пришлю массажистку, она все организует. Мишке скажешь, что, мол, сколиоз исправляем.

– А сколько надо будет заплатить? – шепотом спросила Маргарита.

– Сама расплачусь, потом сочтемся. Для своих – свои расценки.

И вот у Михаила неожиданно обнаружилась проблема, никак не совместимая со службой в рядах Вооруженных Сил – сложно выговариваемое заболевание крови, сколиоз второй степени, и, вдобавок, плоскостопие.

Мать, захлебываясь слезами, твердила:

– Ничего сынок, ничего – вылечим, не переживай. Сколиоз – это вообще ерунда. Вот кровь. С этим, конечно, не шутят. Полежишь в госпитале у тети Иры, пройдешь курс лечения, и вернем здоровье.

– Мам, что это, какие анализы, какая кровь? У меня всегда все было в порядке, – спрашивал мать наивный Михаил. – Я всю жизнь спортом занимался…

– Я сама так считала, пока не сделали анализы. Ну, думала, ерунда – перегрелся, недосып. А не ты ли говорил, что голова кружится и ноги крутит? Крутит? – мать требовательно взглянула на сына.

– Последнее время бывает… Может, я еще просто расту? – неуверенно спросил Михаил.

– Ага! Растешь! Короче – Ира сказала, что размышлений здесь не должно быть. Если, говорит, ты не хочешь шарахнуть из автомата по своим, когда поплывет перед глазами, и провести молодость в тюрьме, значит слушай врачей. Ирина все перепроверила сто раз – ошибки быть не может.

– Как я буду Стасу в глаза смотреть…

– Вот еще – Стасу! Нашел о ком думать. О себе думай, сыночка, о своем здоровье. У каждого своя судьба, – заключила она и, поцеловав Мишу в лоб, крикнула мужу: – Гена, иди сюда! Вечно ты в серьезные моменты, где угодно, но не с проблемами семьи!

***

Стас, увидев Михаила, сунул руки в карманы куртки, чувствуя, как они сжимаются в кулаки. Конечно, он понимал, что Мишка ничуть не виноват в его бедах. Просто тот родился в другом месте, в другой семье и потому все в его жизни будет по-другому. Но принимать этой несправедливости Стас не желал.

Михаил сел рядом и прижался к другу плечом.

– Поздравляю, – сумел выдавить из себя Стас.

– Я не знаю, что сказать, Стас. Остается только надеяться на то, что не в Афган.

– Да ты что?! Серьезно? – взорвался Стас, и его глаза начали превращаться в два ядовитых пятна. – После побега меня, скорее всего, отправят служить в кремлевский полк, при генеральном секретаре ЦК! Ненавижу! – Стас со всей силы ударил по переднему сиденью. Из кабины выглянул пожилой водитель, но понимающе промолчал. Сколько их касатиков он отвез уже на этом автобусе, и сколько их не вернулось домой.

– Вот тебе, Мишутка, – зло продолжил Стас, – точно волноваться не о чем. У тебя же даже диагноз нашелся подходящий, на случай провала на экзаменах. И тебе – сколиоз второй степени, и загадочное заболевание крови, и плоскостопие!

– Это еще не подтверждено, еще будет дообследование, – попытался возразить Михаил.

– Да ничего твое дообследование нового не покажет! Ты болен, Мишенька, – вдруг ласково проговорил Стас. – Ты с детства болен. И болезнь эта называется благополучие и забота мамочки. А всё говно жизни – исключительно для таких, как я.

Стас, будто услышав сам себя, взбеленился так, что водитель все же решил выйти из кабины, и направился к ним.

Стас кричал, брызгая слюной. Лицо его побагровело, глаза источали желтую ярость.

– Иди отсюда! А ну, пошел вон, чтобы я тебя не видел больше никогда! Маменькин сынок! Такая же падла, как все! – орал на Михаила Стас, толкая его к выходу.

Пунцовый Миша вылетел из автобуса и быстрым шагом пошел к метро. Он не сердился на Стаса. Всю дорогу он думал о том, почему этому парню так не везет в жизни. Почему ему достались такие родители, почему у него так и не сложились нормальные отношения ни с одной девушкой, которых он постоянно менял? Почему именно его предпочли подставить на вступительных в ВУЗ? Почему так произошло именно с ним?

«Что он там такое говорил про его анализы? – вспомнил Михаил. – Намекал на то, что они поддельные?».

– Ты чего такой хмурной? – Маргарита Аркадьевна по привычке повела носом перед лицом сына. – От тебя спиртным пахнет, что ли? Ты что, пил?

– Да, я пил.

– Как ты разговариваешь с матерью? Что значит – «да, я пил»? С кем? Почему? Вы что отмечали поступление? Отвечай!

– Успокойся, пожалуйста. Я выпил всего лишь бутылку пива.

– Пива? И что за повод?

– Я только что проводил Стаса. Тетя Ира сказала, что его призыв, скорее всего, уйдет в Афган. Ты понимаешь мама, что это значит? – повысил голос Михаил. – А ты волнуешься, что от твоего сына – запах пива. Он же может не вернуться оттуда!

– Так. А ну, успокойся. Иди за мной, ты должен поесть.

Она подтолкнула сына в сторону кухни и продолжила:

– Ты еще скажи, что чувствуешь себя виноватым.

– Ты права – не знаю почему, но я чувствую себя виноватым, хотя и понимаю, что моей вины в его бедах нет никакой. Мам, ну почему все так в его жизни? Ведь он хороший парень!

– Потому что у каждого своя судьба, – произнесла Маргарита Аркадьевна, разогревая на сковороде отваренные пельмени. – Смотри-ка, Мишут – какие пельмешки зажаристые получились. Как рябчики. Мм-м… вкуснота.

Наткнувшись на взгляд сына, она села рядом, обняв его за плечи.

– Сыночка, у твоего Стаса одна судьба, у тебя другая. Тебе сейчас не о нем надо думать, а о том, чтобы с первого курса зарекомендовать себя в институте так, чтобы все потом пошло гладко. Хорошо, если бы тебя избрали комсоргом, да, Мишут?

– Что ты такое говоришь, мама?! Ты вообще, что ли, меня не слышишь?

Михаил отшвырнул тарелку и ушел в свою комнату, закрыв дверь на шпингалет.

– Посмотрите на него! И нечего еду швырять, – крикнула ему в след Маргарита. – Ишь, беда у него – друга в армию забрали. Каждому свой путь! О себе думай почаще! Не успеешь опомниться, как пройдет пять лет, и самого могут туда же отправить. Господи, не дай Бог, – подняв глаза вверх, прошептала неверующая Маргарита Аркадьевна.

Петра слушала новости о здоровье друга, удивляясь неожиданным диагнозам врачей.

– Странно как-то, Миш. Может, ты не в военный госпиталь ляжешь, а к моей маме в больницу? У них тоже есть гематологическое отделение. Или давай, хотя бы, покажем ей результаты анализов?

– У меня направление с завтрашнего дня. Там у них какие-то дорогие лекарства есть. Тетя Ира сказала, что успею пройти курс к началу учебного года. Откуда у меня это все взялось, Петра, не пойму. Я в детстве, конечно, часто болел, но ничего такого серьезного…

Петра обняла Михаила.

– Знаешь, чувствую себя неловко перед Стасом. Мы с ним так плохо расстались. Он по слухам, сейчас где-то на таджикской границе, а это – верняк в Афган. А я, кроме того, что отсрочку имею вузовскую, так еще заключение получил о негодности к строевой.

– Но ты же не сам захотел. Заключение вынесла комиссия, у тебя – серьезная причина, – сказала Петра.

– Получается – так. Мама говорит, что все серьезно, но тетя Ира обещала, что все поправимо, что подлечат, и буду, как новенький.

Голова вскоре перестала кружиться, ноги уже не ломило, и мама больше не вспоминала о серьезной болезни сына.

От Стаса не было ни единого письма. После разговора в автобусе Михаил и не ждал. Он пытался его искать, просил тетю Иру узнать, куда точно ушел призыв Стаса. Подтвердилось, что в Афганистан. А позже пришла информация о том, что рядовой Глушко попал в плен.

Как же несправедлива к Стасу судьба! Детство ни к черту, институт мимо и вообще вся жизнь…

А у Михаила по-прежнему – все по плану. И в институте он один из лучших студентов, и с Петрой все хорошо – он уже планирует, что на последнем курсе сделает ей предложение.

Вон Наташка даже не дожидается окончания института, уже весной замуж собирается за сына какого-то важного чиновника из Ленинграда. У всех все хорошо. У всех, кроме Стаса…

Михаил ждал Петру, сидя на лавочке, рядом с центральным входом в университет. Из распахнутых дверей с шумом вывалились студенты. Петра отделилась от толпы и, огляделась.

– Петра! – махнул девушке рукой Михаил.

– Ты почему такой грустный? – Петра присела рядом и подставила щеку для поцелуя.

– Я сегодня был в военкомате, в очередной раз пытался узнать хоть что-нибудь о Стасе. Я тебе раньше много о нем не рассказывал, вы с Натальей недолюбливали его.

– Согласись, он ничего не делал, чтобы к нему хорошо относились.

– Понимаешь, у него семья… в общем, неблагополучная очень. Все пьют. Его родители заставляли выбросить из головы планы на ВУЗ, мать ему каждый день твердила, что его место в ПТУ. А ведь, он упорный. Ты знаешь, он бы добился, чего хотел и обязательно поступил. Теперь вот мы все учимся, а он неизвестно где….

Петра промолчала. На самом деле, ни она, ни Наташа так и не смогли проникнуться дружескими чувствами к Стасу, и соглашались на компанию с ним только из уважения к Михаилу. Они всякий раз после встречи обсуждали повадки Стаса, его непонятный меняющийся цвет глаз и очень сомневались, что Миша может доверять такому другу. Но поскольку никаких фактов не было, они просто держали его на расстоянии, что Стас всегда чувствовал.

В такие моменты он, сжимая по привычке в карманах кулаки, мысленно проговаривал любимую фразу: «Все вы однажды будете у меня здесь!».

– Миш, это все, конечно, очень грустно, что говорить. Эта афганская тема вообще с каждым годом открывается в жутких подробностях. Но может быть, еще случится чудо и он вернется. Никакого извещения не было?

– Никаких сведений. Как сквозь землю.

– И вообще, ты должен избавиться от этого чувства вины, – категорически произнесла Петра. – Ты ни в чем не виноват. Знаешь, твой Стас из тех, кто умеет ввести человека в стойкое ощущение вины перед ним. Даже сейчас, без его реального присутствия здесь, ты чувствуешь, что ему должен. Так нельзя, Миш.

– Он хороший парень, – твердил Михаил. – Просто ему очень не повезло в жизни.

– Ладно. Какие у нас сегодня планы? – решив повернуть разговор в другое русло, спросила Петра.

Михаил вздохнул.

– Давай просто погуляем, – предложил он. – Погода сегодня…

– … волшебная, – добавила Петра. – Не грусти, все будет хорошо, я узнавала, – пошутила Петра, взяла его под руку и они пошли по бульвару, радуясь хорошему деньку.

Осень шелестела под ногами полинявшей листвой, но солнышко еще хорошо пригревало, балуя москвичей теплом.

А впереди поджидала зима восемьдесят пятого, разделившая жизнь Петры на «до» и «после», когда привычный мир счастья и семейного благополучия начал на глазах распадаться на части.

Москва, настоящее время.

Маша катила за собой чемодан, всматриваясь в лица встречающих. Следом, натыкаясь на ее багаж, плелся оператор Митя с камерой, штативом и маленьким рюкзачком за спиной. Слева, в такт музыке в наушниках, приплясывая, шла подруга Лиля.

Увидев маму, Маша бросилась ей на шею.

– Как же я соскучилась, мамочка!

– Здрасьте, Петра Олеговна, – хором приветствовали друзья дочери.

– Здравствуйте, ребята. Вас можно поздравить с завершением съемок?

– Съемок – да, теперь самое главное – монтаж, озвучка, и вот тогда мы готовы получать Пулитцеровскую премию, – «скромно» ответила Лиля.

Маша обняла маму за плечи и все двинулись к выходу на парковку.

Пока ехали из Шереметьево, ребята наперебой рассказывали о поездке. Митя, несмотря на невероятные погодные условия, сделал поистине шедевральные кадры. Лиля не забывала уточнить, что по идеальному съемочному плану и шедевры создавать не сложно. Маша говорила, что с такими талантами в съемочной группе у них не могла получиться лажа, что теперь у всех чешутся руки до монтажу, и уж точно, если не Пулитцеровская премия, то красные дипломы им обеспечены.

Когда всех развезли по домам и мама с дочкой остались в наедине, Петра снова обняла и поцеловала Машу.

– Как же я скучала по тебе, доченька. У тебя щечки совсем пропали, наверное, ели одну сухомятку?

– Мамочка, любимая моя, когда нам там было по едейно-питейным заведениям. Мы с утра до ночи рысачили по городу в поисках удачных кадров. Митька вечно ныл, что одна серость кругом, света ему не хватает. Но ведь это же Англия, а не Стамбул – город контрастов, чьёрт побьери. Здесь все стабильно, порядочно и, увы, вечно дождливо. Мами, у меня для тебя столько новостей, – хитро прищурилась Маша, накручивая на палец, выбившийся из-под бейсболки локон. – Но сначала ты должна меня как в сказке – напоить, накормить и спать уложить. Ты права, твоя дочь, сбросила за поездку несколько килограмм.

Пока Маша принимала душ, Петра накрыла на стол, разогрела горячее и открыла бутылку вина.

– Мамочка, как же дома хорошо, – произнесла Маша, промокая волосы белоснежным махровым полотенцем. – Так вкусно пахнут только наши полотенца и только наша квартира.

Маша носом потянула запахи в гостиной и добавила:

– И еда нашей Клавдии Ильиничны.

Когда с горячим и салатами было покончено, Маша, забравшись на стул с ногами, приняла любимую позу курочки на насесте.

– Мама, у меня для тебя две новости. Только ты, пожалуйста, не волнуйся.

Петра внимательно посмотрела на дочь.

– Только не волнуйся, окей? Все хорошо. Просто, дело в том, что я, наверное, скоро уеду.

– Куда? Стоп. О чем ты говоришь, через три недели защита!

– Это само собой, я об этом уже не думаю – уверена, что мой диплом войдет в историю универа. Мам, мне предложили делать еженедельную программу про обмен домами.

– Ты и так ее делаешь. Или у моей фирмы появились конкуренты, которые перекупили мою талантливую дочь? – пошутила Петра, на самом деле начиная волноваться.

– Нет. Они, то есть вы – не конкуренты. Скорее соратники. А предложил Джон – президент английского представительства клуба.

– Ясно. Что же предложил тебе Джон, чего не смогла предложить я?

– Мамуль, прошу тебя, не начинай. Ты же знаешь мою позицию на этот счет – «куры отдельно, яйца отдельно». Родственники не должны работать вместе. Я знаю, что ты видишь меня на своем месте, но я не хочу быть боссом. Успею еще. Сейчас я хочу по миру поездить, движухи хочу, я же молода! Да, кстати, небольшим боссом мне быть все-таки придется. Джон предложил стать не только автором телепрограммы и ее ведущей, но самой выбрать помощников. Полная самостоятельность и все это за его английские фунты. И гонорар мамочка, очень не хилый, даже по нашим российским меркам.

– Он предложил тебе контракт?

– Да, пока на год, всего-то! – пыталась успокоить маму Маша. – Зато ты представляешь – как я отшлифую свой английский?

– Но чем тебе, скажи, российский Клуб не позволяет сделать тоже самое? – не сдавалась Петра. – К тому же не сегодня – завтра мы купим франшизу на чешское представительство. Маша, доченька, я так надеялась, что ты этим займешься…