Текст книги "Почему она осталась. Можем ли мы выбирать, кого любить?"

8

– Привет, – произнесла она несколько неуверенно, попросив разрешения присесть за его столик. – Вид из этого окна очень завораживает.

– Ага, – буркнул он, стараясь не поднимать взгляда, и жестом разрешил ей сесть. Он подумал, что его волнение уже рассеялось призраком заснеженной ночи, но, увидев ее рядом, его сердце застучало еще сильней.

Она сидела почти неподвижно, ее глубокие зеленые глаза спокойно смотрели в мир через стекло высокого окна. Казалось, ее взгляд направлен не на зимний двор с незнакомыми ей прохожими, а куда-то далеко, в таинственную известную только ей вселенную, немножко грустную, но родную и любимую. Свет горящей лампады, дополняющей убранство столика, в борьбе с основным освещением аккуратно подчеркивал ее изящные черты лица, линию чуть-чуть обветрившихся губ алого цвета, легкий румянец, изгиб шеи, слегка покатые хрупкие плечи, спрятанные под синим свитером. Она была как будто безучастной, тихонько пила свой латте, и никак не решалась посмотреть на своего молчаливого собеседника.

– Здесь очень вкусный кофе, – он начал первый в попытке завязать разговор.

– Да, – согласилась она, прижавшись губами к картонному стаканчику.

И вновь тишина. В другом углу помещения послышался громкий хохот совсем молодых ребят. Трое друзей искренне смеялись над своим четвертым товарищем, рыжеволосым мальчишкой лет 15ти с таким же рыжим от веснушек лицом. От волнения быть рядом с такой крутой для него компанией он с жадностью набросился на взбитый молочный коктейль, не заметив на своем лице оставшиеся очаровательные усы бледно белого цвета. Глядя, как его друзья смеются, несколько секунд он искренне не понимал, что вызвало столь горячую реакцию. Но, почувствовав плавно стекающую пенку к губам, он все понял и покраснел от смущения, из-за чего его лицо стало особенно красным.

Улыбнувшись слегка курьезной ситуации, они вновь отвели взгляд в разные стороны, жадно дергая свои мысли с надеждой завязать разговор. Молчание прервала хозяйка заведения, невысокая женщина средних лет с плотной шишкой темных волос на голове, светло-розовом платье с белыми рюшами. Пышные формы ее фигуры подчеркивал белоснежный фартук с парой карманов, плотно прилегающий к талии. С добродушной улыбкой и ясным голубым взглядом она предложила еще один шоколад, отметив необычную для их городка красоту его спутницы. Согласившись, он смущенно, как подросток, посмотрел ей в глаза и произнес: «Да, очарование моей спутницы можно приравнять лишь к истинной красоте чистого неба». В ответ хозяйка улыбнулась и быстро зашелестела подолом пышной юбки в сторону кухни.

– Какие интересные метафоры вы используете, – улыбнулась она.

– Спасибо, это, всего лишь, издержки моей бесконечной любви к литературе.

– Ваша мама мне рассказывала, вы читаете о литературе. Расскажите мне о своей работе, нравится ли вам то, что вы делаете?

– Истинно. Я бы ни за что на свете не стал делиться своими знаниями в литературе, если бы не был в них уверен.

– Как интересно! К сожалению, все реже встречаешь тех, которые любят свою работу.

– Здесь с вами сложно спорить. Когда я сажусь за подготовку нового материала, решая, что рассказать в этот раз, чувствую, словно крылья маленьких нимф окружают меня со всех сторон, поднимая все выше, – перестав чувствовать и грамма смущения, он начал воодушевленно рассказывать о своей работе, студентах, проектах. Он говорил легко и непринужденно, она слушала его внимательно и с любопытством.

Время неслось вперед молодым жеребцом, отпущенного на свободу и покоряющего свободную степь. Город погрузился в глубокую ночь, последние гости уже давно разошлись, только они вдвоем под тусклым светом лампады продолжали жить, откровенно не замечая окружающее. Сначала хозяйке было неудобно их выгонять, но спустя пару часов после закрытия, убравшись уже во всех уголках ее маленького ароматного заведения, она набралась духом и попросила их удалиться. Будто пробужденные от крепкого сна, они моментально сообразили, что сильно задержались. В стыду и извинениях они впопыхах выбежали на улицу под свет ночных фонарей. Город спал, редкий свет далеких окон какое-то время еще мятежником стремился нарушить повсеместный покой, но, и он, сдавшись, вскоре позволил ночи укутать себя теплым одеялом сновидений.

Они стояли слегка оторопев. Никто из них не знал, что делать дальше, что говорить в столь тихую ясную ночь. Да им и не хотелось прерывать эту гармонию, застывший миг зимней сказки. Они наслаждались каждой секундой этой снежной утопии художников-романистов, всю жизнь стремящихся к идеально белому полотну.

– Снег! – прервала она молчание искренним восхищением внезапного снегопада, который огромными хлопьями, кажется, с лапу медведя, валил на белую землю его города. – Как он прекрасен!

Закрыв глаза, она закружила в вальсе с природой, лебедью стремясь в высоту, к облакам, к небесному спокойствию. Он наблюдал за ней, за ее плавными движениями рук, ее хрупким станом, тонкой ножкой, изящно скользящей по тротуару, за ее улыбкой, спрятанным взглядом. Он трепетал рядом с ней, чувствовал, как наполняется невыразимым теплом цвета летнего солнца. Он хотел быть с ней, всегда, каждую минуту отмеренной ему жизни. «Жизнь, вот она какая, ты же хотел именно этого?» – спросил он себя, утвердительно кивнув головой.

– Вы изумительны!

– Правда? Вы действительно так считаете? – кокетливо произнесла она, притянув его в свой танец. Он сначала засмущался, хотел отказаться, отойти в сторону, вернуться под свой привычный твердый панцирь. Но она ему не позволила этого сделать, и, доверившись ей, он утонул в ночном вальсе зимнего света и звездной темноты.

Они смеялись, как дети, кружась все быстрей, в одну из самых теплых ночей раннего декабря. Белоснежные хлопья падали в такт их внезапному танцу, разрисовывая их мгновение красками романтики и трогательности. Казалось, где-то близко все также играет Шопен, все также тепло и пахнет вкусной карамельной выпечкой. Но вскоре, заметив вновь загорающиеся окна, они прервали свой танец и, смеясь, побежали по улице в сторону центрального парка.

– Вы к нам надолго? – осмелившись задать самый волнующий его вопрос, он прервал смех и пристально посмотрел на нее.

Глядя в его резко ставшие серьезными глаза, она хотела сказать ему правду о том, что нигде не задерживается больше пары месяцев, что ее история скоро будет готова, да и вообще, до наступления нового года она планировала перебраться куда-нибудь потеплее. Она хотела ему сказать, что все, что они сегодня пережили – лишь миг, лишь короткое воспоминание, которое потом, в слишком холодные вечера, будет согревать их одинокие сердца. Она хотела объясниться, что их встреча – не ступень в новую жизнь с собственным домом, садом или гаражом, нет, это просто встреча, которая уже завтра покажется туманным сновидением, нагнанным усталостью и скудностью впечатлений. Она хотела сказать, но не смогла. В ответ она лишь улыбнулась и почти шепотом произнесла, что не знает, наверное, ей придется здесь задержаться. Он, не обратив ни малейшего внимания на ее сомнения, воспрянул духом и пустился в забавные, местами немного грустные рассказы о мире, в котором он живет.

Аллея в это время суток была особенно прекрасна. Бледный свет фонаря оттенял утопающие в снегу тропинки, которые сверкали маленькими разбросанными бриллиантами, большие снежинки кружились в легком, почти беззвучном ночном ветерке, подгоняемые своей беспечностью и желанием заполнить собой весь мир. Природа молчала, лишь изредка посвистывая под тяжестью сугробов, надежно спрятавших ее секреты до наступления далекой весны. Они были вдвоем на всем белом свете, только он и она, в своем мире грез, задолго до разочарований, трагедий и расставаний, они были вместе, навечно в тот миг. Но, что может быть короче вечности?

9

«Они встретились случайно под рокот пуль и шум дождя. В один из громких летних вечеров она спешила обратно к больной матери. С трудом добытые лекарства она прятала под подолом старого потрепанного платья когда-то синего цвета с серым от пыли фартуком, обшитым едва державшимися рюшами пепельного розового оттенка. Девушка двигалась медленно, вымеряя каждый шаг, но всем своим нутром и телом спешащая вперед. Ее тень скрывалась в сумраке ушедшего дня, ладони скользили по грязным осколочным стенам, тело вздрагивало от каждого выстрела, но она старалась идти уверенно, пряча страх под каплями теплого дождя. Дорога, занимавшая при свете солнца не более получаса, растянулась в несколько томительных часов этой пасмурной дышащей порохом ночи. Шепот пуль, резко переходящий в томительный крик падающего снаряда, заставлял ее выбирать каждый шаг, ступая по мертвой земле, каждое движение, перебираясь через липкие канавы.

Застыть в безвольной тишине ее заставил звук взводимого затора. «Stop, miss», – произнес звонким твердым голосом молодой мужчина невысокого роста с легкой щетиной на лице. Он был подтянут, даже слегка худощав, в потрепанной форме грязно зеленого цвета. Туго натянутая фуражка закрывала почти половину лица, однако прядь непослушных темных волос слегка небрежно торчала за левым ухом, как тонкое напоминание о молодости, свежести и наивности, жадно пылающих на костре беспощадной к слезам матерей и крикам детей хладнокровной войны. На войне он уже давно, несколько месяцев почти нескончаемых боев и постоянных перемещений казались ему долгими годами в разлуке с семьей почти на краю света в неизвестном ему пепельном мире, покрытом пеленой человеческого страдания. Несмотря на множественные встречи со смертью, потерю его друзей и товарищей, гибель врагов, ни в чем неповинных женщин, стариков и детей, не успевших вкусить даже маленького кусочка жизни, он не мог привыкнуть к этому ядовитому и всепоглощающему запаху смерти.

На мгновение она обратилась в камень, пытаясь собраться с мыслями, но, не выпуская из рук пакета с лекарствами, который только ближе притянула к телу. Решив, что шанс вернуться есть всегда, она стала медленно поворачиваться, стараясь не реагировать на требовательные просьбы оставаться на месте. Она лишь повторяла глухое «sorry», надеясь на оставшуюся человечность чужеземного сына голодной войны. Под слабым светом еле пробивающегося фонаря он разглядел юную хрупкую девушку, дрожащую, как лепесток на опавшем дереве поздней осенью, но с ярким, горящим бесстрашием, взглядом, наполненном ненавистью и жаждой жизни вопреки. Она что-то прятала у себя под платьем, что-то очень важное, что крепко сжимала, несмотря на нависшую угрозу. «Show me, – настойчиво произнес он, – show me, miss».

Она залепетала на своем родном языке, иногда вставляя робкое «sorry» и защищаясь свободной рукой. Маленькими шажками она пятилась назад, но, не заметив каменную плиту, осколком разделившую мокрую землю, поскользнулась и рухнула. Склянки и баночки с лекарствами шумом высыпались и разбились. В этот момент она услышала, как будто треснуло на маленькие осколки ее молодое сердце, почувствовала, как замер мир, разверзнувшийся под ее ногами. Она истошно закричала, завыла, бросилась собирать остатки лекарств, которые почти в мгновение растворились в черных лужах под каплями предательского дождя. Он растерялся. К воплям и отчаянию он привык, но совершенно отвык от девичьих слез. Вернее, он и не привыкал никогда к чему-то подобному – с таким усердием он избегал все, что касается женской хрупкости. Здесь ему тоже везло. Ни одной встречи с женщинами или детьми, одни лишь солдаты, лишь одни молодые парни и взрослые мужчины, диким зверем бросающиеся на острие оружия. Ему везло, до сегодняшнего дня, когда было суждено задержать на вверенной ему стороне юную даму, страдающую, кажется, каждым кусочком тела. Он попытался собраться и крепче сжал ружье. «Miss…» – она не дала ему закончить. Как зверек, загнанный в угол, она бросилась на своего охотника. Взрыв эмоций прервал внезапный выстрел».

– Она же останется жива?

– Конечно, это же о твоей матери, – улыбнулась она, забирая черновики из его рук. Бумаги тихо шелестели в ее ладонях под шепот ветра, врывающегося в комнату через открытое окно. Она положила их в верхний шкафчик старого потертого комода, нагруженного несколькими десятками книг, журналов, вырезок из газет, исписанных и смятых черновиков. В дальнем углу среди этого маленького бумажного хаоса можно было найти даже статуэтку в виде пера и чернил, аккуратно заброшенную какими-то записками.

– Я, все равно, переживаю. Когда ты мне дашь дочитать эту историю? – задумчиво спросил он, сидя в удобном мягком кресле и наблюдая, как вольный ветер за окном веселился среди деревьев, то сбрасывая, то снова надувая на них белые одеяния теплой зимы. Он тихо закрыл глаза, наслаждаясь каждым моментом, проведенным вместе с нею. Им было очень уютно вдвоем, тепло и надежно. Именно здесь и сейчас они смогли остановиться, отбросить свое путешествие, и найти свою спокойную гавань, рядом друг с другом.

– Я уже почти закончила. Осталось совсем немного, наберись терпения. Тем более, ты все это и так знаешь, – она хитро посмотрела ему в глаза, намекая на бесконечные рассказы его матушки о самых тяжелых, но и самых прекрасных днях ее молодости. Пройдясь легким шагом по комнате, она прыгнула ему на колени и крепко обняла. – Спасибо, – тихо произнесла она. Такой порыв для нее был таким же необычным, как и нежданным для него. Они слегка растерялись, но спустя пару секунд, она, совладав с собой, смотрела на него тем же уверенным пристальным взглядом, как при их первой встрече. – Сегодня замечательная погода! Нам надо непременно прогуляться!

Последние пару недель они провели у нее в небольшой съемной квартире на втором этаже невысокого серого дома старой постройки. Внутри ничего особо примечательного не было, только камин, вечерами горящий искрами холодного пламени, старый комод, служивший письменным столом, да большое окно, напоминающее портал в неизведанные вселенные.

– Хорошо, давай прогуляемся, тем более, скоро сочельник, я до сих пор не выбрал подарка своей матушке. Мы же пройдемся по рождественским прилавкам?

– Конечно, если ты этого хочешь. Я заметила, твоя матушка любит уникальные украшения, подумай над каким-нибудь ожерельем, например, из необычного цветного камня.

– Это отличная идея, думаю, мы ей воспользуемся, – он аккуратно поставил ее на ноги и пошел в коридор надевать свое пальто.

Сегодня солнце светило необычно ярко, ложно напоминая своим теплом наступление долгожданной весны. К обеду ветер стих, и на улице воцарилась ласковая погода, мягко щекочущая румянец хрупкими снежинками. Проспект шумел детскими голосами, родительскими вздохами, шуршанием подарочной упаковки и звоном праздничной посуды. К полудню рождественская улица была полна народу, что вызывало острое желание спрятаться подальше ото всей этой мишуры в глубине какого-нибудь гостеприимного кафе.

Они шли вдвоем, прижимаясь друг к другу, смеясь и строя планы на ближайший вечер. Дальше следующего дня они не заходили. Единогласное табу на любые разговоры о далеком будущем было принято без слов, оставляя пространство для маневра и неслучайных разочарований.

– Давай зайдем еще в пару магазинов и все. Уверенна, мы сможем что-нибудь отыскать, – спустя пару часов она все еще была полна оптимизма, найти элегантную цепочку с подвеской из лунного камня. – Не отчаивайся, мы не так много прошли.

– Я бы уже присел где-нибудь и выпил чашечку крепкого кофе. Чувствую, что необходимость в нем растет с каждой минутой, проведенной среди этих лавок.

Она улыбнулась в ответ на его легкое брюзжание и потянула его к небольшому прилавку, наполненному разнообразием каменьев и всяких безделушек. За прилавком стоял юноша лет 16-ти в потрепанной кепке и старом большой сером шарфе, в котором он, казалось, надежно спрятался, защищаясь от окружающего его мира.

– Чего-нибудь желаете? Есть уникальные браслеты, сережки, кольца из изумруда, топаза, аквамарина, аметиста, сердолика, кварца, лунного камня…

– У вас есть лунный камень? Это превосходно! Найдется ли подвеска?

– Да, мэм, думаю, что у нас есть подходящая для вас вещь, – он уверенно улыбнулся и приступил к поискам товара. – Держите, мэм, лунный камень, как и заказывали, – парень держал в руках тоненькую цепочку из серебра, с искусно вплетенными лунными камушками и такой же подвеской небольшого размера. На полуденном солнце украшение сияло как-то по-особенному, наталкивая на мысли о бесконечности вселенной и мелочности их жизни.

Цепочка покорила их, и они без долгих колебаний ее купили, оставив молодому парню несколько купюр чаевых. «Не стоило, сэр», – выпалил в ответ счастливый мальчуган, пряча полученное вознаграждение к себе в глубокий карман такого же серого пальто. Уже неделю он приходил сюда, надеясь заработать перед праздниками. Он устроился помощником продавца, так как хотел порадовать своих родных купленными на собственно заработанные деньги подарками. Впервые в жизни он чувствовал себя по-настоящему взрослым, несущим ответственность за свою семью. Отец их бросил несколько лет назад, оставив его с матерью и старенькой бабушкой одних. Мать постоянно работала, пытаясь обеспечить семью, бабушка – почти не выходила из дома из-за болезни. Он видел эти титанические усилия, которые прикладывали его любимые женщины, их старания и безграничную усталость. Иногда ему становилось стыдно за то, что он еще не достаточно взрослый, чтобы помогать своей семье – частые попытки устроиться на подработки заканчивались неудачами. Но в этот раз все изменилось – хозяйка одного местного ювелирного магазина, знакомая его матери, согласилась взять его к себе в помощники, доверив продажу украшений на рождественских ярмарках. И, вот, он уже четвертый день, довольный и серьезный, старается изо всех сил стать главным кормильцем своей семьи, настоящей опорой для хрупких женщин. Сегодня вечером он зайдет за любимыми матерью тюльпанами, купит бабушке теплые носки и отправится домой с гордо поднятой головой.

Даже не догадываясь о том, какую важную роль они сыграли в судьбе этого подростка, влюбленные шли, довольные покупкой, обратно домой через маленький сквер, засаженный невысокими елями. В какой-то момент они замолчали, глубоко погрузившись в свои мысли. Он думал о том, как сегодня они проведут свой еще один счастливый вечер вместе, заполнят его ароматами вкусной еды, теплой ванны и страстных поцелуев. Она же полностью погрузилась в воспоминания о встрече с его матушкой на следующий день после их первой ночной прогулки в тот снегопад. Тогда они встретились у самого порога его материнского дома. Неловко обменявшись улыбками и рукопожатием, они постучали. Его матушка открыла дверь как всегда в радушном настроении, пригласила их войти, не задав ни единого вопроса и не показав ни капли удивления тому, что они появились вместе. Лишь в ее остром взгляде читались подозрения, переплетенные с радостью и переживаниями.

В целом, вечер прошел странно прерывисто, она часто молчала, позволяя вести разговор пожилой женщине, а иногда отвечая совсем невпопад. Он держался, наоборот, уверенно, спокойно, готовый к ответу, кажется на любой вопрос.

– Милочка, вы мне не поможете? – обратилась в какой-то момент к ней его матушка, приглашая пройти вместе с ней на кухню.

– Да, конечно, – она слегка растерялась, но, взяв себя в руки, последовала за приглашением.

– Вы интересно вместе смотритесь, – произнесла женщина, разливая ароматный зеленый чай с жасмином по кружкам. – Я не против того, чтобы у вас что-то получилось, но у меня будет к вам маленькая просьба – постарайтесь не делать ему сильно больно. Он единственный у меня сын, вы, все равно, уедете, постарайтесь уж сделать так, чтобы он смог пережить ваше расставание.

– Хорошо, – все, что смогла произнести она, взяла чашки с горячим чаем и поспешила обратно в зал. В оставшиеся часы вечера она почти ничего не произнесла, думая о том, как она позволила себе попасть в такую ситуацию, и как из нее выбираться.

Попрощавшись с его матерью, они вышли, когда улицы погрузились в глубокий сон, а звезды спешили занять свое место, доставшееся им по праву. Они молча шагали в сторону ее дома, понимая, что вскоре им нужно будет попрощаться. Но в ту ночь расстаться они так и не смогли. Поддавшись чувственной слабости и вспыхнувшей страсти, они забыли обо всех своих переживаниях, и добровольно последовали за хлынувшим потоком своих чувств. И сейчас, спустя несколько недель, они вместе идут с рождественских распродаж, болтая о каких-то глупостях и мелочах.

У его матушки с тех пор они были всего раз. Тогда, смущаясь, как подростки, они не решались даже взяться за руки, смирно сидели в гостиной и изо всех сил старались насладиться вечером. Совсем скоро им предстоял праздничный ужин, что означало новое появление в гостях у этой женщины, а это вновь вселяло треволнения и вполне ей понятное чувство вины.