Текст книги "Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н. А. Некрасова, 200 лет со дня рождения. 2 часть"

Метелица

 
Заснежило, завьюжило,
Морозом заскрипело.
Всё вынесло, всё сдюжило
Израненное тело.
 
 
С хрустальным звоном проседи
Снежинок стая ветреных
Сдувает краски осени
С любимых губ обветренных.
 
 
Ресницами окутаны
Глаза зелёно-синие,
Немного кудри спутаны
Под тонким слоем инея.
 
 
И кажется… и чудится…
И всё сильней мечтается…
И что-то даже сбудется…
И кое-что останется…
 
 
И вроде бы безделица —
Простая смена времени,
Но радует метелица,
Спасая нас от бремени
Осеннего уныния,
От серости и сырости.
 
 
И с этим чувством ныне я
Хочу духовно вырасти.
 
 
Заснежило, но солнечно!
Завьюжило, но весело!
Рассталось сердце с горечью,
На грусть замок повесило.
 
 
С любимых губ нечаянно
Слетело слово «Милая!».
Борясь с собой отчаянно,
От радости застыла я.
 

Колокольный звон

 
Звон колоколов хрустальный
Растворился среди нас,
Не весёлый, не печальный,
Словно души наши спас.
 
 
Монотонный звук небесный
Проникает прямо в кровь,
Насаждая повсеместно
Мир, и радость, и любовь.
 
 
Колокольный звон – спасенье
Для тоскующей души.
Только, душу постепенно
Открывая, не спеши.
 
 
Дай войти тихонько звону
В сердце, разум… И слегка
Тело выдохнет со стоном
Очищенье от греха.
 

Лето

 
Отступили холода
Наконец-то!
Не могу на лето я
Наглядеться!
Не могу теплом его
Надышаться!
До чего же хорошо
Искупаться,
Полежать на берегу,
Солнце светит!
Пить прохладную росу
На рассвете.
А потом упасть в траву
И забыться.
Может, сказка наяву
Мне приснится?
А чуть-чуть глаза
Приоткрою —
Золотая стрекоза
Надо мною.
Стройный синенький цветок
Мне кивает,
Несомненно, василёк
Что-то знает.
Только тайну от меня
Он скрывает,
Искры синего огня
Рассыпает.
Я ромашку попрошу —
Не откажет!
Как жила и как живу —
Всё расскажет!
Пусть ромашка лепестки
Отрывает,
Что мне встретится в пути,
Погадает.
Нагадает мне добра,
Засмеётся!
Словно маленькое ласковое
Солнце!
Я ромашку не сорву
Для букета,
Пусть согреет жизнь мою
Добрым светом.
Уходя, смахну жемчужину —
Слезинку,
Поцелую в золотую
Серединку.
Лето, лето, как тобой
Не согреться,
Ты наполнишь добротой
Моё сердце!
Заискришься разноцветным
Пожаром —
Всё покроется чудесным
Загаром.
Ты накопишь мне
Здоровья и силы,
Чтоб зимой я о тебе
Не просила,
Чтоб зимой я о тебе
Не жалела,
Чтоб зимой я без тебя
Не болела.
Я о лете много песен
Спою,
Я стихи про чудо-лето
Напишу.
Пусть все знают, что на свете
Я живу
И на лето наглядеться
Не могу!
 

Об упущенном

 
Мне кажется, я вечность не писала.
Мне кажется, что минуло так много.
Так много упустила, не сказала,
Закрыла дверь, не преступив порога.
 
 
Я у окошка, а окошко – настежь.
Уже стемнело, и тепло…
Постой, мгновенье!
Я нахожусь в неведомой мне власти,
И власть природы мне несет успокоенье.
 
 
Закрыть глаза, и воскресить всё снова,
И снова стать рабыней музы властной.
Всё в этом мире так мне близко и так ново,
Что оставаться не могу я безучастной.
 
 
Не надо громких слов, толпы, оваций, зала,
Не надо разум жечь несбыточной мечтой.
За то, что упустила, за то, что не сказала,
Платить – не расплатиться всей жизнью, всей душой.
 

Стилист

 
Зима пытается вернуть
Свои права и полномочья,
И засыпает санный путь,
Снегов раскидывая клочья.
 
 
Посеребрила седина
Деревьев спутанные косы.
Не устаёт стилист зима,
Природе делает начёсы.
 
 
Петляет тропочка «след в след»
И убегает вдаль, в сугробы.
Мороз кряхтит, как старый дед,
И на носы всем ставит пробы.
 

Рождество

 
– Мама, мамочка, ты веришь в волшебство?
Расскажи, откуда к нам летят снежинки?
– Новый год, сыночек, – это торжество!
Ёлочка, подарки, мандаринки!
 
 
Дед Мороз к нам едет на санях,
И за ним летит снежинок стая.
Родились они на небесах,
Чтоб растаять, землю покрывая.
 
 
– Мама, мамочка, ты веришь в Рождество?
– Ну конечно, верю, милый ангелочек!
Силу и надежду нам даёт оно!
Это чудо! Верь в него, сыночек!
 

Кружева

 
Навеяло, навеяло…
Взгрустнулось невзначай.
Во что я прежде верила,
Остыло, словно чай.
 
 
Повеяло, повеяло
Средь осени весной.
Все, что давно посеяла,
Восходит над землёй.
 
 
Когда в Него поверила,
Открылась жизни суть.
Догматы все проверила
Сама, не как-нибудь.
 
 
Просеяла, отсеяла
И грязь, и шелуху.
Что искренне лелеяла,
Рвалось как на духу.
 
 
Судьба опять затеяла
Со мной свою игру.
Душа в полёте реяла,
Парила на ветру.
 
 
Я новые содеяла
Слова, как кружева.
Развеяла, развеяла
По миру – и жива.
 

О чём пишу

 
Сказал однажды мне поэт:
«Что вижу, то пишу».
Мне нужен был его совет,
Но больше не спрошу.
 
 
Весь этот дивный парафраз
Забылся в суете.
Словарный полнился запас,
А все слова – не те.
 
 
Понять я долго не могла
Свой внутренний протест.
Внутри меня работа шла,
Слагался манифест!
 
 
Сказал: «Что вижу, то пишу».
Застал меня врасплох,
Как будто воздухом дышу
Привычно: выдох-вдох.
 
 
В словах обыденность скользит,
Обязанность, тоска,
Как будто из щелей сквозит.
Покрылась льдом рука.
 
 
И наконец пришёл ответ.
Его провозглашу
Как мой девиз, как мой завет:
«Что чувствую – пишу».
 

Непогода

 
Люминесцент от фонаря
Сквозь ткань прозрачную сочится
И свет рассеивает зря:
Мне всё равно давно не спится.
 
 
В луче фонарном виден дождь,
И ветер рвёт шальные струи,
А осень – краснокожий вождь —
Ковёр из листьев стелет всуе.
 
 
Голубоглазую луну
Пленила туча дождевая.
В её объятьях, как в плену,
Луна застыла, неживая.
 
 
И непогода разошлась:
Во тьме косматые волокна
Дождя сплелись, взметая грязь,
И ветви застучали в окна.
 
 
Не сплю и слушаю природу,
Малейший звук её ловлю.
Я принимаю непогоду,
И понимаю, и люблю.
 
 
Люминесцент от фонаря —
Он на рассвете потускнеет.
Сквозь тучи крадучись, заря
Блеснёт, край неба заалеет.
 
 
И невозможно удержать
За горизонтом лучик солнца,
И нужно просто принимать
Всё, что стучится к нам в оконце.
 

Шалун

 
Внезапный танец ветра-вихря,
Вдруг задрожали небеса.
Огромная земля притихла,
Вся в ожидании дождя.
 
 
А он, лукавый, своенравный,
Всё что-то медлил, выжидал.
Мне показалось, с тучей рваной
Он мимо города промчал.
 
 
Мне было грустно и обидно.
Я, как земля, ждала дождя,
А он сбежал, сбежал постыдно.
Ему нет горя, он – вода.
 
 
Мне было грустно и обидно…
И вдруг полил!
Шалун!
Дитя!
Он поиграл: хотел, как видно,
Здесь позабавиться шутя.
 
 
Он был совсем ещё ребёнок,
Пускал по лужам пузыри.
Он был прозрачен, хрупок, тонок,
Но не жалел своей воды!
 
 
И напоённая земля
Вздохнула радостно, глубоко,
А туча позвала дитя,
Призывно громыхнув далёко.
 

Рифма

 
То близко сердцу моему,
Что чувств палитру освежает,
И тело, как по волшебству,
Меняется и побеждает!
 
 
И строен стан, и ясен лик,
Спокойствием наполнен разум.
Огонь любви в меня проник
И охватил всё тело разом!
 
 
Бегу на крик, лечу на свет,
Мерцая до изнеможенья.
Среди бесчисленных комет
Моё запомнится движенье.
 
 
Среди житейской суеты
Ищу-стараюсь корень жизни,
Ещё не сожжены мосты,
И далеко ещё до тризны.
 
 
Пером легко рука владеет,
Владеет рифмою душа,
И, дай ей Бог, всех вас согреет,
И не возьмёт с вас ни гроша.
 

Берёзка

 
Растёт берёзка под окном
Натянутой струной,
И в этом облике родном
Я вижу облик свой.
 
 
Свисают веточки с ветвей,
Нежна листочков гладь.
Среди дубрав, среди полей
Дай, Боже, простоять!
 
 
И в этой стройной красоте
И сила есть, и стать.
Я посажу на высоте
Берёзку втайне, в тишине
И буду поливать!
 

Магия

 
Программирую,
программирую
Организм на добро,
медитирую,
Происходит души адаптация,
апробация, реализация,
 
 
Созерцание, расслабление,
Чистой крови по венам движение,
Мантра, исповедь, гармонизация,
Душ слияние, стабилизация,
 
 
Новый взгляд, новый вдох,
исцеление,
Вспышка света дарует прозрение,
Белый лист и перо – искупление,
Рифмы магия – отдохновение.
 

Маме

 
Мамы нет… Но всё ж она живёт.
Что-то ведь должно во мне остаться:
Её голос – он во мне поёт,
Её сны – они ночами снятся.
 
 
Мамы нет… Но если говорю,
Думаю и что-то вспоминаю,
Я в себе её манеры нахожу,
Я в себе её привычки замечаю.
 
 
Как она, стихи легко пишу,
Как она, их людям посвящаю,
Как она, играю, и пою,
И вторую партию веду,
Как она, укрывшись, засыпаю.
 
 
Постепенно всё уходит навсегда,
И черты её стираются так больно,
Только тонкая, изящная рука
Помнится мне вольно и невольно.
 
 
Вспоминаю её всю до мелочей,
Каждый ноготок на тонких пальцах,
Розоватую от солнечных лучей.
Ничего с ней можно не бояться!
 
 
Тёплая и нежная ладонь
Вся в моей ладошке умещалась.
Нет ни у кого руки такой,
Только у меня она осталась.
 
 
Мамы нет… Но всё ж она живёт.
И всё то, что мамой мне даётся,
В моих детях мамой прорастёт,
В моих внуках мамой отзовётся.
 

Объятия

 
Когда мне будет очень плохо,
Ты обними меня за плечи,
Слова не собирай по крохам,
Гаси в молчанье их, как свечи.
 
 
Ты помоги мне стать взрослее,
Чтоб разум чувства превозмог,
Ты помоги мне стать смелее
Среди людей и их тревог.
 
 
Ты помолчи, чтобы открылась
Вся мудрость истины твоей,
Всё то, что лишь ночами снилось,
Всё то, что мёрзло у дверей.
 
 
Чтоб я, несчастная и хрупкая,
Могла с тобою постоять,
К тебе прижавшись, носом хлюпая,
И жизнь сначала понимать.
 
 
Когда мне будет очень плохо,
В один печальный, хмурый вечер,
Ты обними меня за плечи
И ничего не говори.
 

Ночь

 
На город опустилась ночь,
Легла прозрачной паутиной.
Мне ночь пытается помочь
Расправиться с дневной рутиной.
 
 
Мелькают тени за окном
В экстравагантном танце ветра,
Окутав мысли полусном
И погружая в мягкость фетра.
 
 
Дрожат ресницы в забытьи,
Ловя чудесные виденья,
И разум будет взаперти
До утреннего пробужденья.
 
 
Хозяйка-ночь в свои права
Пусть ненадолго, но вступила
И сумрачные покрова
На город тихо постелила.
 
 
Её дурманящий туман
Не вечен, поутру растает.
Меня ждёт свежий круассан,
И чашка кофе остывает.
 

Мелодия осени

 
Проходит лето, унося пору счастливую.
Я думаю о том, что время не вернёшь.
Тогда уж очень хочется мне спеть мою любимую:
«Когда роняет капли первый дождь…»
 
 
Напев услышав, дождь в окошко просится,
Стучит мне в такт, как будто бы дразня.
Унылый ветер за листвою носится,
Мне подпевает грустно, дождь – звеня…
 
 
Вот так поём: то трио, то дуэтом,
То в голос, а то песня чуть слышна.
И благодарна очень я поэту,
Который сблизил ветер, дождь, меня…
 
 
Допета песня, за окошком осень,
А дома так уютно и тепло…
Дружок мой – ветер так же листья носит,
И мокрый братец-дождь стучит в окно.
 

Утро

 
Какое утро! Тишина.
А от берёз прохладой веет.
Бреду по улице одна,
А мир от солнца молодеет!
 
 
Я погружаюсь в птичье пенье,
В прозрачном воздухе тону,
И в звонком-звонком настроенье
Я людям: «Здравствуйте!» – кричу.
 
 
А солнце выше, выше всходит,
И я его лучи ловлю,
Улыбка с губ моих не сходит,
Я в этот миг весь мир люблю!
Какое утро! Тишина…
 

Осенняя пора

 
Не знаю, чем меня околдовала
Невзрачная осенняя пора,
Как будто нитью тоненькой связала
Листвы желтеющей прохладу и меня.
 
 
Не знаю, чем и как околдовала,
Но мне близка её святая грусть.
Быть может, эта грусть и вдохновляла,
Когда, бывало, за стихи возьмусь.
 
 
Прозрачная, искристо-золотая,
Чиста, как родниковая вода.
О, осень! Пушкину – сестра родная,
А мне – источник моего добра.
 
 
Мне – тайный друг, хранитель всех секретов,
Ты всё поймешь, и ты же всё простишь.
Не спросишь ни о чём, не дашь совета,
Лишь горестно вздохнёшь и помолчишь.
 
 
Бреду по улице, в карманы спрятав руки,
Склонилась голова, приподнят воротник,
Но мне не холодно, я вслушиваюсь в звуки,
Которыми природа говорит.
 
 
Не знаю, чем меня околдовала
Невзрачная осенняя пора,
Но как бы мне её недоставало,
Когда б на свете я и не жила.
 
 
Осенний лес по-стариковски дремлет,
Осенний ветер ластится, шурша.
Во всём, чем осень украшает землю,
Осенняя мелодия слышна.
 

Дождик

 
Собираю дождь по капле
В мокрую ладошку,
На одной ноге, как цапля,
Прямо на дорожке.
 
 
Лужи все пересчитаю,
В каждой – солнце, небо, ты.
И иду, не наступаю
На опавшие листы.
 
 
Дождь шуршит, не умолкая,
В разноцветье голубом.
Я зонта не раскрываю,
Хоть иду с одним зонтом.
 
 
Собираю дождь по капле
В детскую ладошку,
И опять стою, как цапля,
В детстве на дорожке.
 
 
Дождь осенний,
Дождь последний,
Тёплый, золотистый.
Надевает дождь осенний
 
 
На меня монисто.
И опять иду, считаю
Лужи на своём пути.
Только зонтик раскрываю,
Я ведь в детстве так, почти.
 

XXI век

 
За сутки липкий, мягкий снег
Припорошил и грязь, и слякоть.
В наш бурный двадцать первый век
Щи не хлебает рваный лапоть.
 
 
Размеренно, чеканя шаг,
Прогресс шагает по планете,
Свой гордо развевая флаг.
За ним несутся наши дети,
 
 
То побыстрей, то тормозя,
Круглогодично и циклично.
И отставать от них нельзя,
Нельзя метаться хаотично.
 
 
Рациональность, естество
Природе космоса присущи.
Мы чувствуем своё родство
И с небесами, иже с сущим.
 
 
На смену лету и теплу
Зима колючая приходит,
Берёт лопату и метлу,
Порядок свой везде наводит.
 
 
Позёмка медленно змеёй
Под полы шубки заползает.
Вприпрыжку мчат года за мной,
И даже шубка не спасает.
 
 
Многоэтажные дома
От холодов оцепенели,
И окна светом допоздна
Сигнализируют метели.
 
 
Сигнализируют о том,
Что холод летом обернётся,
Что на круги своя потом
Семейство птичье вновь вернётся.
 
 
Цикличность – мера бытия,
А мы – в миру приспособленцы.
Прогресс, как мальчик для битья,
Всё стерпит даже от младенца.
 
 
Жизнь ускоряет человек.
Здесь и сейчас не надо плакать.
В наш бурный двадцать первый век
Щи не хлебает рваный лапоть.
 

Невпопад

 
Мне нечего делать:
Я то помечтаю,
А то захочу и в окно посмотрю.
О чём-то сижу без конца рассуждаю,
Кого-то ругаю, кого-то люблю.
 
 
Всё странно и ново в огромнейшем мире:
Бушует стихия, и ветры гудят,
Златые колосья, зелёные нивы,
Дыханье людей и речной водопад.
 
 
Всё странно и ново, всё жить помогает,
А я рассуждаю, о чём говорят,
О чём сожалеют, чего не хватает.
Я просто молчу обо всём невпопад.
 

Слёзы

 
Плачет дождь, как плачут дети,
По щекам течёт моим.
Плачет дождь, и всё на свете
Плачет, плачет вместе с ним.
 
 
Что оплакиваешь, милый?
Что лучом тепла не стал
Или над зелёной нивой
Ветром ты не колдовал?
 
 
Может, плачешь поневоле?
Может, ты уже привык
К этой мокрой своей доле,
Где паденье – жизни миг?
 
 
Что оплакиваешь? Радость,
Что неведома тебе?
Ну, поплачь ещё хоть малость
О любимом, обо мне.
 

Осень

 
Вот она за окнами, родная
И так долгожданная пора,
Непереносимо золотая,
Непередаваемо добра.
 
 
Синий свет небес струится в сердце,
Жёлтый запах леса манит вдаль.
Никуда от осени не деться,
В ней моя и радость, и печаль.
 
 
Побежать бы за прозрачной паутинкой,
Да, наверно, не угнаться, где уж мне…
Осень разноцветною картинкой
Вновь проявится в моём тяжёлом сне.
 
 
И опять придут воспоминанья,
Становясь с годами всё светлей:
И друзья, и встречи, и прощанья,
И живой полёт души моей…
 

Маета

 
Ты пришёл не ко мне,
Ты искал не меня…
Это просто ошибка
Осеннего дня!
 
 
Это звёзды сошлись
Не в тот день, не в тот час,
Словно боги решили
Испытывать нас!
 
 
И слова – острова,
Ты в дожди – подожди!..
Впереди – пустота,
На душе – маета…
 
 
Мы плывём налегке
По судьбе – по реке,
Ищем блики любви…
Я приду – позови!
 

Сентябрь

 
Сентябрь! Милая пора.
Звенит звонок осенний,
Букеты, ранцы, суета,
Приходит в классы детвора,
Кто в первый, кто в последний.
 
 
Сентябрь! Добрая пора.
Пока сентябрь длится,
Всё по плечу, всё ерунда,
И даже можно иногда
Сбежать и не учиться.
 
 
Сентябрь! Трудная пора.
Шесть дней подряд в неделю
Три пары да по два часа,
А то четыре иногда,
И терпишь еле-еле.
 
 
Сентябрь – это красота!
Зелёный, жёлтый, красный,
Он в наши жизни и дела
Приносит долю волшебства,
И каждый год он разный.
 

Истома

 
Родилась у мамы радость,
Плещет тёплою волной,
Разливаясь, словно сладость,
От одной душе к другой.
 
 
Ещё сомкнуты реснички
И нахмурено чело.
Жизни первые странички
Пишет ангела перо.
 
 
Богородица, сияя,
Прикоснулась ветерком,
Душу светом наполняя,
Принакрыла покровом.
 
 
Будет Богородский полог
И хранить, и защищать
И младенца, что так дорог,
И заботливую мать.
 

На день ангела

 
Сегодня Ангел твой ликует
И, плечи крыльями обняв,
Тебя лелеет и целует,
Душевному настрою вняв.
 
 
Твоя защита и опора,
Небесный покровитель твой,
В делах любых помощник скорый,
Защитник близкий и родной.
 
 
И в суете житейских буден
Хранит тебя, и в трудный час
Молить Создателя он будет,
Взирая на иконостас.
 

Наши миры

 
Как часто ищем мы, мой друг,
Не там… не то… не понимая,
Что разомкнуть порочный круг
Не сможем, мышцы напрягая.
 
 
Достаточно ослабить бег,
Остановить движенье мысли —
И тает прошлогодний снег,
Дни в ожидании зависли.
 
 
Образовавшись, пустота
Заполниться стремится снова.
Проходит дурь и маета —
Душа к познанию готова.
 
 
Благословенье в том, что нам
Даётся бестелесный разум.
Он не привязан ни к годам,
Ни к суете, что видно глазом.
 
 
Свободная от мелочей,
Разумная душа стремится
Туда, где тысячи свечей
И жизнь забвенья не боится.
 
 
Венчают нас на небесах,
И, награждённые дарами,
Живём в полях, в горах, в лесах
И сообщаемся мирами.
 

Благодать

 
Удачное стечение
Судьбы предназначений,
Немножечко везения,
И вот ты – мастер-гений.
 
 
Потоки изливаются
Небесной благодати,
И ангелы стараются
Быть рядом, на подхвате.
 
 
Энергией наполнена
Твоя цветная аура,
И почва подготовлена,
И зацветает сакура.
 
 
Соцветьями украшена
Тропинка, вдаль зовущая.
Задолженность погашена,
Щедра рука дающая.
 
 
Приемлешь с благодарностью
Текущие события.
Довольствуешься малостью,
Чтоб продолжать развитие.
 
 
Вселенная раскинулась
Без края, но поблизости.
По первой просьбе ринулась,
Оказывает милости.
 
 
А ты в ответ ей шёпотом
Читаешь: «Богородице…» —
Смиренно и безропотно.
Услышь, Святая Троица.
 

Реальность

 
Что за всплески эмоций в ночи?
Бьёт по нервам энергия звёзд.
Милый друг, не сердись, не ворчи,
Лучше выложи в социум пост.
 
 
Напиши о проблеме своей,
Чувства вырази: радость и боль.
Собери на страничке друзей,
Комментарии сделать позволь.
 
 
Разрядись через умный контент,
Интернет поглотит негатив.
Для тебя виртуальный конвент —
Это вроде как аперитив.
 
 
Наслаждайся общеньем, мой друг,
И для творчества силы копи.
Все равны: ни рабов нет, ни слуг,
Только вольные чудо-умы.
 

Любимым, так рано ушедшим…

 
Не уходите из жизни рано,
Не заставляйте любимых плакать.
Вы остаётесь, как свежая рана,
И ворошите на ране мякоть.
 
 
Не уходите из жизни рано,
Не оставляйте всё лучшее с нами.
Вы чей-то папа и чья-то мама,
Детские слёзы застынут над вами.
 
 
Не уходите из жизни рано,
Всё-таки жить постарайтесь упрямо.
Это нелепо, и больно, и странно,
Что нас сильнее чёрная яма.
 
 
Не уходите из жизни рано.
Пусть уходить нам когда-нибудь надо.
Пусть, но не так, когда прожито мало,
И болит у живых незажившая рана.
 
 
Не уходите из жизни рано,
Не заставляйте любимых плакать.
Вы остаётесь, как свежая рана,
И ворошите на ране мякоть.
 
 
Не уходите из жизни рано…
 

Благая весть

 
Бессвязных мыслей толчея
Сквозь сон нарушить поспешила
Игру мечты и бытия:
Судьба мне счастье разрешила.
И босоногая тоска
 
 
На шаткой паперти обулась,
Зевнула, мягко потянулась.
Под нею скрипнула доска
Печально, жалостливо очень.
Слеза скатилась между прочим
И испарилась в небеса.
 
 
Благая весть голубкой белой
Впорхнула в чистое окно,
С моей ладони неумело
Склевала зёрнышко одно.
 
 
Заколосилось и окрепло
Жнитво, готовое к серпу.
Рождался день из тьмы, из пепла,
Мой стан качался на ветру,
Превозмогая миг рожденья.
 
 
Освобождённая душа
Познала радость упоенья
И жить продолжила греша.
 

Лучшее

 
Расставаясь, мы ждём новой встречи.
Вспоминая, отрадно вздохнём.
Таково существо человечье —
Самым лучшим на свете живём.
 
 
Самым ярким и светлым любуясь,
Отпускаем обиды и боль,
Чтобы скрипка играла, волнуясь, —
Натирает смычок канифоль.
 
 
И плывёт мелодично и нежно
Жизни звук, так, что млеет душа.
А душа молода и безбрежна,
Созерцая, живёт, не спеша.
 
 
Жизни день состоит из открытий,
Самых лучших и памятных дат.
В даль души своей чаще смотрите,
В этой дали нет стен и преград.
 

Листья

 
Ещё вчера они горели под ногами —
Богатство осени, тепло её души.
О них хотелось говорить стихами,
Так эти листья были хороши.
 
 
Ещё вчера они шуршали звонко-звонко
И пахли, доводя до дурноты,
А ветер их швырял за мной вдогонку
И поднимал до самой синевы.
 
 
Послушные любому дуновенью,
Не хвастались последней красотой.
В их пестроте сквозило сожаленье,
Что всё бессильно перед белою зимой.
 
 
Ещё вчера могла я ими любоваться
И лучшие из лучших выбирать,
Поставить дома в вазу, засмеяться
Их красоте, их скорби – помолчать.
 
 
Ещё вчера они казались мне цветами,
Но разлучили нас дождливый день и ночь.
А утром люди шли с японскими зонтами,
Топтали золото промокшими ногами,
И я ничем им не могла помочь.
 

Владимир Фомин

Родился в 1983 году в Москве, где и живет в настоящее время. С отличием окончил медицинский университет по специальности «лечебное дело», остался верен профессии врача-хирурга. Доцент кафедры хирургии, кандидат медицинских наук.

Основными направлениями поэтического творчества считает любовную, пейзажную, а также философскую лирику. Работы регулярно публикуются в альманахах и литературных журналах. За 2020–2021 гг. вышло в свет четыре книги – сборника стихов.

Соавтор сборников имени А. А. Фета, Дж. Лондона издательства ИСП. Постоянный автор газет «Литературные известия», «Поэтоград» Союза писателей XXI века. С 2020 года – член Российского союза писателей, Союза писателей XXI века, кандидат в члены Интернационального Союза писателей.

Отец. Урок игры в напёрстки

Сразу после Бога идёт отец.

В.-А. Моцарт

Отец – это тот, кто учит ребёнка, как узнавать дорогу в большой мир.

Э. Фромм

Без хороших отцов нет хорошего воспитания, несмотря на все школы.

Н. Карамзин

Каждый из вас, вероятнее всего, держит в памяти те или иные события и моменты своей жизни, знаковые встречи, а также улыбки близких и родных. Любой человек загромождает свой мозг этой информацией, которая для большинства окружающих, если ею с ними поделиться, не значит ровным счётом ничего, а может быть, и воспринимается как чужеродная и даже мусорная. Мы же бережно несём по жизни эти крохи воспоминаний, обращаясь к ним в самые сложные или, наоборот, самые светлые эпизоды нашего бытия. По своей сути мы и есть набор этих маленьких обрывков памяти, нанизанных на наше нынешнее существование.

Любой мальчуган в детстве ищет себе кумира, и это естественно. Нам очень хочется быть на кого-то похожими, копировать ту или иную манеру поведения, речь, повадки, а также поступки. Кто-то берёт как прообраз героев романов, а в последние годы, ввиду угасания всеобщей любви к литературе, – тех или иных персонажей кинолент. Иные же обращают свои взоры на ближайшее окружение: отца, деда, возможно, старшего брата или какого-то иного близкого родственника. Но кумир нужен, и желательно, чтобы его можно было «изучать» и лицезреть не урывками, а постоянно и ежедневно.

Не мудрствуя лукаво следует признать, что наиболее правильным вариантом кумира, со всех точек зрения, нужно признать образ отца. Он всегда или в большинстве случае рядом, именно его мы избираем объектом подражания и гордости и именно на него хотим в будущем быть не просто похожими, а, скопировав его лучшие черты, сделаться достойными ношения фамилии, роли продолжателя рода. И, что даже важнее, удостоиться его похвалы, столь значимой для любого мальчишки, даже если ему самому далеко не один десяток и волосы на висках приобретают пепельную окраску. Похвала нужна всегда, даже спустя многие годы.

Обычно из детства нам помнится далеко не самое яркое или красочное событие, а то, что оставило серьёзный след и достучалось до самой потаённой дверцы детской кристально чистой души. Да, праздники, дни рождения всегда в памяти или на слуху, но со временем они становятся какой-то однородной массой событий, неразличимой сквозь годы. Каждый наберёт десятки таких схожих серий воспоминаний, приятных нам, но не имеющих нужной «индивидуальности», значит, и не особенно нужных по жизни.

Куда важнее те крохотные эпизоды из жизни, что были частностью, обыденностью дня, а в течение жизни приобрели значительный вес. Возможно, в момент их совершения мы и не отдавали себе отчёта, что это будет настолько сильно и памятно, а может быть, даже и отчасти судьбоносно, но так получилось, что эффект и последствия от определённых действий превзошёл все наши возможные ожидания и прогнозы.

В моей жизни также имеется множество подобных событий, о которых я раньше не распространялся, но понимаю, что именно в этих нюансах и демонстрируется важная часть становления личности, межличностных взаимодействий, а также отношений «отец – сын». Зачастую именно в подобных сценах сокрыт тайный смысл, невидимый непросвещённому взгляду, но остро ощущаемый самой личностью.

Честно говоря, детали помнятся не столь хорошо и узнаваемо, так как с годами наша память отсекает ненужные нюансы, оставляя лишь важные логические цепочки и звенья событий. Чётко не скажу даже время года и свой возраст. Действительно, их сложно воспроизвести, так как многие события наслоились друг на друга, и то, что было раньше или позже, воспринимается практически как параллельно идущие события. Сезонность на память указать также весьма затруднительно, так как в те годы в Москве доминирующим был серо-грязный цвет, державшийся большую часть года.

Москва начала 1990-х годов – это не просто отдельная страница любого повествования, а отдельная глава жизни людей, переживших это непростое, но по-своему весьма незаурядное время.

Улицы были покрыты грязью, которая уже не лежала, а гордо восседала на островках уцелевшего асфальта. Тротуары загромождались лотками и прилавками с товарами, а практически все улицы города напоминали не самый уютный рынок, где вечно царили толкотня, суета и витавшая в воздухе поспешность.

Любой, кто находился здесь и сейчас, стремился как можно быстрее покинуть это место. Это не оксюморон, а реальность бытия. Сегодняшним обитателям мегаполисов этого не понять – они праздно гуляют, любуясь фасадами зданий, пьют кофе в многочисленных кофейнях с вынесенными на тротуары столиками и креслами, дабы любоваться видами на скверы, парки или витрины дорогих магазинов. Раньше было всё то же самое, ну, наверное, кроме распития кофе на улицах, что не было ни модно, ни доступно в то переходное для страны время. Однако лоска улиц и праздного настроения у основной массы обитателей городов того времени не было и в помине. Всё было в серых тонах, тоскливо, мрачно.

Это не означало, что жизни не было или она остановилась. Нет, отнюдь. Жизнь продолжалась, только вот искра её тускнела, будто подчёркивала общую затырканность и неустроенность постперестроечной России.

Пускай меня правильно поймут и не воспримут в штыки: я вырос в то время, и для меня моё детство – самое счастливое и светлое; но, взирая на облик мира тех лет, понимаешь, что это было далеко не лучшее время для страны, народа и радости жизни. Но мы-то жили и радовались – иначе зачем вообще тогда жить?!

Так вот, тусклые московские улицы сливались со скудностью построек, серостью людских потоков, стремившихся вдоль улиц, а также нудным течением безликих, «инкубаторских» автомобилей, постепенно наводнивших собою дворы и магистрали столицы. Ещё каких-то десять лет назад улицы были практически свободны, а теперь взад-вперёд по ним летали машины отечественного и, что было крайней редкостью того времени, зарубежного производства. Это сейчас, увидев иномарку, мы об этом не задумываемся, а тогда подобное вызывало бурную реакцию детворы и подростков, сравнимую с лицезрением прохода боевой техники на красочном параде 9 Мая.

И всё же, завершая данные наброски облика столицы времён постперестройки, нельзя на упомянуть, что та Москва, что предстала перед нами серым пластом и какой-то унылой действительностью, на самом деле была «чище» и доброжелательнее столицы сегодняшней, во всяком случае, по моему личному убеждению. В ней не было столько напускного, столько фальши и нарочитой показухи. Всё было предельно открыто, пускай и далеко от красочных картинок туристических буклетов. Зато этот город был по праву моим, как и многих миллионов обитателей. Сейчас же, выходя на улицы, чаще ощущаешь себя гостем в родном городе, чем его обитателем, или просто микрочастью этого дышащего организма под названием мегаполис.

Время стремилось к обеденному, это я точно помню не потому, что приём пищи – весьма важный отрезок в сутках, а потому что дорога лежала с Патриарших прудов в сторону дома. Мы шли по улице Красина (бывший Староживодёрный переулок – «Старая Живодёрка»), которая в то время имела двустороннее движение и была довольно оживлённой для выходного дня. Почему именно выходной день? Да потому что в другие дни отец работал допоздна, и наш с ним вояж был бы как минимум невозможен по причине его занятости. То ли мы гуляли на Патриарших, то ли шли из «супермаркета», который находился в то время на Садовом кольце и обладал изобилием продуктов и товаров, недоступных в обычных овощных лавках или гастрономах. Скорее всего, мы шли из магазина, иначе как объяснить, что мы были вдвоём, без мамы? Да, и ещё в памяти руки отца были заняты какой-то ношей – так что версия с магазином наверняка наиболее правильная и точная.

Внешне мы никак не выделялись из общего потока толпы: те же серые одеяния, на отце советская кепка, серое пальто, шарф, прикрывающий горло и добавляющий лоска заурядному советскому стилю. Я шёл рядом, мальчуган лет восьми, с пылающими глазами. На тот момент всё, что попадалось мне на глаза, вызывало восторг, интерес и увлечённость: если это были машины, то мне хотелось знать, что и как, зачем и почему. По сути, я не умолкал ни на минуту, чем, наверное, и раздражал окружающих, но разве кто-то сорвётся на ребёнка?!

Возвращаясь к нашему вояжу, следует указать, что это далеко не самая важная деталь, откуда мы шли, но, главное, мы шли вместе, болтали о чём-то своём, не обращая внимания на тяжесть ноши, и наслаждались тем, что отец и сын идут вместе. А что ещё может быть важнее для ребёнка?! Конечно, будучи восьмилетним пацаном, я помогал чисто фигурально, но явно старался отвечать за хорошее настроение; поэтому всю дорогу я что-то наперебой рассказывал, комментировал, обсуждал – то есть ни на секунду не прекращал словесного потока, чем изрядно утомлял, но и веселил отца, добавляя ему сил для нашего движения домой.

Миновав несколько переулков и успешно добравшись до границы улицы Красина с Тишинской площадью, мы остановились у расположившейся неподалёку оживлённой кучи людей. Эта толпа окружала что-то или кого-то, но это обстоятельство ещё больше привлекало наше внимание. Природное любопытство, а также детский неподдельный интерес взяли верх, и я убедил отца сделать передышку и полюбопытствовать, что же там происходило.

С трудом протиснувшись сквозь частокол из серых курток и пальто, я увидел на тротуаре сидящего молодого человека лет двадцати, активно водившего руками по лежащей перед ним картонке. Присмотревшись, я увидел крохотные светлого цвета стаканчики (колпачки) в его руках в количестве трёх штук, а также белый шарик, не превышавший в диаметре двух сантиметров. Это была игра в напёрстки. Да, в то время каждый зарабатывал чем и как только мог. А может быть, и не зарабатывал, а дурил народ, выуживая из него последние копейки. Сегодня такое на улицах города уже и не встретить, а тогда подобное было обыденным, заурядным и вседоступным. Это не было законным, но разве в те годы кто-то на это обращал своё внимание?

Я много раз потом видел подобных напёрсточников на улицах города, но все они были и есть для меня на одно лицо: глазки шаловливо-хитрые, быстро бегающие из стороны в сторону, сгорбившаяся осанка, дабы несколько сузить визуально «рабочее поле», неброское одеяние, как правило, в духе того времени, в серых тонах, и кепка, козырьком своим накрывающая часть лица, делая его ещё более неузнаваемым.

Разве можно было потом в деталях описать этого человека? Где были его отличительные черты лица? Варианты дизайнерской одежды? Может, какой-то особый аромат мужских духов? Не было ровным счётом ничего, а значит, и доказать, что именно он здесь был, дурил народ и выигрывал крупные суммы, было задачей почти невозможной.