Текст книги "Российский колокол №3-4 2019"

Литературоведение

Чернов Андрей

Чернов Андрей Алексеевич – литературовед, критик, публицист, редактор. Родился в Луганске в 1983 году. Автор книги очерков «Притяжение Донбасса: Очерки о писателях шахтёрского края» (Москва, 2016). Публиковался в журналах «Берега» (Калининград), «Родная Ладога» (Санкт-Петербург), «ЛиФФт» (Москва), «Российский литератор» (Нижний Новгород), «Российский колокол» (Москва), альманахах «Литературная Пермь», «Крылья» (Луганск), газетах «Литературная Россия» и «Литературная газета». Награждён орденом Фёдора Достоевского I-й степени Пермской краевой организации Союза писателей России. Секретарь правления Союза писателей ЛНР. Живёт и работает в Луганске.

Владимир Даль некогда заметил, что, живя безвыездно в столице, никогда не выучишься русскому языку. Живая речь народа открывает богатство смыслов непосредственно, в бесконечных жизненных ситуациях, которые придают ей выразительность и силу. Видимо, ощущая справедливость этой далевской мысли, многие русские писатели от души постранствовали по необъятному нашему Отечеству.

Пушкин, Гоголь, Лев Толстой, Чехов, Горький много странствовали по Руси, передав своё стремление познать родную русскую речь и свой народ следующим поколениям писателей.

В русской литературе ХХ века нельзя пройти мимо наследия Константина Георгиевича Паустовского. Кажется, в далевском завете познания России и русского языка через странствия он зачерпнул само творческое начало жизни. Хотя идею в её ещё смутном, детском восприятии, может быть, заложила семья. Писатель родился в Москве в семье железнодорожного статистика, и с детских лет его слух завораживали названия самых отдалённых железнодорожных станций. К тому же часты были переезды, и в сознании ребёнка отпечатались удивительные картины бескрайних русских лесов и полей, древних русских городов, жизни людей.

Как бы там ни было, с юности Константин Паустовский познавал Россию не по атласу и книгам, а совершенно реальными вёрстами. Ему довелось пожить в Киеве, Екатеринославе, Юзовке, Таганроге, Одессе, на Кавказе и Закавказье, Рязанщине, Урале и во многих других местах необъятной Советской страны. Журналистская работа дала ему возможность собрать колоссальный материал, лёгший в основу его очерков, повестей, рассказов, книг. Обо всём увиденном и пережитом писатель писал так, чтобы в слове запечатлелось и сохранилось всё живое, наполненное непосредственным соприкосновением с чудом окружающего мира. Не сухой отчет и не статичная фотокарточка, а живая, трепещущая дыханием картина. Романтика Вселенной…

«Мне кажется, что одной из характерных черт моей прозы является её романтическая настроенность… Романтическая настроенность не противоречит интересу к «грубой» жизни и любви к ней. Во всех областях действительности, за редкими исключениями, заложены зёрна романтики. Их можно не заметить и растоптать или, наоборот, дать им возможность разрастись, украсить и облагородить своим цветением внутренний мир человека», – признается позже писатель.

В своих странствиях Паустовский неоднократно приезжал в Донбасс. Впервые он приехал в край угля и металла в 1916 году, здесь ему довелось некоторое время работать на металлургическом заводе в Юзовке (сейчас – Донецк). По удивительному совпадению, Паустовский жил в номерах гостиницы «Великобритания», в которой в своё время останавливались Александр Куприн и Александр Серафимович.

«Куприн был на Юзовском заводе в 1896 году. Мне пришлось работать там в 1916 году – ровно через двадцать лет, но я застал ещё в Донбассе всю обстановку купринского «Молоха». Я помню те же рабочие посёлки. Нахаловки и Шанхай из землянок и лачуг, беспросветную работу и нужду шахтёров, воскресные побоища с казаками, уныние, гарь, брезгливых и высокомерных инженеров и «молохов» – владельцев акционерных компаний, промышленных сатрапов, перед которыми заискивали министры», – вспоминал позднее Паустовский.

О Юзовке и Донбассе тех лет Паустовский рассказал во второй книге автобиографической повести «Беспокойная юность». Кратко и ёмко в повести отображена жизнь огромного индустриального края, истинного промышленного сердца России. Здесь не только говорится о промышленном величии Донбасса, но и о той вопиющей социальной несправедливости, которая не могла не вылиться в протестную бурю после Октября 1917 года.

Уже после Октября и завершения гражданской войны писатель приезжает в Приазовье. Небольшой очерк «Степная станица» вобрал в себя жар и красочность юга. Он наполнен звуками, цветами, солнцем, пульсом большого промышленного города Мариуполя с его «обширным портом, жирным от антрацита»: «Мариуполь – звонкий, пёстрый, как платок молодухи, базар, красный от помидоров, синий от баклажанов, росистый и свежий от капусты и арбузов… В палисадниках желтеют бархатцы и слепцы, на «сопилках» поют забытые легенды о Саур-Могиле».

В 1933 году Константин Паустовский приезжает в Луганск, где кипит в это время одна из главных строек первой пятилетки – модернизируется Луганский паровозостроительный завод, «Луганстрой», на котором успел потрудиться юный Михаил Матусовский. «Звёздные туманности электрических огней «Луганстроя», как поэтично заметил Паустовский, зазвучали в его очерке «1080 паровозов», ставшем своеобразным гимном подвигу преображающегося Донбасса, скидывающего с себя старый плед из нахаловок, собачевок, кабыздоховок прошлого.

Восстановлением многих «донбасских страниц» Паустовского занимался донбасский писатель и литературовед Алексей Ионов, сделавший колоссальный вклад в изучение литературы Донбасса. Ионов был знаком с Паустовским, о московской встрече с ним он оставил свои воспоминания. Есть в них один особый момент. Ионов не оставлял мысли переехать в Москву, ближе к издательствам и редакциям литературных журналов:

«– Москва, Москва… – заметил Паустовский со вздохом неодобрения. – Далась она всем, эта Москва. Писатель должен жить там, где ему хорошо работается. Что, вам плохо пишется в Донбассе?

Пристыженный уже самим тоном, каким был произнесён этот вопрос, я сказал, что там, конечно, пишется помаленьку, там есть о чем писать, но плохо – нет творческой среды, не с кем всерьез потолковать о литературе, о жизни. Выходят в Донецке книги, но газеты и журналы их не замечают. Одаренные литераторы, художники, артисты уезжают в Киев и Москву. В писательской организации мелочные свары и групповщина…

– Групповщина!.. – повторил Паустовский саркастично. – Вы думаете, её нет среди московских писателей? – Он с лукавинкой посмотрел на жену, и в его взгляде мне почудилась озорная мысль: «Полюбуйся на этого наивного идеалиста, который полагает, что групповщина есть только у них в Донбассе».

– Нет, – твёрдо сказал Паустовский, – я бы не советовал вам стремиться в столицу. Зачем? Читателям ведь совершенно безразлично, где живёт писатель, в Москве или в Калуге, им нужно только одно – хорошие книжки».

Этот штрих, пожалуй, лучше всякой теории литературы передаёт суть и смысл литературного творчества: полноценное искусство рождается там, где хорошо пишется, а пишется хорошо там, где жизнь и слово будят и подталкивают творческую мысль.

Драматургия

Фалеев Дмитрий

Писатель, этнограф, путешественник. Член Русского Географического общества. Лауреат премии «Дебют» (2005) и номинант русско-итальянской премии «Радуга» (2010). Автор книги «Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем» (Альпина нон-фикшн, 2013). Рассказы переведены и опубликованы в различных изданиях Китая, Великобритании, Франции и Италии.

Комедия

Действующие лица:

Пан – лесной бездельник.

Вакх – бог вина и плодородия, предводитель менад.

Рысь – говорящая лесная кошка, спутница Вакха.

Артемида – богиня-лучница, непорочная дева.

Аталанта – красотка и спортсменка, служанка Артемиды.

Фиола – служанка Артемиды.

Комат, Тирсис, Коридон, Батт – пастухи.

Киниска, Алкиппа, Амариллис – пастушки.

Бастинда – колдунья.

Лев – Царь зверей.

Значение непонятных слов и выражений смотрите в конце книги.

 
В дебри Тайгета приди – благо они недалёко.
Краше зелёных лесов нету в ахейской земле,
Также скалистых вершин, также и речек проворных,
Что по распадкам спешат к долам, лугам и садам.
Сколько рассказов несут их леденящие струи!
На перекатах они наперебой говорят
Про Артемиду-красу, как она Вакху утёрла
Нос, как примерил Мидас бремя ослиных ушей;
Как в эриманфских снегах вепрь несносный завязнул,
А безупречный Алкид поднял его на хребет.
Нимфы толкуют легко, камни тугие в раздумьях
Морщат гранитные лбы. Повести дуба крепки.
У искривлённых олив много в рассказах извилин.
Мак колыбельную песнь, тополь балладу поёт.
А водопады шумят! А журавли затянули,
Ивика вспомнив, свою песню щемящую. Лань
В роще мелькает густой, коршун круги нарезает,
Водятся рысь и медведь, с лапой тяжелою лев.
Есть кого соколу бить, чем поживиться кунице,
Рыб, черепах и лягух вовсе без счёта. Шатром
Гибкие лозы сплелись возле пещерного входа:
«Кто там? Ау?» И «Ау» Эхо прелестная шлёт.
Звонко звучат голоса рек, а не любо – не слушай;
Словно болотный пенёк, мхом зарастай до бровей.
 

Поляна в лесу. На ней – трое. Один – загорелый, с виду бродяга или пастух, но из-под волос выступают небольшие рожки. Другой – красавчик с женственным лицом и фигурой гимнаста. Иссиня-чёрные кудри ниспадают по плечам. Третья – рысь. Они отдыхают в тени деревьев. Послеполуденный час. На горизонте обрисовываются вершины Тайгета.

Пан (оглушительно, на всю округу). Чиха!

Рысь просыпается.

Пан. Чиха!

Вакх просыпается.

Пан. Чиха! Вакх. Ну сколько можно! Пан (раздраженно). Откуда я знаю? Боги меня покарали насморком! Вакх (Рыси). Он всю дичь распугает. Пан (с сожалением). Если б только дичь… Тут не дичь… Ч-чиха!..

Вакх и Рысь утираются.

Пан (беззаботно). А что я могу сделать? Даже на флейте играть не хочется, а она-то ведь всегда меня утешала. Ну всё насмарку!

Вакх щёлкает пальцем.

Пан. Ух ты! Прошло… За одно мгновенье! Как ты это сделал?

Вакх. Я щёлкнул пальцами – вот так.

Пан. Вот так? (Щёлкает пальцами, но ничего не происходит.) Всегда ты темнишь! А разве от друзей могут быть секреты?

Рысь (сощурив глаза). Обязательно!

Пан. Кошатина, цыц.

Рысь (протестует). Я не кошка. У меня кисточки!

Пан. И линька от триппера!

Готовы сцепиться.

Вакх. Стойте. (Обращается к Пану.) Никакого секрета. Представь, что ты дом. Я просто выгнал насморк из дома, и теперь он ищет себе другое пристанище.

Пан. В смысле – другой нос? Это ненаучно.

Дерево. Чиха!

Рысь. Слыхал?

Пан (изумлённо). Он вселился в дерево? (Чешет между рожками и заглядывает в дупло чихнувшему дереву.) Ничего себе! (Обращается к Вакху.) Спасибо за услугу! А то я уже порядком натерпелся из-за этого насморка. Зверь, который заседал у меня в носу, расшугал всю, как ты правильно тут выразился, «дичь».

Рысь. А дичь-то – двуногая…

Пан. Молчи.

Рысь. Случайно не Сиринга её звали? Не Питис?

Пан. У, проклятая! Выдеру я тебя однажды за кисточки! Когда-нибудь ты дождёшься!

Питис!..

(Смотрит на Вакх (потешаясь). Сиринга!..

Пана.) Губа не дура.

Пан (обозлённо). Они сами за мной бегают!

Вакх. Послушай, приятель, ты хороший музыкант, и рожа у тебя смешная, но по части Амура – увы и ах. К тому же девчонкам нравятся гитаристы, а ты со своей деревенской свистулькой (указывает на свирель) немного устарел. У тебя даже профиля нет в «Инстаграмм».

Пан (вызывающе). И что? Если мне кто приглянется, я возьму любую. Рысь. Га.

Вакх. Так уж и любую?

Пан. Абсолютно.

Вакх. И Аталанту?

Пан (растерявшись). Как Аталанту?

Вакх. А что она – не женщина? Ты сказал «любую».

Рысь (почёсываясь). Говорил-говорил.

Пан. В мешок тебя – и в воду!

Вакх. Так что с Аталантой?

Пан. Дай мне три дня – и она втюрится в меня как кошка.

Рысь. Много ты понимаешь!

Вакх (с деловым азартом). Готов биться об заклад?

Пан. На что?

Вакх. На звание главного лесного дурака! Проигравшего прокатят по пелопонесской ярмарке в смоле и перьях под музыку и танцы!

Пан. Согласен.

Вакх. По рукам?

Пан. По рукам. Кошатина – свидетель. А кто разобьёт?

Вакх цокает языком, и сосновая шишка падает с ветки, разбивая рукопожатие.

Пан (присвистывает). Как ты это делаешь?

 
Лес я, и мне наплевать, что обо мне ни решишь ты:
Прочно стою на ногах, корнями в землю уйдя,
Где-то морену обняв, где-то, рекой рассечённый,
Отмель с песчаной косой выстелив берега вдоль.
Старых коряг и болот, мхов разноцветных и ягод
Я обладатель; зверья, птиц разнокликих и змей
Я властелин, и ответ мой соразмерный услышишь,
Если разуешь глаза или же слух напряжёшь,
Вспомнив, как жил в старину ты, городскими стенами
Не ограждён, не укрыт, – был благодарнее ты.
Всё ж и теперь воевать нам бы с тобой не пристало —
Родичи дальние мы, наша природа одна.
Хватит сидеть взаперти, лучше б пошёл-погулял ты
Славной опушкой лесной, я бы тебе показал
Мощь вековую дубрав, зелень олив серебристых —
В дуплах их можно найти непредсказуемый клад:
Прячутся там от лучей солнечных сплюшки и сони,
Чёрные крысы живут или крапивник сидит.
Целый тебе зоопарк, и ни билета, ни платы:
Можно детей приводить и безвозмездно глазеть.
Сколько всего под листвой и в камышах притаилось!
В чаще гуляет олень, на повороте речном
Бобр-однолеток себе хату-времянку построил,
В мокром песке, как ножом, взрезаны цапель следы.
Дёрн кабанами подрыт. Шёл как-то путник из Лерны
По незнакомым местам – вздумал над ним подшутить
Я, и лишь озера он глади достиг, как услышал
Хрюканье из тростников – думает: вепря семья
Дикого тут залегла, дети визжат и играют,
Старый же хряк невдали точит убийственный клык!
То-то же парень струхнул, но отступать устыдился.
Сразу за храбрость его зрелищем я наградил
Редкостным – ведь не свиней, а черноклювых фламинго,
Розовых, как тамариск, слышал он голос – такой,
Будто и впрямь пороси за камышами возились;
Целую стаю застал путник на озере том!
Шеи изысканных птиц то изгибалися кверху,
То добирались до дна их роговые носы
В поисках мелких существ, в пищу им данных; крикливо
Семьи фламинго брели по мелководью. Из них
Что покрупнее – вожак. Ногу одну поджимая,
В ил рыжеватый другой он упирался стопой.
Путник, гляди не зевай, фотографируй глазами
Леса счастливый пейзаж, быстротекущего дар
Лета…
 

Артемида и Аталанта занимаются йогой.

Интерьер небольшой современной студии. В правом углу – стойка с «ремнями» и «блоками». В левом углу – велотренажёр.

Аталанта – высокая чернокудрая красотка. У неё заметная грудь и низкий голос не то кабацкой певицы, не то атаманши разбойников.

Артемида – изящная, светленькая, но такая же высокая и длинноногая.

Обе очаровательны и, подобно абонентам сотовой связи, находящимся в глубинах метро, «временно недоступны».

Иногда раздаются слова заклинаний: «тадасана», «планка», «вирабхадрасана», «триконасана» – очевидно, так призывают здоровье.

Артемида. Давай ещё круг? Аталанта. Давай. Артемида. Скрутка. Уддияна бангха. Мула бангха. Собака мордой вверх. Собака мордой вниз… Плечи к ушам!.. Тянем пятки к полу. Саламба сарвангасана. Поза кобры.

Продолжают упражнения до полной «шавасаны».

Фиола (входит). К вам посетитель. Артемида (лёжа у стены ногами кверху). Скажи, что мы заняты. Фиола. Слушаюсь. Салат готов.

Артемида и Аталанта усаживаются в «позу бабочки».

Артемида (соединяя перед собой ладони). Мысленно поблагодарим себя и своё тело за те возможности, которое оно нам предоставляет. Сегодня мы сделали ещё один шаг к сбалансированному уму и внутреннему покою. Аталанта. Ага.

Артемида. Ну как? Чувствуешь внутренний покой и сбалансированный ум?

Аталанта. Ещё бы. Вообще ум не чувствую!

Артемида (про себя). А я что-то не очень. (Обращается к Аталанте подчёркнуто-бодрым голосом.) Славно позанимались! Теперь – в четверг.

Аталанта. Давай в среду? Чего время терять?

Артемида. В среду я записана на пилинг.

Аталанта (простодушно). Не на целый же день!

Артемида. К тому же мне надо проведать папу. (Врёт на ходу, но по ней незаметно.) Тебя не затруднит передать полотенце?

Аталанта. Держите.

Артемида. Ой. Ты, похоже, всё растёшь… И даже выше меня.

Аталанта. Ну что вы… (Пытается неловко избежать разговора и скрыть неприятный обеим факт, однако эта девушка по натуре не дипломат, и ей трудно выкручиваться.) Да быть не может! Хотя вы правы – я действительно расту. Артемида (ревниво). Давай-ка смеряемся.

Встают спина к спине.

Аталанта (незаметно сгибает ноги в коленях). Видите – вы выше.

Артемида. Всего на палец! А ты всё растёшь.

Аталанта (мрачнея). Я больше не вырасту. Да и зачем? Чтоб дразнили дылдой?

Артемида. Меня не дразнят.

Аталанта (понимая, что опять сболтнула лишнее). Ваш рост для вас идеален, а я со своим становлюсь крупновата. И грудь растёт… Мешает при беге. Если бежишь, на неё все пялятся, как будто я нарочно!

Артемида (смягчаясь). Тебе, наверно, трудно избегать поклонников?

Аталанта. Ничуть! С тех пор, как я сломала руку Меналку, они себя стали вести поприличней.

Артемида. Среди них есть красавчики?

Аталанта. Смазливые рожи.

Артемида. Силачи? Спортсмены?

Аталанта. Обуза колесниц.

Артемида. А царские отпрыски? Золотая молодёжь?

Аталанта. И эти встречаются, да что мне до них? От мужчин одни хлопоты.

Артемида. И ни разу не хотелось?

Аталанта (вспыхнув). Я не Фиола!

Артемида (поспешно). Да-да… Фиола… Боюсь, что скоро мы её потеряем. Я видела, как она болтала с Рысью, а эта Рысь – хуже чёрной кошки! (Смотрит в большое зеркало.) Не понимаю, почему нас на Олимпе считают дикарками? Из всех богинь я одна ношу мини – остальные щеголяют в доисторических хламидах. Разве не нелепо? Ты не находишь?

Аталанта пожимает плечами и осёдлывает велотренажер.

Артемида. Смотри, что у меня есть. (Показывает новый, рискованно-короткий хитон лимонного цвета с синими вышивками. Видно, что он ей очень нравится. Прикладывает его на себя, примеряя.) Разве не прелесть? Из Карфагена… А они нас держат за каменный век! Странный ход мысли… Ты не согласна?

Аталанта (счастливым, беззаботным голосом). Я тренируюсь. Мне некогда задумываться о таких вещах.

Артемида (уязвлённо). Погоди ты хоть минуту – педали отвалятся. (Кладёт руку на руль.)

Не может же быть, чтоб тебе ну в самом деле никто не нравился? Скажи откровенно. (С властной интонацией.) Мы же подруги.

Аталанта (честно). Мне нравится спорт, свежий воздух, здоровье (тоном докладчика повторяет слова, услышанные ей на каком-то семинаре), гигиена тела.

Артемида (про себя). Ну, погоди – я тебя испытаю; по-другому запоёшь. «Гигиена тела»… Это ж надо придумать!

Аталанта (продолжает, не замечая злости в глазах собеседницы). Вегетарианская еда…

Фиола (входит, с прелестной улыбкой). К вам посетитель.

 
Песни о власти моих гнутых ресниц лишь немые
Спеть не успели ещё – все пастухи: Эвмарид,
Батт и Сибирт-богатей, Лин и надменный Фрасидий,
Рослых хозяин быков, и совершатель побед
В играх пифийских – Морсон. Кто увиваться способен,
Все увиваются мне вслед. Если выйду гулять
Я в одиночку, вокруг мигом толпа соберётся:
Кто со свирелью, а кто с щедрым запасом вина.
Этот – ребёнок совсем, тот – с сединой благородной,
Этот пронырливый хват, тот же красиво поёт,
Этот меня веселит пущенной вовремя шуткой,
Этот известен длиной, тот же сноровкой хорош.
Мне же милее всего Тирсис с лицом конопатым —
Даром имеет он то, что покупает Сибирт!
Сплетники пусть говорят – я полагаю, что лучше
Сделать довольными двух, чем недовольной себя.
 

Вакх – у Артемиды. Та после душа накрутила на голове тюрбан из полотенца.

Вакх. Златострельная Артемида, Несущая Колчан, Владыка Тайгета, Нонакры и Тмола, Эфеса радость…

Артемида. Можно без эпитетов, а то солнце сядет, пока все перечислишь. Любезный братик! Я сто лет о вас не слышала. Говорят, вы были в Индии…

Вакх. Очнулся я, по меньшей мере, там. А как верные друзья стали рассказывать, что было в дороге, я чуть не пристукнул верных друзей… Проткнул бы их тирсом, да помешала сосновая шишка!

Артемида (нравоучительно). Надо осмотрительней выбирать компанию. Вот у меня все подружки – трезвенницы и ночуют дома.

Вакх. Как раз по этому-то поводу я и пришёл!

Артемида. Да что ты! Кто-то опростоволосился?

Вакх (уклончиво). Не совсем.

Артемида. Выкладывай.

Вакх. Одна из ваших любимиц близка к этому!

Артемида. Кто?

Вакх. Аталанта.

Артемида. Как?! Невероятно. Только не она!

Вакх. Поверь, сестрёнка, именно она.

Артемида. Ну вот, а я грешила на Фиолу.

Вакх (защищает с чрезмерной поспешностью). Фиола невинна, как майский день. Артемида (Ей уже всё равно на Фиолу; рассуждает про себя). Аталанта… Не может быть… «Гигиена тела»… (Вакху.) Я никогда не поверю. Скажи еще, что в столовой она заказывала говяжьи котлеты.

Вакх. Не знаю. С говяжьей котлетой я её не заставал, а с одним охальником из моей свиты… Артемида. Кто?

Вакх. Не скажу. Ты пристрелишь его на месте.

Артемида. Хорошо, что это ты понимаешь. Он молод? Красив?

Вакх. В том-то и дело – ни то ни другое.

Артемида. Богат? Именит?

Вакх. Ничего подобного.

Артемида. Силён, как лев и отважен как пират?

Вакх. Ни капельки!

Артемида. Ничего не понимаю. Кто же он такой?

Вакх. Он старый дурак, свистун и бездельник.

Артемида (охнув). Так это Пан!

Вакх. Я тебе не говорил. Неужели я выдал своего товарища?! Но ты обещала, что не пристрелишь его. Артемида. Разве я обещала?

Вакх. Я прочёл по глазам. Они видят насквозь. Мне бы твою зоркость!

Артемида (уступая комплименту). Хорошо, не пристрелю. Но ты мне скажи, так сказать, по секрету – далеко у них зашло?

Вакх (не упускает случая потешиться над ней). Смотря, что значит для тебя «далеко». Поцелуй в лобик – это, например, далеко?

Артемида. Это почти дружба.

Вакх. А в щёчки?

Артемида. Тоже.

Вакх. А в бровки и глазки, и все эти поцелуи – один за другим?

Артемида (в сторону). Какова! А корчит недотрогу.

Вакх. Он ещё наяривает ей на свирели – сложил даже песню «Моя Аталанта» и горланит её, расхаживая по лесу. Последний глухарь скоро будет в курсе.

Артемида (живо интересуясь). А кроме поцелуев, ничего у них не было?

Вакх. Откуда я знаю!

Артемида. Да ведь ты, поди, знаешь – не пришёл бы ко мне из-за одних поцелуйчиков.

Вакх. Ты права. Он её чпокнул.

Артемида. Как?! (Чуть не падает со стула.)

Вакх (понимает, что совсем уже заврался, но отступать некуда). Оба были на боку.

Артемида (быстро). А разве так можно?

Вакх. Гмм…

Артемида. Не отвечай! Я знать не хочу про такие штучки. Какая стыдоба! А она ведь была на хорошем счету. Кто бы мог подумать…

Вакх. Вот я и решил тебя предупредить, что всё обстоит именно так, как оно обстоит, и никак иначе.

Артемида (резко). А тебе-то чего надо? Ты же не мог прийти просто так.

Вакх. В том-то и дело – я придумал одну авантюру, чтобы проучить и того, и другого, но для этого ты мне нужна как сообщница.

Артемида. Хорошо. Беззаконное любострастие должно быть наказано.

Вакх. Золотые слова!

Артемида. Ты явился по адресу. Что ты придумал?

Вакх. А нас не подслушивают?

Артемида (выглядывает за двери). Нет. Все играют в мяч. Вакх. Отлично. План мой таков (Шепчет ей на ухо, так что до зрителя доносятся лишь его заключительные слова.) Но эти три дня не спускай с неё глаз. Будь начеку! А увидишь Пана хотя бы на расстоянии ста шагов от своей спортсменки – гони его в шею.