Текст книги "Пределы и точки невозврата"

ОСТАНОВИТЬ ПОЕЗД

В тот день настроение у Владика было неважное, можно даже сказать, что никакое. За ним в школу после обеда заехала тетя Света, она была не одна, а со своей дочкой от первого брака Ритой, которая была ровесницей Влада. Все вместе они должны были отправиться в цирк. Эта мера была вынужденная, потому что родителям Влада нужно было побыть наедине, у них сегодня должен был особый вечер, на котором мама Влада объявить ему о своей беременности. Разумеется, ни о какой беременности Владику пока ничего не сказали, это, по-видимому, должен был быть сюрприз для него, причем приятным, но Владик и так все знал. Он слышал, как мама разговаривала по телефону с подругой, восторженно рассказывая ей, что теперь их жить изменится. Из этого разговора он понял, что, наконец, случилось то, чего они с дядей Сережей ждали долгие годы. Дядь Сережа хоть и не был его родным отцом, но все равно Влад называл его исключительно папой, потому что своего родного отца не знал. Неотвратимость перемен сильно пугало Влада, поэтому он мало обрадовался, когда увидел сияющую и очень приветливую тетю Свету, идущую за руку со своей дочерью Ритой.

У тети Светы была своя машина, которую она неплохо водила, но ехать решили на метро, потому что повсюду в Москве были пробки. Это обрадовало Владика, он любил метро. Метро – это был для него особый мир, и особенно в этом мире он любил смотреть на поезда, как они прибывают на станцию и останавливается. Это был волшебный для него момент, когда раздавался звук поезда, потом показывался свет от его фар, а потом уже и он сам вылетал из тоннеля. На поезда Влад смотрел с восхищением, и они вызывали у него восторг и улыбку, потому что он чувствовал в них силу и мощь. У Влада были и игрушечная железная дорога с несколькими маленькими поездами, но это было все не то, ему нужны были эти, которые в метро, большие живые и настоящие. А больше всего на свете Влад хотел остановить поезд одни своим взглядом, это была своеобразная игра для него. Он так хотел посмотреть на вылетающий из тоннеля поезд, чтобы тот остановился, почувствовав его сильный взгляд. И почему-то именно сегодня Владу казалось, что у него все получится, ведь у него было внутри столько всего, столько всего, что могло найти выраженье во взгляде. Но когда Владик с тетей Светой и ее вертлявой и быстроглазой дочерью Ритой спустились в метро, то поезд уже стоял на платформе.

– Скорее, скорее, садитесь! – поторопила детей тетя Света, взяв их за руки и прибавив шагу, чтобы они успели вскочить в поезд, и они успели. А Владик даже не успел попросить пождать следующий.

«Ну ничего, – подумал про себя Влад, уже находясь в поезд, который тронулся с места. – На обратной дороге остановлю точно».

* * *

У Владика аутизм, его обычно крепко держат за руку. Он очень немногословен, и в цирке ему неинтересно, его самые интересные занятия внутри его мира. Он сам их придумывает, а дочка у тети Светы шустрая, дерзкая, звонкая. Она все время разговаривает, хохочет, рассказывает что-то интересное. Ей нравится, когда на нее смотрят, она на все реагирует по-детски и непосредственно.

– Смотри, смотри, какие акробаты! Смотри! – поворачивается она к Владику и показывает на них пальцем. Владику неинтересны акробаты, особенно сейчас. Он думает о поездах, о том, как остановить поезд. – А ты видел, ты видел, какое животное? Просто зверюга, – улыбаясь, поворачивается она снова к Владу, и снова увлечь его не получается.

– Марг, сядь, успокойся уже, – говорит ей мать. – Ты всем мешаешь, – говорит она строго. – Расскажешь потом, – говорит она ей, зная, как ее дочь любит делиться впечатлениями. У нее всегда море эмоций и впечатлений, которые все наружу. Она не выдерживает пауз. Маргарита полная противоположность Владу, и напрасно мать Владика, которую Рита называет теть Оля, надеялась, что они подружатся. У Владика нет друзей, все эмоции в нем, в нутрии него, и только с самим собой ему интересно. Диагноз ему поставили несколько лет назад, довольно рано, и его мать до сих пор не смирилась с этим. Все пытаются ему помочь, смотрят с сочувствием, а ему хорошо и уютно в своем большом, как планета мире. По крайней мере, сейчас, когда он еще маленький.

Владик слегка оживился только после того, как они вышли из цирка и направились к метро. Тетя Света купила под дороге детям сладкую вату, и они шли к метр, отрывая ртом от нее куски и чувствуя, как она тает во рту. Рите не шлось ровно, она шла, подпрыгивая, собирая радостные взоры прохожих и заливалась соловьем об увиденном, а Владик шел, молча смотря, как мелькают его коричневые ботинки. Он думал только о том, что сейчас будет останавливать взглядом поезд. Ему были совершенно неинтересны темы, которые ему предлагала для разговора Рита. Она пыталась его расшевелить. «А посмотри, что у меня есть! – часто говорила она ему, демонстрируя подарок родителей или обновку. – А вот ты так не можешь, а я могу! – как-нибудь причудливо изгибалась Рита, помимо всего прочего, занимающаяся еще и художественной гимнастикой. – Пойдем сегодня вместе гулять? – частенько одаривала она его предложениями, но Владик всегда либо молчал, либо отвечал неизменным отказом». Нельзя сказать, что Рита сдалась, потому что ей мама сказала, что когда-нибудь Владик обязательно исправится. Рита старалась не пропустить этого времени, не воспринимая слишком всерьез его замкнутость и нелюдимость.

Наконец, спустились в метро, и сердце Владика замерло в предвкушении. Он стал еще более сосредоточен и все боялся, что когда они подойдут к поезду, он уже будет стоять. Но нет, он не стоял, его страх был напрасным. В метро было гулко, тетя Света держала детей за руки, чтобы они не потерялись в толпе. Все произносимые слова тетей Светой и Ритой Владик слышал, но это для него было как-то абстрактно. Он часто не реагировал на них, как будто он живет в одном мире, а они в другой. То же самое было и с родителями, когда его мать спрашивала о чем-то, он нечасто вовлекался в диалог, поэтому учился в специализированной школе для детей с особенностями развития. Его мать радовалась, если ей удавалось хотя бы немного поговорить с ним, и если она чувствовала, что он ее понимает. А с поездами все было наоборот, ему казалось, что они живут с ним в одном мире, они слышат его и понимают, поэтому он всегда оживлялся, когда они заходи в метро, как будто чувствовал их язык.

– Так стоим, ждем поезда, – произнесла она, посмотрев в тоннель. – Уже скоро.

«Уже скоро, – подумал про себя Владик, чувствуя дрожь». Владика можно было свободно держать за руку, а Рита постоянно вырывалась, она не любила ходить за руку, ей нравилось свобода в движении. Влад слышал, как тетя Света наставляла ее. «Стой смирно! – немного нервозно говорила она. – Посмотри, как Влад стоит. Он не вертится, как ты. – Он больно, – ответила Рита, и тетя Света растерялась от ее слов и быстро посмотрела на Владика, пытаясь понять: не услышал он. Он никак не отреагировал. Ему и правду было все равно, все меркло в ожидании поезда, но тетя Света решила не оставить разъяснительную беседу с дочерью на вечер, боясь, что Владик все же запомнил обидные слова ее дочери.

– Немедленно извинись. Ты была неправа. Влад не больной, а всего лишь с особенностями развития, – строго сказала она.

– Отстань, я это имела в виду, – отмахнулась Рита.

– Нет, ты извинишься прямо сейчас! – настойчиво произнесла тетя Света, которой было крайне неловко за поведение свей дочери.

Рита насупилась.

– Ладно, Влад, извини, – сказала Рита, глядя, как он отстраненно смотрит в тоннель, как будто ждет поезда.

Поезд не шел, народу собиралось все больше. Был час-пик, когда все возвращаются с работы или учебы. Влад собрал всю свою энергию внутри и напряженно посмотрел в тоннель, который наполнился светом и звуком приближающегося поезда. Как только показался поезд, Влад пронзительно и сильно посмотрел в его огромную железную голову. «Ну же, остановись, – подумал Влад. – Стой! – мысленно скомандовал он ему». Влада бы устроило, если бы поезд просто остановился чуть-чуть, не доехав до своей обычной остановки, это бы означало, что дело сделано. Но и в этот раз ничего не вышло, и как только поезд остановился ровно на своем обычно месте, Влад обреченно опустил голову, его больше ничего не интересовало. Он даже не смотрел на людей, которые дружной толпой вывали из дверей вагона. Его рука была крепко сжата в руке тети Светы, и она его вела туда, куда нужно, а он не противился этому.

В вагоне было душно, даже жарко, и Влад оказался прижатым к двери. Ему было грустно, он глубоко и сильно переживал, что сегодня опять не сумел остановить поезд, просто посмотреть на него и остановить. Ему совершенно не было дела до Риты и тети Светы, он был в плену глобального разочарования, которое пытался осмыслить, понять, как будто в нем было нечто большее, отвлеченное от этого мира, сакральное. Ехать было недолго, но с одной пересадкой, которую сделали на станции Пушкинской, чтобы потом пересесть на зеленую ветку метро. Владик также послушно шел с тетей Светой за руку, а Рита крутилась вокруг. Ей понравился музыкант, который играл в метрополитене на скрипке, и Рита уговаривала мать вернуться и дать ему денег. Но она возвращаться и уж тем более давай кому-то денег не собиралась.

Тетя Света очень сильно устала за целый день одна, да еще с двумя детьми, за которыми нужен глаз да глаз. Когда сделали пересадку, то она просто начала считать остановки, понимая, как вымоталась за этот день. Все, о чем она мечтала – это сдать Влада его родителям, которые наверняка уже успели неплохо отдохнуть этим вечером, и пойти домой, благо она жила от подруги недалеко, в соседнем подъезде. Они часто друг другу помогали с детьми и родились они почти в один год. Ольга тога не знала, что у нее будет особенный ребенок или, как обычно говорят, ребенок с особенностями развития, а когда узнала, то долго не могла прийти в себя. Он почти не общался, мало говорил, его развитие двигалось крайне медленно, поэтому, даже встретив другого мужчину, она долго не могла забеременеть, мучили страхи.

– Этого еще не хватало! – раздраженно произнесла Света вслух и посмотрела на Влада, который почему-то заулыбался, когда это все произошло. Когда до выхода из поезда оставалась всего остановка, поезд остановился, не доехав до станции всего несколько метров.

– Не волнуйтесь, – сказала она быстро детям, – скоро поедем, – успокоительно сказала она, хотя ей хотелось грязно выругаться, потому что день выдался крайне нервным.

А потом был дом, и была мама, и был дядя Сережа. Когда тетя Света вместе с Ритой ушли, то мать села на корточки возле Влада и взволнованно сказала ему, что ждет ребенка, а значит, их в семье станет больше.

– Ты рад, ты рад? – очень тонко спросила она, глядя ему прямо в глаза.

Влад кивнул, не понимая, рад он или нет, и опустил голову. Его гораздо больше волновало, что поезд все-таки остановился, хоть и не сразу, а значит, он все-таки остановил поезд. Для него это было почти то же самое, как остановить жизнь, чтобы потом запустить ее с новой силою. Думая об этом, его сердце наполнялось радостью и ощущением силы.

– Я рад, – неожиданно ответил он вслед уходящей из его комнаты матери и улыбнулся.

Ольга обернулась с недоуменным взглядом, как будто ослышалась, и посмотрела на него с удивлением. Он мог не ответить совсем или повторить часть предложенья за ней, к этому Ольга уже привыкла, но он еще никогда так ясно и четко не отвечал ей. Она еще никогда не видела на его лице такой светлой эмоции. Она еще никогда не чувствовала, что он ее так понимает.

ЛУЧШИЙ ДЕНЬ

Глеб проснулся раньше, чем прозвенел будильник, что бывало с ним нечасто. Еще лежа в постели, он обвел глазами комнату, впереди маячил обычный трудовой день, вставать не хотелось. Но вдруг он подумал: «Вот так живешь, живешь по инерции, а потом окажется, что это самый лучший день в жизни, а ты и не знал». Эта мысль Глебу понравилось и даже усилилось еще одним воспоминанием, которое внезапно пришлось как нельзя кстати. «Нужно просто однажды встать в хорошем настроении, – вспомнил он фразу, которую слышал мельком, а теперь уже и расцвела пышным цветом в нем». Он не помнил, кто ее сказал, да это было и не важно, важней было то, что ему хотелось так думать, а еще важнее важного – действовать. Он сосредоточенно посмотрел на будильник, а потом привстал на кровати, до звонка будильника, который обычно звонил в шесть пятнадцать, еще оставалось время, десять минут. «Неужели эти минут до звонка будильника было достаточно, чтобы изменить свою жизнь? – вдруг подумал он, и на душе его стало хорошо». обычно после звонка будильника он начинал действовать автоматически, по инерции, как машина: шел чистить зубы и умываться, потом завтракал, потом ехал на работу и как-то необычно день уходил, оставив после себя неизменное разочарование. Присматриваясь к своей прожитой жизни, он видел, что в его календаре жизненным будней мелькали одни пятницы, а потом два дня отдыха и опять на работу. Он жил, не чувствуя жизни. «Вот теперь все изменится, – почему-то подумал он и заставил себя улыбнуться».

Как ни странно резко менять свою жизнь Глеб не планировал, вчера и даже неделю назад он ни о чем таком не думал и не помышлял, как будто был не готов к такому повороту событий. А теперь вот просто проснулся этим ноябрьским утром раньше, чем прозвенел будильник, и что-то почувствовал. Это было странное чувство, которое нашло отражение в мысли про лучший день, странное и прекрасное. Но оно было не лишено логики, ведь присмотревшись к своему детству, он понял, что самые счастливые дни, которые он видел сейчас в своем прошлом, тогда выглядели непримечательными: друзья, рыбалка, первый запущенный в небо воздушный змей. «А вдруг и сейчас ему это день кажется таким же, как и все будни, а потом с высоты прожитых лет он будет казаться самым счастливым? – подумал Глеб».

Глеб огляделся, удивляясь собственным мыслям, он хотел побыть в этом облачном состоянии, как можно дольше, боясь, что после звонка будильника это странное и прекрасно чувство рассеется в воздухе, и эта мысли покинет его. Он знал, что после звонка будильника, жизнь сразу меняется, затягивая в свой круговорот привычных дел, но думать по инерции и по привычке Глеб больше не хотел, слишком сладка была для него идея быть счастливым сейчас. Поэтому он взял будильник в руки и отключил, договорившись сам с собой, что теперь целый день, несмотря ни на что, будет помнить, что это самый счастливый день.

Он пообещал себе, что сегодня он будет каждую минуту думать, что это день особенный, самый лучший, самый счастливый, как будто он уже глядит на себя из будущего, в котором он уже стар, окружен повзрослевшими детьми или даже внуками. «Да, да, обязательно помнить, обязательно помнить, – строго сказал он себе. – Смотреть на себя из будущего и контролировать». Глеб был решительно настроен понять счастье именно сейчас, а не тогда, когда оно уже закончится. Он решил признать его свершившийся факт заранее. «Это самый лучший, самый счастливый день, – настойчиво сказал он сам себе, и его лицо приобрело напряженный вид, как будто он делает над собою усилие. – Думать, думать, думать, каждую минуту, смотреть на себя из будущего. Знать, что сегодня тот самый лучший день». И как ни странно, у Глеба все получилось посмотреть на себя как будто бы из будущего. Он представил свою жизнь, как картину, из правого верхнего угла которой он смотрел на себя сегодняшнего, и от этого его захлестнула целая волна чувств.

* * *

Глеб встал, оделся. На кухне мать уже готовила ему завтрак, он жил с матерью, потому что на то, что снимать квартиру денег у него не было. Он просил ее не вставать, потому что утром, когда он собирался на работу, его раздражала ее суета. А теперь он увидев ее даже улыбнулся, причем не специально, это получилось как-то само собой. «Ну вот, – подумал он, – лет через тридцать она состарится, а сейчас еще молода и заботится он нем». Перед тем, как пойти в душ, он заглянул на кухню и попросил мать сделать ему яичницу. Его так и распирало сказать ей что-то хорошее, но он не хотел привлекать внимание к своему странному и счастливому состоянию. Сейчас, глядя на себя из правого верхнего угла уже прожитой жизни, он понимал, что все равно все скоро изменится, он рано или поздно переедет от нее, обзаведется семьей. Поэтому нужно ценить моменты жизни с ней именно сейчас, ведь скоро таких моментов будет намного меньше, а потом они исчезнут вообще, и от понимания этого счастье вспыхнуло в нем еще ярче и подарило огромную дозу энергии. Ему даже показалось, что он не идет по земле, а летит.

Ощущение полета не прекращалось. Глеб, сам не заметив как, добрался до работы на общественном транспорте, хотя раньше этот процесс был для него мучительным. Людей много, то пнут, то ногу отдавят, все агрессивные. А сейчас он стал замечать, что вовсе они и не агрессивные, он перестал видеть толпу и стал видеть каждого человека в частности. Работа тоже не внушала легкого омерзенья, как раньше. «В конце концов, ее можно и поменять, – подумал Глеб, и его настроение еще больше улучшилось. – Странно, и как эта мысль раньше не приходила в голову? – задумался он». А не приходила она ровно потому, что ему эта казалось слишком призрачным, неосуществимым, кому нужен молодой специалист практически без опыта работы, а вот теперь казалось, что нужен.

Глеб, имея юридическое образование, работал менеджером среднего звена не в очень солидной компании, таких, как он, часто называют офисный планктон. И он с этим определением был согласен: отчеты, планы, договора быстро-быстро сменяли друг друга. Для того, чтобы остановиться и подумать о чем-то. Но даже эта работа сегодня не раздражала его, он делал свою работу и улыбался, хотя, как и обычно, в офис был аврал. Каким-то странным образом он делал свою работу, все успевая, и у него даже появилось желанье помочь другим.

– Ты, наверно, влюбился, – сказал ему кто-то из коллег. – Сидишь тут, цветешь и пахнешь.

Глеб улыбнулся.

– Возможно, – ответил весело он.

– Как загадочно. И что же случилось?

– Да нет, ничего. Просто настроенье хорошее.

Хотя у Глеба и не было желания бравировать тем, что у него сегодня самый лучший день, его состояние заметили все. Он как будто светился изнутри невидимым светом, несмотря на то, что старался быть осторожней со словами, чтобы не расплескать свое счастье и запомнить все детали и мелочи этого дня. Раньше в офисе, особенно до обеда, время тянулось, а сейчас остановилось и парило вместе с ним в этом стоянии. Он замечал все больше и больше прекрасных деталей, радующих глаз. Погода была хорошая, люди вызывали у него желание сделать для них что-то хорошее, и когда он спустился в столовую на обед, что бывало нечасто, так как обычно за работой Глеб не успевал пообедать за целый день, то встретил ее, девушку из отдела делопроизводства. Она была новенькой, работала в кампании всего несколько недель, но Глеб уже успел заметить. Он хотел познакомиться, но не знал, как это сделать, как подойти, что сказать. К тому же всегда были люди, он боялся насмешек. А сейчас она сама подошла и села за его столик.

– Здесь не занято? – улыбнулась она.

– Нет, – быстро ответил он. – Садитесь. Вы здесь недавно работаете? – спросил ненавязчиво он, и у них завязался диалог. Все получилось как будто само собой, без особых усилий. Раньше у Глеба, с теми девушками, которые ему нравились, ничего не получалось. Получалось только с теми, кто нравился не очень сильно, но и сам он был не в восторге от этих отношений, поэтому все отношения рушились.

– Может, встретимся на выходных, поболтаем? – в конце разговора, прежде чем, закончить обед, произнес он.

– Почему бы и нет, – кокетливо улыбнулась девушка, и на его щеках заиграли ямочки. – Только вы ничего не съели, – произнесла девушка, глядя в его полную тарелку.

Глебу и правда не хотелось есть, а энергии было хоть отбавляй.

– Мой желудок пытается ужаться, что оставить место для сердца, – пошутил он. – И вообще давайте «на ты», – предложил он.

Девушка кивнула и снова заулыбалась. Было очевидно, что он ей нравилось, что и неудивительно, потому что сегодня Глеб нравился даже самому себе, что бывало с ним, критически настроенным и к себе и к людям, нечасто. Выйдя из-за стола, Глеб поймал себя на мысли, что жизнь налаживается, а сегодня и вправду самый чудесный день. Ему казалось, что он способен если не на все, то на очень и очень многое, как будто вселенная открыла ему все возможные двери, а жизнь показала зеленый свет. Он подумал: «Неужели, чтобы изменить свою жизнь и обрести счастье, нужно просто однажды проснуться в хорошем настроении?».

После работы захотелось пройтись пешком, и даже «придушенное» ноябрьское лето вызывало у него умиление и восторг. Автомобили с включенными фарами, воздух люди. Его состояние было похоже на общую атмосферу перед Рождеством, хоть до него было еще далеко. У него было такое ощущение, что сегодня родился он сам, родился заново. Казалось, что все желанья сбудутся, если только захотеть. От ощущения полноты жизни и восторга перед будущим захотелось побежать, сил было хоть отбавляй, хотя раньше он с трудом доходил до дома. А теперь он не чувствовал ног, но не потому, что устал, а потому что за спиной у него появились крылья. Он шел по дороге и смотрел на себя как будто бы со стороны и сверху. «Лучший день, лучший день, – повторял он про себя. – Лучший день, – и улыбка не уходила с его лица». Он стал мечтать о будущем, чувствуя, как планы на жизнь разгораются в нем с новой силой, как пламя пожара.

«Перво-наперво, – думал он, – нужно сменить работу. Может быть, даже открыть свое дело, он давно хотел открыть интернет-магазин, и кое-какие мысли по этому поводу уже были. Конечно, он найдет себе партнеров, бизнес начнет развиваться, с девушкой Лизой из отдела делопроизводство возникнет большая любовь и, скорее, на всего он на не женится. Картинки из будущее мелькали в его сознании с неимоверной скоростью, и от них начинала крутить голова. Он уже почти слышал, как кричат их новорожденные дети, а живут они, разумеется, в новой квартире, которую он купил на доходы от бизнеса. Все это казалось так близко, так достижимо, как никогда раньше. И вдруг почти на пике эмоций, наслаждаясь грядущим, он подумал: «А что если ничего не получится?». Он задумался, и прямо перед ним выскочила неизвестно откуда взявшаяся пятнистая кошка. Глеб остановился. Страх от возможной потери оборвал его пространственное видение, он больше не видел себя сверху и со стороны, как будто в одно мгновенье опустился с небес на землю. Чувство досады исказило его лицо, и он быстро прибавил шагу. Все внутри замолчало, откуда-то вылезли грязные лужи, которых он не замечал, и он увидел суету на улице, мельтешащих людей и убрал руки в карманы, чувствуя, что они замерзли. И напрасно Глеб, спеша домой, пытался вернуть это состояние, в котором прожил почти целый день, оно почему-то не возвращалось, просто пришло, а потом ушло, как облако дыма. Глеб вернулся домой, потому что решил немного пройтись пешком.

– Где ты был? – с порога взволнованно спросила она. – Я звонила, а ты не брал трубку. Я думала, что-то случилось.

– Мам не лезь под кожу. Ничего не случилось, – раздраженно произнес Глеб, чувствуя, как у него сводит желудок от голода.

– Как прошел день? – вдруг просила мать, когда Глеб уже сидел за столом и ел суп.

Она любила посидеть с ним за столом. Глеб на секунду перестал есть. Никогда еще такой привычный вопрос не вызывал у него столько разных эмоций.

– День прошел, – немного подумав, ответил он ей, потом замолчал, задумавшись, и продолжил есть дальше, не желая развивать эту тему.

Настроение было подавленным, ему просто хотелось прийти и упасть на кровать и проспать до конца этой рабочей недели. Его даже не успокаивало, что он сегодня познакомился с очень приятной девушкой, и они обменялись телефонами. «Все равно ничего у нас не получится, – подумал он». Глеб злился на себя и весь мир за свою недавнюю эйфорию, быстро списав ее на временное помутнение сознания. Сейчас он даже не понимал, как такая ерунда могла прийти ему в голову.