Текст книги "На тропе Луны"

Карина приложила платье к себе. Трогать ткань – и гладкую, и шершавую одновременно – одно удовольствие. С комбинезоном придется потрудиться, ну, да ничего, мама Митьки и Люсии наверняка не откажется помочь.

Девочка покружилась по комнате, как в вальсе, снова развернулась к шкафу и отскочила, едва не заорав от ужаса.

Отражения комнаты там больше не было. И вообще ничего не было.

В глубине зеркала колыхался туман, и его хлопья походили на крупных поджарых собак. Из глубины явственно потянуло холодом, но не снежным, а ненастоящим каким-то, неживым, сухим. Миг – и вот уже из зеркальной двери на девочку таращится громадное, в человеческий рост, бледное лицо.

Зеркало, конечно, несколько окривело от старости и отражало предметы не так чтобы уж совсем точно… но не настолько же! Да и не было в комнате никого, кроме Карины. А она никогда не обладала ни такой белоснежной кожей – без единой веснушки или родинки, – ни сияющими черными волосами, капризной волной падающими на лоб, ни печальными лилово-голубыми глазами…

Лицо колыхнулось, словно на волне качнулось, вроде бы слегка уменьшилось. Из глубины зеркала в сторону девочки потянулась тонкая рука, в ней сверкнуло что-то бирюзовое… вот сейчас оно доберется до поверхности зеркала, окажется в комнате… Разум отказался служить Карине.

– А-а-а! – заорала она. – Лара-а-а-а!!! Лари-и-и-ик!!!

Лестница, ведущая из мансарды на первый этаж их старого дома, возрыдала о ремонте, когда Карина промчалась по ней вниз. Обычно девочке немалого труда стоило спуститься, не переполошив мышиное семейство, которое жило в кладовке под лестницей, прямо как Гарри Поттер до всех событий. Но сейчас ей было не до того. Она даже платье не выпустила из рук, вцепилась в него, как утопающий в случайное бревно.

Внизу лестницы столкнулась с Ларисой. Та с вытаращенными глазами неслась ей навстречу. Тетка крепко ухватила девочку за плечи и встряхнула ее.

– Что? – испуганно спросила она. – Что случилось? Ты чего орала?

– Там… – только и смогла выговорить Карина. Слова не шли на язык, она только рукой махнула в сторону комнаты. – Там в зеркале рожа, – выдавила она наконец.

Тетка секунду всматривалась в лицо племянницы, а потом, закусив губу, решительно направилась наверх. Карина потащилась за ней.

Все в комнате было как всегда и так же, как всегда, отражалось в зеркале. К нему-то и подошла Лариса. Уперлась ладонями в стеклянную поверхность.

– Ты видишь, ничего нет!

И обратилась к зеркалу.

– А ты слышишь? Тебя нет! – сказала она с такой злостью, что Карину передернуло. – Тебя не существует, и не смей ее мучить!

С этими словами Лариса изо всех сил двинула ногой по зеркалу. На пол хлынул сверкающий водопад. Но этого Ларику показалось недостаточным, и она, навалившись на шкаф, попыталась его сдвинуть. Безуспешно.

– Помоги-ка, – вдруг обратилась тетка к племяннице совершенно нормальным тоном, словно не она только что разбила зеркало ногой.

Карина послушалась. Вдвоем они подозрительно легко сдвинули громоздкий предмет мебели почти на метр в сторону окна.

– Какая ты сильная, – заметила Лариса, – вот и оборотень в хозяйстве пригодился.

– А что сейчас было такое? – спросила Карина. – В смысле все это…

– Видишь ли, некоторые предметы соприкасаются со всякими потусторонними мирами, – буднично объяснила тетка. – Теперь мы отодвинули шкаф, и больше через него никто не пролезет.

Вот и поди пойми, всерьез Лариса говорит или шутит.

– Что ты уставилась? – продолжила тем временем тетка. – Передачи про экстрасенсов смотреть надо. Кто теперь этот развал убирать будет? Я, что ли?

И, противореча самой себе, она взялась за разбитую дверцу шкафа. Та жалобно хрустнула и отвалилась.

– Зараза! – рявкнула Лариса, едва успев отскочить в сторону.

На дне шкафа что-то сверкнуло. Ярко-голубым, вернее – бирюзовым. Осколок зеркала? Нет. В шкафу спокойненько лежало какое-то украшение. Которому неоткуда было взяться. Разве что призрак принес.

– Что это? – Карина успела первой.

Браслет, который она схватила, был бешено красив. Полоса бледно-желтого металла, усыпанная мелкими сверкающими камнями – сразу видно, что не какими-нибудь стекляшками, – зелеными, бирюзовыми и светло-голубыми. Наверное, браслет охватывает руку в два витка, танцует вокруг запястья, упругий и легкий. Казалось, что она держала сейчас кусочек моря, волнующегося, бурлящего, невообразимо живого. Ничего подобного ей не доводилось видеть – ни в кино, ни в книгах, вообще нигде.

И дело даже не в том, чтобы «видеть». Дело в том, что браслет действительно казался… живым.

– А ну дай сюда! – Лариса выхватила у племянницы украшение.

– Откуда он взялся? Ларик, отдай!

– В школу, что ли, наденешь? В шкафу, скорее всего, очередной тайник был. В нашем доме их без счета. – Лариса тяжело опустилась на стул.

– Лар, ну так нечестно! Не буду я его носить, но он же дорогой! Если его продать, то можно на море поехать, лестницу нашу паршивую починить, тебе шубу купить и мне что-нибудь не из секонд-хенда…

Карина говорила, но понимала, что несет ерунду. Не рассталась бы она с браслетом. Ни за что и никогда.

Тетку же ее заявление вконец обозлило.

– Надо же, как ты распрекрасно все подсчитала! А мордой в реальность не хочешь? Так вот, Карина, мне пятьдесят три года. С виду, может, и пионерка, только по здоровью давно пенсионерка. Ноги и сердце знают, сколько мне лет. Я истратила свою жизнь на тебя и, кстати, на твою маму взбалмошную. И этой жизни в сухом остатке все меньше и меньше, а значит, твоя жизнь без меня, в полном одиночестве все ближе и ближе…

– Ларис, ты что, с ума сошла? – Злость пополам со слезами так и затопила девчонку. – Что там с твоим здоровьем? У нас же деньги есть, я знаю, что ты их копишь, да еще эта побрякушка теперь… за деньги все можно вылечить.

Последняя фраза уже не проговорилась, а прорыдалась. На разговорах с теткой Каринина выдержка заканчивалась. Сколько раз требовала от себя «не плачь, а злись», ничего не получалось. Вернее, получалось и то и другое сразу, что в конечном счете было только хуже.

– Да какие пятьдесят три, что ты врешь вообще? Ты же такая красивая…и молодая… ты если болеешь, то вылечишься, а я вырасту и уеду… в институт поступлю, на работу устроюсь. Ты… Ты без меня хорошо жить буде-е-ешь!

Взбеситься как следует у Карины не получалось, зато когда она ревела, тетка выходила из себя и вовсе в два счета.

– Надо же, какой я, оказывается, изверг! – завопила она во всю силу легких, вскакивая и ногой отбрасывая стул. Черные кудри взметнулись вокруг головы и зашевелились, как живые. – Прямо жду не дождусь, как бы тебя из дома вышвырнуть. Уйди с глаз моих, пока я тебя не прибила, папочкино отродье! И мамочкино тоже, прям не знаю, кого больше.

– Ну, Ла-а-ар…

– Что «Лар»? Что ты мне «ларкаешь»? – И вдруг, как это обычно бывало, разом успокоилась. – Выть прекрати и слушай, повторять не буду. Учиться ты не поедешь. Никуда из этого дома ты не уедешь, и не мечтай. Если дашь волю своей волчьей природе, могут пострадать люди. Ни в чем не повинные, но главное – в отличие от тебя – ЛЮДИ. Поняла?

– П-поняла…

– А теперь мозгами своими хвалеными воспользуйся, умница-отличница, – снова начала заводиться тетка. – Как ты жить собираешься, когда меня не станет? На что? На переводах через Интернет много не заработаешь. Ты думаешь, я каждую копеечку откладываю из жадности? Думаешь, мне самой ничего не хочется, ни платья красивого, ни пирожного? Да мне просто жить подольше хочется. А нельзя! Потому что лечись не лечись, трать деньги не трать, все одно – рано или поздно я умру, а ты останешься.

Лариса закончила свою тираду, и в большой, полупустой запущенной комнате повисла тишина. Только эхо теткиного пронзительного голоса нервно дрожало в углах. Вот тебе и раз. Как-то до сих пор Карине даже в голову не приходило, что теткина «скупость» – это, по сути, забота о будущем племянницы.

– Пойду в школу, – буркнула наконец Карина и поняла, что от плача у нее началась икота, как у маленькой.

Лариса только кивнула. И тут увидела платье, которое Карина бросила на диван. Откуда оно и свисало до пола.

– Это еще что?

– Да я… ик… спросить хотела: можно комбез сошью? Его все равно никто не носит… и покупать ничего не придется, только пуговицы… – Эта будничная тема казалась какой-то инопланетной по сравнению с тем, что было только что пережито и оплакано.

Лариса протянула руку и коснулась ткани:

– Бабушки твоей… Шерсть итальянская, очень дорогая была. Такая и сейчас, наверное, ценится… Шей, черт с тобой. А кстати, ты почему еще не в школе, а модами какими-то занимаешься?

– Так первого урока же нет, я сейчас пойду уже.

– Бегом давай.

Карина бросилась в ванную. Отлично… не хватало только прийти в школу с опухшим красным лицом. Надо хоть водой отмочить хорошенько. Кое-как умывшись, она решила пока убрать платье обратно в шкаф. Встряхнула свой будущий модный наряд. Из кармана что-то выпало. Тонкая мятая полоска бумаги. Наверное, лежала там, сколько платье не носили. То есть дольше, чем Карина живет в этом доме…

Девочка развернула пожелтевший обрывок. В самом деле – словно от книжной страницы оторвали самый краешек, во всю длину. Надо же, на французском! Карина вчиталась в обрывки предложений, набранные необычным красивым шрифтом, вроде готического:

Строк должно было быть гораздо больше, просто не каждая из них занимала всю ширину страницы. Поэтому Карине достались какие-то невразумительные куски. Она уже хотела сунуть обрывок в карман, где тот и лежал до сих пор, но тут зацепилась глазом за одну из последних строк:

Это лю гару означало «оборотень».

– Мамочки… – прошептала она, вчитываясь в остаток. Увы, там было негусто:

Кое-что было понятно, например vie eternelle означало «вечную жизнь», в которую Карина как-то не очень верила. Третья строка означала «благодаря этому эффекту», а следующая – «разделена, но также». Что, интересно, «также» и что вообще было разделено? Да, вот еще «эта лента» и «следующий период». Спасибо маме и тетке за то, что вдалбливали в нее языки (ну ладно, не так уж и вдалбливали – учеба давалась ей довольно легко). Хотя, что толку в переводе, если в руках у нее жалкий обрывок, где словно невзначай упоминается оборотень? Может, это вообще из мистического романа-фэнтези страница была?

Размышляя таким образом, Карина уже знала, куда пойдет после занятий (впервые за пять лет тренировок прогуляв секцию легкой атлетики).

Ни в школьной библиотеке, ни в городской ничего похожего не нашлось. Заведующая секцией редких и старинных книг Ирина Викторовна, седая и строгая дама с жемчужной брошью на воротнике, не пустила ее в хранилище. Зато она внимательно всмотрелась в обрывок, потом в лицо Карины.

– Кормильцева… Кормильцева, – задумчиво и холодно произнесла она. – А ты меня не помнишь? Мы с тобой однажды встречались, давно, правда.

Карина помотала головой.

– Конечно, ты довольно маленькая была. Ты ведь покойной Александре Кормильцевой внучкой приходишься?

Карина кивнула.

Ирина Викторовна кивнула в ответ.

– Послушай, девочка, – голос ее немного потеплел, – я с Александрой была немного знакома. Не близко, нет. Но я ее очень уважала. Поэтому ты мне поверь – книги такой у нас в библиотеке не было никогда, я их все до единой помню. Твоя бабушка как-то интересовалась подобной вещью. Так вот, эту книгу набрали вручную относительно недавно, лет сто пятьдесят – сто семьдесят назад. Шрифт абсолютно индивидуальный, авторский, как сейчас говорят. Для тех времен это нетипично, тогда у типографов появились более или менее стандартные наборы. Тот, кто такую книгу порвал, – варвар и должен в аду гореть. Но у тебя есть своя причина интересоваться ею, не так ли?

Карина снова кивнула, не зная, что сказать. Про варвара, который за порчу книги должен гореть в аду, прозвучало знакомо. Но где она слышала подобное, с ходу не вспоминалось.

– Ты говорить умеешь? – снова посуровела библиотекарь.

– У… умею, – выдавила Карина.

Общение с малознакомыми людьми давалось ей с огромным трудом. Она то отмалчивалась-заикалась, то срывалась на грубости. И все от стеснения.

– Так скажи что-нибудь, не заставляй меня монологи произносить, – усмехнулась Ирина Викторовна.

– Я… я эту штуку нашла в бабушкином платье, – выдавила Карина, – и теперь выясняю, что и как. Вы же знаете, бабушка пропала без вести…

– За давностью считается погибшей. А ты расследование ведешь, что ли? Ладно, притворюсь, что поверила. Посмотри-ка сюда, – и нежно-розовый ноготь Ирины Викторовны ткнулся прямо в слово loup-garou. – Знаешь, что это значит?

– Знаю, вервольф. То есть волк-оборотень.

– «Итак, читала по-французски…» – вольно процитировала Пушкина библиотекарь. – А ты знаешь, сколько в нашем городе баек про волков-оборотней ходит? И не слишком старинных. Официально твоя бабушка действительно считается погибшей при взрыве в научно-исследовательской лаборатории в предгорьях. Но она же фольклористом была, что ей там среди пробирок делать? С другой стороны, про эту лабораторию говорили, что там специально выводят волков-оборотней, эксперименты ставят. Ты в дым без огня веришь? Вот и Александра не верила. Поэтому иди-ка ты, барышня, в читальный зал, только не художественной литературы, а периодики. И бери подшивки городских и областных газет за две тысячи шестой год. Взрыв был летом. Вперед, ищи информацию.

И она пошла, оглушенная.

В июле 2006 года мама привезла пятилетнюю дочку в бабушкин дом, в город, где Карина родилась. Неужели и ее вывели в той самой лаборатории, которой к их возвращению уже не было? С ума сойти.

Газеты подтвердили рассказ Ирины Викторовны, но там не было ни слова об оборотнях, старых книгах и прочем. Зато недвусмысленно сообщали о запретной зоне вокруг места взрыва. Тогда Карина решила обратиться к более надежному источнику информации – к сплетням и пересудам. Наверняка архив городского форума сохранился. А такая тема, как взрыв поблизости, уж точно обсуждалась любителями поболтать онлайн.

Заплатила за час Интернета в мультимедийном зале и зашла на городской форум. Кстати, действительно, баек об оборотнях по Сети ходит немало. Просто она как-то раньше не задумывалась, обсуждают ли волков в их городе больше, чем в других местах.

Карина вышла в архивный раздел, выбрала тему «Взрыв лаборатории на севере». М-да, как и следовало ожидать, интеллектуальность версий просто зашкаливает – инопланетяне, правительственный заговор, неудачное клонирование, пришивание волчьих голов к человеческим телам…

Примерно с десятого комментария начинаются ругань и выяснения, кто сам дурак. Карина уже собралась плюнуть на этот виртуальный детский сад, как вдруг раздалась трель звукового сигнала и замигал значок личного сообщения. Она кликнула «принять». Письмо было от старого, хоть и не очень близкого интернет-знакомца, DeepShadow, большого любителя историй об оборотнях.

DeepShadow to MoonlightGirl

Привет, что забыла в этом паноптикуме?

Подумала и ответила:

MoonlightGirl to DeepShadow

Привет, а тебе что за интерес?

Ответ пришел тут же:

DeepShadow to MoonlightGirl

Я давно ждал, когда ты… до вопросов дорастешь.

Надо же, ожидалец-терпеливец. Кто это, интересно?

MoonlightGirl to DeepShadow

До каких вопросов? Например, «Ты кто вообще такой?»

DeepShadow to MoonlightGirl

У нас с тобой, скажем так, много общих вопросов. Не глупостей этих, а настоящих. Тебе до ответов добраться проще.

MoonlightGirl to DeepShadow

Интересное кино. До каких это ответов? Сформулируй «настоящие» вопросы, а я подумаю, общие они или не очень.

DeepShadow to MoonlightGirl

Ну ты и партизанка.

«Зачем существуют оборотни?», «Что происходит?»

А вот тебе подсказка. Александра Кормильцева работала в городском архиве, в отделе фольклора. При ней бумажные карточки перенесли в комп. Она, и только ОНА полностью контролировала процесс, решала, что оцифровать, а что на бумажках оставить.

Будь добренькой, если найдешь в архиве чего полезного, не пожадничай, поделись. Мне туда в жизни не попасть.

И отключился.

И вот теперь они с Митькой сидели на крыше прямо над старым городским архивом и примеривались, как бы половчее «стечь» с крыши пятиэтажки в окно, и нет ли там ловушки.

По всему выходило, что лучший способ – прыгать.

Глава 2
В архиве

Митька потоптался на краю крыши, прямо над открытым окном, что-то прикинул.

– Проскочим, – уверенно сказал он, – лишь бы эта крыша трухлявая не грохнулась. И наушники сними, чтобы на пение не отвлекаться.

Карина нехотя послушалась.

Пятиэтажка, куда предстояло пробраться юным авантюристам, все еще не развалилась от дряхлости только потому, что не могла решить, на какую сторону рухнуть – правую или левую. Или вовсе осесть карточным домиком в собственный подвал? Так сказать, держалась на внутренних противоречиях.

Окна в ней были громадные, и никто не потрудился заменить их на современные стеклопакеты выше третьего этажа.

– Значит, так, – продолжал мальчишка, – просто повиснуть и впихиваться ногами в окно не выйдет. Тебе роста не хватит. Нужно нырнуть, только не головой вперед, а ногами. Прыгаешь, хватаешься за кромку вот эту, раскачиваешься и готово. Главное, раньше времени не отцепиться, а то костей не соберешь. Я первый, потом тебя поймаю.

– Угу, сейчас, заждалась прямо. – Карина тоже вскочила на ноги. По шее и рукам бежали мурашки, то ли от холода, то ли оттого, что как-никак – пятый этаж. Добежала до Митьки, развернулась спиной вперед, с силой оттолкнувшись, подпрыгнула… Как гимнастка за брусья, уцепилась обеими руками за край крыши. Напрягла мышцы, словно раскачиваясь на качелях. Эх, жаль, что в детстве с гимнастической секцией не срослось…

На мгновение девочку охватила радость от ощущения легкости и упругой силы, которые словно просыпались иногда в ее худых руках и вообще во всем теле. В следующий миг она почти беззвучно скользнула ногами вперед в открытую фрамугу.

…И едва успела спрыгнуть с подоконника, как в окно с шумом ввалился Митька. Его «нырок» прошел не так удачно. Он был сильнее, ловчее, но еще и гораздо тяжелее Карины. Кусок то ли карниза, то ли самой крыши полетел вниз, приводя в панику кошек и автосигнализацию. Митька с трудом выдохнул.

– Сейчас сюда сбегутся… – обреченно начал он, его голос эхом отразился от стен. Он поежился, осматривая просторный кабинет, заставленный множеством невысоких шкафов с кучей ящиков.

– Не-а, не сбегутся… – уверенно ответила Карина. – Они уже помчались проверять, что с тачкой случилось. Да и то если от футбола оторвались. А крыша… ну, отвалилась половина, кого бы это волновало.

Митька только пожал плечами. Адреналиновая волна вовремя пошла на спад, и к нему вернулась его обычная рассудительность.

Карина осмотрелась. В темноте она с каждым днем (вернее, с каждой ночью) видела все лучше и лучше. Похоже, ее «волчья версия» росла куда быстрее человеческой, готовая вот-вот развернуться в полную силу. А они тем временем находились в кабинете, сплошь заставленном архивными шкафами – от «Л» до «Я».

– Мить, мы почти там, где надо, – радостно шепнула она. – Нам бы прорваться в соседний кабинет, где от «А» до «К».

– «Почти» не считается, – усмехнулся друг и извлек связку ключей и мини-отмычек из громадного кармана своих камуфляжных штанов. Экипировался основательно. Где только берет такое «профессиональное» оборудование?

– Только перчатки надень. – И Карина, радуясь собственной предусмотрительности, достала из кармана своих древних джинсов сильно скомканные медицинские перчатки веселенького желтого цвета. Вторую пару она нацепила себе.

– Готово, – минуту спустя сообщил Митька. – Если второй замок такой же тугой, вышибу дверь.

И ведь так и сделает. С него станется.

К счастью, не понадобилось. Замок поддался со второй попытки – внутри что-то хрупнуло, скрипнуло, и дверь открылась. Так, шкафы с буквами А… Б… В… Ящик, отмеченный скупо «ВН – ВП» (интересно, что за слово из фольклора может начинаться на ВП?), оказался почти в самом низу. И слова с ВН по ВП включительно явно никого не интересовали годами – пыль поднялась такая, что Карина чихнула.

– Будь здорова, надеюсь, не отравлено.

– В следующий раз сам откроешь… Ой, Мить, что это тут?..

Вот облом-то. Не было там ничегошеньки. Не считая, конечно же, пыли (и где, спрашивается, все эти ВН – ВП?!). Карина вытащила ящик целиком, потрясла. Сомнений никаких – пусто.

– Ничего себе. – Митька почесал нос. – Может, переложили? – И вытянул первый попавшийся ящик. Он был битком набит карточками, иголку между ними не просунешь. – Нет, серый волк, так не бывает. Если один набит, а второй пустой, то его опустошили не зря. Значит, тут что-то важное было.

Карина не отвечала, смотрела на ящики.

– Что-то с ними не так. А что, понять не могу, – сказала она наконец.

Митька поставил свой ящик на пол, Карина придвинула к нему пустой. И все стало ясно. Пустой был намного короче. А это значило, что…

– Между ним и стенкой шкафа есть тайник, – шепнула девочка.

Митька, ни слова не говоря, сунул руку в пустоту на месте ящика «ВН – ВП», пошарил там и вынул что-то вроде сумочки или мешочка – кусок кожи непонятного от пыли цвета. Карина сцапала его, порадовалась, что не пустой. Трясущимися руками (с крыши прыгать как-то спокойнее) развязала тонкий непослушный шнурок. Внутри лежал самодельный блокнотик из бархатной бумаги, украшенный картонными цветочками. Исписано там было всего страницы две.

– Что за чушь? Стишки какие-то…

– Раз тут лежат, значит, не чушь. Читай давай.

Карина прищурилась. Надо же, читать в темноте тоже стало намного легче. Скоро можно будет читать по ночам, не боясь, что Лариса заметит свет настольной лампы.

 
Какая странная судьба,
Которой вряд ли ты храним:
Волк прорастает сквозь тебя,
Ты поспеваешь ли за ним?
 
 
Какие долгие пути!
Но к ним не лапы ты готовь:
Твои пути, как ни крути,
Все упираются в любовь.
 
 
В петлею скрученных мирах
Своей судьбе не прекословь.
Чуть дрогнешь – верх одержит страх,
О страх расколется любовь.
 
 
Мелькает серая спина,
Тоскливый вой летит к луне.
На Глубину зовет луна,
Но что ты встретишь в Глубине?
 

– Мить, это реально фигня, стихота тупая какая-то. Любовь-кровь-морковь. В школе все на любви этой помешались, теперь еще тут…

– Ну, это, гхм… ты просто еще… не доросла.

– В ухо хочешь? До уха, поди, доросла.

– Ладно, не психуй. Забирай, и пойдем, потом почитаем и разберемся…

– Мить, да зачем мне это?

Митька изобразил лицом долготерпение, даже вздохнул:

– Затем, что это то, что надо. Прочитай начало. Волк прорастает… а ты успеешь за ним… бла-бла-бла.

Каринка обозвала себя дурой. Мысленно, конечно. А то ведь Митька радостно согласится и начнет тему развивать. И еще вот это слово «глубина» так и цепляется за что-то в голове, но ускользает. Что же, что же… ах да, вот оно!

– Profondeure! Мить, помнишь, французские слова на обрывке? Там одно было без начала: ondeure propre, это и было profondeure propre, то есть «настоящая глубина», ну, или «истинная глубина»!

Митька покачал головой:

– Тебе от этого легче стало? Что-то прояснилось? Нет? Тогда вернись из космоса, забирай эту штуку и пойдем. – И Митька, решив не тратить времени на обратную дорогу, бросился к окну. – Я вылезу и тебя вытащу, а то ты не достанешь.

Действительно, если вниз надо прыгать, то наверх – ухватиться руками за карниз и подтянуться. И если подтянуться она сможет без проблем, то достать до карниза без посторонней помощи не получится, ибо ростом пока не вышла. Эх, как же хорошо, что есть Митька.

Секунда – и он уже на подоконнике, дергает задвижку, куски засохшей краски грязным снегом оседают на полу. Что теперь? Ногами на нижний край форточки, ухватиться за карниз, только бы еще кусок не отвалился не вовремя. Митькины ноги мелькнули в окне. Интересно, это он сам по себе такой гимнаст-самоучка или любой подросший оборотень так сможет? Оборо… Вот это мысль! Сердце заколотилось как сумасшедшее, Карина выдохнула, пытаясь успокоиться. Она поняла, куда делись карточки из ящика «ВН – ВП». В ящик «Обо» – оборотень. Раздумывать было некогда, она бегом кинулась в кабинет, из которого они только что пришли.

– Стой, куда?

Ну надо же, невезуха. Какой-то высоченный грузный тип торопливо шел по коридору. Видимо, кого-то совесть заела или реклама посреди матча достала, и он пошел дозором обойти владенья свои.

Карина молнией метнулась в двери и к архивному шкафу. К счастью, ящик помеченный «Обл – Обо», тоже оказался невысоко. Бумаг в нем оказалось не то чтобы много, но еще меньше было времени на раздумья. Руки тряслись, она схватила столько, сколько сумела сцапать за один раз, и пружиной взлетела на подоконник. Только бы Митька догадался, где ее теперь ловить, за сломанный карниз-то вообще никак не ухватишься…

Бегущий ввалился в двери как раз, когда она встала ногами на фрамугу. Ногой влегкую отшвырнул архивные шкафы, попавшиеся на дороге.

– Митька-а-а, я тут!!!

– Стоять, я сказал!

Последнее, что она почувствовала, были чьи-то пальцы, вцепившиеся в ее кеды… и пустота под ее собственными руками. И звон разбитого стекла, в которое она заехала пяткой, вырываясь. И треск рвущейся ткани, и острая боль в лодыжке. И ужас падения, и дикая боль в затылке. И еще… а не многовато ли для последнего мига?

Карина открыла глаза, и в ту же секунду ее снова с ужасной силой рванули вверх за косу. Она заорала от боли и страха, замахала руками и поняла, что за ногу ее больше не держат. Перед глазами мелькнуло ночное небо, а потом она просто кулем рухнула на крышу, продолжая позорно завывать от пережитого ужаса.

– Совсем больная?! – заорал Митька, выпуская ее косу. Карина не отвечала, лежа носом в крышу и не рискуя даже пошевелиться. Митька навис над ней, сжав кулаки. – Слезем, сам тебя прибью, дура ненормальная.

Ну и пусть дура, зато, кажется, живая… Из глаз Карины что-то полилось. И из носа тоже. Она тихонько села, пытаясь понять, на месте ли волосы или хотя бы голова. Голова была на месте и почти в порядке, чего не скажешь обо всем остальном – левая штанина джинсов оказалась разорвана от колена до низа. Теперь Ларисиного ворчания не оберешься, наплевать, что одежка сама от старости помирала. Перчатки разодрала, пальцы тоже… Еще ногу порезала, больно, да и кеды кровью измазала. Но главное… По всей темной крыше валялись разлетевшиеся листки, которые она не глядя цапнула из ящика «Обл – Обо».

– Мить, надо их собрать…

– Надо валить отсюда. – Митька шмыгнул носом. Вот номер, сам реветь собрался, что ли? – Кто там тебя за ноги хватал? Сейчас вылезет, и нам конец.

Ну конечно, зря, что ли, она едва не убилась? Карина встала и, глотая слезы, принялась собирать листки. Митька, все еще сопя и злясь, отлепил последний клок бумаги от антенны.

«Почему за нами никто не погнался?» – думала Карина, с трудом выбираясь на пожарную лестницу, ведущую на балкон третьего этажа. Порезанная нога болела, но уже как-то не всерьез. Хоть что-то хорошее за сегодня.

– Что за бред вообще? – ворчал тем временем Митька. – Там же годами никого не было, по пылюге понятно. И вдруг – на тебе. Полгорода собралось затусить. Послушай, а если это был твой, как его… DeepShadow? Или он кого-то еще в архив направил? За тобой.

– А зачем тогда просил информацией поделиться?

– Чтобы ты ничего не заподозрила.

– Потом разберемся, погнали уже отсюда…

За ними, конечно же, никто не гнался. Человеку, застукавшему Карину в коридоре, в общем-то, не было дела до незадачливых взломщиков. К охране он не имел никакого отношения (если не считать позаимствованного на время костюма). Если вертлявая малявка умудрилась вылезти в окно, то, будем надеяться, и дальше шею себе не свернет.

Человек был огромного роста, в нем вообще все было огромным – плечи, руки, – но двигался он легко. Он деловито опорожнил ящик «Обл-Обо», отбросил все, что не начиналось с «Обо», и внимательно всмотрелся в бумаги. Вот дела. Оказывается, мелкая взломщица с подельником (как она его позвала? Витька? Митька?) приходила за той же информацией. И даже умудрилась увести из-под носа приличный кусок. Человек усмехнулся. К детям он вообще неплохо относился, а к ушлым авантюристам и пронырам – еще лучше. Просто сейчас было совершенно не до них. Человек вчитался в написанное. Темнота в комнате ему не мешала.

– Логово, надо же, – пробормотал он и направился к ящику, на котором значилось «Лар – Лог». Карточки и листы полетели на пол. Все, что ему было надо, уместилось на карточке размером с половинку тетрадного листа.

– Место, которое считает домом волк-оборотень. «Эффект логова» – невозможность добраться до этого места без приглашения любого обитателя логова. Явившийся без приглашения заблудится, не найдет дом или квартиру. Предположительно на месте входа в Логово возникает мебиус-эффект с направленным переходом в Глубину пространства. Приглашение в данном случае считается воздействием на структуру мира по принципу так называемой магии словесности, пропускающим приглашенного в Глубину. Глубину, значит?

На секунду громадный человек задумался. Простое ли совпадение? Эта малявка уволокла не что иное, как часть нужной ему информации… Человек подошел к окну легко распахнул его (на полу добавилось облетевшей засохшей краски). На осколках разбитой фрамуги засыхали следы крови. Их-то он и понюхал. И замер.

– Детеныш, – пробормотал он. – Будь я проклят, детеныш! Настоящий. Прирожденный.

Он высунулся в окно и принюхался. Для кого-то воздух нес только ароматы осенней ночи, но для него эти ароматы были очень, очень информативны.

– Два детеныша! – Человек отсалютовал почти полной луне. Впервые за долгое-долгое время он был счастлив.

Человек извлек из своего громадного рюкзака коробку, а из нее очень бережно вынул странное устройство, больше всего похожее на восьмиконечную снежинку около полуметра в диаметре.

Центром «снежинки» было круглое, с ладонь взрослого человека, серебристое нечто – то ли тарелка, то ли коробка. От нее в разные стороны расходились восемь «лучей», каждый заканчивался крошечным «вертолетиком» – сплюснутым шариком с пропеллером наверху.

Человек постучал по серебристому центру, как будто в гости пришел, и тот раскрылся. Внутри обнаружилась емкость – в самый раз, чтобы вместить аккуратно сложенные бумаги, украденные из архива; даже еще место осталось. Серебристая крышка закрылась, на гладкой металлической поверхности отчетливо проступили цифры, это было похоже на калькулятор, но без всяких там кнопок. Человек уверенно набрал нужную комбинацию и подошел к окну. Осмотрел «снежинку» со всех сторон – к дну «тарелки» была приделана фотокамера. Он проверил, достаточно ли надежны крепления, и нажал значок запуска. Едва слышно зажужжали моторы, пропеллеры пришли в движение. Беспилотник снялся с руки как с аэродрома и устремился вверх, сливаясь с темным небом. Он немного покружит над городом, съемка местности не повредит, а затем отправится в Москву, прямиком к хозяину.