Текст книги "Невидимые тени"

Уложив ребенка, он вышел из комнаты, едва не споткнувшись о кота, который, недовольно мяукнув, прошел мимо него к детям. Панфилов знает – Ричи никогда не сделает ничего, что повредит малышам. Вот и сейчас кот подошел к одной кроватке, ко второй – Панфилов знал, что он сначала всегда подходит к кроватке дочери – а потом запрыгнул в кресло, стоящее в углу, повозился, укладываясь, и затих. Это значит, что спать он сегодня изволит с детьми.

– Пост сдал? – Валерия уже расчесала волосы, и они свободно падают на плечи. – Не захотел Ричи с нами остаться.

– Он с нами. С нами всеми. – Панфилов тронул локон жены. – Но кот не может разорваться на части. Побыл здесь – пошел к детям. Он считает, что они больше нуждаются в его защите.

– Я склоняюсь к мысли, что все эти шуточные котозаповеди – чистая правда. Вот эта, например: все, что делает кот, – правильно. Ирка его к себе зазывала – побыл немного и ушел. – Валерия поднялась и подошла к окну. – Сань…

Он подошел к ней и выглянул в окно. Луна висела над озером, огромная и близкая. Запах Валерии, такой знакомый и привычный, как прежде, волнует его, и радость обладания не померкла за эти два с половиной года. Это его женщина, и она всецело принадлежит ему, как и он – ей. Важно это, а остальное так. И будет ночь, и день, и будет что-то новое – но вот это не изменится никогда. Это его дом, его дети и его женщина. И больше ему, пожалуй, ничего и не надо.

Завибрировал телефон. Досадливо хмыкнув, Панфилов потянулся за ним через плечо Валерии.

– Сань, кто там еще? – Она лениво взяла халат. – Десятый час…

– Олешко. – Панфилов нажал на кнопку приема звонка. – Да, Паш, слушаю тебя.

Валерия набросила на себя халат и пошла в ванную. Слушать служебные разговоры мужа она не считала лишним, да и скучно это. Если что-то интересное или важное, Панфилов сам расскажет, а рутина ей не нужна, да и говорить в ее присутствии, возможно, не очень удобно – Валерия понимала, что у ее мужа сложная жизнь, и вопросы тоже бывают… всякие. Видимо, что-то все-таки случилось, раз Паша Олешко позвонил сейчас, зная, что дети спят, и Панфилов устал.

Вода окутала ее, и Валерия улыбнулась своим мыслям. Вспоминая праздник, возню малышей, веселье гостей, она думала о том, как счастлива в своем доме, со своей семьей, ведь приехавшая на праздник Ирка тоже сейчас здесь – спит в своей комнате. И все хорошо, праздник действительно удался…

– Лерка, ты долго там?

Она выглянула из душевой кабинки. Панфилов сидел на краешке ванны, и вид у него был растерянный.

– Сань, случилось что?

– Не знаю даже, как и сказать. – Глаза у мужа какие-то беспомощные, а голос звучал озадаченно, и Валерия выключила воду и вышла из кабинки. – Тут Пашка такое нарыл… ты не поверишь!

6

Майя тащит тележку на участок и злится. Из-за того, что Светку убили, ей придется убирать и ее участок, а это время, и немаленькое. Надо вставать раньше на полчаса как минимум. Но Татьяна Васильевна просила, а ей Майя отказать не может.

– Это временно, пока другого дворника наймем. – Татьяна Васильевна вздыхает. – Всего недельку, а если не найдем на ее место другого, то Людка тебя сменит, она тоже рядом работает.

– Ладно.

И вот Майя бредет на Светкин участок, думая о том, что надо бы увольняться из ЖЭКа, хватит этой работы, можно другую найти. И документы у нее теперь все в порядке, и прочее. В общем, пора это дело бросать.

Майя старается как можно скорей прибрать соседний участок – благо мусора немного. Неделя – не так долго, можно продержаться. Тем более что действительно – все рядом, идти недалеко. Майя старается не думать о трупе в контейнере – да мало ли что случается, люди совсем озверели.

– Майка, эй, Майка!

Она поворачивает голову – около детской горки стоит мужик. Майя в предрассветных сумерках не слишком отчетливо видит его лицо, но голос узнает сразу.

– Чего тебе, Макар?

Она знает всех окрестных бомжей. Благодаря им она не шарит по контейнерам с мусором – они это делают за нее, принося ей разные вещи, которые выбрасывают жильцы. И чего только не выкидывают люди! Но у Майи есть жесткий критерий того, что ей нужно, и ее помоечные археологи отлично знают, что именно представляет для нее ценность.

– Светку-то убили…

– А то я не знаю. – Майя в сердцах энергичнее заработала метлой. – Вкалывай теперь за двоих, когда еще замену найдут…

– А до этого в баке труп нашли.

– Макар, скажи мне что-нибудь, чего я не знаю. – Майя старается держаться подальше от собеседника. – Ты чего хотел-то?

– Я видел той ночью кое-что…

Майя пожимает плечами. Какая разница, что он видел?

– Ты полиции расскажи.

– Не, Майка, мусорам я ничего не скажу, не в масть. – Макар вздыхает. – Я в теремке спать наладился – душно пока в подвале-то… а он, значит, бежит…

– Кто? – Майя без особого интереса слушает рассказ. – Что тебе приснилось?

– А ничего мне не приснилось. – Макар от обиды даже засопел. – Вредная ты девка, Майка, хоть и красивая, а вредная. Наши все тебя боятся – говорят, что ты ведьма.

– Ну, и что? Ведьма так ведьма, зато плачу вам всем исправно.

– Что да, то да, платишь по-честному, никто не в обиде. – Макар сел на скамейку. – Все корячишься на работе… Так я вот об чем толкую. Видал я, как он бежал – проснулся от того, что он о скамейку в темноте споткнулся. Бежал и оглядывался постоянно. Потом куртку бросил, сумку тоже. А потом они его догнали…

– Кто – они? – Майе неприятен этот разговор, но ссориться с Макаром она не хочет. – Ты толком-то говори.

– Двое. Одного знаю, второго никогда не видел. – Макар хмыкнул. – Нет, Майка, мусорам я ни за что не скажу, а только видел я, как они его…

– Зарезали?

– Не, застрелил его тот сукин сын. Но тихо так, хлопок – и все. Глушитель на пистолет навертел, не иначе. Потом они его оттащили и что-то искали, подняли сумку, шарили там, куртку его нашли, в карманах рылись… Куртку бросили, сумку забрали, трупешник в бак затолкали и ушли, а я с перепугу через пять дворов бежал. Даже куртку брать не стал, мало ли узнает кто. Светка, видать, ее подобрала. Лучше б сам взял, хорошая была вещь, добротная. Я тут смотрел потом, но больше ничего не нашел.

– Шел бы лучше работать. – Майя собрала мусор в совок и уложила в тележку инструмент. – Вот на Светкино место и шел бы. Комнату бы тебе выделили…

– Скажешь тоже. – Макар снова засмеялся. – Не, Майка, кто понял жизнь, тот работу бросил. Вот ты надрываешься – а ради чего, если подумать? Ведь вот какая штука: меня все эти, что здесь живут, в грош не ставят, потому что я бомж. Ну их как бы и понять можно. Но ведь и тебя точно так же они в грош не ставят, потому что ты убираешь дворы. И чем ты от меня отличаешься? Или Светку покойную возьми – так и померла в подвале. Но она хоть выпивала, радость в жизни имела какую-то, а ты ведь и не пьешь даже… Хотя я, конечно, уважаю тебя за такую линию. Баба, когда она пьющая, это не дело. Ладно, Майка, заболтался я тут с тобой.

– Так кого ты видел-то, чучело огородное?

– Ээээ, нет, девка, не скажу. – Макар хитро прищурился. – В такое дело не надо никому быть замешанным, меньше знаешь – крепче спишь. Это я тебе только, но ты не болтай.

– Делать мне больше нечего, как болтать.

Майя подняла совок с мусором, уложила его поверх инструментов и потащила тележку к бакам. Скоро осень, и она думает о тонне листьев, которые придется мести, сгребать, стаскивать в кучи… нет, надо увольняться. Хватит.

Высыпав мусор в бак, она потащила тележку к своему участку. Времени осталось немного, и спать хочется зверски.

Наскоро закончив с уборкой, она торопится домой.

Потому что там ее ждет Матвеев. Майя прикидывает, что скажет ему – и не может придумать. Что можно сказать человеку, которого знаешь меньше суток, а он уже провел ночь в твоей кровати? Ну, просто потому, что засиделись допоздна и оставаться одной было страшно. И он остался, но не спать же ему на полу? Вот и спали вместе…

– Может, он ушел уже.

Но Майя надеется, что не ушел. Когда она уходила, Матвеев спал, она выскользнула из квартиры, второпях позабыв написать записку. Просто оставила ему на столике ключи, втайне надеясь, что он ими не воспользуется. Майя оставила тележку около двери опечатанного полицией подвала и поднялась к себе. На кухне позвякивает посуда, и она идет туда.

Матвеев, подвязавшись ее фартуком, варит овсянку. Майя проголодалась, но сейчас просто смотрит на широкую спину Макса, а он помешивает в кастрюльке закипающую кашу.

– Привет. – Он обернулся и улыбнулся ей. – Отличная куртка.

Майя спохватилась, что дворницкая оранжевая куртка все еще на ней. Она забыла ее снять, так торопилась домой.

– Мой руки, будем завтракать.

Майя опрометью бросилась в ванную, на ходу сбросив куртку. Надо же было забыть о ней!

Включив душ, она встает под теплые струи, а сама думает, что же теперь делать и как себя вести. Ничего не надумав, Майя переодевается и снова идет на кухню. Максим уже накрыл на стол и заварил свежий чай.

– Как раз тортик в масть. – Он смущенно улыбается. – Я тут похозяйничал немного. Хочешь, поедем погуляем где-нибудь?

– Мне на работу. – Майя достает салфетки. – Подбросишь меня к «Восторгу»?

– Подброшу. Ешь кашу.

Матвеев готов пнуть себя за бестактность. Ведь знает же, что она таскает эти проклятые тележки в супермаркете, а вылез со своей прогулкой, как маленький. Она, чего доброго, еще подумает, что он не считает ее работу важной.

– Прости, я забыл.

– Да ничего, нормально. – Майя улыбается. – Макс, я так тебе благодарна, что… Вот просто не знаю, как бы я осталась одна. После всего…

Матвеев видит, что она не выспалась, устала, темные тени залегли под глазами, и он знает, что впереди у нее еще весь день, который она проведет, вкалывая без перерыва. Он думает о том, что его женщина не должна столько работать. Эта мысль для него неожиданная и странная. После смерти Томки он ни одну из женщин не рассматривал с точки зрения не то что брака, но даже долгосрочных отношений. Так, баловство, не более. И вот поймал себя на мысли, что прикидывает, как скажет Димке, что Майя будет жить с ними.

Эта мысль его отрезвила. То, что они провели ночь в одной кровати, волнует его – он слушал тихое дыхание Майи и испытывал такое горячее желание, какого не испытывал очень давно. Но он, конечно же, не посмел даже намекнуть. А утром, проснувшись, обнаружил, что Майи нет. Какое-то время он думал, как ему поступить, но просто так уйти не мог – и не хотел. Ключи лежали на столике в прихожей, Матвеев принял душ, потер рукой лицо – щетина слегка отросла, но бриться все равно было нечем – и пошел на кухню приготовить что-нибудь на завтрак.

Он слышал, как пришла Майя и не мог выйти ей навстречу, не знал, что сказать. И, конечно же, сморозил глупость о куртке – не надо было этого говорить, потому что его замечание Майю смутило. И пока она принимала душ, он успел изругать себя на все корки за бегемотство и не знал, как ему себя вести дальше.

И даже совместный завтрак не решил эту проблему.

– Ты когда в Питер поедешь? – Майя разлила чай и пододвинула ему тарелочку с тортом.

– Хотел сегодня, но теперь и не знаю.

– В смысле? Почему – не знаешь?

Матвеев поднял на нее робкий взгляд, и она опустила ресницы. Он понял, что должен объяснить, но как? Вряд ли нормально прозвучит его фраза о том, что он не уедет из Александровска, пока она не согласится уехать с ним. Но другой правды у него нет.

– Подбрось меня до работы. – Майя собрала тарелки и сложила их в мойку. – Если опоздаю, у меня из зарплаты вычтут.

– А потом ты куда?

– А потом уберусь в седьмом доме и на курсы. Попутно загляну на почту, отправлю пару лотов – люди покупают у меня всякое… знаешь, местные бомжи находят в баках и на свалках такие вещи, которые годятся в коллекции, и я…

– Я понял, Майя. А после курсов ты куда?

– Домой. Мне надо еще перевести инструкцию для заказчика.

– То есть, если я правильно понял, ты работаешь дворником, потом таскаешь тележки, потом моешь подъезды в двух домах, потом ходишь на курсы, а ночами переводишь всякое с английского. И торгуешь на интернет-аукционе разной мелочовкой. Все, ничего не забыл?

– Иногда работаю копирайтером.

– Ах, да. Еще и статьи для сайтов пишешь. Все?

– Да. – Майя вытирает вымытую посуду, тщательно протирает полотенцем поверхности вокруг мойки. – А что такого?

– Ничего, кроме того, что при такой нагрузке лошадь свалится, а ты не лошадь.

– Мне нужно как-то выживать.

– Я понимаю. – Он взял у нее из рук чайник и поставил его на плиту. – Ты хочешь иметь нормальный доход и хватаешься за все подряд. Ладно, об этом потом. Я хотел бы сегодня пригласить тебя на ужин. Не возражаешь, если я побуду твоим водителем?

– Зачем?

– Просто так. – Матвеев улыбнулся. – Сейчас отвезу тебя в супермаркет, а в час заберу и отвезу дальше.

– Но…

– Так уж вышло, что я собираюсь задержаться здесь на некоторое время.

– Ну… ладно. Если тебе нужно остаться в городе, то я…

– Отлично. Все, поехали в «Восторг».

На скамейке у подъезда сидят четыре старухи. Майя внутренне сжимается. Всякий раз, проходя сквозь строй соседок, она понимает, что они потом обсуждают ее. И теперь у них есть новая тема для разговора.

– Доброе утро.

– Доброе, доброе. – Баба Рая ехидно смотрит на нее. – Что ж ты вчера так быстро убежала, Майя? Мы у Леонидовны еще посидели, обсудили. Твоя же коллега убита, дворничиха, а ты так безразлично отнеслась.

– Мне нет дела до убийства. Хотите обсуждать – обсуждайте, меня это не интересует.

Соседки гневно зашумели.

– Ишь, какая… – Маргарита Леонидовна презрительно кривит морщинистый рот. – Дворы метет, а строит из себя…

– Ну, да, видали, какова шалава – мужика привела, стыда нет, а ведь глянуть-то не на что, это еще разобраться надо, что за коробки она таскает…

– В полиции ей живо мозги вправят.

Матвеев щелкнул брелоком сигнализации, машина пискнула в ответ, и старухи умолкли. Открыв дверцу, он усадил помертвевшую Майю в салон и обернулся к присмиревшим враз бабкам.

– Я не воюю с женщинами. – Матвеев почувствовал, как тяжелый гнев поднимается в нем. – Даже с такими, как вы. Но если я еще раз услышу от любой из вас то, что вы сейчас говорили Майе, я позабочусь, чтобы вас привлекли к ответу за оскорбление. У меня есть для этого и деньги, и возможности. Надеюсь, второй раз мне вам объяснять не придется.

Сев в машину, он выехал со двора. Ярость улеглась, и только неживое какое-то лицо Майи расстраивало его.

– Не надо было, Макс… Они и так проходу мне не дают, а теперь…

– Что значит – проходу не дают?

– А то и значит. – Майя устало прикрыла глаза. – Как только я сюда поселилась, они принялись травить меня. Нет, ничего явного, но… говорили всякое. О моей работе, о том, что нужно разобраться, кто я такая, и что я шалава. Хотя я никогда никого не приводила! Но – вот шалава, и все. А потом я ремонт делала… Старалась тихо, но не всегда получалось. И коробки с товарами, которые я отправляю… Я беру пустые картонные коробки в «Восторге» – там их много, их просто выбрасывают, а мне позволяют брать. Я товары держу готовыми к отправке, потому что иной раз некогда паковать, а так беру с полки, несу на почту и отправляю. Ну, они видят это…

– А остальные соседи?

– Я их почти не вижу. Все работают, учатся, меня тоже дома почти не бывает – ну, здороваемся при встрече, и все. Не думаю, что они вообще в курсе, что вытворяют милые старушки. Они заняты своей жизнью, им не до меня, а эта хунта всегда на посту, и я для них – постоянная тема для сплетен. Хуже всех та вчерашняя, что приходила. Она единственная живет одна, без семьи, вот ей точно нечего делать, она и колобродит, заправляет этим конклавом. Я-то что, пробежала мимо, а дальше хоть ядом подавитесь, неприятно, конечно, но приноровилась уже. А тут ты… и убийство это. Кто знает, что они вчера полиции наболтали.

– Неважно. – Матвеев взглянул на Майю. – Ладно, как-то разрулим. Я позвонил адвокату, она поедет в полицию и ознакомится с делом. Не надо об этом волноваться. Все, вот и «Восторг», в час я за тобой заеду, договорились?

– Да. Спасибо, Максим.

Он развернул машину и выехал со стоянки, вливаясь в поток. Ему нужно поговорить с Никой. Желание увидеть сестру и рассказать ей обо всем оказалось вдруг настолько сильным, что он выжал педаль газа и достал сотовый.

– Никуша, ты где?

– Дома. – Голос у сестры еще сонный. – Ты приедешь?

– Уже еду. Дети дома?

– Макс, будний день. Дети чуть свет в Питер уехали, все учатся. Мама на рынок пошла – любит ходить на рынок по старой привычке, а Лешка на работе, вестимо. Так ты когда приедешь?

– Уже рядом, через пару минут буду. Вылезай из постели и завари чай, что ли.

– О, дело, похоже, серьезное.

Ника хихикнула и отключилась. Свернув на светофоре на бульвар, он проехал мимо самолета, застывшего на постаменте, мимо дома с башенкой, в которой живет Майя, и нырнул в старый двор. Это хорошо, что Ника дома одна. Не такое это дело, чтоб выносить на голосование.

7

– Макс, это же очень хорошо. – Ника ссадила на пол кота, который мирно спал у нее на коленях, и прошлась по комнате. – Майя показалась мне милой девушкой, очень славной и воспитанной, и я не понимаю, чего ты так переживаешь.

– Я намного старше ее и понятия не имею, как она ко мне относится, мы знакомы всего сутки, а я уже готов предложить ей…

– Руку и сердце? – Ника хохочет. – Отличная новость. И не парься, не так уж намного ты ее старше, как ты думаешь. И нравишься ей, это я заметила еще вчера.

– Да?

– Максим, это очевидно. – Ника фыркнула. – Ты взрослый мужик и не понял этого?

– Понимаешь, мы с Тамарой встретились совсем молодыми, а после… после нее я… в общем, не до отношений мне было.

– Чего ж тут не понять, сама такая. Пока не встретила Лешку, тоже перебирала стрекозлов, но чтоб привести в дом – ни за что. Дома был Марек, не хватало еще, чтоб он… ну, ты понимаешь. А потом появился Лешка, и я поняла: вот он – мой человек, весь мой. И оно как-то само сложилось. Ты уже форсировал события и провел ночь в ее постели.

– Но ничего такого…

– Макс, это неважно. – Ника смотрит на расстроенного брата и откровенно веселится. – Если мужчина не нравится женщине, она выпроводит его среди ночи под дождь, град и камни с неба. И, уж конечно, не впустит его в свою постель, даже если «ничего такого». То, что у вас «ничего такого», говорит только о том, что девушка эта – не какая-то шалава, а что дворником работает и тележки у супермаркета собирает – это фигня. Я вчера у Лильки расспросила о Майе, отзывается она о ней очень хорошо. И я рада, что ты наконец встретил женщину, с которой готов строить отношения, а не просто спать. Давно пора найти себе кого-то для жизни, я уж боялась, что ты решил умереть в одиночестве.

– Все это как-то слишком быстро, и… Вдруг она сочтет меня навязчивым?

– Сейчас жизнь стремительная, Макс. Живи быстро, целуй страстно, умри в костюме пчелы.

– Почему – в костюме пчелы?!

У Матвеева голова шла кругом. Ника носилась по комнате – она всегда делала так, когда о чем-то размышляла, ему уже казалось, что он знает все ее реакции, и вдруг – умри в костюме пчелы. Он живо представил себе: звучит траурный марш, люди скорбно опустили головы – а он лежит в гробу, одетый в костюм пчелы, и над ним торчат усики, сделанные из пружинок, на концах которых болтаются желтые поролоновые шары. Более глупого и невероятного зрелища и представить невозможно, но это смешно, невероятно смешно, если вдуматься.

– Макс, ты как в лесу живешь. Это известный интернетный мэм, направленный против пафосных афоризмов.

– Интернетный мэм?!

– Так, забей, проехали. А вот история с убийством коллеги Майи – интересная. Ты Пашке звонил уже?

– Вчера позвонил. – Матвеев вздохнул. – Сегодня еще не набирал его.

– Тогда действуем так. Иди в душ, приведи себя в порядок, а я позвоню Павлу и распотрошу его на предмет информации. Не может быть, чтобы он совсем уж ничего не нарыл. А потом заберешь Майю и привезешь ее сюда. Под любым предлогом, Макс. А тут уж я…

– Но…

У Ники зазвонил телефон, и она схватила трубку.

– Это Лерка. Все, Макс, ступай в ванную.

Матвеев идет в спальню, открывает комод – там ящик с его вещами. Очень удобно, когда есть во что переодеться. С тех пор как пазл его жизни сошелся и он нашел сестру, Макс часто приезжал к ней, его тянет в ее дом, где неизменное ровное горение счастья согревает и его. Ему уютно рядом с Никой, он тут свой, это еще одна сторона его жизни, которая стала гораздо счастливее с тех пор, как в ней появилась Ника.

Сквозь шум воды он слышит звонок в дверь – видимо, пришла Стефания Романовна с рынка. Матвеев вспоминает, как несколько лет назад такой же звонок в дверь едва не стоил Нике жизни, и понимает, конечно, что те события давно позади, но тем не менее спешит выбраться из-под душа. Наскоро вытершись, он натягивает чистую одежду и, приоткрыв дверь, прислушивается. В гостиной слышен приглушенный разговор. Вмешиваться и спрашивать, кто пришел, – глупо и неудобно, а спросить надо. Мало ли что.

– Ника, я там в машинку шмотки запихнул! – кричит он из ванной, чтоб слышно было в гостиной.

– Правильно сделал. – Ника выглядывает из комнаты. – Побрейся, что ли. На дикобраза скоро станешь похож. Тут Павел пришел…

– Павел? – Матвеев озадаченно смотрит на сестру. – Случилось что?

Он идет в гостиную, где Олешко расположился на диване и попивает чай. – Привет. Ты как здесь?

– А я к тебе, Максим Николаевич. – Олешко вздыхает и отодвигает недопитую чашку. – Присядь.

– Паш, что случилось?

– Ничего не случилось, но кое-что ты должен знать. – Олешко виновато смотрит на него. – Никуша, ты тоже присядь.

– Пашка, так и будешь тянуть кота за хвост? – Ника встревоженно смотрит на брата. – Давай, рассказывай, чего тянешь резину.

– Тут, Никуша, дело такое, что и не знаю, как рассказать.

Олешко снова вздохнул. Он не любит огорчать людей – особенно близких, но и не сказать Матвееву о своем открытии он не может. И неизбежность того, что сейчас должно произойти, угнетает его.

* * *

Майя составила из тележек небольшой «паровозик» и толкала его в сторону навеса, под которым стояли остальные тележки. Где-то на стоянке слышен звонкий Лилькин голос – она помогает пожилому господину перегрузить многочисленные пакеты и коробки в багажник его машины. Майя удивляется – зачем люди покупают столько еды? Целые горы коробок с едой, пакетов, банок, емкостей, запаянных в пластик продуктов – Майя представить не может, как мыслит человек, спускающий состояние на жратву.

– А потом стонут, что толстые.

Она говорит это себе, толкая «паровозик» из тележек, а сама думает о том, что Матвеев скоро заедет за ней. И это наполняет ее ощущением непривычной радости. Она посматривает на часы – до конца смены всего ничего, надо успеть привести себя в порядок.

– Майка, ты молодчина. – Лилька помогает ей выровнять ряд тележек. – Вчера оказалась в незнакомой компании и держалась, как королева.

– Скажешь тоже.

– Дядя Макс тебя домой подвез?

– Конечно. Только никакой он не дядя.

– Ну, не тетя же. – Лилька фыркнула. – Да ты не парься. Просто я привыкла его так называть, а для тебя, конечно, он просто Максим. Как он тебе?

– Милый.

– Не теряйся, он свободен. – Лилька толкнула ее в бок. – Золотой человек, это я тебе со всей ответственностью заявляю.

– Свободен? Что ты имеешь в виду?

– Не строй из себя святую невинность, тебе не идет. – Лилька поправила бейсболку, и стали видны ее серые веселые глаза. – Он вдовец. Жена умерла семь лет назад от рака. Есть старшая дочь, живет и учится в Лондоне, я ее видела всего раз – очень приятная девочка, но вряд ли она вернется сюда. А Димку ты вчера видела. Хороший парнишка, иногда мне кажется, что он в этой семье – самый взрослый. Кстати, у Ники с Мареком та же проблема. Видимо, у них это семейное – такая вот детская непосредственность.

– Так Ника все-таки его родная сестра?

– А то, роднее не бывает. Их разлучили в детстве, и они потерялись, не помнили друг друга, воспитывались в разных семьях, понятия не имея, что приемные. А несколько лет назад оказалось, что их настоящая мать первый раз была замужем за рецидивистом, от которого тоже родила двоих детей. И вот именно старший брат разыскал их и пытался убить. Так они нашлись.

– Кошмар какой. Зачем он хотел их убить?

– Там какая-то история получилась страшная, спросишь у Ники, она расскажет. Кстати, я тебе хотела сказать: маникюр ты делаешь отменно. Бросай метлой махать и начинай нарабатывать клиентуру.

– Сейчас пока никак: вчера в подвале моего дома нашли убитую дворничиху с соседнего двора. И Татьяна Васильевна попросила меня убирать ее участок, пока не найдут человека на место покойной.

– Майка, забей ты на них. Вот еще!

– Как ты себе это представляешь? Люди помогли мне, отнеслись ко мне как к родной, а я им в глаза плюну? У меня никогда не было собственного дома, а теперь есть. А ведь я Татьяне Васильевне даже не родственница, с чего ей мне помогать? Она меня только по Танюшкиным разговорам знала, но помогла же, и разве только она! Я им всем обязана, они поддержали меня в момент, когда у меня земля из-под ног уходила, а я теперь в благодарность уволюсь как раз тогда, когда очень нужна. Лиль, не по-людски это.

– Прости, я не подумала. – Лилька огорченно шмыгнула носом. – Майка, я всегда что-то ляпну, а потом оказывается, что это бестактность. Я все время забываю, что… Как ее убили?

– Не знаю, Лиля. – Майя вздохнула. – Я не спросила. Приезжал полицейский, спрашивал, где я провела день.

– Ты же с нами была!

– Да, но он-то не знает об этом – вот и спрашивал. А потом я домой пошла, и если бы не Максим, не знаю, как бы я пережила эту ночь…

– Он остался у тебя ночевать?!

Глаза Лильки заинтересованно блестят, и Майя краснеет. Хотя краснеть-то ей не с чего, но прямой вопрос подруги подразумевает, что «ночевать» – это не просто ночевать, а…

– Майка!

– Лиль, остался, да. Но – просто переночевал, ничего такого.

– Охотно верю, с тебя станется. Ладно, идем в раздевалку, вон Сурикова уже бежит, ее смена.

Майя направляется в раздевалку, думая о том, что будет, если она выйдет из супермаркета, а Матвеев не приедет, как обещал. И хотя она настраивает себя на то, что ничего страшного не произойдет и он совсем не обязан… но доводы действуют слабо, Майя понимает: если она сейчас выйдет на стоянку и Матвеева там не окажется, она расстроится.

И ее осенило вдруг: произошло то, чего она больше всего опасалась, – в ее жизни появился человек, с которым ей снова хочется ощущать себя самой собой, жить собственную жизнь. Беда только в том, что она не может себе это позволить.

Лилька уже умчалась, а Майя сидит в раздевалке для персонала и уговаривает себя выйти. Она изругала себя последними словами, но пока она сидит здесь, у нее есть надежда, что Матвеев ждет ее на стоянке, а когда она выйдет и не обнаружит его там, это будет значить, что все закончилось, не начавшись. Он поостыл, все обдумал и решил, что она ему не пара, ведь он состоявшийся и серьезный человек, а она дворник, и вообще…

– Так, все. Встала и пошла, хватит ныть.

Майя берет свой рюкзак и, миновав служебный вход, выходит из магазина. Солнце ослепило ее, она шарит в сумке в поисках темных очков, но они, как на грех, никак не находятся. Стоянка заполнена машинами, и Майя, остановившись, разглядывает их, понимая, что если где-то и стоит внедорожник Матвеева, то найти его она не сможет.

А главное – даже позвонить ему не сможет. Они не обменялись телефонами.

– Как глупо…

– Что – глупо?

Майя обернулась на голос – Макс стоял у нее за спиной. Глаза их встретились, и у Матвеева сжалось сердце – зеленые глаза вспыхнули такой радостью, что он понял: она ждала его. И осознание этого наполнило его счастьем. Он ехал сюда и думал, что скажет ей. После всего, что сообщил Павел, после просмотра всех фотографий Ирины Марьиной, чтобы убедиться, что это именно Майя, и никто другой, он думал, что сказать ей при встрече – и не знал. Но ехал к ней, потому что хотел ее видеть. Он настроился, что она солжет ему, но ее глаза, вспыхнувшие радостью, когда она обернулась к нему, – глаза ее не солгали, и остальное уже не имело значения. Майя она или Ирина, какая разница. Это его женщина всецело, как сказала бы Ника. И он будет ее защищать от всех.

* * *

Его разговор с Павлом был не из легких.

– Ты снял отпечатки пальцев со стакана Майи?! – Матвеев нервно мерит шагами комнату. – Паш, ты спятил? Зачем ты это сделал?

– Потому что заявленное содержание не соответствовало истинным техническим характеристикам объекта.

– ЧТО?!!!

– Максим Николаевич, не кипятись и не нервничай. – Олешко с сочувствием смотрит на Матвеева. – Я никогда не делал этого прежде ни с одной из твоих барышень, потому что они выглядели теми, кем были, и я ограничивался стандартной проверкой. Но тут все было не так, и я в толк взять не могу, как никто из вас не заметил вещей столь очевидных.

– Каких, например? – Ника обеспокоенно следила за братом. – Девушка как девушка, милая, воспитанная, умеющая себя вести, очень тактичная. Она мне сразу понравилась и в нашу компанию прекрасно вписалась.

– Конечно. – Олешко усмехнулся. – Никуша, ты сейчас ответила на вопрос – зачем я сделал то, что сделал. Взять хотя бы твою предпоследнюю пассию, Максим Николаич. Эту… как ее… Любочку.

– При чем здесь Любочка?! – Матвееву хочется разбить что-то с грохотом, до того он зол. – Павел, ты перешел все границы! Снимать отпечатки пальцев со стакана моей гостьи! Это…

– Это нормально. Вот помолчите оба и послушайте меня. – Олешко потрогал остывшую чашку и с огорчением отодвинул ее. – Возьмем Любочку. Два раза разведенная бабенка, живет на алименты второго мужа в поисках третьего. В меру красивая, в меру ухоженная, избалованная и отлично умеющая притворяться. То есть выглядела она именно тем, кем и была – глуповатой пустой куклой, умеющей только тратить деньги и трахаться. Или вот последняя, Юля. Деловая, целеустремленная, очень дорого одетая, всего сама добившаяся – и эта выглядела тем, кем была, потому подозрений не вызвала, как и желания ее дактилоскопировать и прогнать по базе.

– А Майя выглядит не тем, кем является? – Матвеев в раздражении пнул диван. – И каким образом никто этого не заметил, кроме тебя?

– Потому что никто не знал о ней того, что знал я, а тот, кто знал, не придал этому значения. – Олешко откинулся на спинку дивана и посмотрел на Матвеева в упор. – Я твой начальник службы безопасности, Максим Николаевич, и я делаю свою работу, даже если тебе это не нравится. А еще я – твой друг и не позволю, чтобы с тобой стряслась беда только потому, что я решал, этично или неэтично сделать то, что я обязан сделать и по долгу службы, и по долгу дружбы. Майя выглядела подозрительно с той самой минуты, когда я узнал, кто она такая, потому что она не могла быть тем, кем себя заявила.