Текст книги "Ковен заблудших ведьм"

– Это спарринг, Одри, – заметила Рашель, ничуть не устав: то ли из-за того, что Коул в сравнении с ней походил на неповоротливого хомячка, то ли потому, что была мертва. – А ты чего ожидала? Что мы здесь в шашки играем?

– Нет, но сейчас ты просто избиваешь его!

Я постоянно вмешивалась в их сражения, поэтому старалась приходить или утром, когда Рашель с Коулом только разогревались, или вечером, когда все должно было вот-вот закончиться. Однако, если я все же приходила днем, смотреть на это было выше моих сил.

– Как ты? – спросила я, когда прохлада мокрого полотенца подействовала и Коул оклемался. – Встать можешь?

Распластавшись на полу после очередного нокаута, он захрипел, приподнимаясь на локтях. Стащив со лба полотенце, Коул нащупал на полу свой навахон и оперся о него, отказавшись от моей помощи.

– Еще раз.

Я опешила, преисполненная возмущением. Ночью, когда он раздевался, на его теле не было и дюйма чистой кожи без кровоподтеков. Лицо и вовсе напоминало один большой синяк: разбитые губы, разбитый нос, заплывший глаз с лиловой обводкой и, кажется, сломанная скула.

– Коул! На тебе места живого нет. Отдохни…

– Еще, – потребовал он и мягко отодвинул меня с дороги, вставая напротив Рашель. – У нас ведь мало времени, так?

Она довольно ухмылялась, сидя на подоконнике и полируя камнем свой меч.

– Уверен, что хочешь этого?

В ответ Коул принял стойку, занеся навахон. Колени у него дрожали. Рашель пожала плечами и встала так же, мотнув головой в сторону двери, чтобы я ушла.

– Слух, охотник, – сказала она, давая Коулу отдышаться и сосредоточиться. – Теперь это твое оружие.

Она бросила камень для полировки в дальний угол комнаты, и он пролетел над головой Коула. Тот дернулся и отвлекся на шум. Рашель воспользовалась этим: в два шага очутившись возле него, она ударила его в солнечное сплетение рукоятью меча, а затем сделала подсечку.

Коул упал, и все повторилось сначала.

– Слушай не то, что происходит вокруг, – продолжила она, нависая сверху, пока Коул кашлял и задыхался. – Слушай только своего врага.

Я отвернулась, не в силах смотреть, и заперла за собой дверь. Ночью мне снова пришлось обрабатывать его спину, руки и лицо обезболивающей мазью. Вырубаясь сразу, как только его голова соприкасалась с подушкой, Коул вставал утром с рассветом и, чмокнув меня в лоб, шел к Рашель, которой не нужен был сон.

Так прошел почти месяц. Все вместе мы встречались лишь за обеденным столом, который по традиции накрывали Сэм и Зои, не занятые ничем, кроме друг друга. Рашель всегда сидела с нами за компанию: ни еда, ни вода ей были не нужны. Чаще всего беседа сводилась к обсуждению наших успехов, и каждый стремился чем-то похвастаться. Когда Морган вынесла чайничек с ее фирменным какао на десерт, настал черед Тюльпаны:

– По-моему, самый талантливый учитель здесь – это я. Кто бы еще смог потянуть невежество Одри? А так она хотя бы наконец-то обрела свою серую шкурку! Да, норка?

– Ох, не начинай, – простонала я, хлопнув себя по лбу, и все рассмеялись, жаждая подробностей.

Коул приободряюще сжал под столом мою руку, улыбаясь сквозь боль: даже легкое движение пальцами давалось ему с трудом. Недавно он начал самостоятельно передвигаться по дому по настоянию Рашель. Сначала встречал лбом каждый угол и дверной косяк, но позже приноровился. Теперь Коул мог самостоятельно отправиться на кухню за добавкой бананового пудинга, а затем так же самостоятельно отведать его, орудуя ложкой. Иногда возникало впечатление, что он снова видит: его руки легко находили мои, и он мог заправить выбившийся локон мне за ухо. Я была преисполнена благодарности к Рашель за это и чувствовала себя абсолютно счастливой, ужиная в кругу своего ковена.

Картину омрачал лишь вид Диего, ухудшающийся с каждым днем, – красноречивое напоминание, что вечно мое счастье не продлится. Его силы уходили, высасывая молодость и здоровье. К концу четвертой недели он стал таким осунувшимся и медлительным, что начал походить на столетнего старика. Синие волосы поблекли, сделавшись серебряными. Я тревожилась за него, но он только продолжал хлебать бодрящее зелье из котелка Зои и твердил:

– Все под контролем, hermana[2]2
  Hermana – сестра (исп.).


[Закрыть].

– Сколько ты еще продержишься? – спросила я осторожно, когда мы шли от озера, гонимые теплым апрельским ветром. За нами следовала Морган, которая успела освоить почти половину моего гримуара: она читала его залпом и с такой же скоростью запоминала.

Диего мялся, не желая отвечать: он знал, что ответ меня расстроит.

– Максимум четыре дня. – Я была не готова к такому короткому сроку, а оттого застыла на месте. Сердце гулко забилось где-то в горле, и я сглотнула. Диего поспешил меня утешить: – Рашель исчезнет не сразу. Просто начнет рассыпаться на части. Когда магии совсем не останется, я отпущу ее дух, и уже тогда… Черт, в моей голове это звучало лучше.

– Спасибо, – шепнула я, – за все, что ты делаешь. Только не понимаю, с чего бы.

– Как с чего? Мы же ковен! Считай это подарком на Остару. К тому же Коул бывает очень вдохновляющим.

Я ухмыльнулась, прекрасно понимая, о чем он говорит.

– Не хочу показаться наглой, но… Когда ты сможешь призвать Рашель снова?

– Ну… Через полгода где-то. – Диего причесал пятерней волосы, отводя глаза. – Это сложный ритуал. Я едва колдовать смогу, когда он истощит меня полностью. К тому же… Одри, ты не сможешь держать подле себя ходячий труп вечно. Это утомляет саму Рашель. Представь себе жизнь в рыцарских доспехах… Вот на что это похоже.

Я обернулась к озеру, понимая, что это значит только одно: скоро мне придется попрощаться с Рашель. Уже навсегда. Это было очевидно с самого начала, но подготовиться я не успела. Наблюдая, как накатывают на берег пенистые волны, ставшие голубыми в ярком солнечном свете, я глубоко вздохнула и почувствовала облегчение. Озеро будто разделяло мою печаль. Где-то там, на его дне, хозяйничала владычица Нимуэ. Зная, что дом под ее защитой, а я – под защитой друзей, как и они под моей, я улыбнулась и взглянула на Морган. Она шелестела страницами книги, которую теперь не выпускала из рук.

– Обалдеть! То есть я тоже могу обернуться любым зверем?! Одри, ты не против, если я одолжу у тебя гримуар еще на один вечер? – робко спросила она, проводя пальцами по сизой обложке.

За время, что она провела здесь, Морган излечилась от своей прошлой жизни. Если первые дни я часто ловила ее за молитвой где-нибудь в пустой оранжерее, теперь она напрочь забыла о религии. Я не знала, хорошо это или плохо, но о самобичевании она забыла тоже: больше я не слышала от нее, что колдовство обречет всех нас на адские муки. А после того как она познакомилась с Рашель и узнала от Диего, что такое Дуат и призыв мертвых, Морган апатично бродила вокруг особняка несколько часов. Видимо, оказалось не просто смириться с тем, что деление загробной жизни на рай и ад – слишком примитивно, чтобы быть правдой.

К началу второй недели Морган стала принаряжаться, а к концу месяца научилась обращаться с утюжком для волос и делать легкий макияж. Сегодня она накрасила губы моей красной помадой. Гардероб Морган тоже заиграл новыми красками: малиновый, желтый, оранжевый и даже те цвета, что называют «ядерными». Теперь Морган выглядела как обычный подросток со смартфоном последней модели и профилем в Инстаграме – он был заполнен снимками Шамплейн и пользовался бешеной популярностью.

– Конечно! Читай, сколько влезет, – ответила я. – А ты взамен расскажешь мне, как умудрилась собрать три тысячи подписчиков за неделю.

Диего присвистнул, и лицо Морган украсил румянец, который почти не сходил в его присутствии.

– Фотография – это хорошо, но лучше тебе заняться тем, что мы изучали вчера. Принеси с чердака маятник из аквамарина. – Он подошел, отбирая у нее книгу, и шутливо щелкнул пальцем по носу. – Поспеши! Я буду ждать на веранде.

Морган часто закивала головой и метеором бросилась к дому. Наблюдая, как задумчиво Диего перебирает страницы моего гримуара, к которому обычно не прикасался, находя обучение по учебникам слишком скучным, я сложила руки на груди:

– Ты ведь понимаешь, что она еще ребенок, правда?

Одна бровь Диего медленно поползла вверх. Его рот скривился, отчего колечко, продетое через губу, вильнуло в сторону.

– На что ты намекаешь? – Диего оскорбленно фыркнул и хлопнул книгой. – Морган всего пятнадцать! Я лишь пытаюсь сделать ее жизнь терпимее и показать, что не нужно из шкуры лезть, чтобы заслужить хорошее обращение и любовь.

– Диего, я говорю не о тебе! – капитулировала я, вскинув руки. – Ты ее наставник, и я знаю, что с твоей стороны в этом нет никакого подтекста. Но вот она. – Я взглянула на дом, в витражных окнах которого мелькнул ярко-розовый кардиган Морган. – Пятнадцатилетние девочки очень влюбчивые, особенно ведьмы. Если она решит, что может рассчитывать на что-то…

– Пока ей не исполнится шестнадцать, не решит. В штате Вермонт это возраст согласия, – ухмыльнулся Диего, но вновь стал серьезным под моим осуждающим взглядом. – Да я издеваюсь! У меня и мыслей таких не было, господи. За кого ты меня принимаешь?! Мне больше ста лет, я слишком стар для нее даже по ведьмовским меркам. Я просто рос в многодетной семье, помнишь? Мне нравится возиться с детьми. Я обещал тебе присмотреть за Морган и научить всему, что она должна знать о магии. То, что я сам за ней не поспеваю, беспокоит меня куда больше, чем твои нездоровые представления о моих фетишах.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла я, поспешив догнать Диего, взбирающегося к особняку вверх по холму.

– Посмотри на темпы, с которыми Морган учится. Где ты видела, чтобы ведьме без опыта давалось семь даров сразу? Даже Верховные на такое не способны. Ей и вчитываться в заклятие не нужно, чтобы понять его природу… Чаще всего она колдует, и вовсе не произнося слов! Этому есть лишь одно объяснение. – Диего выдержал драматическую паузу и поднял лицо к солнцу, щурясь. – Она Эхоидун.

– Царица ведьм? – уточнила я недоверчиво. – Это же просто сказки для маленьких детей.

– Люди ведь верят во второе пришествие Христа, – пожал плечами Диего, доставая портсигар. – А первая Верховная родилась много тысячелетий тому назад. Вдруг пора явиться ее преемнице? Если я прав, мы застали исторический момент… И историческую личность.

– Только на Морган свои байки из склепа не вываливай, – попросила я. – Дай ей свыкнуться с тем, что уже есть. Пока она на моих глазах не сотворит свое первое заклятие как полноценная Верховная – рано о чем-то говорить.

– Да, ты права. – Диего закурил, щелкнув зажигалкой, и выдохнул облако едкого ментолового дыма. – Микаэлл бы ей заинтересовался. Он свято верил, что история Эхоидун реальна. Посвятил столетия изучению этих легенд…

– Микаэлл был твоим другом? – поинтересовалась я, прежде не решаясь завести беседу о бывшем ковене Диего, из которого он сбежал по не известным никому причинам.

– Не совсем… Микаэлл был мне почти отцом.

– Тогда почему ты ушел?

– Чтобы не смотреть, как он умирает, старый дурак.

Я вопросительно нахмурилась, но Диего только покачал головой:

– Микаэллу было почти триста лет, когда он нашел меня, еще зеленого юнца. Спустя годы его магия стала увядать, как и положено, а следующий Верховный не терпел моего присутствия, считал отбросом… Микаэлл мягко попросил меня убраться из ковена, пока преемник не получил полную власть и не убрал меня сам. К тому же Микаэллу претила мысль, что я застану его совсем немощным, а вскоре и мертвым. Смерть от старости казалась ему слишком простой. Мы сильно поссорились из-за этого… Но я все-таки ушел. Не стал отказывать старику в последней воле.

– Не жалеешь?

– Каждый чертов день, – прошептал Диего, и я проследила, как сигарета в его пальцах разлетается в пыль, уничтоженная магией. – Но жизнь продолжается. Микаэлл бы не простил мне, не возьми я Морган под свое крыло. Так что я бы сделал это, даже если бы ты меня и не просила. Можешь не переживать: она в надежных руках. При ней я даже не курю, честное слово!

– Умница, – сказала я, и Диего вновь повеселел. – Если бы ты еще перестал подкатывать к Коулу, было бы вообще замечательно.

– Я любвеобильный, как кролик, и такой же прелестный. Это не в моей власти, – оскалился он в улыбке, запрыгивая на крыльцо дома.

Решив, что пора нам всем заняться своими делами, я обошла дом и прошмыгнула через кухню на второй этаж. Проскочив мимо незапертой спальни Сэма, откуда нараспев доносился голос Зои, я почти позавидовала ей: пока мое обучение взяла на себя Тюльпана, она могла отдохнуть и присматривать за домом вместе с Сэмом и Исааком.

– Привет, Одри.

От этого низкого баритона меня бросило в жар, как и от мелодичной музыки жильных струн. Я оцепенела посреди коридора и медленно повернулась. Гидеон сидел в эркере с гитарой Деборы на коленях, обклеенной стикерами. Я никогда не слышала, чтобы он играл, и удивилась, как ловко двигаются его пальцы. Завершив аккорд, Гидеон покрутил колок и вернул гитару на место под дверью, куда ее, вероятно, выставила Зои во время уборки.

Каждый раз, как Гидеон заезжал проведать Коула, я пряталась так же, как Исаак от Рашель: бежала к озеру, чтобы закопаться в песок, или находила самый пыльный угол дома, где меня никто не мог найти. Однако рано или поздно этот момент должен был настать.

– Нам определенно нужно как-нибудь сыграть дуэтом, – как можно дружелюбнее сказала я, неуверенно подходя ближе и присматриваясь к карманам Гидеона: не торчит ли оттуда кухонный тесак или хворост, на котором он меня сожжет. – Как дела на кленовой фабрике? Слышала, ей угрожали закрытием.

– Все разрешилось. Кто-то из уволенных сотрудников решил отомстить и накатал заявление. Ничем, к счастью, не обоснованное, – сухо ответил он, не глядя на меня. – Слышал, как Коул тренируется. Не стал его отвлекать. Та женщина, что взяла его в ежовые рукавицы… Она нездорово выглядит.

– Да, потому что она мертва. Это…

Гидеон нахмурился и прервал меня, вскинув руку:

– Даже знать не желаю. Если моего брата избивает труп, это еще печальнее.

Я промолчала. Черт, как же он все-таки похож на Коула! Такой же курчавый и высокий, но более массивный и рослый. Светло-зеленые глаза напоминали цветом весеннюю траву, проступающую во дворе дома. Он был так же красив, как Коул, но намного неприступнее его. Поэтому я так удивилась, услышав:

– Спасибо.

– А? За что?

– За то, что Коул жив.

В груди заныло, будто меня ударили под дых. Гидеон смотрел на меня в упор, но в его вечно бесстрастных глазах нельзя было прочитать, издевается он или говорит искренне. Насторожившись, я на всякий случай попятилась.

– Стой, погоди… Коул ведь… Ну… ослеп, – забормотала я, сконфузившись. – Из-за меня. Помнишь? Я думала, ты убьешь меня при встрече.

– Да, я уже сделал это мысленно раз двести, пока ты от меня бегала, так что успел смириться и… кое-что осознал. Брат – это моя семья, Одри. И если он решил, что без тебя эта семья не может быть полноценной, так тому и быть. Коул посчитал, что ты стоишь его благополучия… Его жизни… И я рад, что хотя бы ее ты ему сберегла. Зато, надеюсь, теперь он угомонился и будет в безопасности.

Гидеон сжал кулаки так крепко, что побелели пальцы, и я нахмурилась, отказываясь ему верить. Что-то было не так… Но раньше чем я осознала, что именно, Гидеон вдруг подался вперед и обнял меня. Впрочем, это больше походило на попытку удушения, чем на объятия, да и длилось всего секунду. Я бы решила, что мне показалось, если бы не пунцовые щеки Гидеона, который сразу бросился вниз по лестнице.

– Что это сейчас было? – прошептала я, когда осталась в коридоре одна.

Поборов смятение, я продолжила свой путь в тренировочный зал. Оттуда доносились звуки боя: лязг мечей, хриплые ругательства и грохот поражений. Не вызывало сомнений, кто именно из двоих падает.

Но сегодня меня ждал приятный сюрприз.

– Уже лучше, охотник. Возможно, через пару лет ты будешь достоин защищать Верховную, ну а пока…

Я тихонько толкнула дверь, заглядывая внутрь. Оказывается, в этом грохоте был виноват вовсе не Коул, а манекены и тренажеры, которые они с Рашель сносили во время схватки. Как бы она ни пыталась повалить его или вывести из строя – в этот раз у нее ничего не получалось. Коул обтекал ее и отражал любую атаку. Когда мне начинило казаться, что катана Рашель вот-вот чиркнет его по уху или носу, Коул выставлял блок. Его глаза не двигались, глядя в одну точку, иногда он и вовсе закрывал их. С каждым днем кости Рашель дряхлели, но поступь ее оставалась грациозной и беззвучной. И все же теперь она не могла застать Коула врасплох.

– Хорошо, очень хорошо, – похвалила Рашель не то его, не то себя, с довольным видом опуская клинок и поднимая манекены. – Защищаться ты научился. Теперь самое время научиться атаковать. Попробуй меня ранить.

Коул пригибался к полу, переводя дыхание, но вызов Рашель принял бодро. Майка липла к его спине и груди, а волосы вились на лбу и висках. Мышцы стали рельефными, очерченными. За последний месяц он начал стремительно набирать массу: Рашель вплотную занялась его диетой, ежедневно скармливая ему килограммы белка. Если бы Коул провел так еще полгода, то догнал бы Гидеона.

Он размял плечи и принял стойку – был его черед наступать. Коул делал это и раньше, но каждый раз получал новый тумак и отлетал к противоположной стене. Однако за месяц он успел многому научиться у Рашель, и пусть защита давалась ему лучше, в нападении он тоже преуспел.

Я затаила дыхание, наблюдая, как Коул танцует вокруг нее, пытаясь перехватить в нужной точке и выбить клинок. Рашель уходила от его навахона, точно игривый ветер, и улыбалась, не забывая подтрунивать. Иногда она замолкала, чтобы Коул потерял ее в пространстве, и тот начинал метаться по комнате, пытаясь уловить ее присутствие.

– Инстинкты, охотник, – напомнила Рашель, обходя его по кругу. – Они остаются даже тогда, когда слух пропадает. Положись на них.

Она обернулась на инвентарь, и ее губы скривились в хитрой улыбке. Прыгнув на один из манекенов, она повалила его, и тот утянул за собой остальное: все ростовые куклы, шесты и стенды попадали, грохоча, оглушая Коула и дезориентируя.

И в этот момент Рашель, вскинув клинок, подкралась к нему со спины.

Коул замер, не шевелясь, словно и не пытался обнаружить ее присутствие. В самый последний миг, когда она приблизилась к нему настолько, что ее дыхание всколыхнуло волосы на его затылке, Коул отпрянул вбок и увернулся от меча, подняв свой.

Чирк!

Рашель повернулась к Коулу и растерянно потерла рассеченную щеку. Кровь почти не шла из пореза: в теле Рашель ее было слишком мало. И все же пальцы слиплись в красной вязкой субстанции, когда она размазала ее по лицу и поднесла к глазам, чтобы убедиться.

– Хм, – задумчиво изрекла она, возвращая катану в ножны. – Продолжим завтра.

Коул сложил навахон и плюхнулся на пол. Впервые после тренировки на нем не осталось ни царапины. Стоило мне подойти поближе, как он улыбнулся, поворачивая голову в сторону двери.

– Предупреждаю, от меня сейчас пахнет далеко не карамелью.

Я хихикнула, садясь рядом.

– Как ты узнал, что это я?

– Тебя сложно не почувствовать.

– Тоже Рашель научила?

– Нет, я всегда это умел.

Я улыбнулась, наклоняясь к его лицу и целуя в губы, пока Рашель складывала инвентарь и приводила в порядок растрепанные волосы. Я сделала вид, что не заметила, как она спрятала вылезший клок себе в карман: похоже, прогноз Диего сбывался.

– Оставлю вас наедине, голубки, – сказала она, проходя мимо.

Мне показалось бестактным спрашивать, чем она будет заниматься остаток вечера, ведь я и так знала ответ. Я постоянно находила ее в кабинете матери, куда до сих пор не решалась подняться сама. Она сидела там, за ее письменным столом, и разглядывала вещи: чернильницу, сложенный стопкой пергамент, архив со свитками, барный глобус. Изучала каждую деталь, вбирая ее в себя, как ценное воспоминание. Должно быть, Рашель скучала по тем временам, когда этот дом был полон ведьм и в каждой комнате слышался смех, заклинания или семейная ругань. А возможно, Рашель скучала по самой Виктории, и ей не терпелось снова умереть, чтобы наконец-то встретиться с ней.

Я услышала голос Сэма, раздавшийся в коридоре: он снова пытался уболтать Рашель научить и его парочке приемов, которые помогли бы ему получить повышение на службе. Коул хохотнул в сжатый кулак, подслушивая вместе со мной. Так мы пролежали по меньшей мере час, наслаждаясь объятиями и праздной болтовней. За последние недели у нас почти не находилось времени на это. Я не помнила, когда руки Коулу бродили по моему телу вот так, как делали это сейчас… Мы снова принадлежали только друг другу.

– Я все-таки хотел бы сначала принять душ, – попросил он, когда я уже потянула шнурок на его спортивных штанах. Дотошная чистоплотность одержала верх над вожделением.

Я разочарованно выдохнула, застегивая бюстгальтер.

– Ладно. Я подожду.

Коул чмокнул меня в нос и вышел, захватив с собой полотенце и чистую одежду. Я полежала еще немного на полу, остывая, после чего поднялась и побрела следом. Сначала у меня возникла идея присоединиться к Коулу и поощрить за успехи в ремесле атташе, но внимание привлек натужный скрип дверных петель. Так звучала лишь одна комната в доме, куда заходили реже всего, и я лишний раз убедилась, что знаю Рашель как облупленную.

Ее пение текло по этажу, и я невольно заслушалась. Хотя ее голос уже не был мелодичным перезвоном, искореженный смертью так же, как и ее тело, он по-прежнему ласкал слух. Неудивительно, что мама когда-то создала в его честь чары-оберег и назвала их «Песнь синицы».

– Почему ты не практикуешься здесь? – спросила Рашель, когда я, сделав над собой усилие, поднялась на чердак. Рашель расхаживала по кабинету, изучая книги в толстых кожаных переплетах. – Ты Верховная. Это место отныне твое, как и ковен.

Я запнулась в нерешительности. Войти в кабинет и сделать его своим означало полностью принять ответственность. Всю. Целиком. И пускай я давно приняла ее, но кабинет был той последней вещью, избегая которую я тешила себя иллюзией, будто являюсь обычной молодой ведьмой, еще не познавшей истинную магию.

Рашель наградила меня многозначительным взглядом, словно я сказала это вслух, и отложила книгу, давая понять, что время пришло.

Обведя пальцами дверной проем, на котором были вырезаны наши с Джулианом защитные ставы, когда мы только практиковались в рунологии, я набрала в легкие побольше воздуха и переступила порог.

– Молодец, – сказала Рашель, беря меня за руку и подводя к столу. – А теперь давай разберем вещи Виктории и посмотрим, что тебе может из этого пригодиться.

– Так ты этим здесь занималась все это время? – спросила я, следуя ее примеру и открывая шкафы. – Разгребала барахло?

– Ага. Твоя мать была исследователем, как и Исаак. Но если он изучал науку, то Виви – магию. За свою долгую жизнь она насобирала коллекцию артефактов. Не удивлюсь, если мы обнаружим здесь лампу с джинном.

– Было бы неплохо, – усмехнулась я и принялась убираться, откладывая в сторону то, что могло пригодиться нам в каком-нибудь ритуале.

Перья, окуляры, скрижали, кадильницы, ароматизированная смола…

– О чем ты говорила с папой? – спросила я, и от последнего слова Рашель поморщилась, будто съела кислый лимон. – Он был сам не свой с тех пор, как ты появилась. Видимо, вы и при жизни мамы не очень дружили…

– Я отгоняла его от Виктории, как могла, – призналась Рашель, крутя перед лицом хрустальный шар, покрывшийся матовыми пятнами от старости. – Но тогда на берегу он извинился и… заплакал. Раньше мы никогда не говорили с ним вот так, по душам. Я всегда считала Исаака слабаком, но теперь, кажется, поняла, что Виви нашла в нем. Он человек… В лучшем смысле этого слова. Мы оба были готовы пожертвовать ради счастья Виви всем, что имели. Увы, мы не выбираем, кого любить и кто сможет полюбить нас в ответ. – Рашель осеклась и поджала губы. Вероятно, эта тема была все еще слишком болезненной. – Однако что было, то прошло. Сейчас Исаак нужен тебе, и я рада, что он здесь. Лучше иметь хоть каких-то родителей рядом, чем не иметь вообще.

Спорить с этим я не могла. Отложив в сторону ежедневник матери с рецептами овощных пирогов и зелий, я едва слышно призналась:

– Ты тоже мой родитель.

Рашель оторвалась от позолоченных украшений, сложенных в деревянную шкатулку (половина из которых была проклята), и взглянула на меня. Ее кожа уже посерела местами и стала похожа на губку, пойдя пузырями и кратерами, но я прижалась к ней, едва сдерживая всхлипы.

– Ты выросла в прекрасную сильную ведьму, Одри. Вновь увидеть тебя и сказать это лично было пределом моих мечтаний, – мягко произнесла она, приподняв мое лицо за подбородок.

– Я понимаю, просто…

Слишком мало времени вместе. Слишком много вещей, которые мы не успели наверстать. Съездить в город, пройтись по магазинам, купить замену моему красному шарфику из Праги, испорченному ритуалом Диего; съесть хот-доги в Центральном парке на Черч-стрит, отпраздновать вместе грядущий Белтейн и, наконец, подружить Рашель с Коулом, чтобы она перестала звать его атташе-недоучкой.

Вот то малое, что мы должны были сделать, но исполниться чему было не суждено.

– Одри, надо поговорить! Это срочно!

Я взглянула на Зои, ворвавшуюся в кабинет. Запыхавшаяся, со следами белого порошка на лице, она взирала на меня распахнутыми глазами, светящимися желтым, как два солнца. Что-то сильно напугало ее, но поделиться своими страхами она не успела: ее опередил звук горна.

Он сотряс ночь и всю округу, доносясь откуда-то снаружи, вероятно с озера. Стены дома завибрировали, и вместе с ними задрожал и мой золотой браслет на запястье – гримы не на шутку встревожились. Что-то неуловимо менялось, и во мне разлился ледяной ужас в предчувствии беды. Я вдруг ощутила себя такой…

Уязвимой.

– Черт, – выдохнула Зои, прильнув к витражному окну, за которым ничего не было видно. – Опоздала!

– Что именно ты видела, Зои?!

Она смотрела куда-то вдаль, не отвечая, и лишь когда я встряхнула ее за плечи, Зои нервно хихикнула. Горн не смолкал, но гораздо громче для меня прозвучали ее слова:

– У нас гости.

Рашель одним движением вытянула из-за пояса короткий клинок, который у нее всегда был наготове.

– За мной, – скомандовала она.

Мы вылетели из кабинета и сбежали вниз по крутой лестнице. Повсюду хлопали двери: остальные выбегали из своих комнат. Показались даже полусонная Тюльпана и Коул, который наспех вытирался полотенцем. С его волос капала вода, а лицо блестело глянцем.

– Что это было? – спросил он напряженно, когда все собрались.

Сэм схватил Зои за руку, будто мог защитить от того, что надвигалось на нас. Диего тоже вцепился в Морган, а Гидеон – в Коула, который даже не успел удивиться присутствию брата. Но в его руке уже лежал разложенный навахон.

– Никогда не слышала этот звук, – призналась я, вслушиваясь в низкий тембр горна, который не собирался затихать. Этот звук будто ворвался в наш мир из древних скандинавских баллад – предвестник неминуемого, призывающий к битве.

Рашель отодвинула занавески, за которыми хлопали крыльями перепуганные птицы, и я невольно вспомнила день, когда потеряла ее.

– Да, не слышала, потому что на особняк Шамплейн еще никогда не нападали, – произнесла Рашель, жестом веля всем отойти в глубь зала, подальше от двери. – Это клич Нимуэ. Приготовьтесь: кто-то прорвал ее оборону и идет сюда.