Текст книги "Горящая черная звезда, пепел, подобный снегу"

– Почему ты помогаешь мне? – прохрипел Цзэнь.

Безымянный Мастер моргнул.

– Потому что понимаю. Ты действуешь так, как думаешь, будет лучше для общего блага. Когда-то я был мастером Ассасинов при императорском дворе и ради общего блага забирал жизни. Хотя в чем вообще заключается общее благо? Кто это решает? Тот, у кого есть сила. Мне тебя не остановить, но я могу направить, дать совет в надежде, что ты выберешь лучший путь. Я хотел бы надеяться, что ты в какой-то мере все же считал себя учеником Дэцзы, а значит, готов последовать его уроку: выбирать, руководствуясь любовью, а не жадностью или ненавистью.

Безымянный мастер будто пронзил Цзэня раскаленным клинком. Его слова пробудили воспоминание о Дэцзы, лежащем в луже крови и взирающем на него.

«Надеюсь, что в своем выборе ты будешь руководиться любовью, а не местью. Надеюсь, ты вспомнишь, какую цену заплатил за власть».

– Подожди, – выдохнул он, но Безымянный мастер исчез так же, как и появился: ни малейшего дуновения ветра, никакой дрожи теней. А Цзэнь остался стоять под небом, усыпанным звездами.

Впереди его ждал долгий путь – отыскать Алого Феникса, снять печать со второй части «Классики Богов и Демонов». Даже справься он с этим, ему все равно потребовалась бы сила Бога-Демона, чтобы призвать Всадников Смерти и повести их на войну против элантийцев.

Нельзя было делать все это, медленно теряя рассудок. В коридоре лежали осколки чайника, и Цзэнь остро ощутил отсутствие Шаньцзюня. По полу был разлит теперь уже остывший отвар.

Цзэнь перевел взгляд на Юго-запад. Таился ли ответ на, казалось бы, неразрешимый вопрос в вечном городе, которым когда-то правили легендарные бессмертные? Смог бы он использовать силу Бога-Демона и оставаться в здравом уме?

И если так… было ли у него будущее после этого? Жизнь, остаток которой он провел бы с Лань, в затуманенной дождем горной деревушке?

Он собирался найти город Бессмертных.

Цзэнь наполнил себя демонической ци, чувствуя, как та потекла по телу. Перед ним открылась печать Врат, ведущая в пустыню, в город, что был освещен яркой луной и окутан черным пламенем его ци.

Не оглядываясь, Цзэнь прошел сквозь печать.

6

О ЮйЭ сохранилось не так много записей, только несколько историй, рассказанных охотниками или практиками, которые в попытке отыскать секрет бессмертия посвятили свою жизнь поиску входа в другое царство, что якобы спрятан в городе Бессмертных.

Различные ученые, «Исследования Девяноста девяти кланов»

Кэчжань[2]2
  Подворье; постоялый двор, гостиница.


[Закрыть], освещенный красочным изобилием латунных ламп, потолочных канделябров и хинских фонариков, был наполнен болтовней посетителей и ароматом специй. Лань проскользнула по деревянной лестнице в трактир и выбрала место поближе к стойке, между ахеменидским ювелиром и эндхирским торговцем специями, которые спорили из-за цен на лазурит и корицу.

Стоял вечер второго дня в Наккаре. Первую ночь они провели в страхе, что их узнают элантийцы, поэтому поспешно забрели в первый кэчжань, который открыл свои двери в разгар песни песков. Ночь напролет Лань и Тай хлопотали вокруг Делаи. Заклинатель Духов использовал все целительные печати, которым научил его Шаньцзюнь, а Лань уговорила повара приготовить бульон с женьшенем, а потом вливала его по ложке меж пересохших губ девушки. К счастью, ранения от всепоглощающей энергии мо пришлись не столько на тело матриарха клана Джошеновой Стали, сколько на ее ци. К рассвету румянец снова появился на щеках Делаи, а измученные Лань и Тай упали на соломенный тюфяк и тут же заснули.

Теперь же наступила ночь. Ранее улицы были забиты брезентами всех цветов и узоров, торговцы предлагали шелк и соль, духи и бумагу, слоновую кость, красители и другие всевозможные товары. Это напомнило Лань о вечернем рынке в Хаак Гуне, где она когда-то торговала и захаживала к больному старику, что занимался контрабандой.

Лань заказала миску говяжьего бульона с лапшой. Тай присматривал за Дилаей, которую из-за повязки на глазу и пустого левого рукава было слишком легко заметить. К тому же Лань лучше умела «вращаться в обществе», как выразилась Дилая, а затем, одарив ее фирменным надменным взглядом, добавила: «Иди, используй свои сладкие речи для чего-то стоящего».

Слухи о нападении песчаного демона распространялись со скоростью лесного пожара, хотя то, как кто-кто сумел остаться в живых, чтобы рассказать эту историю, оставалось загадкой. Казалось, вокруг росло недовольство элантийцами и тем, как они извели хинских практиков, которые когда-то путешествовали по Нефритовой тропе, сражаясь с духами, демонами и монстрами. Теперь же Нефритовая тропа, как и Последнее царство, стала уязвимой, и торговцы из соседних королевств не очень-то хотели рисковать собственными жизнями и приезжать сюда.

– Раньше все было не так, – заметил трактирщик. Молодой человек, темноволосый и загорелый от дней, проведенных на солнце, очевидно, свободно владел всеми языками, на которых говорили в кэчжане. – В те времена, когда хинские практики ходили по рекам и озерам, они нас защищали.

Лань взглянула на полоски золотистой бумаги, прикрепленные на дверях рисовым клеем. По ним каскадом стекали мерцающие в свете лампы слова, написанные расплавленной киноварью[3]3
  Минерал, сульфид ртути. Самый распространенный ртутный минерал, имеющий алую окраску и на свежем сколе напоминающий пятна крови.


[Закрыть]. Она и раньше видела подобные двустишия в отдаленных деревнях. Часто их прятали в укромных местах, а бумага с золотым тиснением для тех, кто мог себе ее позволить, имитировала желтое фу практиков.

Красные символы, заключенные в круги, напоминали печати, которые практики писали собственной кровью. Разумеется, в таких вещицах не было и доли ци, но каким-то образом суеверия смешивались с тем, что когда-то было реальностью.

– Твоя семья владеет трактиром? – спросила Лань у хозяина, уплетая свой заказ. Острая говяжья лапша была настолько вкусной, что ей хотелось заплакать. – Чашечку чая, пожалуйста.

И он принес ей стакан дымящегося черного чая, от которого слегка пахло корицей и розами.

– Моя семья управляла трактиром «Ароматное песчаное облако» еще до Первого царства, – с гордостью заявил парень.

Удивительно, как история продолжала жить в простом народе, который переносил перемены со спокойной стойкостью. Если Лань хотела найти место, где императорская семья пыталась похоронить свои секреты, не существовало лучшего способа, чем расспросить тех, чьи семьи жили здесь во все времена.

Обхватив чашку с чаем руками, девушка выпучила глаза и наклонилась вперед.

– Так все истории, что ходят об этом месте, правда? – спросила она. – Мои тетя и дядя провели всю жизнь в путешествиях по Нефритовой тропе, но я сама здесь впервые.

– И чем ты торгуешь? – спросил трактирщик.

– Я артистка, – усмехнувшись, ответила Лань и достала окарину. – Вот, позволь мне сыграть для тебя. – Девушка дунула в инструмент, ее пальцы двигались быстро и легко, скользя по нитям ян: энергиям комфорта, радости и доверия. Немного, чтобы никто не заметил, но ровно настолько, чтобы успокоить ее слушателя и улучшить его настроение.

К тому моменту, когда она закончила, парень улыбался.

– А ты хороша, – оценил он. – Народ заплатит кругленькую сумму, чтобы тебя послушать. Уже нашла работу?

– К сожалению, – поморщилась Лань. – У меня куча предложений.

Она сунула окарину обратно в мешочек на поясе и наклонилась вперед, подперев подбородок рукой.

– Ну так? Это и правда город Бессмертных?

– Конечно. «Наккар» с хинского так и переводится.

– Так здесь и правда есть старинная библиотека?

– Ага, – отозвался он, кивнув. – Храм Истин. Легенда гласит, что раньше он располагался на вершине Светлой горы Ошангма, за нашим городом. Ах, и говорят, его шпили задевали облака. Именно там таился вход в другое царство.

Раньше. Лань склонила голову набок.

– Мы же можем посетить этот храм?

На лице хозяина трактира отразилось любопытство. Больше он не улыбался.

– Его больше нет, – медленно произнес он. – Храм Истин, как и все монахи клана ЮйЭ, которые им управляли, исчезли сотни циклов назад.

Лань потребовалось мгновение, чтобы понять смысл его слов.

– Исчезли? – повторила она, чувствуя, как сжимается сердце. – Что ты имеешь в виду? Целый храм просто испарился?

– По-видимому, именно так, – ответил он. – История гласит… по крайней мере, так рассказывала мне бабушка… что однажды верующие поднялись на Светлую гору Ошангма, и там, где раньше находился Храм Истин, не было ничего, кроме земли, снега и сосен. Испарился, как если бы его никогда и не было.

Лань выругалась, но ее собеседник этого не услышал, потому что шум трактира «Ароматное песчаное облако» прорезал крик на языке настолько резком, что он нарушил гармонию всех других языков, на которых говорили в этом месте.

– Комендантский час!

Лань слишком поздно почувствовала изменения в воздухе, холодное и зловещее давление металлической ци, что вторглась в радостную атмосферу кэчжаня. Двое элантийских патрульных перешагнули порог всего в нескольких шагах от стола, за которым она сидела.

– Не волнуйся, – мягко произнес парень, заметив, как девушка напряглась. – Они не будут никого беспокоить. Запугивание торговцев из других королевств не пойдет на пользу торговым отношениям.

Но Лань замерла по другой причине. Элантийские патрульные держали в руках свитки. Они останавливались у каждого стола и вполголоса говорили с горсткой торговцев, при этом указывая на нарисованный чернилами портрет. Портрет, над которым она заметила свое настоящее имя – Сун Лянь.

Ее сердце колотилось, как у кролика. Внезапно Лань показалось, что ее Бог-Демон, знание практики и Искусство Песни испарились. Она снова стала беспомощной девочкой в чайном домике Хаак Гуна, где жестокие пальцы давили на кожу, а зеленые глаза насмехались над ней.

Лань отложила палочки для еды и протянула хозяину трактира горстку монет.

– Сдачу оставь себе.

Когда она попыталась ускользнуть, он крикнул:

– Эй, мисс, подожди! – его голос разнесся по кэчжаню, и Лань замерла. Краем глаза она видела, что патрульные смотрели в ее сторону. – Снаружи небезопасно… Особенно сегодня!

Лань наклонила голову и повернулась к патрульным спиной.

– Почему? – спросила она, хотя едва слышала ответ. Сосредоточившись на ци вокруг, она почувствовала, как элантийцы перешли к следующему столику, а их металлическое оружие оказалось еще ближе.

В голове Лань проносились всевозможные варианты. Дилая и Тай были в безопасности… по крайней мере, в большей, если патрульные все же обнаружат ее здесь. Как и сказал хозяин трактира, элантийцы не стали бы пугать заезжих торговцев и портить отношения с другими королевствами. Лучшим выходом было спрятаться или покинуть кэчжань.

– Сегодня полнолуние, – сообщил парень, и что-то в его голосе заставило Лань остановиться. – Люди, оказавшиеся на улице в полнолуние, говорят, что слышали вещи, которых… на самом деле нет. И у каждого свое. Некоторые мои клиенты рассказывали, что слышали вопли своих давно умерших возлюбленных. Другие же ссылались на бой часов, звон колокольчика, пение детей… и еще куча всего. – Он понизил голос. – Ты же искала город Бессмертных. Так вот, некоторые говорят, что виной всему призраки Храма Истин, которые возвращаются в Наккар для охоты… А сам город снова появляется в нашем мире.

Элантийские патрульные отвернулись и склонились над другим столом. Лань выдавила неуверенную улыбку и сказала:

– Если я встречу поющих детей, то присоединюсь к ним. Я как раз искала клиентов, для которых могла бы сыграть. Еще увидимся!

А затем она выскочила за дверь, удивив трактирщика своим быстрым уходом.

Страх, подступивший к горлу, немного отпустил, как только она скользнула под покров темноты. Ночь освещало только жуткое белое сияние луны на облачном небе. Прохладный пустынный ветер завывал над побеленными стенами. Улицы опустели, исчезли разноцветные брезенты дневных рынков; не осталось и следа от ярких драгоценных камней, горьких трав и порошкообразных специй. Кэчжани и пивнушки погасили свои фонари и закрыли двери, так что через их бумажные окна, от которых исходил слабый мерцающий свет, время от времени доносились смех или игра на цитре[4]4
  Струнный щипковый музыкальный инструмент.


[Закрыть].

Лань прислонилась к таверне, жадно вдохнула воздух в попытке успокоить бешеное биение сердца. Вдалеке виднелась Светлая гора Ошангма, снежная вершина которой скрывалась в облаках.

– Эй! Ты!

Слова шипением растеклись по ее венам. Лань повернулась и увидела двух других элантийских патрульных, которые, сверкая металлическими доспехами, направлялись к ней с противоположной стороны улицы. Внутри вспыхнула тревога. Прошлой ночью она видела достаточно элантийцев, но все они оставались у ворот или дежурили на стенах. Улицы города были безопасны.

Она вдруг вспомнила о силуэтах, что видела на фоне песчаных дюн. Ощущение холодного, словно зима, взгляда, что коснулся лица. Она почувствовала, что на ее шее затягивается петля. Усиленное патрулирование.

Солдаты в трактире с ее портретом в руках.

Ей, как и ее друзьям, нельзя было оставаться в городе Бессмертных.

Краем глаза Лань заметила блеск металла. Элантийцы направлялись прямо к ней.

– Комендантский час на дворе, – услышала она. Разум Лань не сразу воспринял слова, произнесенные на элантийском, ведь она так давно не слышала этого языка. – Почему ты на улице?

Лань мысленно искала подходящий ответ. Рукой она все еще сжимала окарину, а разумом уже тянулась к ядру дремавшего внутри нее Серебряного Дракона. Но это положило бы конец их прикрытию. Пусть сила Бога-Демона помогла бы им сбежать, но, покинув Наккар, они лишились бы возможности найти хоть что-то, связанное с Шаклахирой. Город бы закрыли, чтобы допросить жителей… Она подумала о старике Вэе, хозяине ломбарда, с которым подружилась в Хаак Гуне. Он погиб от рук Белых Ангелов только потому, что она дала ему серебряную ложку.

Но Лань не знала, какая участь ее ожидает, если она останется стоять на месте. Узнают ли они в одинокой девушке ту, которая возглавляет список хинских практиков, разыскиваемых по всему царству? Или же… в голове всплыл элантийский генерал, что пытался купить ночь с ней в чайном домике Хаак Гуна. То, как его пальцы впились в горло, как невозмутимо он хохотал, пока душил ее.

Лань лихорадочно огляделась по сторонам: тусклые жилые здания, неосвещенные, если не считать отблесков свечей через окна из резной бумаги.

Когда она бросилась к ним, то за бешеным стуком собственного сердца и сапог элантийцев услышала крики патрульных. Ее преследовала металлическая ци их доспехов. Зной пустыни, смешанный с холодным ветром, ароматы чая, тканей и специй окружали со всех сторон, а посреди этого… ци, которая, казалось, схватила ее за подбородок и заставила посмотреть в нужном направлении.

Столь знакомая энергия… Такого просто не могло быть.

Он выплыл из тени переулка, будто его отпустила рассеявшаяся ночная тьма, и, схватив Лань за плечи, потянул ее за собой.

Она, слишком изумленная и в то же время повинующаяся инстинкту, последовала за ним. Крики элантийских солдат, как и улицы города, отдалялись, пока не остался только он: обнимающая ее рука, знакомый изгиб шеи, сочетание тени и пламени, которое она знала так же хорошо, как свое собственное сердце.

Цзэнь.

Цзэнь был жив.

Когда волна удивления отступила, к Лань вернулись воспоминания и умение логично мыслить. Озеро из черного стекла. Мертвый, холодный взгляд. Жесткий, искривленный рот, произносящий жестокие, ставящие в тупик слова.

Они добрались до противоположного конца переулка. Двери многоэтажных пагод, в которых располагались чайные домики, были открыты: вечерний воздух полнился музыкой и смехом, а свет их фонарей подчеркивал острые черты его лица.

Забвение рассеялось. Она больше не могла выносить его прикосновения, чувствовать его пальцы на своей коже.

Лань вырвалась из рук Цзэня, обнажила Тот, Что Рассекает Звезды – кинжал, который он дал ей, – и прижала лезвие к его шее.

– Назови хотя бы одну причину, по которой я не должна его использовать, – выдохнула она.

Приоткрыв рот, Цзэнь смотрел на нее глазами, такими же глубокими, как воды бездонного озера. Что бы он ни собирался сказать, ему пришлось лишь сглотнуть, потому что с другой стороны послышались шаги элантийских патрульных.

Цзэнь поднял глаза.

– Сюда, – произнес он, отчего его горло дрогнуло у острия кинжала.

Она проследила за его взглядом. На другой стороне улицы стояла ярко освещенная пагода. С ее изогнутых терракотовых крыш свисали розовые фонарики, а из открытых дверей доносились звуки цитры и хихиканье.

«Дом пьяных орхидей», – гласила вывеска из розового дерева.

Звук отдающихся эхом шагов стал еще отчетливее. Элантийцы приближались.

Лань отвернулась от Цзэня, спрятала кинжал в рукав и бросилась к публичному дому. Стоило ей нырнуть внутрь, как перед лицом закружились пурпурные шелка. Ее окутал острый аромат сандалового дерева, смешанный с цветочными духами, а перед глазами предстал вид переплетенных на тахте тел. Нацелившись на пустой угол, она перепрыгнула через перевернутый кувшин с вином и брошенное на пол полупрозрачное шелковое платье.

Лань оглянулась. Четыре элантийца вошли в помещение, их тяжелая металлическая броня казалась неуместной на фоне мягких шелков и еще более мягкой плоти. Сомнений не осталось – за ней охотились.

Убегать было поздно. Патрульные загородили выход и теперь, прочесывая помещение, подбирались к ней все ближе. Они могли заметить ее в любой момент, ведь одинокая девушка, одетая так, словно собралась в путь, явно выбивалась из окружающей обстановки.

Чья-то рука сомкнулась на ее запястье. Но когда Лань повернулась с занесенным для удара кинжалом, ее утянули за свисающий шелк, частично отгораживающий угол борделя. Лань оступилась и потеряла равновесие. Ударившись плечом о стену, она выпрямилась и приготовилась вонзить лезвие…

Тяжело дышащий Цзэнь замер, когда кинжал полоснул его по горлу, буквально в миллиметре от сонной артерии. Он прижал ладони к стене по обе стороны от Лань, но при взгляде на нее поднял их в знак капитуляции. Они стояли так близко, что его длинное одеяние коснулось ее коленей.

Лань бросила взгляд за спину Цзэня и поняла, что он задумал. Он пытался сымитировать то, ради чего и приходили в публичный дом… Только Цзэнь мог сделать нежным подобное действо. Лань ненавидела то, что он все еще был обходителен и терпелив. Все это нравилось ей в нем, даже после того, что он сделал.

Она слегка отодвинула лезвие, и Цзэнь поморщился. По его шее потекла кровь.

Каким-то немыслимым образом время сделало его еще красивее: неестественная бледная кожа напоминала холодный фарфор, а темный изгиб ресниц и прямые брови походили на мазки туши. И все же в знакомом ей лице появились изъяны: чрезмерно острые скулы, темные круги под глазами. Что-то мешало ему спать, делая его мягкую внешность более грубой.

«Вот и хорошо», – злорадно подумала Лань, а сама тихо прорычала:

– Что ты здесь делаешь?

Он приоткрыл рот и произнес:

– Я… – и они оба почувствовали тяжелую металлическую ци, приближающуюся к ним. Цзэнь замолчал. Его глаза потемнели, и на мгновение Лань ощутила, как от него исходит совсем другой вид ци. Демонический.

Она понимала, какой выбор встал перед ними. Сила Бога-Демона могла с легкостью уничтожить всех находящихся поблизости элантийцев. Скорее всего, вместе с ними она погубила бы и всех остальных, а значит хинов и торговцев из других королевств. Невинных.

Цзэнь сглотнул, так как, видимо, пришел к тому же заключению. Он колебался, пытаясь понять выражение ее лица. Медленно он опустил руки так, как если бы собирался ее обнять, но так и не дотронулся – одна его рука зависла вокруг ее шеи, а другая – вокруг талии. Лань ощущала прикосновение его пальцев к одежде и то, как сбилось его дыхание, смешавшись воедино с ее собственным.

– Ты не ответил на мой вопрос, – прошептала она. Ей хотелось знать, чувствует ли он, как бьется ее сердце. Давление подаренного им кулона, который она все еще носила на груди. Ей давно следовало сжечь эту вещицу. – Что ты здесь делаешь, Ксан Тэмурэцзэнь?

Он едва заметно вздрогнул, услышав, как язвительно она произнесла его полное имя. Никогда еще Лань не назвала его так.

– Я пришел в Наккар, чтобы найти ответ на интересующий меня вопрос, – отозвался он. – А потом почувствовал тебя… то есть ци твоей музыки.

Лань с болью осознала, что он говорил о песне, которую она играла для хозяина трактира «Ароматное песчаное облако». Цзэнь так хорошо знал ее ци, что смог учуять ее даже в многолюдном городе.

– Так что я пришел к тебе, – закончил он.

Лань внимательно всмотрелась в его лицо. Он не лгал, и осознание этого наполнило ее гневом.

– Почему?

У него дернулся кадык.

– Мне нужно найти Алого Феникса, – на выдохе признался Цзэнь. – Звездная карта, которую мы скопировали несколько недель назад… Мне нужно, чтобы ты подтвердила, что он находится на том же месте.

Позади, за почти прозрачным шелком, который позволял им уединиться в углу, пьяная девушка выкрикнула невнятное оскорбление в адрес крадущегося патрульного; торговец, к которому она прижималась, проворчал то же самое. Когда элантиец обернулся, Лань встретилась с ним взглядом.

Обжигающий ужас растекся по венам и пригвоздил ее к месту. Ей вспомнилась сцена в ломбарде – зеленые глаза солдата, который так невозмутимо, так жестоко рассуждал о том, как позабавится с ней. И стоило только патрульному приблизиться, выбор был сделан.

Обхватив затылок Цзэня, она зарылась пальцами в его волосы. Другой рукой Лань дотронулась до его щеки и притянула ближе, чтобы поцеловать в лучшей имитации страстных пьяных объятий. Цзэнь издал удивленный гортанный звук, но не стал сопротивляться.

Из-под полуопущенных век Лань видела, как патрульный скривил от отвращения губы. Она догадывалась, какими ему казались здешние хины: жалкие, загнанные в ловушку животные, подпитываемые страхом, отчаянием и желанием выжить.

Она почувствовала, как Цзэнь вздохнул и заключил ее в объятия, касаясь пальцами одной руки затылка, а другой обняв за талию. Его веки задрожали, и, прикрыв глаза, он поцеловал ее медленно и нежно, с тоской и трепетным неверием в происходящее. В этом порыве было что-то настолько уязвимое, открытое, что на долю секунды Лань поверила ему. Губы Цзэня были такими знакомыми, такими нежными, что она, сама того не желая, вернулась в недалекое прошлое, когда еще доверяла ему. Любила его.

Лань закрыла глаза, скорлупа гнева, которую она возвела вокруг своего сердца, треснула, открываясь тому, что она когда-то знала: деревне под дождем, каплям, стекающим с терракотовых крыш, ставням, открывающим вид на туманные горы. Там был парень, который обхватывал ее подбородок ладонями так, будто держал в своих руках весь мир. У этого парня был вкус снега и беззвездных ночей, а еще… надежды. Он обнимал ее, когда она чувствовала себя одинокой, и обещал следовать за ней в этой жизни и в следующей.

Она глубже зарылась пальцами в волосы Цзэня. В глубине нарастала боль. Он не сдержал данного ей обещания, не оправдал доверия. Вместе с образом дождливой деревни неизбежно вспоминалось и то, что случилось после. То, ради чего он все это сделал. О том, как он украл звездные карты, чтобы найти и привязать к себе Черную Черепаху.

Возможно, в конце концов Цзэнь оказался самым умелым лжецом из всех, кого она встречала. Может, он никогда ее не любил, а только использовал. Но даже теперь она поддалась его чарам.

Лань тут же открыла глаза. Элантийцы ушли.

Она схватила Цзэня за плечи и развернула, прижав к стене. Одним резким движением она прижала кинжал к его груди.

Цзэнь зашипел. Порез был неглубоким, кончик лезвия коснулся кости грудной клетки. Но одного взмаха руки, одного нажатия было бы достаточно, чтобы воткнуть его между ребрами в мягкую плоть, прямо в сердце Цзэня. И учитывая все, что он сделал, он этого заслуживал.

Взгляд Цзэня скользнул вниз, на рукоять кинжала, а затем на Лань. Из пореза начала капать кровь, стекающая по лезвию оружия, которое она сжимала в руке. Он мог бы с легкостью побороть ее, но оставался неподвижным. Со стороны могло показаться, что они были прильнувшими друг к другу любовниками, что прижались к стене.

Лань встретила его взгляд.

– Итак, – медленно произнесла она, – ты хочешь, чтобы я показала тебе звездные карты, ведущие к Богам-Демонам? Как в прошлый раз? Чтобы ты, дай-ка угадаю, снова предал меня и привязал к себе еще одного?

– Я не собираюсь связывать себя с Алым Фениксом, – опустил взгляд Цзэнь.

– Тогда зачем он тебе? – нахмурилась Лань.

– Чтобы одолеть элантийцев.

– Для этого у тебя есть Черная Черепаха. Используй ее силу, чтобы обрушить на них десять кругов ада. Разве не это ты задумывал с самого начала?

– Этого недостаточно, – ответил Цзэнь. Значение, скрываемое за его словами, неважно, намеренно или нет, стало явным: внутри нее тоже дремал Бог-Демон. Объединившись, они могли бы победить элантийцев.

Но в прошлый раз, когда они использовали силы древних существ, они едва не разрушили все, что им было дорого. В попытке защитить Край Небес и Школу Белых Сосен Лань едва не потеряла контроль над Серебряным Драконом и не уничтожила все вокруг. Боги-Демоны были не просто источниками силы, которых можно было использовать и останавливать, когда вздумается. Они были разумными существами, преследующими свои собственные цели. Так что как только их сила становилась неограниченной, они подавляли волю тех, к кому были привязаны.

История была тому доказательством.

Прадед Цзэня был ярким примером.

Вот почему ей нужно было найти Убийцу Богов – оружие, созданное, чтобы уничтожить четырех Богов-Демонов. Это был единственный способ защитить ее народ.

Мысль о цели ее путешествия в Шаклахиру отрезвила Лань. Способа отделить Бога-Демона от души привязавшего его к себе не существовало. Поэтому, если она хотела уничтожить всех четырех, ей предстояло убить Цзэня и саму себя.

Эта мысль немного смягчила Лань. Она вытащила кончик кинжала из груди Цзэня и снова прижала его к шее парня, который лишь смотрел на нее. Прядь волос упала ему на лицо, огонь в глазах погас.

– Тогда зачем? – спросила она. – Зачем тебе Алый Феникс?

Отвечая, он не отводил глаз. Лань раздражало то, как легко он расслаблялся рядом с ней.

– Существует армия, которой управлял мой прадед. Она сохранилась благодаря магии, которую Феникс украл. Я хочу вернуть ее, чтобы пробудить армию и объявить элантийцам войну. После этого я верну земли Девяноста девяти кланам, как это и было раньше. Как это и должно быть. – Он коснулся пальцами руки, в которой она сжимала кинжал. – Мы хотим одного и того же. Разве я не прав?

Лань следила за тем, как кровь стекала по его коже, окрашивая лезвие кинжала. Цзэня, похоже, это не беспокоило. Его пристальный взгляд приковал ее к месту, обжигал своей силой. У нее возникло чувство, что прояви она желание, он позволил бы ей перерезать себе горло.

– Неважно, чего мы хотим, – ответила Лань. – Важно то, как мы этого добиваемся. Я не хочу одолеть элантийцев, чтобы потом обнаружить, что к победе меня привела кровавая тропа. Я не стану использовать силу Бога-Демона, чтобы выиграть эту войну, если в процессе пострадают невинные.

Она сама была одной из таких, девчонкой из деревеньки, пешкой в чьей-то партии. Она не собиралась рисковать жизнями людей ради быстрого результата.

– Ни одна война не обходится без жертв, – заметил Цзэнь. – И лучшей жизни не получить мирным путем.

– Ты так называешь игры, в которые императоры играли все прошлые эры? То, как Мансорианский клан одолел другой клан, поменьше, чтобы получить больше власти? Разве все это было сделано ради лучшей жизни?

– Это была необходимость. Без власти у моего клана не было бы шанса восстать против императорской армии. – Цзэнь склонил голову набок, от чего лезвие кинжала вонзилось глубже. Кровь потекла по его ключице. – Возможно, так устроен этот мир: тем, у кого есть власть, суждено поглотить тех, у кого ее нет.

Ответ вспыхнул ярко, как фонарь в темноте, указывая ей путь.

– Долг тех, у кого есть власть, – защищать тех, у кого ее нет, – произнесла она. Слова принадлежали ее матери, и Лань помнила, как когда-то давно она уже говорила их Цзэню. Ей казалось, что он разделял это мнение… и возможно, именно это подтолкнуло ее продолжить. В последний раз попробовать понять его. Понять, можно ли его спасти. – Цзэнь, как ты считаешь, Богов-Демонов следует уничтожить?

Он колебался, и это стало ответом, в котором она нуждалась.

Лань отступила. Холодный воздух ворвался в пространство между ними, когда она опустила Тот, Что Рассекает Звезды.

– Чтобы узнать местоположение Алого Феникса, тебе придется меня убить, – заявила она, решительным движением убирая клинок в ножны. – В следующий раз, Ксан Тэмурэцзэнь, я не промахнусь. Как ты меня и учил.

Она оставила Цзэня, чувствуя только отсутствие его ци. Когда Лань вышла на улицу, обжигающий ночной воздух показался резким и освежающим по сравнению с удушливыми благовониями «Дома пьяных орхидей». Это, напомнила себе Лань, и было реальностью. Лучше столкнуться с холодной, суровой правдой, чем обманывать себя, веря туманным мечтам и иллюзиям.

Она моргнула. Ночь наполнил странный звук. Медленный и ритмичный, он прокатился под заунывный вой пустынного ветра, пронизывая улицы Наккара: пагоды с изогнутыми крышами и дома из утрамбованной земли, глухие переулки и грунтовые дороги. Этот звук заглушил слабый смех, доносившийся из борделя. Он погасил далекие мотивы цитр и лютен в пивнушках, пока, казалось, сам воздух не задрожал от него.

Громкий перезвон колокольчиков, нарастающий с каждым ударом.

Лань положила руки на висевшие на поясе окарину и кинжал. Ей вспомнились слова парня в трактире: «Бой часов, звон колокольчиков, детское пение…»

Порыв инь пронесся по городу. В одно мгновение луна, пробивающаяся сквозь облака, стала ярче.

По рукам Лань побежали мурашки.

На вершине Светлой горы Ошангма, в густых клубящихся облаках, появились очертания древнего храма.