Текст книги "Удержаться на краю"

5

Георгий не ожидал, что Люба так решительно развернется и повезет его обратно. Когда позвонила Худышка, он даже крякнул досадливо – ну, не могла сразу сказать? Ползи теперь обратно, да еще с тяжеленным рюкзаком. Но идея вернуться домой, в пустую квартиру, вдохновляла Георгия еще меньше.

Он совсем уж было собрался попросить Чистюлю остановиться у ближайшей остановки, но машина свернула на боковую улицу, и Георгий понял, что они возвращаются.

– Так скорей будет. – Люба аккуратно объехала яму, наполненную грязной водой. – Дороги – просто мрак… Иногда я хочу, чтобы начальника дорожного хозяйства по ним со сломанными ногами в больницу везли.

– Жестоко…

– А ремонт ходовки, думаете, не жестоко?

Они припарковались на прежнем месте, и Георгий достал с заднего сиденья рюкзак.

– Пойду с вами, нужно кое-что с Милой обсудить, а я поторопилась и забыла.

Они вошли в настежь открытую дверь подъезда и поднялись на третий этаж.

– Вот дерьмо…

Георгий даже вздрогнул – уж таких слов он от Чистюли не ожидал. Но по сути был согласен – глазок разворочен, и за дверью скулит и плачет пес.

– Бруно! – Люба прижалась к двери. – Мы сейчас, малыш, мигом! Чего ты стоишь, открой дверь!

Георгий, на миг впавший в ступор, полез за инструментом.

– Может, полицию вызвать?

– Вызову, открывай. – Люба снова прижала руки к двери, словно пес мог это почувствовать. – Сейчас, маленький, мы уже тут!

Выудив из сумочки сотовый, она набрала номер «неотложки».

– Огнестрельное ранение, предположительно в голову. Женщина, примерно двадцать пять-двадцать семь лет. Да, пока жива.

Георгий, ковыряя замок, покосился на Любу:

– Откуда ты знаешь, что она жива?

– Была бы мертвая, собака вела бы себя иначе. – Она снова набрала какой-то номер. – Дядя Андрей, это Люба. Я у Нади, тут с ее соседкой стряслась беда. Огнестрельное ранение, скорее всего в голову. Мы пока дверь открываем… ну, я и мастер, который менял замки в Надиной квартире. Как откуда знаю? В глазок стреляли, куда при таком раскладе ее еще могли ранить? Собака скулит, значит, жива. Спасибо, дядя Андрей, а то я совершенно растерялась.

На растерявшуюся Люба не была похожа абсолютно: все та же аккуратная прическа и спокойное лицо, никаких дрожащих рук или сбившейся одежды. Она открыла сумку и засунула телефон в какое-то отделение – вероятно, именно в то, которое для него предназначено.

– Сейчас…

Георгий думает о том, что за дверью крупная собака, находящаяся в стрессе. И как она среагирует…

– Скорее!

Минуты идут, и Георгий понимает, что вместе со временем утекает жизнь Худышки. Но пока собака скулит – Люба правильно сообразила, – девчонка жива. А замки отличные, такие просто так не открыть. И хотя нижний уже поддался, верхний упрямится.

– Ну, что ты возишься?

– Сейчас… – Георгий отчаянно торопится, но в таком деле спешка только помеха. – Я же не взломщик, универсального ключа у меня нет… Вот, уже подается, сейчас!

– Ты не заходи – кто знает, как Бруно на тебя среагирует. Но если выскочит кот, не дай ему сбежать.

Замок щелкнул, Люба отодвинула Георгия и вошла в прихожую. Пес заскулил еще громче.

– Тише, мальчик, тише – видишь, она жива.

Георгий заглянул в приоткрытую дверь. Худышка лежала на полу, из-под ее головы расплылось кровавое пятно.

– Погоди, сейчас…

Люба прошла в комнаты, а собака снова заскулила и принялась вылизывать лицо хозяйки.

– Вот так… – Люба прижала к голове раненой девушки толстое полотенце. – Ну, где же они, хотела бы я знать!

По лестнице уже топочет кто-то, и Георгий надеется, что это медики – но это не они, а двое парней. На них нет формы, но то, что это полиция, сразу ясно.

– Вот, чисто случайно рядом оказались. – Плотный мужик лет сорока с небольшим вопросительно посмотрел на Георгия: – Что?…

– Там. – Он кивнул в сторону двери. – Осторожно, еще собака.

– Ну, собака нам не помешает. – Второй парень отодвинул Георгия. – Вить, присмотри тут.

Присмотри – за ним, за Георгием, и это ясно как день. Первый, который Витя, подмигнул Георгию, а второй достал пистолет. Видимо, с собаками он привык общаться только так.

– Полиция, я захожу!

– А «Скорая» где? – Любин голос утонул в рычании Бруно. – Тише, мальчик, тише! Да входите вы, но осторожно… А пистолет вам зачем, в кого вы тут собрались стрелять?

Парень открыл дверь пошире, и стало видно, как Люба сидит рядом с лежащей девушкой, придерживая пса. При взгляде на полицейского в ее глазах промелькнуло изумление – и немудрено, парень так очевидно красив, что даже Георгию это ясно. А уж для барышень он смертоносен, и хотя на его руке блестит обручальное кольцо, Георгий думает о том, какое впечатление производит этот полицейский на женский коллектив планеты.

Именно такое, как и ожидалось – Чистюля вытаращилась на него, словно не веря своим глазам. Георгий с удивлением почувствовал что-то вроде укола ревности.

– Так, ясно… «Скорую» уже вызвали?

– Первым делом. Я же знала, что она жива.

На лестнице показались две дамы в форменных куртках работников «Скорой».

– Собаку надо убрать, медики должны делать свое дело. – Красивый парень с опаской смотрит на Бруно. – Кто сможет?

– Сейчас. – Люба осторожно коснулась головы пса. – Давай, мальчик, давай отодвинемся – ей надо помочь, мы же хотим, чтобы она выжила. Ну, не упрямься.

Бруно хотел зарычать, но рычать на тех, кто в Стае, нехорошо. А этот человек уже в его Стае, пес хорошо это понял.

– Ну, давай же, будь хорошим мальчиком. – Люба осторожно отодвинула пса. – Нужно позвонить твоему доктору. Идем, малыш, идем.

Пес неохотно отодвинулся, на его бинтах проступила кровь.

– Мила говорила, что он на арматуру напоролся. – Люба ответила на немой вопрос полицейского. – Скажите, а дядя Андрей когда приедет? Мне нужно с ним поговорить, тут примерно час назад кое-что случилось.

– Он едет. Просто мы были в соседнем квартале, поэтому так быстро приехали, а генерал едет из управления. – Полицейский покосился на собаку. – Но мне вы можете рассказать то же, что и ему, у нас секретов нет. Я подполковник Реутов.

– Конечно. – Люба помогла Бруно переместиться на прежнее место. – Где же Декстер…

Кот обнаружился на шкафу, куда предусмотрительно влез, спасая свой драгоценный мех.

– Так что вы хотели мне рассказать?

– Люба!

В комнату вошел генерал Бережной, и Люба, к неудовольствию Реутова, бросилась к нему:

– Дядя Андрей!

Реутов терпеть не мог всякой семейственности, из опыта зная, что работать, когда замешаны друзья или члены семьи, сложнее. Но тут он уже ничего не мог поделать – девица была приглядная, очень добропорядочного вида, к тому же в ее присутствии собака вела себя смирно.

– Любочка! – Генерал обнял ее. – Жаль, что при таких обстоятельствах… Денис, это моя племянница, дочь младшей сестры.

Реутов понятия не имел, что у генерала имеется сестра, пусть даже младшая. Он никогда ее не встречал, и это было странно – генерал и его жена любили устраивать шашлычные посиделки, куда Реутов всегда был зван. Также приглашались все друзья и родственники, но ни о какой сестре генерала Бережного речи не было, а уж о племянницах тем более.

Либо сестра умерла, либо они с генералом не общаются.

– Понял. – Реутов вдруг обнаружил то, что ранее ускользало от его внимания, – фамильное сходство. – Глаза у вас похожи.

– Да, как у нашей с Нелей матери. – Бережной вздохнул. – Так что ты хотела рассказать?

Люба поискала глазами шприц – если только Мила не подобрала и не выбросила, он должен быть здесь.

– А, вот, так я и знала. – Она подняла шприц, закатившийся за ножку стола. Иголка в защитном колпачке так и лежала на столике. – Конечно же, Декстер не мог пройти мимо.

Кот с высоты шкафа и собственного величия смотрел на возню с высокомерной миной аристократа, обнаружившего в своей спальне собачью кучку.

– В общем, потерпевшую увозят, я с ней. – В комнату заглянул второй полицейский. – Позвонил уже Валентину Семенычу, он ждет.

– Правильно, она нам живая нужна. – Бережной кивнул. – Езжай с ней, Витя, и будь рядом постоянно, вызови пост для охраны, и пусть организуют отдельную палату, чтобы смотрели в оба. Убийца узнает, что жертва выжила, во второй раз промашки не даст, под это дело и охрану запросто положит вместе с девчонкой, чтоб два раза не вставать.

Люба терпеливо ждет. Ей обязательно нужно поговорить с дядей, объяснить, что уже было одно покушение. А еще сказать, почему они с Георгием вскрыли дверь, и насчет Бруно, а еще надо взять Милин телефон и найти номер доктора, который лечил собаку.

А еще она понимает, что животных придется забрать с собой.

Можно, конечно, временно переселиться в эту квартиру – но она ни за что не приведет своего ребенка в место, куда уже дважды наведывался убийца. А о том, чтобы жить в Надиной квартире, речи быть не может, там сначала нужно обработать поверхности огнеметом, потом сделать ремонт, и уж потом, возможно… и то нет. Так что хочешь не хочешь, но животных придется забрать.

А сейчас надо поговорить с дядей.

– Так, понятно. – Бережной хмуро смотрит на Любу. – После первого покушения ты не соизволила мне позвонить.

– Как-то даже руки не дошли. Сначала не до того было, потом заболтались и не обсудили…

– Понятно. – Бережной вздохнул: – Люба-Люба, нельзя же быть такой растяпой! Ну что значит – руки не дошли? На барышню кто-то охотился, при этом отлично зная, что собака ранена и не защитит ее. Убийца далеко не ушел, раз понял, что она каким-то чудом выжила после первого нападения. Ведь никому и в голову не пришло, что ты таскаешь с собой ампулу адреналина. Вот он и вернулся доделать дело.

– Похоже, первое нападение было спланированным, ей вкололи что-то – ну, сердечный приступ у дамы, бывает. А второй раз уже не церемонились, значит, дело было спешное. – Реутов старается не делать резких движений, потому что ротвейлер заметно нервничает. – Ладно, а вернулись вы почему?

– Мила позвонила с вопросом о мастере, который менял замки в квартире сестры, телефон хотела взять. Собиралась задвижку установить и даже поменять замки.

– Логично, если учесть, что убийца свободно вошел в квартиру в первый раз. Либо у него были ключи, либо он гений взлома, либо она квартиру не заперла, когда спустилась, и кто-то к ней проник, пока вы болтали в квартире у Нади. – Бережной прошелся по комнате, Бруно зарычал. – Тише, приятель, тише. Куда ж его теперь? И кота тоже… Люба, а зачем ты меняла замки в квартире Надежды? И сама она где?

– Ой… а разве я не сказала? – Люба в ужасе прикрыла рот ладошкой. – Боже, какая же я тупица…

– Что?!

– Дядя Андрей, Надя ночью умерла. Утром полиция меня сюда вызвала, опознать тело, и…

– Умерла?! – Бережной даже отшатнулся. – Люба, как это – умерла? Что случилось?

– Говорят, сердечный приступ. – Люба растерянно смотрит на полицейских. – Я не знаю, ее утром увезли на вскрытие, и мне пока не звонили.

– И ты только сейчас мне об этом говоришь?

Люба потрясенно смотрит на дядю. Конечно, она сглупила, откуда ему было знать о смерти Нади.

– Ладно, я разберусь. – Генерал нахмурился: – Так ты познакомилась с потерпевшей только сегодня?

– Я вот сообразила сейчас. – Она испуганно смотрит на полицейских. – В первый раз он вошел, наверное, потому, что Мила ко мне спустилась, а дверь не заперла.

– Откуда ты знаешь, что не заперла?

– Кот за ней следом выбежал. – Люба кивнула в сторону Декстера. – Дверь тяжелая, кот ее не откроет сам, а значит, Мила оставила ее приоткрытой.

– Логично. – Реутов понимает, что племянница генерала, кроме внешности, оснащена неплохими мозгами. – А зачем потерпевшая к вам спускалась?

– На балконе Надя мясо держала – вот оно там и разлагалось, запах… Ну, Мила спустилась поругаться – думала, Надя дома. Теперь я понимаю, что утром, когда забирали тело, Милы дома не было.

– Понятно. – Генерал о чем-то думает. – А животных теперь куда же?

– К себе заберу. – Люба с сомнением смотрит на собаку. – Ничего, в тесноте, да не в обиде. Собака ранена, нужен уход. Мой Женька будет в восторге.

– Ага, будет.

Люба понимает, что нужно поискать телефон Милы, но отдавать его полицейским она пока не хочет, ей нужен номер того доктора.

– Ладно. – Бережной потрепал Любу по руке. – Денис Петрович, ты организуй сюда экспертов, и… кстати, Люба, ты больше ни во что не вмешивайся, езжай домой. А ты…

Его взгляд обратился на Георгия, и тот едва сдержался, чтоб не попятиться.

– Поможешь ей?

– Конечно, – Георгий кивнул. – Тут еще такое дело… я замки открывал. Ну, когда поняли, что девчонка жива… вернее, Люба поняла, а я-то… Так вот: до этого они взломаны не были. Сейчас-то, конечно, этого не понять уже, открывал я их быстро, об аккуратности не думая, но я со всей ответственностью заявляю: до этого замки находились в целости. Кто бы ни проник в квартиру днем, замки он не ломал. Вошел в открытую дверь – но тогда он должен был видеть, что хозяйка вышла, не заперев ее, и собака бы залаяла… или зарычала. Не тот это пес, чтоб смолчать.

– Или собака знала преступника. – Люба хмурится: – Жуткая история.

– Да, скверно. Что ж, примем к сведению. – Бережной кивнул, думая о чем-то своем. – Оставь Денису Петровичу свои координаты и будь в пределах досягаемости. Денис, когда эксперты закончат… Вот черт, дверь не закрыть уже!

– Я новые замки могу поставить. – Георгий кивнул на свой рюкзак: – Инструмент имеется, замки – тоже.

– Один поставь, ключи Любе отдашь, а один – Денису Петровичу. Мало ли что понадобится в ходе следствия, а хозяйка не то выживет, не то нет.

– Выживет. – Люба слышит, как в ответ на ее звонок вибрирует телефон под покрывалом на диване. – Куда ее повезли?

– В Центр экстремальной медицины. – Бережной принялся перебирать документы, найденные в ящиках. – Сокол Милана Сергеевна, двадцать шесть лет девчонке, ну вот жаль-то как. Кому же ты так помешала, Милана Сергеевна? Да еще настолько, чтоб во второй раз так грязно работу проделать? Ладно, будем разбираться. Люба, что это ты…

– Это Милин телефон, мне номер доктора нужен, который Бруно лечил. – Люба перелистывает список звонков, помня, что симпатичного доктора зовут Леонид. – А, нашла.

Она переписывает номер под ошарашенными взглядами полицейских.

– Люба, ты в уме? Отдай телефон сейчас же!

– Дядя Андрей, если я заберу собаку, мне нужен доктор, который ее лечил, – перевязки там, уколы, правила ухода, откуда мне знать все это? Доктора я уже знаю, он приходил сюда при нас, зовут его Леонид, он работает в какой-то городской больнице, и…

– Дай сюда. – Бережной отобрал у Любы телефон. – Не хватало, чтоб ты сейчас убийце позвонила!

– Я этот номер откуда-то знаю. – Реутов задумчиво смотрит на цифры, написанные Любой. – Чей же это номер… ага, сейчас!

Он набрал несколько цифр в своем сотовом.

– Все, знаю. – Реутов обернулся к генералу: – Андрей Михайлович, это Ленька Савицкий, интерном у Семеныча трудится. Я с ним зазнакомился, когда в больнице лежал.

– Ну, тогда ладно. – Генерал повернулся к племяннице и вдруг обнял ее: – Люба-Любочка, что ж теперь делать-то?

– Собаку и кота себе заберу, пока Мила в больнице. – Она вздохнула: – Ничего, в тесноте, да не в обиде, пусть только помогут Бруно перенести, сам он не сможет идти, а одной мне его не поднять.

Она понимает, что дядя говорит ей совсем о другом: о том, во что она пока не верит, несмотря на тело, которое опознавала. Но толку отгораживаться, если все правда и уже случилось.

И Люба едва не заплакала, понимая, что надо держаться, хотя по итогу все плохо, ведь Надя умерла. И даром что выросли они чужими, хоть и в одном доме, но ведь было когда-то все хорошо – они жили с мамой, вместе играли в их комнате, в школу пошли вместе, – и еще долго все было хорошо. А теперь Нади нет, и она осталась совершенно одна.

Люба сжала кулачок, изо всех сил впиваясь ногтями в ладонь.

– Надо пережить. – Генерал погладил племянницу по голове, как маленькую. – Давай-ка вызовем доктора и перевезем собаку к тебе.

– И кота.

– Ну да, и кота. – Он вздохнул: – Как же тут обойтись без кота. Его в угол не задвинешь, куда там.

Декстер надменно отвернулся и уставился в окно. Понятно, куда же люди без него. Ничего не способны сделать сами, всю работу по украшению мира свалили на кота. А потом – как обойтись без кота?

Да никак.

6

– Как себя чувствует потерпевшая?

Ночь уже заглядывает в окна, но совещанию в кабинете у генерала Бережного это не мешает.

– Пока жива. – Виктор понимает, что больше сказать ему нечего, он весь день провел с Милой, наблюдая за охраной и посетителями. – И убийца никак себя не проявил. Ранение тяжелое, но Семеныч говорил – выживет. Дверь у нее там бронированная, глазок тоже, ну и погасили частично скорость пули. Да еще она, видимо, просто заглянула в глазок, с некоторого расстояния – или сразу отпрянула. Ну, то есть, когда произошел выстрел, она не прижималась к глазку, иначе пуля попала бы ей в глаз, а так осколки глазка и пуля оказались с правой стороны головы. Это ее и спасло, по ходу.

– Ясно. – Генерал изучает документы. – Вить, поставь-ка чайник, пожалуйста. Обыск в квартире ничего не дал?

– Обычная квартира. – Реутов открыл блокнот и просмотрел записи. – Опрос соседей ничего не показал – убийцу никто не видел. Но там входная дверь постоянно открыта, домофона нет, так что, кто входит, кто выходит, непонятно. Записей с автомобильных регистраторов тоже пока не нашли, все жильцы паркуются на охраняемой стоянке за домом – перед ним парковки нет, как и места для машины, так что здесь пока глухо. В крови потерпевшей обнаружены следы вещества, замедляющего сердечный ритм.

– Видимо, сперва хотел обставить как смерть от естественных причин. – Виктор думает о том, что хорошо бы выпить пива, раз уж пообедать они не успели. – Убийца не мог знать, что кто-то войдет и у этого человека окажется с собой ампула с адреналином.

– Да, подобный поворот раз в миллион лет может случиться. – Реутов хмыкнул, представив себе птеродактиля со шприцем в лапах. – Воображаю, как взбесился убийца, поняв, что жертва жива.

– Скорее всего, именно потому второе покушение он не потрудился обставить красиво. – Бережной полистал документы. – Решил действовать наверняка – выстрел в глазок, и все.

– Но сегодня был явно не его день. – Реутов вспомнил залитое кровью лицо Милы и почувствовал легкое злорадство. – Жертва снова выжила. Думаю, его акции в среде убийц упали до нуля, и коллеги будут над ним смеяться. Вырождается профессия, да.

Иногда в процессе работы над каким-то особенно поганым делом у Реутова проявлялась склонность к черному юмору. В данном случае он очень хотел распутать этот клубок и достать сволочь, которая сделала все, чтобы осиротить собаку и кота.

– Он ведь не подумал, что будет с животными. – Реутов в раздражении захлопнул блокнот. – Раненая собака и абсолютно комнатный кот – что было бы с ними? Нет, он об этом не подумал.

– Ну, теперь с ними в любом случае порядок, Люба забрала. – Виктор вспоминает холодильник в их с Дэном кабинете и вздыхает – там пиво. – Этот… Георгий – с замками который – помог ей, и доктор приехал, вместе и перевезли. Пес, бедолага, так скулил…

– Ничего, Люба с ним поладит. – Бережной думает о том, что за весь день не успел навести справки о смерти второй племянницы. – Люба, похоже, умеет ладить со всеми на свете. Она факультет психологии с отличием окончила, теперь пишет статьи в умные журналы и тестирует сотрудников разных фирм, вполне успешно. Вот только с Надеждой они не ладили, но тут, надо сказать, Надя была сама виновата.

Повисло молчание. Офицеры не хотели напоминать Бережному о том, что сегодня он потерял племянницу, о которой они понятия не имели, ну вот всплыла тема в разговоре, но это не специально, а так-то незачем. Раз не знали они об этих родственниках Бережного, значит, не хотел он о них говорить. В семьях часто случается так, что люди абсолютно чужие друг другу, несмотря на кровное родство.

– Минутку… – Реутов нахмурился: – Люба сказала, что ваша племянница умерла от сердечного приступа? А тут вещество, которое…

– …замедляет сердечный ритм. – Бережной покачал головой. – Денис, сейчас же позвони в морг. Нужно делать токсикологию – это если она еще не проведена.

– Сейчас сделаю. – Реутов ощутил себя гончей, взявшей след. – Весь день в голове крутилось, а сформулировать не мог!

– А я тоже хорош. – Бережной встал и включил чайник. – Давай, Денис, звони, а мы с Виктором пока стол накроем. Поужинать надо, господа офицеры, а у меня в холодильнике целый судок студня. Диана меня напополам перепилит, если я его обратно домой принесу.

Виктор кивнул и принялся расставлять посуду. Есть хотелось всерьез, а поехать домой пока не светило вовсе.

* * *

Бруно устало привалился к прохладной стене. Жар схлынул, и пес ощущал некоторое облегчение, но он был взволнован и не знал, что делать.

Его перевезли в чужой дом. Да, матрац был его собственный, и переноска Декстера, и его миски, но здесь все было другим – квартира, запахи, люди… а особенно неожиданным оказался маленький человек, тотчас восторженно вцепившийся в перепуганного Декстера. Зарычать на него у Бруно не хватило совести, потому что человек был меньше его и он так радовался… Не смог Бруно зарычать, это был детеныш, а детенышей надо защищать. И когда крошечная ручка погладила его, Бруно вдруг заскулил. Декстер испуганно смотрел на него из-под дивана, а маленький человек лег рядом и обнял Бруно.

– Женька…

– Собачка плачет. – Малыш погладил Бруно по голове: – Не плачь, собачка, не плачь!

Но тоска, охватившая Бруно, была такой бездонной, что остановиться он не мог. Вся прежняя жизнь была разрушена, его человек исчез, дом теперь где-то далеко, а эта чужая квартира, и люди, которые не обижают, но они не Стая… ну, может быть, самую малость…

– Тише, мальчик, тише. – Люба села рядом. – Все будет хорошо, вот увидишь. Хозяйка твоя поправится, вы оба вернетесь домой, и все снова будет прекрасно. Просто пока вам надо побыть здесь, ведь нужно же вам что-то кушать, и ухаживать за вами надо, и вообще. Вот ты маленько поправишься, и мы поедем в больницу к твоей хозяйке – увидишь сам, что она жива.

Бруно смотрит на Декстера, сверкающего глазами из-под дивана, и ему очень хочется, чтобы приятель пришел и лег рядом, но Декстер впал в состояние герцога в изгнании – сидит в самом темном уголке и в ближайшее тысячелетие выходить не намеревается.

– Мама, котик!

– Не трогай котика, видишь – он боится.

Бруно хочет пить, а миска с водой стоит совсем рядом.

– Давай, малыш, попей.

Доктор перевязал Бруно и сказал, что рана отлично заживает, через пару дней ему можно будет немного походить по комнате. Люба с сомнением смотрела на свою маленькую комнату, ставшую еще меньше, когда в нее переместилась собачья лежанка и миски.

Кот много места не занимает, но, в отличие от пса, в мирные переговоры вступать не собирается и пленных решил не брать.

– Что же мне с вами делать?

Люба открыла банку с собачьими консервами и всыпала еду в миску Бруно.

– Поешь, малыш, тебе надо поправляться. – Она заглянула под диван и с сожалением констатировала, что кот по-прежнему не намерен выходить. – Вот незадача…

Оставить животных в квартире, из которой унесли Милу, Люба попросту не могла. Конечно, можно было устроить их в приют, но с моральной точки зрения она считала это жестокостью. Это были домашние звери, выросшие вместе, а в приюте их разделят, и кто знает, смогут ли они пережить такой стресс.

– Тут вы хотя бы вместе. – Люба погладила Бруно по голове. – Не расстраивайся так, малыш. Все будет хорошо, вот увидишь. Поешь лучше. Женька, иди поиграй, не приставай к собаке. Видишь – собачке больно.

– А она выздоровеет?

– Это он. И конечно, он выздоровеет. – Люба взяла сына за руку. – Мы будем за ним ухаживать, и он опять побежит по дорожке – как у доктора Айболита. А там и его хозяйка поправится, заберет их обратно.

– А разве мы не оставим их себе?

У Женьки на лице такое горестное разочарование, что Люба взяла его на руки и поцеловала.

– Нет, малыш, не оставим. У них есть свой дом, их собственная хозяйка – просто сейчас она тоже заболела и не может за ними ухаживать, но она обязательно поправится, выйдет из больницы и заберет их обратно. А мы будем ходить к ним в гости.

Из-под дивана с независимым видом выполз Декстер и направился в ванную, поминутно озираясь. Несмотря на стресс, напрудить под диваном он считал ниже своего достоинства, тем более что лоток стоял в ванной, то есть в привычном месте – его собственный лоток, с его же наполнителем.

А еще коту хотелось пить, и он какое-то время раздумывал, не напиться ли ему прямо из унитаза. Но хозяйка, несколько раз застававшая его за таким богопротивным делом, взяла манеру лить в унитаз какую-то резко пахнущую жидкость, и в этом доме было заведено так же, поэтому Декстер подкрался к миске Бруно и принялся жадно лакать воду.

Из второй миски пахло собачьими консервами, а поодаль стояла его собственная миска, наполненная аппетитными кусочками, и Декстер дрогнул. Настороженно оглянувшись и убедившись, что видимой угрозы для жизни, здоровья и красоты нет, он придвинулся к мисочке и принялся жадно хватать кусочки мяса. Насытившись, он юркнул за спину Бруно, расположился между теплым боком приятеля и стенкой и затаился. Здесь было намного лучше, чем под диваном, чисто и мягко, пахло домом, а главное – хоть что-то привычное. А еще Декстер категорически не хотел, чтоб его трогал маленький громкий человек, который вызывал у него приступ сакрального ужаса.

Бруно вздохнул, когда кот прижался к нему, и они замерли, прислушиваясь, – но даже маленький человек словно понял, как им нужно время, чтобы успокоиться, и возился тихонько со своими игрушками.

Бруно задремал, но тоска не отступала, и он скулил во сне, искал своего человека, но не находил, и только знакомый запах Декстера удерживал его от полнейшего отчаяния.

* * *

Георгий приехал домой и, оставив рюкзак в прихожей, поставил чайник.

Этот день оказался переполнен событиями, и Георгий собирался повозиться с компьютером, но мысли снова возвращались к Любе и ее смешному мальчонке. Как тот взвизгнул от восторга при виде кота, и всполошилась Елизавета Максимовна, старушка-соседка, присматривающая за ним.

И как они устраивали пса, молодой доктор делал перевязку и колол антибиотик, а кот наблюдал за суматохой из-под дивана, и Георгий только надеялся, что тот не сделает там лужу.

Любина квартира оказалась, как он и ожидал, стерильной, даже малыш занимался игрушками как-то аккуратно, не разбрасывая и не ломая их. Потом Люба покормила сына и Георгия тоже, а кот все сидел под диваном. Доктор ушел, пообещав вечером заглянуть, а он все не уходил – вот не хотелось, и все тут.

Наверное, дело было в том, что впервые за много лет он оказался частью какой-то спонтанно собравшейся компании, где никто его не знал раньше, и люди понятия не имели, что он просто бирюк и у него проблемы с доверием.

Он исправил Любе текущий кран, намертво прикрутил расшатавшиеся ручки на дверцах кухонных шкафчиков, смазал заедающий нижний замок, исправил у Елизаветы Максимовны дверные петли и заменил перегоревшие лампочки. Он не хотел уходить, потому что дома… Собственно, у него не было дома, лишь пыльная, убитая в хлам конура.

Но приличия требовали, и он все-таки ушел.

Войдя в свою квартиру, Георгий ощутил, что это реально не дом, а просто грязная берлога и так жить нельзя. Запах пыли, застарелого, въевшегося в стены табачного дыма и еще невесть чего вызвал у него приступ тошноты.

Курить хотелось отчаянно, и Георгий понимает: стоит закурить, и все те запахи, что так беспокоили его в течение дня, перестанут существовать. Но перед глазами встала эта проклятая банка с окурками, и его замутило так, что пришлось глотнуть воды. Нет, с курением покончено.

До вчерашнего вечера Георгий просто не замечал ничтожности собственного быта, а теперь он посмотрел на свою квартиру Любиными глазами – и ужаснулся.

– Да, приятель, ты превращаешься в психопата. – Георгий покачал головой, заглядывая в пыльное зеркало, висевшее в прихожей. – И с этим надо что-то делать.

Его ждала работа – он уже сделал компьютерный макет детали, теперь нужно было прописать программу, но сесть и работать в комнате, полной пыли, грязных чашек и старой мебели, он теперь физически не смог. Вот сегодня утром еще мог, а сейчас уже – ни за что.

– Нужно все это выбросить для начала.

Георгий достал из кладовки полиэтиленовые мешки, которые когда-то складировал отец в своем вечном стремлении сделать запас всего на свете. Эти мешки лежали в кладовой с незапамятных времен, после смерти отца Георгий не касался ничего из того, что хранилось в доме, – ему было все равно. А вот сейчас он вдруг подумал, что так дальше жить нельзя. Отец нервно реагировал на любые попытки что-то изменить в квартире, и он привык ничего не трогать, но отца уже полтора года нет в живых.

– Какого хрена, собственно…

Георгий выгреб из кухонных шкафчиков все, что там было. Четыре мешка со старыми кастрюлями, сковородками, какими-то банками, старыми тарелками и чашками – все звенело и возмущенно звякало, но участь имущества была предрешена. Георгий безжалостно швырнул мешки в мусорный бак и направился в круглосуточный супермаркет, сияющий вывеской за полквартала от его дома. Там он приобрел новую посуду и банки для круп, специй и прочего. В придачу ему порекомендовали скатерть и занавески, и он, подумав, согласился.

Новая посуда смотрелась на его убогой кухне как королева в парадном облачении, застигнутая посреди помойки. И все равно Георгия радовали новые чашки, белые тарелки, блестящие приборы – он вдруг ощутил, что все в его руках. Ему уже никто не мешает жить так, как вздумается, быть тем, кем он хочет, и глупо запираться в доме, словно нет жизни за окном.

Достав следующую партию мешков, Георгий направился в спальню отца. Он не входил сюда со дня его смерти, когда искал в шкафу выходной костюм – для погребения. С тех пор шкаф так и стоял с вывороченным нутром, и Георгий принялся складывать в мешок отцовскую обувь и белье.

Комната была настолько грязной, что Георгий с трудом подавил в себе желание надеть перчатки. Он не какой-то нервный микробофоб, просто нужно навести порядок в квартире. И то, что на обоях толстый слой осевшего желтыми грязными пятнами никотина, смешанного с пылью и грязью, от вида которого Георгия начинает тошнить, подтверждает правильность его намерений.

Любая дорога начинается с первого шага, и вчера он его сделал.

Что-то загремело, когда Георгий передвинул обувную коробку, и он открыл ее. Там лежали старые отцовские штиблеты – лакированные, купленные непонятно для какого случая, – а между ними расположилась продолговатая жестяная коробка. Георгий открыл крышку.