Текст книги "Повелительница слов. Сборник рассказов и сказок"

Кухонный сюрприз

Рассказ участвовал в конкурсе «Художественное слово» в 2017 г. Организатор Олег Чувакин.

В детстве я мечтала о попугае. Почему-то мне казалось, что с ним моя жизнь станет радостнее и ярче. Но, увы, или к счастью, своё детство я провела без него.

Зато моим детям с попугаем повезло.

Как-то летним августовским вечером я пекла блины. Вдруг залетают в квартиру дети и, перекрикивая друг друга, умоляют меня оставить попугая. Оказывается соседка с нижнего этажа, некая тётя Римма, надумала переезжать, а посему сочла, что самое время подарить своего домашнего питомца моим детям. Совершенно безвозмездно.

– Хороший попугайчик. Молоденький. Всего два годочка ему, – лепетала тётя Римма, основательно пошатываясь, ибо спиртного уже явно перебрала. – Вот просто забирайте его и всё. Прямо с клеткой. И корм тоже. Пачка только начата, на месяц хватит.

Дети умоляюще смотрели на меня, ожидая моего разрешения. Я, честно сказать, была не готова к таким событиям. Уточнила, действительно ли попугай достаётся нам бесплатно? А потом ещё раз уточнила, действительно ли я не буду ничего за него должна? Не сочтите меня глупой за фактически один и тот же вопрос, но с соседкой, любящей залить себе за воротник, я особо не общалась. И мне совсем не хотелось, чтобы её попугай стал поводом для её визитов ко мне и просьб занять денег на «маленькую». Но женщина меня заверила, что дарит попугая от чистого сердца. А поскольку блины у меня уже явно подгорали, и времени для раздумий у меня оставалось всё меньше, я подарок приняла. Дети визжали от восторга, прыгали и почти дрались за право нести клетку в комнату. Я же пыталась предугадать, какими же хлопотами обернётся для меня появление этого нового члена семьи. Был шанс, что соседка протрезвеет, и заберёт попугая обратно. Но, увы, или снова таки к счастью, этого не случилось. Птичка так и осталась у нас.

Относился этот попугайчик к виду волнистых, и был полностью жёлтого цвета. Таких, вроде, называют лютино. Совершенно дикое существо. Знал только свою клетку. Людей шарахался. Иногда неуклюже танцевал на жёрдочке, чем приводил детей в щенячий восторг. А когда мы громко включали музыку, начинал заливисто петь.

Поначалу клетка с попугаем стояла на столе, на котором дети учили уроки. Но потом оказалось, что попугай жутко мусорит, и шелуха от проса, которое он ест, постоянно попадает в школьные учебники и ученические тетради. Долго мы думали, куда же его деть. И как-то так вышло, что его клетка вполне приемлемо вписалась в интерьер кухни – отлично поместилась сверху на холодильнике. С тех пор попугай так и остался в моих владениях – на кухне. Подметать, правда, из-за него приходилось теперь чаще. Иногда он донимал своим свистяще кричащим щебетанием. Но в целом оказался существом, не требующим к себе много внимания, и не доставляющим особых хлопот.

Пока однажды… Пока однажды попугай не заговорил.

Был самый обычный день. Муж на работе. Дети в школе. Я готовила обед. На плите булькал борщ. Уже почти доварился, нужно было только вовремя выключить, чтобы капусту не переварить. Очень уж нам нравится, когда капуста в борще слегка похрустывает. А если её переварить, то блюдо, конечно, съедобное, но не то.

Я сидела за ноутбуком и смотрела онлайн последнюю серию восьмого сезона «Декстера». Он, разумеется, маньяк, этот Декстер, но человек. Причём Человек с большой буквы. Я уже второй раз пересматриваю все сезоны и вот этот финал – это что-то! Гениальнейшая развязка. Прокручивая страницу сайта и бегло просматривая комменты (борщ я уже выключила, успела вовремя), я чувствовала себя единственным в мире человеком, который действительно понимает этого Декстера, а также понимает сценаристов, что решили зафиналить всё именно так, а не иначе. Во мне столько разных чувств бурлило, сердце трепетало в груди, слёзы на глаза наворачивались, и тут вдруг прогремело на всю кухню:

– Пи-сАть! – с ударением на А, – Тебе пи-сАть!

Я не сразу поняла, откуда идёт этот противный голос.

– Ты пи-сА-тельница! Ты по-ни-мАешь? – снова выделяя в словах букву «А» произнёс тот же голос. Он исходил из клетки с попугаем.

«Опа! Наша курица таки заговорила!» – невольно пронеслось у меня в голове.

– Я – Кеша! Оч-ч-чень пр-р-риятно.

– Так ты таки умеешь разговаривать. А всё молчуном прикидывался, – сказала я большей частью себе, чем ему. Я же не надеялась вести сознательный диалог с попугайчиком.

Тем не менее, попугайчик многозначительно ответил, причём, вполне разумно ответил:

– Вр-р-ремя! Моё время пришло. И твоё тоже.

Я уже забыла о Декстере и всерьёз задумалась над речью попугая – он действительно осознаёт, что говорит, или просто словами бросается?

– Вр-р-ремя! Время пи-сАть! – прокричал попугай и через несколько секунд добавил, – Р-р-романы!

Не знаю почему, но меня охватил безудержный смех. Я хохотала, и хохотала и просто не могла остановиться. Попугай терпеливо ждал. В конце концов, смеяться я устала, и почему-то спросила у попугая… Прошу прощения, у Кеши. До этого мы как-то не беспокоились, есть у него имя, или нет. Значит, я спросила у Кеши:

– Ты серьёзно?

На что он с абсолютной уверенностью ответил:

– Да.

Вот это поворот! Меня вполне устраивала моя жизнь. И я больше читательница, а точнее даже зрительница. Какие романы? О чём он вопит вообще?!

– Нет, Кеша, ты пошутил. Лучше бы ты и дальше молчал.

– Ты вр-р-рёшь. Себе вр-р-рёшь. Ты знаешь – ты пи-сАтельница. – упрямо твердил попугай Кеша.

Невероятно, но в какие-то доли секунды, я поверила, что у этой жёлтенькой птички есть интеллект. Что у нашей с ним беседы есть смысл. Я стала возражать:

– Сейчас пишут все, кому не лень! Все мы учились в школе, все мы грамотные. Да, любого попроси чего-нибудь сочинить – легко! Зачем мне ещё влезать в эту огромнейшую компанию литераторов?

– Ты уникальна, – ответил Кеша.

Интересный попугай. Видимо он умеет не только говорить, но и льстить.

– Ну, подумай самые светлые писательские умы – это мужские. Женщины – они так, на задворках литературы, если что. Да и вообще, не бабское это дело, книжки писать – наше дело у плиты хлопотать, детей растить, мужа любить. Вот!

– Ага-ага! – вредный попугай не очень то мне верил.

– Ты же знаешь, Кеша, – я даже каким-то глубоким уважением прониклась к этой птичке, – Природа мужчины – это покорять внешний мир и жить для себя, а природа женщины это создавать домашний уют и жить для своего мужчины.

– Кто сказал? – Кеша прямо подпрыгнул на жёрдочке.

– Козлов.

– Оно и видно.

– Да, ты не понимаешь. Это психолог такой. Известный, между прочим.

– Ага! – попугай почему-то обиделся, и больше в тот день со мной не разговаривал.

Странное дело, но с того времени, я действительно стала примерять на себя костюм писателя. Точнее писательницы. Я задалась вопросом, а что мне нужно, чтобы написать книгу? А о чём бы я хотела её написать? То я с увлечением рыскала по интернету, проглатывая море подсказок начинающим писателям, то разочарованная ругалась с Кешей. Чтобы писать что-то стоящее, нужно много чего знать, а мой мир легко вмещается в эту маленькую кухню, в которой всего-то и есть, что мойка, плита, котёл газовый, да кухонный уголок со столом и холодильником. Кеша же делал ставку на мою любознательность, и говорил своим противным голосом, что знать всё не обязательно. Главное чётко определиться, какой именно информации не хватает, и найти её. Всего-то! Но самое ценное, по мнению Кеши, находится у меня в душе, в моём сердце. Во как загнул, пернатый! Нужно только прислушаться к голосу своего воображения, довериться своей фантазии.

Я уже всерьёз подумывала над тем, а не выпустить ли мне эту пташку полетать куда-нибудь за окно, на улицу. Как вдруг меня посетила мысль: «А что, если бы наше общество было устроено иначе, чем сейчас? Если бы в нём не было товарно-денежных отношений, а всё в жизни определялось бы исключительно призванием каждого? Основной принцип функционирования этого общества: „Занимайся тем, чем тебе нравится заниматься больше всего, а остальное приложится!“ Как бы тогда всё было?» Я ощутила, словно проваливаюсь в целый мир, и он великолепен. Трансовое состояние какое-то. Прямо дух захватывало от восторга.

Вы можете мне не верить, но в этот момент Кеша засиял мягким золотистым светом.

– Дурак! – вырвалось у меня. – Написать целый роман в состоянии транса, это как-то по-наркомански.

– Р-р-роман! – передразнил меня Кеша.

Но реалистичность того воображаемого мира никуда не улетучилась. День за днём я всё чётче и чётче ощущала тот мир и стала к нему присматриваться. Он не так прекрасен, как это показалось мне на первый взгляд, там есть свои подвохи. Со временем я научилась видеть людей, населяющих тот мир. Я даже общалась с ними. Совсем с ума сошла.

А когда села писать, то текст появлялся почти что сам собой. Это радовало и пугало одновременно.

Боже мой, во что превратилась моя маленькая кухня!

Да, на плите по-прежнему всегда что-то булькает. Но на обеденном столе вместо вазочки с конфетами или печеньем, как это было раньше, теперь уверенно стоит ноутбук, а рядом лежат тетради, листочки, карандаши и ручки разных цветов. На стену, облицованную кафелем, я стала приклеивать бумажки. Если вы смотрели детективы, то явно видели доску, на которую полицейские вывешивают фотографии, копии документов и прочие записи, помогающие расследовать убийство. В основном убийство. Стена на моей кухне превратилась в подобие такой доски. Только на ней нет ничего связанного с преступлениями. Варианты названий романа. Отдельно на листочке слабая попытка сформулировать идею произведения. Имена героев. Характеры героев. Жизненные цели героев. Некоторые сцены.

Иногда я пишу и не могу остановиться. Иногда я понимаю, что накропала откровенную чепуху. Порой в мыслях я уже вижу свой роман в виде книги, и даже более того получаю за него Нобелевскую премию. А порой мне очень стыдно за свою писательскую ограниченность, да и что греха таить – совершенную писательскую никчёмность.

Я не знаю, допишу ли я свой первый роман до конца, или так и брошу на полпути. Я не знаю, будет ли он когда-нибудь издан, или так и останется просто файлом на моём ноутбуке. Я ничего не знаю. Но когда меня одолевают сомнения, или когда надо мной посмеиваются мои домочадцы, я смотрю на попугая в клетке. Он так забавно топчется на жёрдочке, гордо выпячивает жёлтую грудку и кричит противным голосом:

– Пи-сАть! Только пи-сАть! – выделяя «А» в словах.

О! Кажется, подмигнул. Вы видели?

Три сестры

– Она моя, – вещал старый скрипучий голос.

– Нет моя, – возразил ему голос юный и беззаботный.

– Ещё чего вздумали! Моя она, – произнёс голос уверенный и чёткий.

Людмила Петровна в ужасе открыла глаза. Над ней нависли три странных особы: сгорбленная старуха вся в лохмотьях, девушка в вечернем платье, которая нацепила различных украшений явно сверх меры, и стройная женщина в лёгком платье. Все три дамы спокойно висели в воздухе, а Людмила Петровна боялась пошевелиться. Она закрыла глаза. Глубоко вздохнула, выдохнула и снова глаза открыла. Дамы, как висели, так и остались висеть.

– Значит, мне не чудится, – вслух подумала Людмила Петровна.

– Разумеется, мы все настоящие, – обидчиво заскрипела старуха.

– А от меня, что вам нужно? – Людмила Петровна решила расставить все точки над i сразу же.

– Кто-то из нас должен стать твоей спутницей навсегда. Нам троим одновременно просто не ужиться.

– Ха! А с чего вы взяли, что я вообще нуждаюсь в спутницах? Тем более, в таких как вы, – Людмила Петровна окинула оценивающим взглядом всю троицу. И пришла к выводу, что каждая из дам не от мира сего.

– А мы есть суть денежные стратегии, которые ты можешь исповедовать, – объяснила дама с уверенным и чётким голосом, – Вот я, например, есть такая денежная стратегия, при которой деньги воспринимаются, как ресурс. Он важный, но второстепенный.

Две другие дамы засуетились, и начали возмущаться. Но дама с уверенным голосом на них внимания не обращала, и продолжала:

– Да, именно второстепенный. Потому что самое главное – это максимальная реализация своих талантов.

– Ага! Таланты! – не выдержала старуха в лохмотьях, – а жить на что? Кто кормить тебя будет? Деньги всегда достаются лишь тяжким-тяжким трудом. И то в очень малых количествах.

Людмила Петровна вздрогнула. Она в этом описании вдруг увидела всю свою жизнь.

– Ничего подобного! – возразила девушка в вечернем платье, – женщины вообще не созданы для работы. Наша задача просто удачно выйти замуж и получать от мужа все блага мира. Которые только захотим.

Людмила Петровна вспомнила, как проходил процесс развода. Да уж, получишь от мужа все блага мира.

– Ты не смотри, что я старая и в лохмотьях, – забормотала старуха, – рядом со мной у тебя всегда кусок хлеба будет.

– Ага, и стойкое ощущение, что жизнь проходит зря – добавила дама с уверенным голосом.

– Девочки, да вы что? Ну, нельзя, ни в коем случае нельзя забывать, что мы женщины, – пропищала девушка в вечернем платье.

И тут Людмила Петровна поднялась с постели. Она уже точно поняла что происходит, и даже больше – уже сделала свой окончательный выбор. Людмила Петровна пошла на кухню и принесла буханку хлеба.

– Это тебе. Мой подарок, – сказала она старухе в лохмотьях и вручила ей хлеб, – Будь всегда сытой, и пусть у тебя будет время не только для работы, но и для отдыха.

Старуха взяла хлеб и растаяла в воздухе.

Теперь Людмила Петровна достала со шкатулки одно из своих украшений – золотые серьги.

– А это мой подарок тебе, – вручила она серьги девушке в вечернем платье, – Будь всегда красивой, и пусть у тебя будет время не только для отдыха, но и для работы.

Девушка приняла подарок и тоже растаяла в воздухе.

– А с тобой я бы хотела подружиться, – сказала Людмила Петровна женщине с уверенным голосом, – Что ты там рассказывала про таланты?

Женщина улыбнулась и вручила ей обычную ученическую тетрадь. Чистую. В клеточку.

– Чем более достойный талант, тем более достойного финансирования он достоин.

«Какая корявая фраза», – подумала Людмила Петровна и ощутила, что она… просыпается, выныривает из сна стремительно и быстро.

В комнате было уже светло. На часах 5.30 утра. Июль месяц.

Девочка Маша

Если виноградную лозу не подвязывать и не «помогать» ей плестись ввысь, то она будет стелиться густым ковром по земле. Ягоды на виноградных гроздьях будут мельче, но всё же будут. Большая их часть сгниёт от соприкосновения с землёй, но какая-то часть всё равно вызреет. И порадует собой птиц. Или человека, который проходил мимо и надумал полакомиться дикой виноградной ягодкой. Меня, например.

Я шёл мимо заброшенного дома. В современных деревнях таких много. Полуразрушенный. Никому не нужный. Утопающий в высокой сорной траве. И потому так маняще зелено выглядят здесь виноградные листья, укутывающие собой землю. Они мне показались подписью художника на картине. Да, именно. Картина, на которой изображён заброшенный клочок земли и полуразвалившийся дом. И сочные зелёные листья – авторская подпись, что всё это было сделано людьми и для людей.

Я уже было потянулся за ягодкой, как услышал шорох внутри дома. Неужели там кто-то есть? Рассохшаяся дверь была заперта ржавым амбарным замком. Но с одной стороны был небольшой оконный проём без стекла. Да, что там, вообще без рамы. Именно в это окно я и решил протиснуться.

Дощатый пол был сделан добротно, и ни одна доска под ногами не заскрипела. Практически беззвучно я попал в жилую комнату. И увидел, что в углу на паре громоздких перин, кутаясь в старое ватное одеяло без пододеяльника, сидит ребёнок. На вид ему было лет десять-одиннадцать. И было не ясно девочка это, или мальчик. Ощущая на себе моё внимание, ребёнок сильнее прижался к стене.

– Ты тут живёшь? – спросил я, стараясь как можно больше подчеркнуть свою доброжелательность.

Ребёнок кивнул.

– Давно?

Снова в ответ испуганный кивок головой.

– Я… Дядя Миша. А тебя как зовут?

– Маша, – прозвучал тихий голосок.

«Ага. Значит, девочка, – подумал я, – И, что важно, разговаривать умеет»

– Ты меня боишься?

– Да.

– А почему не убегаешь?

– У тебя глаза добрые.

– Вот уж не ожидал. Спасибо тебе за комплимент, – по её лицу понял, что смысла последнего слова она не поняла, – Спасибо за слово доброе. Мне приятно. А как ты здесь живёшь?

– Живу, – прошептала Маша так, словно исчерпывающе ответила на мой вопрос.

Электричества в доме не было. Особой мебели, или кухонной утвари тоже. Впрочем, на двух окнах висели занавесочки, нанизанные на проволоку. Когда-то они были белыми, но сейчас имели исключительно грязно-серый цвет.

– А где твои мама с папой?

– Я в интернат не пойду – пропищала Маша, и, кажется, собралась бежать.

– Тише-тише. Понял… Я… Тебе нужны деньги?

Маша недоверчиво покачала головой:

– Нет. Тогда меня увидят.

– Кто?

– Люди.

– А как же ты живёшь? Чем питаешься? И…

Маша взбесилась:

– Ты больше не добрый. Ты хочешь мне сделать больно.

Я тяжело вздохнул. Мой мозг отчаянно пытался понять, что происходит, и не мог выдать ни одной разумной версии. Может вызвать полицию и пусть ребёнком занимаются специалисты? Кто там – педагоги, психологи? В конце концов, наступят холода и девочка погибнет. Всё же интернат – это не самый плохой вариант.

– Уходи, – уверенным шёпотом прошипела Маша.

– Но тебе нужна помощь?

– Люди не умеют помогать, – лицо Маши побледнело и стало каменным.

– Зачем же говорить за всех? – я поискал, где бы присесть, но стульев не было, поэтому я опустился на корточки, – На земле семь миллиардов человек, уж кто-нибудь из них точно умеет помогать.

Аргумент не сработал. Маша молчала.

– Послушай, Маша. Давай ты мне скажешь, как помочь тебе так, чтобы это было правильно. И я всё сделаю, – попробовал я говорить по-другому.

– Уходи. Просто уходи – настаивала на своём Маша.

– Ты серьёзно?

– Да.

И я понял, что вера этой девочки в то, что все люди причиняют только зло, настолько сильна, что я ничего с этим не поделаю. По крайней мере, разговорами тут не поможешь. Я проверил свои карманы. Ничего съедобного в них не было. И действительно, с чего бы я держал в своих карманах какую-то еду.

– Послушай, Маша. Я, правда, хочу тебе помочь. Тот факт, что я уйду, снова вернёт твою жизнь в привычное для тебя русло. Но лучше тебе не станет. А жизнь может быть лучше, понимаешь? – я слушал себя со стороны и ужасался, какими же сложными словами я выражаюсь. А может я ошибаюсь? Может этот ребёнок вовсе не один-одинёшенек на всём белом свете, и просто меня сейчас разыгрывает? А потом побежит домой, если не к маме с папой, то к дедушке с бабушкой. А в этом заброшенном доме Маша сейчас просто играет. Я в детстве тоже любил всякие заброшенные места. Там всегда было тихо, никто не беспокоил…

И я ушёл. Я сделал так, как просила девочка. Просто ушёл.

На следующий день я снова наведался в этот дом. Пусто. Ни одной живой души. Где же сейчас Маша? Да и Маша ли она? В этой деревне никто ни о какой Маше лет десять-одиннадцать на вид не слышал.

Я посмотрел на виноградную лозу во дворе заброшенного дома. Если её не подвязывать и не «помогать» ей плестись ввысь, то она будет стелиться густым ковром по земле. Ягоды на виноградных гроздьях будут мельче, но всё же будут. Большая их часть сгниёт от соприкосновения с землёй, но какая-то часть всё равно вызреет. И порадует собой птиц. Или человека, который проходил мимо и надумал полакомиться дикой виноградной ягодкой. Например, меня.

Девочка Маша. Совсем другая история

Когда в сюжете проявляется сказочная атмосфера…

Маша аккуратно шла вдоль заборов. Луна сегодня была яркой, путь её был светел. Люди спали, собаки не лаяли. Но всё равно в этой деревне было больше небезопасно. Какой-то странный мужик умудрился её найти. Поэтому Маша, плотно окутав ноги какими-то тряпками, найденными в предыдущем старом доме, вышла на дорогу, ведущую в степь.

Ночью всегда спокойно. А этой ночью было ещё и весело. Потому что цикады распелись не на шутку. Такой чудесный концерт устроили. Маша шла и улыбалась.

Неожиданно поднялся сильный ветер. Машу ослепила вспышка света, и девочка упала на траву. Поднимаясь, услышала чей-то тяжкий вздох. Он был совсем рядом. И Маша почему-то пошла на звук. Он точно был за кустом пижмы. Маша аккуратно отогнула растение и увидела маленького светящегося человечка. Впрочем, на человечка он был похож лишь тем, что был двуногим и двуруким, но одно крыло за спиной…

– Тебе прямо обязательно знать кто я? – мелодичным голосом произнёс человечек.

– Нет, – Маша покачала головой, не прекращая рассматривать его крыло. Нет, оно вовсе не такое, как у птиц. Это был больше какой-то энергетический вихрь за спиной у человечка. И Маша протянула руку, чтобы потрогать.

– Эй! Не нужно ко мне лезть, – Человечек стал карабкаться по траве. Движения его были нескладными, и получалось у него совсем плохо.

– А как ты раньше ходил по степи? – подумала вслух Маша

– В том то и дело, что не ходил, – вздохнул человечек.

– А куда ты идёшь? – на этот раз Маша уже не думала, а спрашивала.

Человечек пожал плечами. Маше он нравился, и неожиданно для себя самой она предложила:

– А хочешь, я тебя понесу?

Человечек внимательно на неё посмотрел:

– Зачем тебе это?

– Просто. Помочь. Или ты живёшь в этой пижме?

– Нет. Не живу. Но… Идти мне всё равно некуда, – тихим голосом ответил человечек.

Маша улыбнулась:

– Мне тоже некуда идти. Но я просто иду. Это всё равно лучше, чем оставаться на месте.

– Тогда…, – Человечек немного помедлил, – Я буду сидеть у тебя на плече. Я очень лёгкий, поверь.

Маша улыбнулась и согласилась. Так они и пошли дальше.

Степь, освещённая лунным светом, напоминала величественное море. Густые, высокие травы плавно колыхались от тёплого летнего ветра. Маше хотелось окунуться в эту степную глубину. И обязательно, чтобы там внутри, глубоко-глубоко на дне оказался целый мир. Сказочный и волшебный. Но… Это издали степь напоминает море, а вблизи… Маша глянула под ноги и увидела, упругие стебли травинок, которые росли друг от друга довольно редко.

И вдруг Маше показалось, что она поднялась в небо. Высоко-высоко. А потом опрометью бросилась вниз. Вот уже травяные волны совсем близко. Сейчас она больно стукнется лбом об землю. Маша зажмурила глаза, и когда их открыла, то увидела чудесную зелёную долину, освещённую ярким солнцем.

– Это мир степной глубины – произнёс человечек, – ты можешь изменить его так, как пожелаешь.

– Он взаправду сказочный и волшебный? – шёпотом спросила Маша.

– Да, – сказал человечек, и спрыгнул с Машиного плеча. Но не упал, а повис в воздухе.

– А зачем менять этот мир? – недоумевала Маша, – вокруг такая красота!

– Потому что в этом мире скучно, здесь почти никто не живёт.

– Но разве я могу?..

– Можешь. Просто подумай о том, что хочешь здесь увидеть и представь. Вот оно здесь и появится.

Маша решила попробовать сразу. И первое, что она себе представила – это было мороженое. Большой вафельный рожок. В меру зажаренный. Хрустящий. И доверху заполненный белым, нежным, сливочным мороженым.

Маша открыла глаза и увидела в воздухе мороженое. Самое настоящее. Именно такое, как она себе и представляла. Маша схватила его обеими руками и принялась есть. Ой, как сладко. Ой, как вкусно. Сроду ничего подобного Маша не пробовала.

Но тут она остановилась. Сначала чего-то испугалась. Потом зажмурилась. Потом открыла глаза и увидела в воздухе крохотный рожок с мороженым. Такой крохотный, что как раз под стать маленькому человечку.

– Ты будешь, да? – Маша не могла сообразить, правильно ли она поступает.

На что человечек улыбнулся, и с благодарностью принял угощение.

– Ты знаешь, – бормотал человечек, откусывая кусочек вафельки, – ты можешь создавать здесь всё что угодно – дома, одежду, жителей. Всё-всё.

Не успел он договорить, как тут же появился говорящий котёнок.

– Мяу! Какая чудесная полянка, – закричал он и принялся бегать.

…..

Через время волшебную долину было не узнать. На ней выстроился целый город. В ярких разноцветных домиках жили говорящие кошки, собаки, свинки, козочки и даже попугай. Они жили мирно и дружно. Никогда не ссорились. Каждый занимался своим делом, а вечерами милые жители устраивали праздник – полёты на мыльных пузырях. Да-да, именно так. Ведь Маша создала особые мыльные пузыри – которые никогда не лопались. На них можно было прыгать, ними можно было швыряться, на них можно было летать. А наигравшись, их всегда можно было отпустить в небо. Они улетали высоко-высоко. В другую сказочную страну.

Маша счастливо плюхнулась на траву. Это была уже совсем другая девочка – в белом платьице, в синих туфельках, и с длинными белокурыми волосами.

– А почему ты не создаёшь людей? – осторожно спросил светящийся человечек.

– Они злые. Они здесь всё сломают, – прошептала девочка.

– Разве? Но ты сама – человек. И ты ничего не ломаешь.

Девочка молчала. Потом очень серьёзно сказала:

– Люди врут. Они только прикидываются добрыми, а на деле заботятся лишь о себе самих.

– Разве?

– Да. Когда родители умерли, хуторяне меня жалели. Ты себе даже не представляешь, сколько мусора они мне приволокли. Они просто завалили мой дом одеждой. Большая часть старая, рваная, совсем не моего размера. Я не понимаю, зачем они это делали? По-хорошему эти тряпки следовало выбросить. Но они тянули их ко мне. Я как-то попыталась выбросить пакет с носками, полностью изъеденными молью, но меня выругали. Сказали, что я не в том положении, чтобы перебирать. Дали – носи. И я надела эти носки, большие, дырявые, с которых постоянно сыпалась какая-то труха. А через время уже другая тётя обругала меня за то, что хожу как оборванка. «Это кем надо быть, чтобы напялить на себя такую гадость?»

Прозрачный человечек подлетел поближе. Маша не обратила на это внимания:

– А еда? Все почему-то считали меня жутко голодной. Мне приносили пропавшее варенье, сгнившую тушенку, макароны изъеденные жучками. «Ничего-ничего, жучки всплывут, ты их ложкой выбросишь, а макароны оставишь».

– Ты умеешь готовить? – спросил человечек.

– Пыталась, – Маша немного помолчала и продолжила, – Я думала, что на свете есть Боженька. Мне казалось, что все тёти, которые ходят в церковь и молятся Боженьке, добрые. Но это оказалось не так. Одна такая забрала меня к себе. Она всё твердила про послушание, про смирение, про любовь неземную. Я делала всё так, как она говорила, я повторяла за ней все её молитвы, а она избила меня. «Всё равно ты девочка. Всё равно ты станешь блудницей». Я, правда, не знаю что это такое, но тётенька была уверена, что это страшный грех, из-за которого мучаются все люди на свете. И она, эта тётенька, уже расплачивается за мои будущие грехи.

– Ты сбежала от неё?

– Нет. Меня забрали в интернат. Мне говорили, что мне там будет хорошо. Но снова соврали. И вот оттуда я уже сбежала. И людям больше не верю.

– А знаешь, – светящийся человечек усилил энергетический вихрь у себя за спиной, – все люди разные. Не нужно думать, что все-все одинаковые. Людей ведь много.

– Я не могу остаться в этой волшебной стране навсегда. Да? – Маша подскочила как ужаленная.

Человечек не ответил. А потом посмотрел внимательно и спросил:

– Кто ты?

– Маша, – ответила девочка машинально. Но человечек продолжал на неё смотреть вопросительно.

– Ребёнок … – прошептала девочка.

– И ты думаешь, ты никому не нужна?

Машино лицо покраснело, а глаза наполнились слезами. Она не отвечала.

– Я расскажу тебе об одной женщине, – продолжал светящийся человечек, – она живёт в одной деревне. У неё есть домик, сад, резной колодец с чистой родниковой водой. Любит эта женщина травы. Знает, какие из них целебные, и умеет их заготавливать. С разных уголков страны приезжают к ней за этими травами. И муж у этой женщины хороший. Виноград выращивает. Пасеку держит. Мёд качает. Только детей у них нет. Растить дочку – это самая заветная мечта и женщины той и мужа её. Но никто из них вслух об этом не говорит. Боятся ранить друг друга. Эти люди простые, но добрые. Они помогать умеют. По-настоящему помогать. Когда даёшь не то, что у тебя лишнее, негожее, ненужное, а то, что человеку нужно. Когда помогаешь, и забываешь об этом, и не требуешь взамен никакой отдачи. Если мне не веришь, сама проверь.

* * *

Маша спохватилась. Небо было уже светлым. Близился восход Солнца. Прохладно стало.

Маша посмотрела по сторонам – степь вокруг. Вдалеке виднелись крохотные крыши деревенских домиков.

Плотнее обвязав тряпками ноги, она встала и пошла к самой дальней деревне.

На окраине деревни Маша увидела небольшой домик. Подошла поближе. Во дворе был резной колодец, и женщина как раз доставала из него воду. Маша не знала, что делать. В её голове отчаянно билось «Они помогать умеют. По-настоящему помогать».

И Маша зашла во двор. Старый пёс, привыкший к тому, что сюда постоянно кто-то заходит, лишь поднял левое ухо, а затем снова его опустил.

Женщина увидела Машу, точнее она увидела маленькое лохматое чудище и уронила ведро. Вода растекалась по двору. А женщина привычно перекрестилась.

Маша не видела ни выражения лица женщины, ни её движений – она смотрела себе под ноги. Но, тем не менее, вслух сказала:

– Я Маша. И я ребёнок. И мне нужна помощь.

Как только она произнесла эти слова, слёзы брызнули из её глаз. Она не хотела. Совсем не хотела. Но они сами.

Женщина подошла. Ласково обняла её и спросила:

– Чем же тебе помочь, деточка?

И Маша, всхлипывая, сказала:

– Будьте моей мамой. Я уже макароны умею варить. Правда, с жучками.

Женщина нежно обняла Машу. И они ещё долго долго так стояли. Покачиваясь и рыдая. Обе. А потом женщина спохватилась, повела Машу в дом. Муж её был удивлён, но не перечил.

* * *

Высоко-высоко в облаках, в лучах яркого солнца виднелся огромный светящийся силуэт. Внешне он напоминал человеческий. Ели бы не крылья. Впрочем, нет, это похоже на крылья лишь тогда, когда смотришь издали. Если же оказаться поближе, то можно увидеть, что это не крылья, а два мощных энергетических вихря, которые бурлят за спиной у этого светящегося и сияющего человека. Он улыбнулся, посмотрел на уютный домик, на чистенькую и довольную Машу, на счастливых мужчину и женщину, усилил вихри и взмыл ввысь. Ежегодное собрание Ангелов-Хранителей вот-вот должно было начаться.