Текст книги "Нереальная коллекция. Сборник рассказов"

Пока идет снег

В обед пошел снег – первый в этом году. Хлопья, крупные и редкие, сыпались, словно перья из прохудившейся подушки.

Земля еще не промерзла, и долетев до нее, хлопья таяли. Оставались только мокрые пятна.

Лариса смотрела в окно, а снег все сыпал и сыпал…

Утренняя злоба прошла, осталась только усталость.

Хотя час назад, после совещания у директора, Лариса думала, что ярость удавит ее. Шла по коридору, точно в красном тумане. Зашла в отдел, швырнула ежедневник на стол. Тот пролетел по гладкой столешнице, как по льду, и шлепнулся с другого конца на пол.

Девчонки сидели, как мыши, не поднимая головы. Правильно сидели – на совещании орали так, что слышал весь офис. И, конечно, все уже знали, что Лариса проиграла. Все недопоставки повесили на нее, Мышовец уж постарался, сволочь такая!

Лариса стиснула зубы, чтобы не заплакать. Глаза отчаянно защипало, тушь все-таки потекла.

Она круто развернулась и вышла из комнаты. В туалете приблизила лицо к зеркалу, хотела аккуратно вытереть черные потеки в углах глаз, тут-то контактная линза и выпала. Маленькая полупрозрачная скорлупка закружилась в водовороте и мигом улетела в сливное отверстие.

И тогда Лариса разрыдалась.

Рыдания так сотрясали тело, что ей пришлось опереться руками на край раковины, чтобы не упасть.

Плакала долго. Потом еще дольше вытирала глаза бумажными полотенцами. Потом в туалетную комнату зашла сотрудница из соседнего отдела и с затаенным любопытством окинула Ларису взглядом.

Лариса даже не смогла ей кивнуть, просто повернулась спиной.

Девчонки-подчиненные при ее появлении быстро исчезли – отправились пить кофе в буфет, и Лариса осталась одна. Развернула кресло к окну и стала смотреть на снег.

Усталость после пережитого была слишком велика, мысли текли вяло и бессвязно.

Надо увольняться… Мышовец – сволочь, ладно, но ведь меня никто не поддержал… Дальше работать с такими людьми невозможно… А куда идти?… Денег нет, еще и кредит висит невыплаченный… На что жить?… Снег идет, скоро зима, а у Кирки нет теплой куртки… Голова болит… Завтра же надо написать заявление… Ну какая же сволочь этот Мышовец!…

А снег все падал и падал…

Вернулись девчонки, зашуршали бумагами, застучали по клавишам компьютеров. Самая шустрая, Катя, уже стала названивать поставщикам. Ее пронзительный голос ввинчивался в мозг, как раскаленный коловорот.

Лариса встала, достала из шкафа пальто, подхватила сумку и, ни с кем не прощаясь, закрыла за собой дверь.

Слава богу, подъехавший лифт оказался пустым. Двери закрылись, мягкий толчок, и кабина, как капсула космического корабля, двинулась с места. Если бы улететь на ней, как в какой-то детской сказке, вот было бы хорошо!

Но путешествия не вышло. Нежный предупредительный звоночек, шипение расходящихся дверей – и она уже в вестибюле первого этажа.

Около крутящейся двери поскользнулась на скользком полу и упала бы, если бы кто-то не подхватил ее под локоть.

– Спасибо, – буркнула Лариса, даже не поглядев на своего спасителя. И что на него глядеть, наверняка, тоже гад порядочный!

Она шла, не разбирая дороги, спотыкаясь и попадая ногами в лужи. Не все ли равно? В голове не было ни одной мысли, только желание идти и идти, неважно куда, главное, убежать от обиды и омерзительного чувства поражения.

Она даже не накинула капюшон, волосы усыпали хлопья снега – первого в этом году.

Лариса миновала несколько переулков и вдруг наткнулась на невысокий металлический заборчик. Бездумно толкнула кружевную калитку и оказалась во дворе.

Прямо перед ней высился темно-красный кирпичный дом, грузный, как средневековый замок, а левее, около каменной чаши не то клумбы, не то фонтана, темнела скамейка.

Ноги сами понесли к ней. Спинка и сиденья были слегка запорошены снегом, но Лариса даже не стала его стряхивать. Села и уставилась на дом.

Короткий декабрьский день таял, и в нескольких окнах уже горел свет. Остальные – темнели тусклыми стеклами, в которых отражались низкие снеговые облака.

Двор был абсолютно пуст, даже голуби попрятались по застрехам. Только надвигающиеся сумерки и все густеющий снег.

Постепенно белые хлопья облепили карнизы, усыпали асфальт и Ларисины плечи.

Боковым зрением она уловила какое-то движение, повернула голову. Через калитку во двор вошла темная фигура. Лариса равнодушно отвернулась и продолжала рассматривать чужие окна, гадая, счастливы ли живущие за ними люди.

Фигура приблизилась, присела на противоположный край скамьи.

Лариса скосила глаза – мужчина. В длинном темно-сером пуховике, капюшон надвинут так, что лица не видно. Руки глубоко засунуты в карманы.

Лариса недовольно поджала губы. Мужчина молчал и не шевелился.

Откуда-то выплыла тревога. Лариса заерзала, полами пальто сметая со скамейки снег. И вдруг услышала неясное:

– Лорик.

Она подозрительно покосилась на соседа – тот был недвижим.

Она уже решила, что почудилось, когда тихий голос повторил:

– Лорик.

Лариса подпрыгнула и, забыв все приличия, в упор уставилась на мужчину.

– А теперь ты точно похожа на задумчивую кенгуру.

– Что-о?

Темно-серая фигура слегка дрогнула, и что-то неуловимо знакомое промелькнула в этом движении.

– Этого не может быть, – похолодевшими губами прошептала Лариса.

– Может, – голос был тихим, но уверенным. – Может.

– Откуда вы знаете?… Да как вы смеете?… Да я вас… – забормотала Лариса, изо всех сил сжимая пальцами ремешок сумочки. – Да кто вы вообще такой?

– Это я, Лорик.

Ларисе показалось, что ее с головой окунули в ледяную воду. Сердце на секунду остановилось, горло сжалось.

– Я пришел посмотреть на тебя.

Ледяной холод обратился в нестерпимый жар, который мгновенно поднялся от пальцев ног к сердцу, и оно забилось так сильно, точно хотело вырваться из груди.

Перед Ларисой сидел ее муж, восемь лет назад погибший в автокатастрофе.

Лицо было скрыто капюшоном, но по голосу Лариса чувствовала – Юрка улыбается.

И тогда она все поняла. Так, значит, она все-таки поскользнулась на том чертовом блестящем полу и раскроила себе череп о тяжелую стеклянную дверь. И то, что сейчас происходит – это предсмертные видения. Или посмертные. Она умерла?

– Ох, Лорик, ты всегда была паникершей. С тобой ничего не случилось. Это я пришел. Понимаешь, я все время думал о тебе, скучал. Всегда хотел прийти. Но не получалось. А сегодня пошел снег… И мне удалось.

– Юрка…

– Лорик.

– Но как… Как это может быть?

– Откуда я знаю? – с досадой воскликнул он. – Просто взяло и получилось.

В голосе Лариса уловила знакомые нотки, и они убедили ее раз и навсегда.

Перед ней действительно сидел ее муж.

– Юрка…

– Я так рад, что увидел тебя, Лорик. Как ты живешь?

– Нормально. Нормально я живу, Юрка, – и Лариса тыльной стороной ладони вытерла глаза. – А ты как…

Она запнулась, но все же договорила:

– … живешь?

– Да тоже, наверное, нормально. Только там все странно. Я очень многого не могу вспомнить. Сколько времени прошло, как я… как мы расстались?

– Восемь лет.

– Восемь лет, – задумчиво произнес он. – А ты совсем не изменилась.

– Скажешь тоже! – Лариса всхлипнула. – Смотри, какая старая стала.

– Нет, такая же. Только волосы посветлели. Раньше ты была рыжей. Рыжая Лариска. Лиска-Лариска.

Слезы ручьями катились по щекам, застилали глаза и не давали рассмотреть Юрку.

– Где ты откопал такой пуховик, горе ты мое?

Фигура мужа по-прежнему оставалась неподвижной, но Лариса знала – он растерянно пожимает плечами и смешно хмурит брови.

– Понятия не имею… Оказался откуда-то! А у меня такого точно не было?

– Точно.

– ЧуднО!

Небольшая пауза и вопрос:

– Лор… А когда это случилось? В какое время года?

– Летом. В августе. Было очень жарко, все ходили в майках… А ты не помнишь?

– Нет. Совсем не помню.

Лариса запрокинула голову. Небо опустилось совсем низко и стало еще больше похожим на подушку – старую, скомканную, серую. А снег оттуда сыпался ярко-белый.

– Тебе было очень больно? Ну тогда…

– Совсем не больно. Вот честное слово!

Лариса закусила губу. Перед глазами на тысячную долю секунды мелькнули картины, которые она изгнала из памяти навсегда. Морг. Полумрак в коридорах, а потом яркий свет и… Она смогла опознать Юрку только по остаткам одежды, которая не обгорела. Ее было немного.

– Ну вот, опять разревелась. Ты становишься плаксой, Лорик. Это к старости! Небось, на похоронах рыдала в три ручья?

– Нет, Юр… Не рыдала.

– Вот и умница. Слушай, я ничего этого не помню. Помню только, как мы ели эклеры.

– Господи, какие еще эклеры?

– Шоколадные. Не помню только, где. Там еще столы были стеклянные, зеленые. Где-то около ГУМа.

– А-а, теперь я тоже вспомнила! Но это очень давно было. Кирка был совсем крошечным.

– А сейчас ему сколько?

– Девятнадцать. В институте учится.

– Меня вспоминает?

– Да. Только не говорит об этом. Сразу после… ну, этого… он так переживал, что даже заикаться стал.

– Ну вот! Вас на секунду оставить нельзя. Один заикаться начнет, другая перекрасится в солому и будет поминутно реветь, как белуга.

– Не на секунду, Юра. Прошло восемь лет!

– Восемь, – повторил он. – Восемь… Нет, не помню… Там время какое-то странное. Я никак не могу привыкнуть.

– Я тоже.

– Ты помнишь меня?

Помнишь! Разве можно словами описать ту космическую дыру, которая образовалась в ней, тот черный вакуум, который скрутил жизнь в тугую спираль и унес все? Или рассказать, как она плакала сухими злыми слезами? Извивалась от ярости на пустой кровати, потому что он смог вот так ее оставить.

– Ну ладно, извини. Просто я очень скучаю по тебе, Лорик. А кто такой Мышовец?

Лариса осеклась, точно налетела на преграду. Утренние события оказались отделенными от сейчас на миллиарды лет.

– Мышовец?… Да сволочь одна. С работы. У меня серьезные неприятности, Юрка.

Сказала и почувствовала, что он опять улыбается.

– Все обойдется. Ты сильная, ты справишься.

– Справлюсь, конечно. Только… Только ты вернешься?

Молчание.

Он молчал, а ей хотелось выкрикивать его имя, звать, и сердце сжималось при мысли, что впереди годы без него.

В пустом, лишенном любви мире.

– Ну хотя бы побудь со мной.

– Побуду.

– Долго?

– Пока идет снег.

Она снова запрокинула голову. Тучи спустились так низко, что, казалось, уже лежали у них на головах. Снег валил, не переставая.

Они сидели на разных концах скамейки, окутанные в снежные коконы, но были вместе. Может быть, даже обнимались.

Пелена сделалась такой густой, что скрыла дом, каменную чашу, железный забор и, вообще, весь мир.

– Лорик.

– Юрка.

Холод пробрался к ней под пальто, она вздрогнула.

– Холодно?

– Холодно.

– Обязательно купи Кирке теплую куртку, слышишь?

– Слышу. Куплю.

– И скажи, что это от меня.

– Скажу.

Он смотрит на нее сквозь снежную занавесь и улыбается. Он все время улыбается, а она все время плачет.

– Эх, Лорик, Лорик! Глупая девчонка.

– Оставайся со мной, Юрка, – говорит она.

Нет, не говорит. Умоляет. Просит вернуться – всей душой.

Долгая пауза. И когда она думает, что ответа не будет, он отвечает.

– Я останусь. Останусь, пока идет снег.

А его навалило столько, что Лариса чувствует тяжесть на плечах. Но ведь на плечах – не на сердце?

И вдруг снег начал редеть. Белая пелена – таять, и сквозь нее стал проступать темно-красный кирпичный дом, грузный, как средневековый замок.

– Юра.

Молчание. Кокон на противоположном конце скамейки заколебался, задрожал, как туман, уносимый ветром.

– Юра!

Если ему хватило воли прийти к ней, пусть на несколько мгновений, разве он не сможет сказать ей что-то важное напоследок?

Тучи над ними стали расходиться, и на темном декабрьском небе проступили бледные редкие звезды.

– Юра!

И тут он заговорил с ней в последний раз:

– Лорик.

Бесконечно нежный голос. Звал ее по имени.

– Лорик…

Помню. Люблю. Печалюсь

Но те, что были рождены, —

все они отправляются к месту,

которое им назначено.

Надпись на гробнице жреца Неферхотепа

Солнце в зените и жарит безжалостно. Уже спалило небо добела и теперь сжигает землю. Та лопается от жара, трещины змеятся по серым камням, по спрессованной желтой пыли.

Из одной такой трещины вынырнула серая ящерица. Повела туда-сюда треугольной мордой, прижалась брюхом к горячей земле. Для ящериц это рай – знойный и безмолвный.

Вдруг откуда-то с запада донесся гул. Сначала неясный, дрожащий, точно это горы застонали от жара. Ящерица насторожилась, снова повела головой, серые чешуйки на спине переливчато блеснули на солнце.

Звук нарастал, гулял по долине, отражался от горных массивов и возвращался обратно, к пересохшему руслу безымянной реки. Постепенно в нем выделились характерные хлопки винтов. Вертолеты…

Ящерка проворно приподнялась на лапах, вильнула узким телом и растворилась в потрескавшейся земле.

Войны не интересуют ящериц.

Сержант Александр Чекмарев, гранатометчик 66-ой ОМСБр, вч пп 93***, стоял на галерее и смотрел вниз, на огромный зал, расчерченный на квадраты тускло блестевшими металлическими линиями.

Приглядевшись, Чекмарев понял: линии – это алюминиевые подлокотники кресел. С высоты он не мог разглядеть отдельных людей, те представлялись громадной массой, плавно перетекающей с место на место и издающей мерный, приглушенный расстоянием гул.

Саша положил руку на перила, погладил холодный и скользкий мрамор.

Плиты под ногами были такими же, белыми и блестящими.

На мгновение стало неловко за свои пыльные берцы, которые попирали этот королевский пол. Эх, да по такому полу да в начищенных ботиночках… да чтоб брюки со стрелкой и летний пиджак небрежно заброшен за плечо. А на его руке чтоб лежала девичья, тонкая, загорелая… и сама девушка была бы легкой и светлолицей. Эх…

Саша крепко сжал автомат и стал спускаться по лестнице.

Оказавшись внизу, обнаружил, что народу в зале гораздо меньше, чем виделось с верхотуры. Многие кресла были свободны, на длинных, как трибуны на стадионе, рядах сидело по одному-два человека.

Прямо перед собой Саша увидел двух пожилых женщин. Обе в темных платьях, они держались за руки и смотрели в одну сторону, одинаково склонив головы. Проходя мимо, Саша постарался ступать как можно легче, чтобы не напугать престарелых двойняшек. Но они не обратили на вооруженного человека ни малейшего внимания.

Саша пошел вдоль рядов, выискивая не то чтобы свободное место – тех было завались, а скорее, подходящего соседа.

Выбор пал на мужчину, который сидел, уперев локти в колени и спрятав лицо в ладони. И вокруг пустые кресла.

Саша скинул рюкзак. Тот с шумом упал на пол, однако мужчина даже не пошевелился.

Саша поставил РД рядом с собой и наконец-то вытянул ноги. Сидеть в удобном кресле, в тихой полутьме было чертовски приятно.

Тут Чекмарев заметил, что рукав его хэбе испачкан глиной. Стал счищать, и ошметок шлепнулся на белый пол. Саша смутился и постарался мыском ботинка незаметно запихнуть комок грязи под кресло.

Потом украдкой взглянул на соседа.

Тот по-прежнему сидел, закрыв лицо. Спал, наверное.

Саша чуть сполз по креслу, положил голову на спинку и посмотрел вверх. Потолок был стеклянный, какой-то дымчато-серый и пестрый, отчего казалось, что снаружи зимний вечер, и сыплет редкий снежок.

«Снег – это хорошо. На гражданке все хорошо», – подумал Саша и закрыл глаза.

– Чекмарь! Слышь, Чекмарь, проснись, – Саша открыл глаза и в неясном полумраке различил Сову, который тряс его за плечо.

– Что случилось?

– Да хрень какая-то. Вроде тихо, а вроде…

Саша быстро натянул «лифчик» и полез из блиндажа. Вокруг стояла непроглядная темень и абсолютная тишина – только стоять и слушать, как звезда с звездою говорит.

Вдруг послышался тихий стук. Будто камешек катится, легонький-легонький.

Чекмарев и Савушкин замерли, напряженно вслушиваясь. Больше звуков не было.

– Может, это ящерица задела? Или змея? – шепотом спросил Савушкин. – Блин, я тут чуть не поседел. Вроде тихо. А вроде напряжение какое-то висит. Чувствуешь?

Чекмарев кивнул. Что-то тут определенно было. И вновь легкий шорох…

– Буди всех, – велел он.

Саша вздрогнул и открыл глаза. Рука рефлекторно схватилась за автомат. Только потом пришло понимание – это был сон.

Саша вытер вспотевший лоб, огляделся.

Сосед по ряду сидел все в той же позе. Неожиданно Саше захотелось поговорить.

Он кашлянул. Мужчина не шевельнулся.

– Послушайте…

Ноль реакции.

– Товарищ… – Саша прибавил голоса. – Товарищ!

Мужчина наконец-то расцепил руки и поднял голову. Повернулся и окинул Сашу абсолютно безразличным взглядом.

На вид ему было лет пятьдесят. Лицо худое, по щекам идут глубокие вертикальные складки.

– Я тут сел… Но может, это место занято?

– Нет, – мужчина криво усмехнулся, – здесь все места свободны.

– Тогда я останусь?

– Оставайся, – равнодушно проговорил мужчина, откинулся на спинку кресла и посмотрел вверх.

– Снег там, что ли? – немного поколебавшись, продолжил Саша. – Ну, снаружи.

Мужчина не ответил.

– Я говорю, снаружи, наверное, снег идет.

Сосед лениво повернул голову. Его взгляд задержался на Саше чуть дольше, но остался таким же безучастным.

– А здесь жарковато, – Саша расстегнул воротник.

Он уже не знал, что говорить дальше. Мужчина явно не желал поддерживать беседу.

– Ладно, пойду пройдусь.

Саша встал, навьючил рюкзак, огляделся. Странно, он вроде бы садился на третий, максимум, на четвертый ряд, если считать от той лестницы, по которой спустился. А теперь оказался чуть ли не в центре зала, на перекрестье рядов. Куда идти?

Саша пошел прямо.

Люди, мимо которых он проходил, выглядели как пассажиры, настолько долго ждавшие свой поезд, что уже потеряли всяческий интерес ко всему. В том числе, и к своему отъезду. Сашу они словно бы и не замечали. Только одна женщина охнула, прижала руку к губам. Шагов через десять Саша обернулся – женщина все еще смотрела на него, а рука ее дрожала, точно она не могла решиться махнуть ему. Вернуть или проводить – Саша не понял.

Наконец дойдя до конца ряда, Саша обнаружил, что зал ограничивает не стена, а колоннада. Белые колонны располагались в шахматном порядке примерно в метре друг от друга, поэтому издали казались сплошными.

Саша зашел внутрь, сделал несколько шагов и сразу же заблудился среди одинаковых круглых столбов.

Что за чертовщина?

Он крутил головой, пытаясь вспомнить, откуда пришел. Боковым зрением отметил какое-то движение. Резко обернулся – никого. Но кто-то там был. Чуйка, приобретенная в горах, не могла подвести.

Саша сделал шаг, напряженно прислушиваясь к тому, что творится за спиной.

Тишина.

Еще шаг. Еще.

Он резко обернулся и успел заметить силуэт, скользнувший за одну из колонн.

В два прыжка Саша достиг цели и ухватил за руку прятавшегося человека.

– Тьфу, как ты меня напугал! – услышал он тонкий голосок.

Перед Сашей стояла девушка. В полумраке он не мог как следует разглядеть, но показалось, что молоденькая, почти девочка.

– Ты идиот? – спросила она. – Чего набрасываешься?

– А что ты тут делаешь? – задал он глупейший вопрос.

– Гуляю.

– А если серьезно?

– А если серьезно, то я заблудилась. Дурацкие колонны! Все одинаковые.

– Да, есть такое, – согласился Саша. – По-моему, выход там.

– Я там уже была, нет там выхода.

– Есть. Пошли.

Саша потянул девушку за руку. Та послушалась, пошла следом.

Они петляли между колоннами, и по всем расчетам должны были вот-вот выйти обратно в зал. Внезапно девушка остановилась.

– В чем дело?

– Слышишь, идет кто-то?

Вокруг была тишина.

– Да нет тут никого.

Саша был уязвлен – какая-то девица услышала шум раньше, чем он, это с его-то боевым опытом!

– Тс-с! – девушка предостерегающе подняла палец. – Уже близко.

Теперь она тащила его за собой, Саша машинально отметил силу вроде бы тонкой руки. Они отступили чуть назад, и через мгновение увидели сквозь колонны, как через лес, группу вооруженных людей.

Те шли быстро, бесшумно. Саша узнал манеру скрытого перемещения на опасной территории.

Свои! От этого слова на душе потеплело…

А дальше случилось нечто невероятное. Фигуры бойцов мелькали в просветах, и вдруг Саша их узнал! И капитана Самойлова, и Сову, и своего тезку, Сашку Жданова, и ВитькА, и всех остальных.

– Мужики! Я здесь!

Он рванул было следом, но девушка крепко держала его.

– Да ты сдурела, что ли? – прорычал Саша и вывернул ей руку.

Сильная-то она сильная, но все равно – баба, и по весу почти вполовину меньше его. Саша практически отшвырнул ее в сторону и ринулся за ребятами.

Пробежал метров сто и уперся в стену. Гладкую белую стену из того же гребаного мрамора.

Саша яростно шарил в поисках хотя бы малейшей щелочки. Может быть, тут какой-то неприметный механизм… или потайная дверь. Но тщетно. Стена была без малейшего изъяна.

Саша с силой стукнул кулаком. Потом сел на корточки и прижался щекой к гладкому камню.

– Мужики… Мужики, – повторял он как заведенный.

Поднялся только когда затекли ноги. Потер под коленями, разгоняя кровь. Выпрямился. Перед ним в бесконечность уходил ряд белых колонн.

– Гадство! – вдруг закричал он. – Просто гадство! – и еще раз с силой долбанул в стену.

Никакого результата.

Саша двинулся прочь, пытаясь сообразить, где он оставил эту странную девку.

– Эй! – неуверенно позвал он. – Ты здесь?

Тишина.

Саша почувствовал смутные угрызения совести. Зря он так грубо. Хотя, с другой стороны, сама виновата, чего полезла под руку? Из-за нее он и разминулся с ребятами.

Белые колонны окружали мраморным лесом, их стало как будто больше.

– Эй! – закричал он в полный голос. – Ты где?

От одной из колонн отделился человек. Она!

– Чего орешь?

– А ты чего прячешься?

– Ничего я не прячусь. Это ты ломанулся, как лось. Плечо мне ушиб.

– Ну, извини, – примирительно сказал Саша. – Это мои кореша были, хотел догнать.

– Догнал?

– Нет.

– А чего бежал тогда? Там ничего нет, только стенка.

– А ты откуда знаешь?

– Я тут уже вечность хожу. Нет здесь выхода.

– Есть. Пойдем, выведу. Там зал с креслами, посидим, отдохнем.

– А ты опять не сбежишь?

– Уже не сбегу, – улыбнулся Саша, – не боись. Тебя как зовут?

– Лика.

– Лика… Красиво! А меня Александр. Саша.

– Очень приятно, – буркнула девушка. – Ну, веди, Саша… с Уралмаша.

На этот раз пошли перпендикулярно тому направлению, которого держались раньше. Саша не мог толком объяснить, но чувствовал, что теперь они идут правильно. Света, например, прибавилось. Хотя черт его знает, может, просто глаза привыкли.

Искоса Саша поглядывал на спутницу. Невысокая, худенькая, в каких-то бесформенных штанах и такой же бесформенной куртке. Темные волосы падают на лицо, и не поймешь, хорошенькая или нет.

– А ты, что, вояка? – спросила она, указывая на АКМ.

– Ну да, солдат. То есть сержант.

– А лет тебе сколько, сержант?

– Двадцать… – Саша кашлянул, – один. – И мысленно добавил: «Будет через два месяца».

– Правда, что ль? – Лика остановилась и с интересом взглянула на него. – Такой молодой?

– Какой я молодой? Уже на дембель вышел.

– Ну, если на дембель, тогда конечно, – и она двинулась вперед.

– А тебе сколько?

– Двадцать пять.

– Я думал, меньше, – признался Саша. – А что ты тут делала?

– Заблудилась. Я думаю, я сюда случайно попала. Только выхода найти не могу.

– Сейчас будет тебе выход.

И правда – белый мраморный лес внезапно кончился. Они стояли перед рядами темных кресел.

– Что это?

– То место, о котором я говорил. Ты чего испугалась? Сейчас посидим, отдохнем. Блин, где ж мой ряд-то? Там еще мужик сидел.

Лика расширенными от ужаса глазами обвела зал.

– Почему здесь так много людей? Что они все тут делают?

– Ждут, наверное, – предположил Саша, высматривая знакомого. – Надо же им где-то ждать… Ага, вон он. Пошли!

– Я не пойду туда, – засопротивлялась Лика. – Я не хочу.

– Вот ты чудачка! Чего ты не хочешь, отдохнуть? Посидим немного и все. Дальше я пойду своих искать. А ты по своим делам.

– Нет, – Лика затрясла головой. – Нет у меня тут никаких дел.

– Хватит дурочку валять! Тебя, что, силой тащить?

– Попробуй, – мгновенно ощетинилась девушка.

Саша уже начал немного ее понимать. Чуть что – раз, и выпускает иголки, словно ежик. Смешная!

– И пробовать не буду, просто скручу тебя, как куренка, пикнуть не успеешь. Ну ладно, – он протянул руку, – мир?

Лика заколебалась.

– А ты молодец, сильная. Спортсменка?

– Гимнастка.

– Олимпийская чемпионка?

– Нет, я не та гимнастка. Я воздушная гимнастка, в цирке работаю.

– Ого! – с уважением присвистнул Саша. – Под куполом? Сильно!

Лика все-таки не пожала его руку, только сказала:

– Куда идти?

– Вон к тому ряду, – показал Саша.

Они пошли между креслами. Время от времени Саша оборачивался, проверить, не отстала ли она, и всякий раз поражался выражению ее лица. Такое впечатление, что она шла по канату в этом своем цирке. Выверяла каждый шаг, была напряжена и очень испугана. Чудачка!

Наконец добрались до нужного ряда. Сосед сидел в прежней позе – запрокинув голову и глядя в потолок.

Саша сбросил рюкзак, опустился на старое место.

– Садись, – хлопнул ладонью по соседнему креслу.

Лика присела осторожно, на самый краешек.

Внезапно Сашу охватило безразличие. В самом деле, какое ему дело до этой циркачки? Пусть делает что хочет.

Он откинулся на спинку и закрыл глаза.

Желтая ракета с шипением взлетела над склоном и зависла на парашюте. В ту же секунду с соседнего склона ударил пулемет. Духи стреляли наугад. Трассеры рикошетили от камней и разлетались в стороны.

Чекмарев шарахнул из гранатомета. Взрыв – и тишина. Пулемет умолк.

– Готово, – удовлетворенно сказал Савушкин. – Но какие суки эти царандои! Трындели, что кишлак мирный.

– Все они мирные, когда спят зубами к стенке, – буркнул Саша. – Подождем пару часов. Сейчас они зашухерятся. А когда рассветет, замочим гадов.

Через час небо стало сереть, а на востоке, над горами, голубеть. Всходило солнце. Из блиндажа вылез капитан Самойлов, за ним показался радист.

– Значит, так. Командованием поставлена цель – блокировать противника в населенном пункте и произвести зачистку кишлака и окружающей зеленки. Работаем вместе с хадовцами. Вопросы есть?

– Нет вопросов, товарищ капитан, – за всех ответил сержант Чекмарев.

– Тогда по коням.

Саша почувствовал, как кто-то толкнул его в бок. Открыл глаза и увидел над собой встревоженное лицо Лики.

– Эй! – она встряхнула его. – Что с тобой?

– А что со мной? – спросил Саша, окончательно просыпаясь.

– Орал, как резаный, вот чего.

– Снилось, наверное, что-то. Но ни фига не помню.

Саша с силой растер ладонями лицо. Огляделся. Вокруг ничего не изменилось – то же огромное пространство, заполненное рядами кресел. Мерное и приглушенное жужжание – народу собралось порядочно. Хотя все вроде бы молчат. Вон их сосед даже не шевелится.

– Представляю, как я здешнюю публику напугал, – усмехнулся Саша.

– Дурак! Ты меня испугал до полусмерти. Сначала бормотал что-то, а потом ка-ак заорешь.

– А что я бормотал?

– Не разобрала. Как будто не по-русски. Может, ты шпион?

Саша с недоумением уставился на Лику, а та сверкнула белозубой улыбкой. Саша улыбнулся в ответ и подумал: «А она симпатичная. Но чуднАя…»

– Ты в каких войсках служил, сержант Саша? – спросила она, усаживаясь обратно в кресло.

– 66-ая ОМСБр.

– Ни о чем не говорит. Переведи.

– 66-ая отдельная мотострелковая бригада. Афган.

– Афган? – протянула Лика, и ее глаза удивленно округлились.

– Да, Афган. А в чем, собственно, проблема?

– Н-нет, ни в чем, – запинаясь, ответила она. – Ну, Афган, так Афган. Подумаешь!

– Дура ты набитая, вот и все. Понимала бы, о чем говоришь.

Саша отвернулся. «Подумаешь, Афган». Да он отхерачил там полтора года! Полтора года ползал по долбанным горам! Полтора года каждый день мог сдохнуть! А она: «Подумаешь!» Цаца цирковая!

– Прости. – Легкая рука коснулась его плеча. – Я действительно дура. Ну хочешь, обругай меня.

Саша посмотрел на нее. Глаза виноватые, губы дрожат. Ну точно с приветом!

– Да чего тебя ругать? Толку-то?

– Ну не скажи! – Лика улыбнулась. Удивительное дело, когда она улыбалась, лицо словно загоралось изнутри. – Меня, знаешь, как Алька костерит, когда у меня поддержка не выходит? Прям хоть святых выноси. И, знаешь, помогает! Я собираюсь сразу.

– А кто это – Алька?

– Мой брат, Альберт. Мы вчетвером выступаем, еще сестра моя, Нелли, и ее муж. «Полеты во сне и наяву» семьи Задольских. Может, слышал?

Саша мотнул головой.

– Эх ты, тундра волосатая! – Прозвучало это совсем необидно, потому что Лика снова улыбнулась. – У нас, между прочим, очень старая цирковая династия.

– Я не люблю цирк, – брякнул Саша и тут же пожалел. А вдруг она опять обидится?

Но Лика не обиделась.

– Ты просто ничего не понимаешь, сержант. Цирк – это классно!

Рядом раздался негромкий вздох, вроде как откашливание. Это их сосед наконец-то пошевелился.

– Извините, наверное, мы вам мешаем?

Прошла, наверное, минута или даже больше, прежде чем мужчина ответил.

– Нет, не мешаете. Просто удивляете. Тут в основном все молчат.

Он и сам говорил с трудом, делая большие паузы между словами.

По непонятной причине сосед чрезвычайно интересовал Сашу, поэтому он продолжил разговор.

– А здесь что, запрещено разговаривать?

Вероятно, это прозвучало слишком резко, потому что Лика положила руку на Сашин рукав, точно хотела предостеречь.

– Не запрещено. – Между вопросом и ответом прошло немало времени. – Но вряд ли имеет смысл.

– Если мы вам мешаем, так мы можем пересесть. Подальше.

Показалось ему или нет? Лика чуть сжала его руку. Подала какой-то знак? Попросила о чем-то?

Да неважно, на самом деле! Саша накрыл ее узкую ладонь своей и тоже сжал. Потом заглянул в глаза. Глаза у Лики были настолько темными, что зрачок почти не выделялся на радужке. Очень долго они не могли отвести взгляд друг от друга.

Очнулись, только когда сосед спросил:

– А ты где воевал, солдат?

– В Афгане.

– Пандшер?

– Нангархар. Слыхали?

– Приходилось. Сколько оттрубил?

– Пятьсот пятнадцать дней.

– Солидный срок. А дембеля, значит, так и не дождался?

Ладонь Лики задрожала. Саша успокаивающе погладил холодные пальцы и ответил:

– Дождусь еще. Немного осталось.

Мужчина крякнул, и тут в разговор вмешалась Лика.

– Вы же сказали, что тут все молчат. Вот и вы молчите!

Она смотрела соседу прямо в глаза, и Саша увидел, как ее ноздри гневно раздуваются, как у строптивого коня. Все-таки она смешная!

– Брось, Лика, – примирительно сказал он. – Все нормально. Вас как зовут? – обратился он к мужчине.

– Михаил Евгеньевич.

– А я Александр, Саша. А это Лика.

– Лика, – повторил сосед. – Красивое имя. А ты, Лика, здесь давно? Он-то недавно пришел, я видел. А ты?

– И я недавно, – резко ответила Лика. – Я вообще сюда попала случайно.

– Случайно? – с расстановкой переспросил Михаил Евгеньевич. – Ну тогда и я тоже… Случайно, – он криво усмехнулся. – Теперь вот сижу и думаю, можно ли было этой случайности избежать.

– Что-то я не понимаю, – начал было Саша, но его перебила Лика.