Текст книги "Петра. Часть I"

– Я знаю мама, что ты надеешься. Но, согласись, что я не давала тебе повода для этих надежд? – уже без тени улыбки произнесла Маша.

– Вынуждена согласиться.

Маша подошла к маме и, обняв ее за плечи, слегка покачала.

– Мамочка, милая моя, любимая, лучшая! Я тоже буду очень скучать. Но ты же знаешь – я всегда мечтала работать самостоятельно, и вот такое предложение, да еще и за границей. Можно пожить их жизнью, понять, как они ведут бизнес…

– Подожди, Маша, – перебила Петра, – а как же Вадим?

– И вот мы плавно подошли еще к одному причинно-следственному моменту.

Маша села на высокий барный стул, и лихо покрутилась.

– Ваша дочь, кажется, влюбилась! Он – англичанин. Его зовут Уильям. Фамилия Баррингтон, – выпалила она.

Брови Петры поползли вверх, она взяла пульт и включила кондиционер.

– Жарковато стало. Ох, умеешь ты делать новости. Значит, Уильям… Маша, но когда ты успела? Ты же сказала, что поесть некогда было!

– А, – махнула рукой дочь, – ты же знаешь, я у тебя – шустрая.

Маша, выполнив тяжелую задачу объявления новостей, с чувством выполненного долга положила себе на блюдце пять штук профитролей.

– Маш, а как же Вадим? – сокрушалась Петра. – Вы вроде свадьбу планировали?

– Он! – подняв вверх перепачканный кремом палец, заметила Маша. – Планировал – он. А я сохраняла молчание. И на минуточку – свадьбу-то он планировал, а помолвочное кольцо с бриллиантом мне никто на пальчик не надел. И у матушки моей родительского благословения не спрашивали.

– Дело в кольце?

– И в нем тоже. Ты сама цитируешь бабушку – семья сильна традициями. Положено кольцо – будь любезен, дари! А пока колечка на пальчике нет, мой статус: свободна.

Петра зябко поежилась под сильной струей кондиционера. Еще вчера вечером размышляя о том, что однажды Маша выйдет замуж и переедет в другой дом, Петра не предполагала, что это произойдет так быстро и дочь может оказаться от нее так далеко.

– Мам, да все будет хорошо!

Несмотря на веселый тон, Петра поняла, что дочь не шутит, и не сомневается в принятом решении. Оно принято.

И в отношении Вадима дело было, безусловно, не в кольце.

***

Вадим Кушнарев слыл в университете одним из самых перспективных юристов. Он окончил пятый курс на год раньше Маши, и сразу получил должность старшего юриста в мэрии. Все удивлялись, удивлена была и Маша.

«Надо уметь заводить и поддерживать знакомства в нужных кругах», – важно говорил Вадим.

Его стремление к карьерным высотам не знало границ. Проработав юристом год, он уже был знаком с теми, кто мог его не только продвинуть выше, но сделать это довольно быстро.

Вадим не жалел сил и времени, а Маша видела его все реже. Сама, находясь в постоянных разъездах, она старалась как можно больше уделять внимания другу. Но он с каждым днем, казалось, больше влюблялся в партию, которая претендовала на главное место в его жизни.

За полгода до Машиной поездки в Лондон он, глядя на нее блестящими от восторга глазами, сообщил, что ему предложили возглавить новое движение молодежи.

– Маш, мне предложили такой пост, что теперь можно быть спокойным за свое будущее. Дальше – только дорога вперед и вверх, – взволнованно говорил Вадим.

Когда он немного успокоился и рассказал концепцию нового движения «Свои», Маша удивленно вскинула брови.

– Почему организация антифашистская? У нас, что – так много неонацистов или тех же скинхедов, чтобы начинать целое движение?

– Ты не понимаешь! Черт с ними со скинхедами, всё там давно под контролем. Это – возможность. Моя возможность подняться выше, стать ближе к тем, кто правит миром. Это – шанс контролировать ситуацию, направлять движение туда, куда нужно.

– Нужно тебе или тем, кто руководит тобой? – не удержалась Мария.

Вадим надул губы и сразу стал похож на взъерошенного белого хомяка.

– Вадим, извини, если обидела. Ты старше меня, а смотришь на ситуацию как-то, не дальновидно, что ли. Ну, зачем тебе – талантливому юристу, какие-то общественные движения? Сегодня одна партия у власти, завтра будет другая…

– Запомни, детка – эта партия – навсегда. И ошибаешься сейчас ты. Возможно, в недалеком будущем у руля встанет тот, кто сейчас возглавляет молодежь, – намекнул он на свою персону. – За этой партией, Мария – будущее. А значит – и за мной. Если ты не согласна, то предлагаю закрыть эту тему, иначе мы поссоримся.

Маше послышалось в его словах – «иначе мы расстанемся». Или захотелось услышать? Она совсем не была готова стать Крупской или Горбачевой. Мужчина, на ее взгляд, должен быть специалистом в деле, которому учился. Может быть, она ошибается? Возможно, Вадим на самом деле создан для того, что бы быть просто лидером, руководить, и куда-то вести…

«Надеюсь, он знает – кого и куда, – размышляла тогда Маша. – «Вадим так доволен назначением, так хочет сделать что-то глобальное. Он молодой, горячий, ему нужно себя реализовать. Конечно, такой административный ресурс будет в помощь. Только уж очень сомнительны его цели и задачи. Какие-то пустые…».

Еще через месяц, после первого съезда нового общественного движения «Свои» Вадим, окончательно утвержденный на посту комиссара, гордо рассказывал о ближайших поездках по России и зарубежью. Маша слушала и понимала, что ей нет места рядом.

***

– Мам, согласись, все это очень похоже на режим, из-за которого в прошлом пострадало полстраны, а я так не узнала своей чешской бабушки. Комиссары, ячейки, ликвидация «режима олигархического капитализма». Олигархи борются с олигархами, страдает, как всегда в России, народ. Бред!

– Вы явно не сошлись в политических взглядах, дочь, – улыбнулась Петра.

– Ма, я серьезно. Меня это пугает. Я понимаю – кто-то религиозен, кто-то чрезвычайно партиен, но не надо доводить до крайностей. Фанатизм в любом деле – опасен. Вадиму же больше ничего не интересно. Он перестал читать. По ночам строчит какие-то манифесты. Мама, мы в месяц виделись два раза, в лучшем случае! При этом он говорит о свадьбе. И планирует все сам, меня будто нет рядом. Да меня фактически там и нет.

Маша отвернулась к окну, глаза блеснули слезой.

Петра села рядом и обняла дочь. Она сама едва не плакала от того, что личная жизнь ее девочки дает откровенную трещину.

Возможно, стоит немного подождать, Машенька? Постараться его понять. Это новое дело в его жизни, а, раз вы вместе, значит – и в твоей. Расстаться никогда не поздно. В крайнем случае, возьми тайм – аут. Ты права насчет работы – когда отдаешь себя полностью, можно многого достичь, но упустить тоже можно много. Как твоя мама.

– Неправда, – Маша вытерла слезы. – Ты ничего не упустила. И работала ты нормально. Когда не было времени, чтобы меня маленькую смотреть, ты договорилась с Клавдией Ильиничной, и у меня появилась бабушка, пусть неродная. Ты работала как надо, и я без твоего внимания не оставалась. А то, что замуж ты не вышла, так это потому, что тебе еще не попался мужчина твоей мечты, как Джессике Паркер.

– Начались аналогии, – улыбнулась Петра. – Не все значит потеряно с настроением.

Мать и дочь рассмеялись. Долго грустить в их семье – запрещено.

Маша тогда была готова к разрыву с Вадимом, но прислушалась к маме – решила еще раз все обдумать. Да и тайм-аут предполагался сам собой. Впереди планировались довольно долгие съемки в Англии. Она отвлечется, подумает обо всем еще раз, вернется, они поговорят и тогда решение придет само собой.

И жизнь расставила все на свои места – так, как и должно было быть.

***

– Значит, ты все решила окончательно и бесповоротно, никакой свадьбы с Вадимом не будет? – спросила Петра.

– Ма, как можно вести разговоры о семейной жизни, расширении квадратных метров и при этом не сделать предложение, как положено – как делал тебе папа, а дедушка – бабушке Анне. У вас и средств не было, а ведь делали достойно! Ты не подумай – дело не только в этом. Но и в этом тоже. Такие моменты жизни должны быть красивыми – это важно. И если мужчина на это неспособен, значит, он просто не думает о своей женщине. И потом ты сама говорила, что мужчину проверяют деньги и власть. Я сомневаюсь, что Вадим сможет справиться и с тем, и с другим. Чем больше у него денег, тем меньше я его узнаю – он становится другим, понимаешь, я перестаю ему доверять. Сначала – эта его политическая карьера, которая глушит всё в жизни, потом – он все решает за меня, я – как бесплатное приложение. Все это меня поначалу действительно задевало, я пыталась как-то повлиять. Безуспешно. Потом я ждала, когда он сам поймет. А потом мне вдруг стало все равно. Правда. Мне стало безразлично.

Маша, вздохнула, налила сок в высокий бокал, и начала сосредоточенно тянуть его через соломинку с веселыми хвостиками на конце.

– Я тебе не хотела говорить, – продолжила Маша. – Прямо перед моей поездкой в Англию я кое-что увидела.

– О чем ты? – спросила Петра.

– Мы договорились встретиться у него в офисе. Или, как там он у них называется – штаб, – скривилась Маша. – Я шла к нему в кабинет. Его не было на месте. Я уже повернула на выход и вдруг случайно увидела экран монитора секретарши. На рабочем столе были открыты фотки с их корпоратива в ночном клубе. Мам, я не буду вдаваться в подробности, но они были о-о-чень пикантны. Я вспомнила дату этого корпоратива – он тогда не ночевал дома, а я как идиотка сидела и ждала. Мы договорились, что он вернется не поздно, и мы успеем к нашим друзьям на вечеринку, в честь их помолвки.

– И что же дальше?

– Вызванивать его мне было противно. И знаешь, я тогда вдруг отчетливо поняла, что мне не хочется: ни звонить, ни писать, ни узнавать, почему он не пришел. Не хочется ни-че-го. Полная пустота и душевная усталость. Мне даже предъявить ему ничего не хочется, ни за эти фотки, ни за фальшивый взгляд на следующий день. Стало пусто, но тихо и спокойно, будто жизнь вырулила, наконец, с неровной, ямной дороги, на гладкую, хорошую трассу. И место в моем сердце, мама, в тот момент освободилось.

Маша снова крутанулась на стуле, и, взлохматив руками густые каштановые волосы, добавила.

– А свято место, как известно, мамуль, пусто не бывает! И вот теперь, я встретила мужчину своей мечты, – улыбнулась дочь, и резко вытянулась, погладив себя по животу. – А еще я, кажется, объелась.

– Хорошо – с Вадимом более-менее ясно. Теперь про мужчину мечты. Итак, его зовут Уильям…

– Йес. И позаботились об этом его папа – аристократ, сэр-мэр-пэр в пятом поколении и мама – оперная дива.

– Баррингтон… знакомая фамилия. Кажется известный художник или писатель?

– Совершенно верно. Барбер Баррингтон – художник и писатель. Но к Уильяму и его семье это не имеет никакого отношения. Он – архитектор.

– Что он проектирует?

– В основном – жилые дома. Ты бы видела его проекты, мама – он невероятно талантливый.

Петра смотрела, как блестят глаза Маши, как пылают ее щеки, когда она говорит о новом друге.

– Мамочка, когда он впервые посмотрел на меня своими глазищами, я подумала – провалюсь и не выберусь, не вернусь на Родину. Такие добрые, такие родные, будто,… будто он русский, – подытожила Маша.

Вспомнив, как, много лет назад, она также утонула в глазах ее отца, Петра произнесла:

– Маша, детка, какие выводы можно делать через неделю знакомства?

– Поправочка – целых три. Мы познакомились в аэропорту в день прилета, он любезно подвез нас, и потом мы уже встречались каждый вечер. Он даже на съемки приезжал. В первый уикенд он пригласил всю нашу съемочную группу в родительский загородный дом. Я таких красивых особняков в жизни не видела.

– Его он тоже сам проектировал?

– Нее-т, что ты! Он очень древний, это их семейный дом, ему больше ста пятидесяти лет. Уильям нас познакомил с родителями. Я думала, увижу чопорных англичан с неизменной чашкой английского tee, – Маша вытянула губы и, оттопырив мизинец, поднесла импровизированную чашку ко рту. – Но, ничего подобного! Они оказались такими классными. Такими же современными, как ты. Его мама – Дениз – немного полновата, но выглядит все равно очень молодо. А голос, мама! Когда она затянула Алябьевского «Соловья», мы чуть не прослезились. Оказывается – у них в роду есть русские, и вся семья обожает наши романсы!

– А кто папа?

– А фазер его – известный историк Альберт Баррингтон.

– С Уильямом тоже вроде понятно. Что с контрактом, какие условия, кого ты будешь нанимать в группу, каков хронометраж программы?

– О, узнаю мамочку-босса. Я привезла договор. Он подписан только с их стороны. Твой юрист посмотрит?

– Конечно. Но, Маша…

– Что, мам?

– Я не хочу быть так далеко от тебя, милая. Ты точно все решила? – Петра обняла дочь и поцеловала в висок.

Маша взяла маму за ладонь и поднесла к своей щеке.

– Это всего лишь один маленький годик. А потом я тебя перевезу к себе в Лондон.

– А ты значит, уже видишь себя резидентом этой страны?

– Бер-ри выше, – шутливо скартавила Маша. – Пмжистом!

***

В большой аудитории, в соответствии с иерархическим принципом размещения расположились члены аттестационной комиссии.

В самом конце длинного стола пристроилась любовница профессора Иннокентия Марковича Мякина – Лолиана Борченко, получившая недавно статус старшего научного сотрудника.

Сам профессор отсутствовал по причине сердечного приступа – отлеживался на даче под присмотром супруги. Лола не упустила момент и, благодаря давней дружбе Иннокентия Марковича с проректором Аничкиным, заняла вакантное место в комиссии.

Девушка рвалась к высотам научной карьеры всеми доступными способами. Со своей внешностью она могла бы добиться неплохих результатов на телевидении, но непонятно почему, видела себя именно в сфере высшего преподавания, в чем ей активно помогал Иннокентий Маркович – сердешный друг, как он сам себя называл.

Лолиана, несмотря на стопроцентное зрение, нацепила, по случаю, новые очки в черной, лаковой оправе. Она долго выбирала наряд и остановилась на строгом костюме и белой блузе под горло.

Теперь накрахмаленный воротничок не позволял склонить голову, и Лола, нервно поправляла его, одновременно пытаясь открыть золоченую застежку на портфеле от Prada.

Рядом с другими членами комиссии она выглядела, как правнучка члена совета ветеранов Великой Отечественной. Казалось, сейчас она, наконец, откроет свой портфельчик и вынет откуда конфетку или развивающую игру.

Лола, наконец, справилась с замком и вынула из портфеля планшет, в котором держала лекции, расписание занятий, и, на всякий случай, всю любовную переписку с Иннокентием. Нахмурив брови, она ввела пароль и принялась плавными движениями подушечек пальцев листать на дисплее почту, куда ее сердешный друг Кеша должен был сбросить список дипломников и названия их работ.

«Вот старый козел! – чуть не произнесла вслух Лола. – Просила же, пораньше отправить. Смогла бы тогда подумать, какие вопросы можно задать во время защиты. Не сидеть же тупо среди этих напыщенных членов комиссии. Членов… хи-хи».

Лола посмотрела на Анну Антоновну – бывшую ведущую центрального канала, ныне преподавателя факультета журналистики.

«Вон еще – красавица сидит, глазки строит Аничкину. Прическа – времен расцвета ее карьеры, вся в ботоксе, а руки потряхивает Паркинсон. Старушка – разрушка, а все туда же! Аничкин ей не по зубам, от него еще первокурсницы писают кипятком. Для тебя, милочка – только тот дряхлый старичок – почетный деятель искусств Ивановский»

Лола перевела многообещающий взгляд на профессора Аничкина.

«Может пора переключится на Кешиного товарища. Как бы мой сердешный друг кони не двинул. Ох, переборщили мы позавчера с виагрой. Помрет, и начинай карьеру заново. Здесь же сожрут, как только узнают, что поддержки ждать неоткуда. А у нее большие планы на этот универ. Она всем докажет, что не тупая курица, как ее на втором курсе назвал молодой преподаватель редактирования и стилистики, которому она попыталась ножкой под столом достать до причинного места во время сдачи зачета. Так прямо вслух и сказал – „тупым курицам в этом достойном заведении делать вовсе нечего“. И где он теперь? Все также преподает свою стилистику только уже совсем в другом, менее достойном заведении, потому что в этом ее друг Кеша ему жизни не дал. Ой, кажется, начинается.… Надо как – то засветиться. Думай, Лола, какой задать вопрос, думай…».

Анна Антоновна поцокала алыми ноготками по столу и предложила:

– Товарищи, давайте начинать?

Ее тут же поддержали, и секретарь комиссии пригласила в зал дипломников и их группы поддержки.

– Постарайся не вступать в спор с Ивановским – заслуженным старичком, что слева от председателя, – шепотом напутствовала Машу руководитель ее проекта Мирослава Витальевна. – Он сто лет, выражаясь вашим молодежным сленгом – не в теме, но ежегодно просит ректора разрешить ему членство в комиссии. Он, наверняка, будет нести всякую чушь, а ты улыбайся, благодари за вопрос, и переводи в другое русло, как я тебя учила. Он не опасен, потому что умен и знает когда остановиться, чтобы не выглядеть смешным.

– Хорошо, все поняла, – ответила Маша.

Началась защита. С разницей в пятнадцать минут, к ораторской стойке подходили дипломники. На проекционном экране мелькали фото – и видеокадры, таблицы и другой рабочий материал.

На пятой защите Лола едва не заснула. Она спешно проморгалась, исподтишка глянула в зеркальце и, незаметно отправила в рот четвертинку маленькой розовой таблетки. Запив ее водой из хрустального графина, она взглянула в список с фамилиями.

«Так… шестой прошел… сейчас седьмая – Вишневская. Тема диплома: «Телевизионная программа, как эффективный метод продвижения нового вида путешествий».

Маша уже стояла у экрана, на котором по ее знаку должны демонстрироваться наглядные материалы.

«Эффективность механизмов для достижения поставленных целей мы определяли следующим образом…».

Маша ни разу не заглянула в записку дипломника. В том, что она защищала, девушка разбиралась досконально.

«Ты подумай, как чешет, красотка. А ведь такой не обязательно быть еще и умной. Не понимает, видно, своего счастья. Смотри-ка, ни разу не запнулась. Что за Клуб по обмену такой, ни разу не слышала. Прикольно, но причем здесь журналистика? И какое отношение она имеет к этому Клубу, или он к ней?

Мария незаметно кивнула, и лаборант запустил новые файлы. На экране появился логотип Клуба и первые кадры программы, очередной выпуск которой накануне вышел на канале.

– Что ж, должен признать – это редкий случай в моей практике, – произнес председатель комиссии профессор Аничкин, – когда у меня совершенно нет вопросов. Это реальный проект, воплощенный на уважаемом мной канале, да еще и так грамотно поданный на защите.

В зале раздались дружные аплодисменты.

– Минуту, друзья мои. У меня вопросов нет, но может кто-то из коллег? – обратился он к членам комиссии.

Те развели руками. Заслуженный деятель искусств Ивановский молчал, что тоже являлось редчайшим случаем.

Маша посмотрела на маму. Петра сложила пальцы колечком – «все отлично!».

Лола заерзала на стуле. Принятое средство начинало действовать, и она решила не ждать следующей защиты.

«Надо задавать вопрос, а то потом перерыв и неизвестно дадут ли ей шанс…», – решила она.

А шансы Лола привыкла брать сама.

– У меня есть вопрос, – раздался хрипловатый голос в конце стола.

– Простите? – председатель комиссии посмотрел поверх очков, не сразу вспомнив, кто это.

«Ах, да, это же девица Иннокентия. Вот, бедняга вляпался на старости лет».

Сам же профессор был весьма недурен собой, и находился в неплохой физической форме, которую поддерживал строжайшей диетой и тренажерным залом. Он мог осчастливить не одну студентку или аспирантку, но никогда не переходил в общении с ними известные границы.

«Не сори там, где живешь, – советовал он, потерявшему голову Иннокентию Марковичу. – Надо же понимать, Кеша, что им всем от нас нужно. Эта девица выжмет из тебя все соки, и махнет на прощанье хвостом. Ты вон как дышишь, последнее время тяжело, уж не принимаешь ли какие стимуляторы, друг мой?».

Вадим опоздал к началу и, позевывая, стоял у входа, слушая защиту Маши. Дверь в аудиторию была приоткрыта. Не особенно вникая в слова, он смотрел на нее, думая о том, что, несмотря на их разногласия, Мария будет ему неплохой женой. Красивая, умная. Может чересчур, но с этим мы справимся.

Вадим посмотрел на Ивановского. «Вон даже старик из комиссии, похоже, забыл, зачем он здесь – сейчас слюни начнет пускать».

«Настоящая королева. Под стать своему королю. Поработать с ней, конечно, надо, – продолжал размышлять Вадим. – Как-то отдалилась от меня последнее время – на звонки не отвечает, даже не сказала, что сегодня защита. Я, конечно, тоже перегнул со свободой – прокололся конкретно на корпоративе. Пришел под утро, а она даже слова не сказала, пожелала хорошего дня. А я там реально зажег – проснулся в окружении трех своих соратниц по партии. Эх, и ночка была, Садом и Гоморра отдыхают».

Вадим почувствовал напряжение в паху.

«Когда Машка уедет на свои съемки, надо будет повторить».

– Коллеги, прошу тишины, пожалуйста. Оказывается, у нас все-таки есть вопросы. Пожалуйста, э-э….

– Лолиана Борченко. Старший научный сотрудник Борченко, – важно напомнила она. – У меня вопрос. Все это, безусловно, весьма ново, перспективно, и сам вид путешествий и ваш проект. Но, прошу прощения, какое он имеет отношение к журналистике? Что же здесь, простите, от журналистики?

Маша улыбнулась, поблагодарила за вопрос и ответила:

– Журналистика, как известно, это не только статьи в глянцевых журналах и серьезных изданиях, не только ток-шоу и репортажи с места событий. Журналистика имеет много направлений, которые в разные времена развивались с разным успехом….

Лола то краснела, то синела, ей казалось, что все сейчас смотрят не на дипломницу, эту Вишневскую, а на нее, задавшую вопрос. Черт меня дернул!

Диплом самой Лолы делал Иннокентий, и он касался темы репортеров и их роли на телевидении. Лола и практику проходила на НТТ, и ее даже однажды выпустили в вечерний эфир. И она искренне считала, что журналистика – это репортеры, это, наконец, берущие интервью ведущие программ, но не таких же, черт возьми, не про обмен какими-то домами.

«Вляпалась, хоть сквозь землю теперь провались», – поняла Лола.

– Надеюсь, что я достаточно развернуто ответила на Ваш вопрос, – с улыбкой завершила Мария. – Если понадобится – я могу привести массу примеров, когда в истории журналистики вставал под вопрос тот или иной ее вид. Но в моей теме, как мне кажется, все предельно ясно, и в плане отношения к журналистике в том числе.

Профессор Аничкин, довольно смотрел на Марию.

«Девушка с большой перспективой и красавица какая. И совершенно очевидно, что внешними данными пользоваться не планирует, как эта псевдонаучносотрудник Лола. Эта Мария – птица другого полета. Вот бы моему сыну такую жену».

– Итак, коллеги, прекрасное завершение первого этапа нашей сегодняшней встречи. Предлагаю поблагодарить Марию Вишневскую и отправится на перерыв.

Без стеснений грянули аплодисменты. Кто-то из зала крикнул «браво», его подхватили. Студенты, стоя аплодировали Маше. Однокурсники кинулись к девушке, повисли на ней, парни жали руки, подруги чмокали подкрашенными губами в щеки.

– Машка, какая ты молодец, чтоб нам также защититься!

Старший научный сотрудник Борченко, еще больше надув накачанные губки, нервно забрасывала в портфель планшет.

К Маше подбежала первокурсница со смешными косичками, скрученными вокруг головы.

– Мария, я смотрю все выходы ваших программ, даже лекции из-за них пропускаю! И ваша защита это было… это… что-то! Серьезно! Дайте мне, плиз, автограф. Вы сто пудово будете самой крутой звездой на тв!

– Для будущего журналиста, у Вас, милая, весьма однообразный запас слов, – упрекнула девушку, подошедшая Мирослава Витальевна.

Первокурсница смущенно отошла, а преподаватель обняла Машу, и сказала:

– Ты молодец, детка. Лучшей студентки у меня не было. Твоя мама воспитала прекрасную дочь. Она по праву может гордиться тобой.

Маша взглядом нашла маму. Петра махнула ей рукой и незаметно показала на дверь, где маячил Вадим.

– Поздравляю, – протянул он Маше букет рыжих роз и попытался поцеловать.

– Спасибо, – уклонившись, ответила девушка.

– Круто ты отбрила эту фифу, из комиссии.

Маша пожала плечами, и посмотрела на часы.

– Ты почему мне не сообщила про защиту? Почему я должен узнавать об этом от твоих подруг? И мобильник постоянно отключен. И вообще, как долго ты собираешься бегать от меня?

– Как много претензий, – отметила Маша.

– А в чем дело, я не понимаю? После того, как ты вернулась из своего Лондона, мы ни разу не виделись.

– В таком режиме, Вадим, если ты не заметил, мы видимся уже полгода и не я тому виной. Но сейчас, действительно, должны поговорить. Не вижу повода откладывать этот разговор.

Взгляд Вадима потух. Он понял, что Маша знает про тот гребаный корпоратив. Наверняка, донесли. Никому доверять нельзя…

Петра подошла в момент, когда они, молча, смотрели в разные стороны. Маша теребила хвостик ленточки на цветах, Вадим нервно топтался на месте, надув щеки, и снова был похож на недовольного хомячка, которому не дают съесть то, что он уже положил за щеку.

– Поздравляю, доченька. Ты была великолепна. Горжусь тобой.

– Спасибо, мамочка!

Настроение Маши мгновенно изменилось. Она словно не видела рядом Вадима и забыла о предстоящем неприятном разговоре.

– Добрый день, Петра Олеговна, поздравляю Вас тоже, – промямлил Вадим.

– Спасибо, Вадим. Как поживаешь?

– Спасибо, все окей.

– Мам, ты езжай без меня, я доберусь сама. Возьми, пожалуйста, цветы.

– Хорошо. Я буду ждать тебя дома.

– Всего доброго, Вадим, – холодно произнесла Петра.

«Понятно, – скривился он. – Мамочка тоже в курсе».

Петра услышала, как ключи звонко шлепнулись на комод и, вытирая руки полотенцем, вышла из кухни.

К семи ждал, заказанный в ресторане, столик.

– Маша?

– Да, мам. Это твоя «эгоистичная, беспринципная, и совершенно аморальная дочь».

Петра удивленно посмотрела на Машу.

– Да, да. А ты думала – что я услышу в ответ на сообщение о расставании? Хотя, честно говоря, такого поворота я сама не очень ожидала. Не завидую я его партийным врагам – пощады они не получат.

– Неужели нельзя было расстаться интеллигентно, без эксцессов? – с сожалением произнесла Петра.

– Никаких шансов, мама. Ему будто крышу снесло. Он орал на все кафе, я думала, сгорю со стыда. И я теперь должна знать, мама, что в этом городе у меня вообще нет никаких шансов. А может и в стране. Теперь же всей молодежью правит здесь Вадим, а поскольку я в опале, шансов на достойную жизнь у меня никаких, – состряпав грустную рожицу, произнесла Маша.

– А шансы, значит, теперь раздает Вадим Кушнарев?

– Ага, – рассмеялась Маша. – Мы с тобой просто не поняли, что я встречалась с царем всея Руси, или, как минимум, его младшим заместителем. В общем, в результате этого, мягко говоря, неприятного разговора, мне пришлось просто встать и уйти. Так и закончился мой роман, претендовавший на серьезность и счастливый итог.

Петра обняла Дочь.

– Расстроилась?

– Да что ты! Я об этом мечтала. Конечно, мне был очень неприятен весь этот скандал на глазах у изумленной публики, но сейчас я очень довольна, потому что все, наконец, закончилось. И, вот что, мами – не пора ли собираться чествовать твою дочь? С сегодняшнего дня она дипломированный специалист! Ура!

– Ура! Я так горда тобой, дочка. Ты была превосходна на защите, как, впрочем, всегда и везде.

– Вся в мать!

Маша была абсолютной оптимисткой, умеющей разглядеть в любой ситуации лучшие стороны. Она перелистывала неинтересные страницы и никогда не возвращалась к ним. Решение давалось ей не всегда скоро и просто, но если она определялась, остановить было уже невозможно.

И страница с Вадимом была перевернута навсегда.