Текст книги "Архитектура. Что такое хорошо и что такое плохо. Ключ к пониманию"

Польза – Прочность – Красота в современном мире

Почему же возникло мнение, что Триада Витрувия в современном мире устарела? Потому что кажется, что современным архитекторам необязательно думать о пользе и прочности.

Для функций и планировок существует очень много хороших готовых решений. Люди собрали самые удачные планировки и учли ошибки. Существуют книги с готовыми удобными схемами. Например, в СССР целые научные институты разрабатывали удобные планировки.

Поэтому современным архитекторам часто не нужно придумывать функциональность здания, достаточно взять готовую схему, в которой уже будут предусмотрены и все нормы безопасности и общей доступности, и нужные квадратные метры на человека.

Для работы с прочностью – конструкциями, материалами, технологиями, есть множество специалистов – инженеров, технологов, материаловедов, всё это с течением времени выделяется в отдельные профессии и выходит из-под ответственности архитекторов.

В современном мире работа инженеров – считать нагрузку в конструкциях, работа технологов – изобретать и тестировать новые материалы и технологии, работа менеджеров и производителей работ – найти те материалы, которые легче достать, или которые нужно будет везти на меньшие расстояния – чтобы снизить стоимость строительства.

Сама профессия тоже меняется со временем. В древнем мире архитектор был человеком, который умел всё – не только строить и придумывать здания. Это был учёный по складу ума, которому было интересно, как устроен мир, поэтому среди прочего он мог заняться и архитектурой. Часто ему приходилось с нуля продумывать технологию, изобретать конструкции или тестировать новые материалы.

Например, долгое время корабли тоже строили архитекторы, но постепенно отделилась профессия корабельщиков. Ближе к нашему времени от профессии архитектора откололись инженеры и различные технологи.

Кажется, что в современном мире архитектору осталась красота, совокупность эстетических характеристик. Но и красотой в архитектуре нередко занимаются не архитекторы, а художники и (или) скульпторы, например, красивые мозаики на типовых зданиях эпохи модернизма превращают их в произведения искусства без особого участия архитекторов.

Получается, можно взять типовую планировку, собрать инженеров и технологов, чтобы понять как дешевле (но не в ущерб пользе и прочности) собрать здание с этой планировкой, и дальше получившуюся «коробочку» или сочетание «коробочек» украсить мозаикой или рельефом. Готова отличная вещь – функциональная, прочная, красивая. Зачем здесь вообще нужен архитектор?

Дело в том, что это именно часть работы архитектора – соединять в единое эстетическое целое работу разных специалистов – планировщиков, инженеров, логистов, дизайнеров.

В профессию архитектора добавляются другие функции. Часто архитектура становится произведением не искусства Архитектуры, а, например, социальным высказыванием. Само определение «архитектуры» трансформируется и меняется иногда очень странным образом. Возникает архитектура – высказывание, архитектура – арт-объект, виртуальная архитектура. И в них тоже, несмотря на их виртуальность, триада Витрувия по-прежнему важна.

Новые материалы и технологические возможности порождают новые запросы к функциям и планировкам. И эту задачку надо решать снова и снова, и это работа именно архитекторов.

Архитектор может создать функцию. Да, есть схемы очень удобных и продуманных пространств, в них будет комфортно и безопасно. Но архитекторы способны создать новые идеи, в которых функция трансформируется и превратится во что-то новое и интересное. Можно представить новые типы театров, в которых взаимодействие со зрителем построено совершенно по-другому – не сцена и зрительный зал, а участие зрителей в процессе, как в иммерсивных театрах, а может быть и совершенно другое – то, что мы пока не представляем. Или детские сады, где сама планировка настроена не на удобное и проверенное временем распределение по группам, а на возможность найти друзей по интересам благодаря заранее запроектированным общим игровым для всех групп.

Классический пример подобного возникновения новой функции – музей Гуггенхайма в Нью-Йорке, который спроектировал Фрэнк Ллойд Райт.

Сейчас архитекторы, например, переосмысляют функцию тюрем. Существуют типовые проекты, они продолжают строиться и работать, но всё чаще архитекторы отказываются проектировать тюрьмы и предлагают принципиально новые сооружения – центры обучения и социализации вместо тюрем. Даже тюрьмы строгого содержания меняются – в них появляются спортзалы, мастерские, общие пространства.

Музей Гуггенхайма. Нью-Йорк. Архитектор Фрэнк Ллойд Райт 1959 г.

Интерьер основного выставочного пространства – расширяющийся кверху атриум, перекрытый прозрачным куполом.

Не существует строгих правил, как должен выглядеть завод или магазин. И это прекрасно, потому что могут появляться здания со старой функцией, но организованные совершенно по-новому.

До создания Музея Гуггенхайма Райта музеи, даже в новых зданиях, были устроены как дворцы – зрители переходили из залы в залу и любовались развешенными по стенам картинами. Когда Фрэнк Ллойд Райт создаёт музей Гуггенхайма с наклонным пандусом, по которому гораздо легче идти, люди были очень недовольны – им казалось, что пол качается под ногами и отвлекает от искусства. Тогда появилось довольно много карикатур, высмеивающих такую планировку, потому что обыватели не сразу привыкают к новому. Архитектор создал новую форму и новую красоту старой функции, и сейчас она смотрится очень интересно, а архитекторы создают новые сложные пространства музеев, которые сами становятся частью композиции или её режиссуры. А нам уже не кажется странным ходить по наклонным пандусам.

И по-прежнему в ведении архитекторов – красота архитектуры. Потому что красота в архитектуре должна оставаться красотой именно архитектуры. Давайте разберёмся, в чем же тут дело. В нашем понимании красота – это про искусство, но архитектура – это не один из видов искусства, и она не всегда должна стремиться стать искусством.

Что такое Искусство? В классическом понимании искусство – это то, что должно менять человека, который с ним взаимодействует. При соприкосновении с искусством мы переживаем катарсис, очищаем душу. Ну или если говорить не настолько пафосно, то просто – немного меняемся, о чем-то задумываемся, что-то стремимся в своей жизни изменить, что-то новое попробовать. Задача искусства – хотя бы немного выбить нас из привычной жизненной колеи, из рутины.

С архитектурой же другая история. Мы в ней живём. Она окружает нас со всех сторон. Если она будет нас всё время выбивать из колеи, если мы всё время в соприкосновении с ней будем переживать катарсис – жить будет очень сложно.

Это уместно, когда мы идём куда-то за новыми впечатлениями. Музей может быть настоящим произведением искусства Архитектуры. Храмы безусловно ими являются – это место, где вы можете получить поддержку, новую идею, само желание стать другим.

Но в рядовой жизни архитектура не должна быть искусством в полной мере. Она должна оставаться комфортной средой обитания. При этом безусловно быть эстетически приятной, красивой. Это как мода от кутюр, уместная на приёмах и подиумах, и рабочая или повседневная одежда – красивая, но удобная.

Рядовая архитектура должна оставаться приятной глазу безо всяких украшений, облицовок и дополнительных приёмов. Оставаться средой, а не превращаться в искусство. Это и есть красота архитектуры, красота основы, которую, конечно, можно дальше украшать и усложнять.

Для той архитектуры, которая становится искусством, тоже очень важно сохранить именно свою, архитектурную красоту, основу под украшениями.

Как же это реализовать и как это может быть устроено? Теперь нам понадобится следующее понятие – тектоника.

Часть II
Тектоника

Одним из самых важных понятий в архитектуре является Тектоника. Слово, корень которого скрыт в самом слове «архитектура». Есть термин «тектоника» у геологов и программистов, и, чтобы не путать, по отношению к архитектуре употребляют термин «архитектоника». Проблема в том, что другие области человеческой деятельности норовят утащить в свой лексикон и слово «архитектоника» – исключительно для солидности и красоты, не вкладывая в него смысла. Оставим это на их совести и будем пользоваться словом «тектоника», подразумевая именно «архитектурную тектонику», хотя это немного «масло масляное».

Что же такое тектоника в архитектуре? Это художественное выражение конструктивных особенностей здания. Мне очень нравится формулировка архитектора Андрея Бурова: «Тектоника – это пластически разработанная, художественно осмысленная конструкция»[3]3
  А.К.Буров «Об архитектуре» ГСИ (Государственное издательство литературы по строительству, архитектуре и строительным материалам). Москва 1960 г.


[Закрыть]. Тектоника постройки – это то, насколько мы видим, что на чём в сооружении держится, как оно построено, какая у него структура и насколько это изящно (точно, ясно, красиво) показано зрителю. То есть для архитектуры важно не только показать конструкцию здания или сооружения, но и сделать это красиво, художественно переосмыслить. На первый взгляд кажется, что тектоника – это часть триады Витрувия про то, как прочность переходит в красоту. Для простого объяснения детям эта схема вполне годится: тектонично – это когда зрителю правдиво и красиво показана конструкция сооружения.

Но на деле тектоника – это более сложное явление, включающее в себя ещё несколько аспектов. Да, конструкция должна быть или видна, или читаться опосредованно, но важно не просто её показать, а именно художественно переосмыслить и превратить в искусство.

Возьмём, к примеру, очень простой, прочный и функциональный гараж, из соединённых сваркой двутавровых балок, на которые наварены металлические листы. Максимальный показ сварочных швов не будет называться тектоничным, даже если они сделаны красиво и аккуратно. Тектоника – именно художественное выражение конструкции, то есть нужно некими художественными средствами показать, что здание состоит из опор-балок и листов ограждения. Например, подчеркнуть нахлёсты листов дополнительным утолщением, а места крепления листов к балкам акцентировать заклёпками. Получится гараж в стиле стимпанк – тектоничный и красивый, могущий претендовать на статус произведения искусства Архитектуры.

Мост через канал в Вене.

Архитектор Отто Вагнер 1895 г.

Клёпки моста становятся элементами декора, кривые линии появляются там, где элементы крепятся друг с другом, это переходы между горизонтальными и вертикальными деталями, завитки и волюты подчёркивают расширение и укрепление конструкции.

Процесс возведения

В понятие «тектоника» входит не только сама конструкция, но и процесс её возведения. Конструкция не возникает сама по себе, велением мысли архитектора или инженера. Её нужно изготовить и установить. А так как конструкция, скорее всего, очень большая и тяжёлая вещь, то изготавливают её частями и устанавливают, собирая части в единое целое. Что именно в конструкции изготовленная на заводе типовая деталь, что сделано на заказ промышленным способом, а что уже индивидуальная работа по сборке – тоже часть тектоники. Типовое – то, на что мы можем влиять минимально, а индивидуальная работа – то, что возможно менять и эстетизировать. Поэтому это и отражается в тектонике – в той точке, где появляется художественное осмысление.

Наглядный пример – кирпич и кирпичная кладка. Кирпич – это искусственный материал, созданный для ручной работы. Смысл кирпича в том, что его может перенести с места на место, подать другому, положить в ряд стены – один человек.

С другой стороны, это материал, который быстро изготавливается промышленным способом благодаря формам. Залил массу в формы, запёк – получил одинаковые кирпичи. То есть не одинаковые, а такие, какие формы были на производстве. Сделать разные формы очень просто – это небольшие и несложные изделия. Благодаря этому мы легко можем получить бесконечные вариации кирпичиков – со скошенным углом, с полукруглой частью, чтобы выкладывать колонны, с нанесённым рисунком, который сложится в орнамент и т. д. То есть кирпичу свойственно некое повторение и типизация, в то время как, например, детали из белого камня не могут быть произведены на заводе. В любом случае камень будет резать человек, и детали из белого камня будут гораздо более разнообразными, чем кирпичные. Нет смысла резать одинаковые капители из камня – и действительно, в средние века каменные капители, как правило, украшены разными узорами, разными листиками, головами разных фантастических животных. А вот кирпичные детали одинаковые, потому что это изготовление кирпича – это добавление промышленной технологии: отливки по конкретной форме.

Фрагмент цоколя церкви Иоанна Предтечи в Кирилло-Белозерском монастыре

1531–1534 гг.

Кирпичный цоколь выложен из кирпичей нескольких видов – со скруглённым углом, с выкружкой и т. п. Только в некоторых сложных местах один-два кирпича проще подтесать вручную, чем изготавливать нестандартную форму.

Даже если у нас есть один тип кирпича, мы можем получить довольно большое количество узоров благодаря человеку, который укладывает эти кирпичи. Кирпич можно чуть-чуть выдвинуть – получится узор «поясок». Кирпич можно поставить вертикально и сделать ряд узора из вертикальных ниш, а если повернуть ребром – получится орнамент «поребрик». Для подобного даже не нужны дополнительные типоразмеры кирпичей – материал сам готов складываться по-разному, достаточно лишь чуть-чуть творческого подхода и умелого каменщика, который получает более разнообразную, более творческую работу, приносящую больше удовольствия, что тоже немаловажно.

Верхняя часть стены Глухой башни Кирилло-Белозерского монастыря XVI век

Тут использовано три приёма – вертикальные ниши, где кирпичи лежат не плашмя, а на боку и каждый второй кирпич немного сдвинут внутрь. «Бегунец» – это орнамент, который получается, когда кирпичи идут под 45 градусов и образуют зубчик. И «поребрик» – ряд кирпичей, стоящих углом наружу. Все лишние пустоты в стене, которые образуются от таких неглубоких орнаментов, легко заполняются мелкими камнями и раствором или любым строительным мусором.

Римская башня.

Кёльн II–III век н. э.

Ещё пример кирпично-каменной кладки узорами. Это башня старой стены Кёльна, который во II–III в. н. э. был римской колонией. Само название – Кёльн – произошло от слова «колония». Я так и вижу скучающих римских легионеров, которым дали задание строить стену, чтобы они не шатались без дела, и они для развлечения выкладывают узоры.

Всё это не требует дополнительных затрат, не влияет на объём материала, на перевозку и т. д. Речь идёт о возможности материала. Поэтому большая одинаково сложенная стена из кирпича – это издевательство над человеком, вынужденным выполнять монотонную работу, с которой справилась бы и машина. Это и издевательство над самим материалом, смысл которого – ручная работа. Такая работа бессмысленна, как огромная вышивка крестом, состоящая из сплошных крестиков только одного цвета.

Так же бессмысленной работой становится выпиливание нужной формы кирпича болгаркой в больших количествах. Одно дело, если у вас буквально несколько нестандартных узлов, а другое – если появляется какой-то повторяющийся элемент. С точки зрения затрат человеко-часов, гораздо проще изготовить форму и отлить десяток-два, а тем более сотню нестандартных кирпичей. Но всё чаще я вижу, как рабочие выпиливают болгаркой, например, полуколонны, обрамляющие 10–12 одинаковых окон восстанавливаемого храма. И это чудовищно – тратить столько ценных человеко-часов на то, что можно изготовить легко и просто промышленным способом, не говоря уже о расходе электричества и материала, который уйдёт в обрезки.

Подземный переход у метро Площадь Ильича. Москва.

Фото 2010-х гг.

Железобетонное перекрытие пешеходного перехода, состоит из типовых балок и типовых коробов между ними. И вот в этом переходе делают магазины. Их витрины и двери тоже типовые, заводского изготовления. Но пространство между этими типовыми витринами и типовыми балками рабочие закрывают вручную! Вручную каждый раз выпиливают эту форму прямоугольника со скошенными углами и подгоняют её. В Москве десятки подобных переходов, построенных в 1970–1980 гг. Сотни одинаковых форм. Как может быть так, что дешевле использовать ручной труд для типового элемента? Это неуважение к людям и труду. Это плохо организованная экономика – если нельзя пойти и заказать сотню одинаковых элементов.

Архитектура – самое материальное искусство. Оно состоит из тяжёлых и весомых элементов и требует больших затрат человеко-часов и других ресурсов при возведении. Оно подчиняется законам физики: тяжёлое надо поднять наверх и потом удерживать от падения вниз. Когда зритель взаимодействует с произведением архитектуры, кроме всего прочего, впечатление на него произведёт и количество затрат при создании этого произведения. Но затраты эти должны быть разумными, вряд ли зрителя впечатлит, что рабочие три раза перекладывали материалы туда-сюда, прежде чем начать строить. Или вручную делали то, что человечество рационализировало ещё тысячи лет назад.

Если мы скрываем материальную сущность архитектуры – мы, во-первых, обесцениваем труд строителей, которые, по сути, являлись соавторами произведения. Во-вторых, мы вводим зрителя в заблуждение относительно того, что же он видит перед собой. Мы прячем надёжность этой конструкции, её безопасность. Поэтому процесс строительства – тоже часть тектоники. Тоже часть её конструкции и эстетики. Процесс возведения должен отражаться в эстетических характеристиках здания.

У современных людей достаточный запас доверия технологиям – мы легко заходим в здание, не видя, на чём держится его крыша, и не опасаясь того, что она на нас рухнет. Мы привыкли к железобетону, несущая металлическая арматура которого нам не видна. Тем не менее подсознательно наш мозг всегда оценивает пространство, в которое мы попадаем: нет ли тут опасности, возможно ли быстро покинуть помещение при возникновении проблемы и т. п. Получив эту информацию, мозг может заняться другими, более высокими задачами. Поэтому красиво, когда на потолке идут балки, и желательно настоящие, а не их имитация.

Отношения между зданием и тектоникой могут быть разными. Упрощая, можно сказать, что именно этим определяется близость здания к произведению искусства Архитектуры. Но пожалуй, это будет слишком просто и схематично, потому что есть разные подходы и разные варианты. Попробуем разобрать основные.

Честная конструкция

Мы можем считать, что конструкция первична, полностью её показывать и специально не эстетизировать. Так иногда получается настоящая Архитектура. Это мосты, это красивые большие перекрытия и некоторые башни, например башни инженера Шухова. То есть красивое и логичное инженерное решение может стать Архитектурой безо всякой дополнительной эстетизации и художественного переосмысления. Это подход тех, кто утверждает, что при современных технологиях профессия архитектора не нужна. Есть инженеры, технологи отделочных материалов, готовые таблицы норм и правил по планировкам – всё готово, и зачем тратиться на архитектора? Иногда, хотя и довольно редко, такой подход и правда срабатывает.

Но обычно с таким подходом появляется архитектура, не претендующая на красоту вообще. Очень утилитарная архитектура, как, например, панельные жилые дома. Вроде бы мы видим, что дом построен из панелей. Но уже не видим, есть ли там каркас, на котором они висят, или сами панели собираются как карточный домик, архитектор не ставит такой задачи – продемонстрировать вам, на чем они держатся и какова внутренняя структура несущих стен. Конструкция примерно понятна, но тектоники нет.

Шаболовская башня.

Инженер В.Г. Шухов 1922 г.

Так бывает, что произведение инженерного искусства становится Архитектурой. Чистая конструкция настолько логичная, функциональная, прочная, облегчённая и изящная, что не требует никакого художественного переосмысления. Таковы башни инженера Шухова, никому даже в голову не приходит спорить, настоящий ли это Архитектурный шедевр.

Эстетизация конструкции

Можно показывать конструкцию сооружения, подчёркивая её художественными приёмами. Чем более правдиво это делать – тем лучше. Именно такой подход предлагал Отто Вагнер, когда говорил, что «основная задача архитектора – эстетизировать конструкцию». В идеальном варианте на архитектуре нет бессмысленных деталей и декора – он весь выполняет какую-то функцию. Так сделано у древнегреческой архитектуры, которая создала целую тектоническую систему – ордер. Так сделано у деревянной русской архитектуры, когда каждая резная доска прикрывает какой-нибудь стык или отводит воду. Такие вещи сформировались и в разных национальных традициях – в китайском доу-гуне, в жилищах кочевников.

Про Шуховские башни

Но дерево недолговечно, поэтому наиболее долговечной и распространённой из этих систем стал греческий ордер – тектоническая система, где греки нашли идеальное воплощение стоечно-балочной конструкции из камня. Каждая деталь греческого ордера имеет смысл – конструктивный, исторический, функциональный.

Колонна – это не просто цилиндр из камня, стойка, которая держит крышу – её форма, расширяющаяся книзу, чуть выпуклая, как будто колонна пружинит под нагрузкой (тяжестью крыши), отвечает ей. На ней появляются каннелюры – вертикальные желобки, подчёркивающие её вертикальную работу и сущность. Капитель (деталь наверху колонны) – необходимый переход для опоры на стойку горизонтальной балки, весь антаблемент (горизонтальная часть ордера над колоннами) – это художественно показанная конструкция перекрытия и кровли и т. д.

Греческий ордер, благодаря своей высшей простоте, ясности и логичности, становится универсальным языком архитектуры на тысячелетия и используется до сих пор.

Храм Гефеста (Тезейон) на Древнегреческой Агоре в Афинах V век до н. э.

Ордер – это художественно осмысленная стоечно-балочная система из камня. Стойки-колонны стоят на основании и держат каменные балки, которые в свою очередь становятся основой перекрытия. Двускатная кровля формирует на торцах здания треугольные фронтоны.

Часто ордер превращался в декоративную систему, теряя смысл и вызывая море критики. Но и в качестве переосмысленной конструкции он по-прежнему актуален, потому что человечество до сих пор весьма широко использует стоечно-балочную систему и по-прежнему строит из камня и искусственного камня (кирпича и железобетона).

Юго-западный угол Парфенона на Афинском Акрополе.

Архитекторы Иктин и Калликрат V век до н. э.

Каждая деталь в ордере имеет свой смысл.

Капитель – это переход от вертикальной колонны к горизонтальной балке, на которой она лежит. Для распределения нагрузки появляется абака – квадратная плита в самой верхней части капители. А дальше надо сделать переход от круглой в плане колонны к квадратной абаке – и появляется эхин, которые превращает этот переход в логичную и красивую деталь.

На колоннах лежат ничем не украшенные балки, это архитрав – несущая конструкция, её не нужно ослаблять резьбой или креплением. Над архитравом начинается фриз. В дорическом ордере фриз состоит из метоп и триглифов – ритмический ряд камней с вертикальными желобками (триглиф) и нишами между ними со вставленными туда скульптурными рельефами (метопы). Триглифы изображают торцы поперечных балок, уходящих вглубь здания. В Греции встречаются триглифы, которые действительно являются торцами поперечных балок, но чаще, уже даже в Древней Греции, это именно изображение, сформировавшееся исторически из конструкции.

Метопы – пустое пространство между этими часто виртуальными торцами. Они обычно заполнялись даже не камнем, а строительным мусором – деревом, керамикой и украшениями, скульптуры на них появляются тоже из функции – закрыть эти места красивой мраморной плоской плитой, на которую уже просится какое-нибудь резное изображение. Над фризом идёт карниз – выступающая завершающая часть, изображение конструкции кровли. Всё, что лежит на колоннах, – часть, состоящая из архитрава, фриза и карниза, называется антаблементом.

Осмелюсь предположить, что железобетон очень близок по свойствам к камню, только обладает большей прочностью и расширенными возможностями, и поэтому использование ордера для железобетона остаётся вполне тектоничным. Разница в процессе производства, потому что это не ручная обработка камня, как это делалось много веков, а готовые детали с заводов или монолитный железобетон в опалубке, но в целом использование ордера в железобетоне мне кажется вполне оправданным архитектурной логикой. Ордера в широком смысле слова,

Про Парфенон

Колонны под центральным средокрестием собора Саграда Фамилия. Барселона. Архитектор Антонио Гауди

Те колонны, которые несут самую большую нагрузку – колонны под средокрестием – сделаны из более прочного камня – они красные, гранитные и больше диаметром, чем остальные колонны. Их внешний вид напрямую зависит от их конструктивной функции. Чуть дальше от средокрестия и места максимальной нагрузки – колонны черные, диаметром поменьше, а дальше уже рядовые мраморные – белые. Это превращается в волшебный лес очень разных колонн.

Колонны держат не балки, а разветвляющиеся нервюры. В том месте, где начинается это разветвление, появляется не просто капитель, скопированная с греческого ордера, а своя собственная деталь, утолщённый нарост, как на дереве в том месте, где оно начинает ветвится.

Антонио Гауди называл свою архитектуру «органическим функционализмом» – действительно, детали у него функциональны и часто очень похожи на природные узлы переходов между разными частями – корней в ствол, ответвления веток, переход стебля в цветок и т. д.

как тектоничной системы, а не как отливка из бетона точной копии какого-то конкретного ордера, рассчитанного когда-то на воплощение из камня. Впрочем, возможно, именно разница в процессе производства полностью меняет эстетику, несмотря на похожие свойства материалов.

Степень выявления реальной конструкции художественными приёмами может быть разная. От совсем строгих вариантов, как дорический ордер, до гипертрофированных, когда конструкция и её узлы увеличены, подчёркнуты, как это делал, например, Антонио Гауди.

Для такого варианта нужно видеть и чувствовать конструкцию и немного её подчёркивать в ответственных местах. Это выявление и усиление конструктивных узлов может быть реализовано множеством способов, но пока оно не мешает функции и пока не сильно и бессмысленно увеличивает стоимость – оно тектонично.