Текст книги "Дом со шпилем"

*

Наташа не была в Крыму уже больше двух лет. Два года, шесть месяцев и три недели, если быть точной. Но сейчас не приехать было нельзя.

Наташа уже забыла о том, что южный климат намного мягче питерского. Она думала, что, если за ее окном Фонтанка встала, схваченная льдом, а набережная занесена пушистым снегом, то повсюду точно так же, просто не может быть иначе. И в "Пулково" приехала, одетая соответственно: дубленка, исландский свитер, теплые джинсы, сапоги-"аляски".

На трапе в Симферополе она сощурилась от бьющего в глаза солнца, дубленка и свитер сразу стали тяжелыми и неудобными, а сапоги – горячими и тесными. Стащив перчатки и размотав шарф, Наташа вздохнула свободнее. Ее нетерпеливо подтолкнула в спину такая же распаренная соседка, дородная молодуха из Колпина. Она волочила за собой такого же упитанного карапуза лет пяти, а он монотонно ныл, что хочет чипсов, и сучил ногами.

Огрызнувшись в ответ, Наташа спустилась к автобусу, и только сейчас сообразила: она ДОМА, в родном Крыму! И уже отвыкла от того, что зима тут наступает значительно позже, чем на севере…

Наташа немного постояла у входа в аэропорт, подставив лицо солнцу и уже не ощущая тяжести и духоты зимней одежды.

Внутри аэропорта ее сразу узнали.

– Вы Навицкая? – оживилась служащая. – Ух ты! Я думала – опять фейк, а тут вижу – вы идете! Книжечку подпишете?

– Что – и вправду приехала? – обступили их еще три девушки-служащие зала прилета. – Ой, а нам подпишете? Зойка, Зойка, книги принеси! Багаж ждете? Пойду, потороплю Ваську, опять копается, как улитка!

Желая угодить любимой писательнице, девушки даже вызвали ей такси. "Быть модной писательницей совсем не плохо!" – подумала Наташа уже в машине.

Если бы только не повод, по которому она приехала в Крым…

*

Стройная брюнетка с буйной копной кудрей и яркими черными глазами с разгона кинулась ей на шею на автовокзале, едва успела Наташа выйти из такси:

– Натка, ну наконец-то! Сто лет не виделись!

– Не сто, а всего неделю. Привет, Лестрейндж! Давно приехала?

– Третьего дня, – разговаривая, брюнетка ухитрялась притопывать ногой, накручивать на палец прядку волос, курить и оглядываться по сторонам. Казалось, что молодая женщина и секунды не может провести без движения, энергичная, подвижная, как ртуть. – Никольский с Витькой заняты на процессах, и Фима прихватил меня на амбразуру! Стас так скосоротился, когда узнал, что я с Коганом еду! Ну и фиг бы с ним! Его каждый омет на мысли наводит, а нам некогда фигней маяться, у нас работа!

– Охотно верю, Белла. Но ты могла бы мне и не объяснять, где Витя, я и сама знаю о делах своего мужа…

– А кто тебя знает! – пожала плечами Белла Измайлова по прозвищу Лестрейндж, сотрудница адвокатского бюро КУН, – ты уже совсем как та деловая леди из анекдота, которая не заметила, как ее сын два года в армии отслужил!.. Алло, добрый день! Нам нужно такси до…

*

– Так что с этим домом? – спросила Наташа уже в машине. – По скайпу я ничего не поняла. Может, какая-то ошибка? Мама не поддерживала отношения с троюродной сестрой лет сорок, поссорились из-за чего-то навеки. С чего бы ее мужу составлять завещание на нас?..

– Мы всего лишь передаем тебе последнюю волю Вилибалда Винтерштерна, – ответила Белла. – А странно, кстати, почему он обратился по этому вопросу не к местным юристам, а к нам?..

– Ну, после того, как Фима и К вытащили меня из того д… в прошлом году, они вызывают больше доверия, – Наташа понизила голос, покосившись на таксиста.

– Да и сам дом… – Белла замялась. – Хм, да-а!

– Исчерпывающая характеристика дядиного наследства, – поддела ее Наташа, – я сразу представила, что представляет собой дом!

– Сама сейчас увидишь.

Такси сбавило ход почти до черепашьей скорости в многокилометровой пробке на проспекте Острякова.

– Дороги все те же, узкие, – выглянула в окно Наташа. – А машин больше, чем в Питере…

– Эх, сюда бы мой "харли"! – вздохнула Белла. – Мы бы на нем этот затор объехали как раз плюнуть!

– Да, с "харли" ты лихо управляешься, – кивнула Наташа, хорошо помнившая, как однажды выручили их Беллины навыки стритрейсера…

В сумке Измайловой зазвенел мобильник.

– Да? Приехала. В такси… В пробке. Да, Фима, опять.

– Уже Фима? – шепотом комментировала Наташа. – Бедный Стасик…

Белла сделала зверские глаза:

– Да, это Наташка опять прикалывается… Ага, в своем репертуаре. Окей, жди!

– Остальные наследники уже прибыли, – сообщила Белла, убрав телефон. – Не иначе как на крыльях слетелись. Сегодня суббота, и весь город ломится на дешевый рынок. Все дороги забиты. Фима уже всех чертей перебрал, ожидая нас. Мы в этом доме уже третий день, и я боюсь, как бы Коган не начал мебель ломать об чьи-то головы…

– Ефим психует? – удивилась Наташа. Она знала о крутом нраве руководителя КУН, но из-за такого пустякового дела, как оглашение завещания, он нервничать не стал бы…

– О! Если бы он просто психовал… А, блин!!! – машина на приличной скорости попыталась проскочить между двумя автобусами, но ее опередил мопед с бешено хохочущей парочкой. – Башкой вас об асфальт, авада кедавра!!! – проорала Белла в окно. – Да, если бы Фима только нервничал, я бы и не говорила об этом. В этом доме он жалуется, что скоро психом станет…

– Лестрейндж, так что с этим домом?! – настойчиво спросила Наташа. – Избушка там на курьих ножках, или воющая хижина?

– Примерно… Саам увидишь. Ну и чудак был твой дядя!

*

Такси выехало на проселочную дорогу, ведущую к кладбищам и дачному поселку. На развилке, между лютеранским и православным кладбищами, высился одинокий дом, настоящий дворец в старинном немецком стиле, весь из острых углов и стрельчатых окон, с высоким шпилем, увенчанным черным драконом-флюгером. Наташа всегда думала, кому пришла в голову фантазия построить дом в таком странном месте. Катя и Лена, когда они ходили к отцу в последние два года перед "крымской весной", предполагали, что это какое-то служебное или ритуальное здание. Мама не поддерживала этот разговор и отворачивалась от шпиля с драконом…

– Это и есть дом Винтерштерна? – изумилась Наташа; Белла кивнула:

– Да. Впечатляющая готика, правда?

– Бр-бр, ну и местечко! – поежилась Наташа. – Фильмы ужасов тут снимать впору!

– Согласна, но его устраивало. Чтобы далеко на работу не ездить… Фактически весь ритуальный бизнес тут был его монополией… Ты бы знала, какие тут деньги вращаются!

– Теперь я понимаю Фиму, тут кто угодно психанет, – задумчиво сказала Наташа.

Белла коротко усмехнулась, безуспешно приглаживая буйные черные кудри.

– А знала бы ты его семейку! – воскликнула она. – Это будет еще похлеще дома в "готичном местечке"…

– И на этой оптимистической ноте мы заканчиваем наш выпуск новостей, – Наташа сняла дубленку, – впереди вас ждут еще новости спорта и прогноз погоды!

На створке ворот красовалась табличка с красивым готическим шрифтом: "Винтерштерн В. Я.". Ворота открылись. К дому вела идеально прямая аллея, пересекающая строго ухоженный газон и сад с деревьями правильной геометрической формы.

*

По дорожкам сада прохаживался рослый седеющий мужчина средних лет, здоровяк в темно-синем костюме с малиновым галстуком. При виде Наташи он убрал в карман смартфон и шагнул навстречу.

– Привет, Фима, – улыбнулась Наташа. – Как твои ничего?

– Аскед! – воздел руки к небу "модный лоер". – Как могут быть дела в таком веселеньком местечке?!

Наташа подняла голову, рассматривая дом – из серого камня, с черной крышей, изобилием острых углов, черной металлической оковкой и хищно нацеленным далеко вверх шпилем. Казалось, что за флюгер должны были цепляться все низко нависающие над дорогой ноябрьские тучи…

– Любуешься? – Ефим Коган похлопал себя по карманам, нашел сигареты, закурил. – Да, неплохие апартаменты. И это лишь малая часть наследства Вилибалда Яковлевича…

– Кстати, Белла мне сказала, что ты тут чуть ли не на людей бросаешься…

Белла запоздало дернула Наташу за рукав.

– Уж кто бы говорил! – ухмыльнулся адвокат. – У Беллы под впечатлением от вида из окон нервы шалят еще похлеще. Я ей указал на ошибку в бумагах, и узнал о себе много нового, – Ефим затрясся от смеха, но, покосившись на черный креп над дверьми, смутился. – Наташа, тут приехали вдова и дети твоего дяди… Должен тебя предупредить, публика еще та!

– Это точно, Фима, – скривилась Белла. – Вчера заявились…

– Аттракцион будет еще тот, – закурил вторую сигарету Ефим. – Они ведь еще не знают, кто назван главным наследником… А если бы знали – тут уже бушевал бы тайфун…

*

В доме было тихо, прохладно и полутемно. Изнутри дом выглядел так же величаво и в средневековом стиле, как и снаружи, с небольшими поправками на XXI век. Резной дуб, витражи на окнах, шелковые обои цвета чайной розы… Наташа остановилась, не решаясь пройти дальше своими петербургскими сапогами, которые смотрелись диссонансом в этом роскошном зале…

Она хотела опуститься на корточки, чтобы разуться. Сумка соскользнула с плеча и брякнула об пол. Казалось, от грохота в дрожь бросило даже флюгер-дракона…

– Голова закружилась? – спросила Белла.

– Засмотрелась.

– Ясно. Оглашение завтра в 10 часов. Сегодня тебе нужно отдохнуть с дороги.

– Согласна, – Наташа стянула сапоги. После перелета, поездки по межгороду и пробок навалилась усталость, да и смена климатических поясов сказывалась.

– Пойдем, покажу твою комнату, – Белла повесила их куртки во встроенный шкаф и первой направилась к широкой лестнице из черного мрамора с лакированными перилами красного дерева и ковровой дорожкой с золотыми прутьями. Наташа последовала за ней, смущенно ступая по ковру ногами в синих носках с кошачьими мордами, такими неуместными на этом персидском великолепии. А Лестрейндж уже совершенно тут освоилась, словно с детства жила в этом дворце… Но все-таки жалуется на гнетущее чувство, а Фима стал раздражительным сверх меры за два дня…

– Мы ведь часто ходили мимо этого дома, – сказала Наташа. – Мама никогда не говорила, чей он. Может, не знала?

– Спросишь у нее сама… Да, странный был человек твой дядя. И как он только себя чувствовал, с таким видом из окна?..

*

Комната напомнила Наташе музейный зал. Все тот же готический стиль, темное дерево, золотистые обои, тяжелые портьеры на окнах, кровать под балдахином – с массивной резной спинкой и монограммой. И вся мебель в спальне – массивная, резная, с позолотой, такой яркой на темном фоне. Комната поражала своими размерами и казалась холодной несмотря на исправно работающее отопление. Или просто она была не обжита? Чувствовалось, что она пустует уже давно.

Наташа поставила сумку на кресло, прошлась по ковру. Ноги в синих носках почти по щиколотку утопали в пушистом ворсе. Девушка открыла встроенный шкаф в полстены. Блестящая лаком створка откатилась, показав совершенно пустое пространство. Наташа представила себе, как в этом "многоуважаемом шкафу" будут смотреться ее свитера, джинсы, футболки, водолазки и единственный строгий костюм… "Наверное, так же, как и мои трусы "три пары за сто рублей" в этом ящике, – подумала она, открыв другое отделение, с ящиками для нижнего белья. – Хотя, это ведь теперь моя комната! И нужно все-таки разобрать вещи!".

Снаружи звякнул церковный колокол – раз, другой… "Ну и бизнес был у дяди! – подумала Наташа, раскладывая белье в ящичке. – Я, конечно, всякого навидалась, но все равно не по себе!".

Разобравшись с вещами, она достала мобильник. Может, мама сегодня дома и можно будет договориться о встрече…

Отстраненно вежливый голос сообщил ей, что на счету недостаточно средств для осуществления звонка, и Наташа выругалась. Какую-то платную услугу ей навязали еще весной явочным порядком, и ежемесячно снимали со счета деньги. Наташа чертыхалась, злилась, но у нее постоянно не хватало времени на визит в салон МТС для решения проблемы. В перерывах между творческими мероприятиями, тусовками, ток-шоу и презентациями Наташа работала над четвертой книгой из пяти, оговоренных в контракте с издательством на 2016 год. Время поджимало, и Наташа отказывала себе в обеде или лишней паре часов сна, чтобы вовремя сдать редактору рукопись из запущенной в прошлом году серии "Армейский детектив". После книги о своих злоключениях и сборника новелл о "крымской весне" Наташа перешла на художественные сюжеты, обнаружив, что может придумать и очень динамично раскрутить детективную интригу. Первый ее роман приняли на волне популярности, которую Наташа обрела в прошлом году, сняв с себя несправедливые обвинения и победив в неравной борьбе с крымским "королем аквапарков" Аркадием Вальтером, который в октябре, когда приговор суда вступил в законную силу, отправился в Харп, в колонию "Полярная сова"…

И вот баланс ушел в большой минус. Бесцеремонные служащие, ничтоже сумнящееся, сняли со счета положенную сумму, и теперь любезной СМС-кой оповещали хозяйку телефона о временной блокировке ее номера за неуплату…

– Да е…тесь вы башкой об стенку! – проворчала Наташа. – До ближайшего терминала тут километров десять!

Она постояла у кровати, не решаясь присесть. Казалось, что, если она подойдет к этому монументальному сооружению, завоет сирена, как в музейном зале, если кто-то перешагивал через заградительные канаты и пытался дотронуться до экспоната…

В комнате было полутемно. Наташа потянула за шнур. Портьеры разошлись, открывая окно. Наташа выглянула и увидела, что ей повезло. С торца окна выходили на задний двор с лаконичным ландшафтным дизайном в японском стиле – белый песок, маленькие круглые кусты. Окаймляла двор ограда из необтесанного дикого камня, уложенного в тщательно продуманном беспорядке. А чуть дальше размеренно рокотало море. Серое, с белыми штрихами волн, на горизонте оно почти сливалось с таким же серым небом. Даже через двойные рамы со звукоизоляцией доносились крики чаек, мечущихся низко над волнами. "Хоть из моего окна вид нормальный", – улыбнулась Наташа и забралась с ногами на широкий лаковый подоконник из красного дерева.

*

В дверь вежливо постучали. Даже не спросив "Кто там", Наташа откликнулась: "Да-да!". В комнату вошел мужчина средних лет, в черной "тройке", чем-то очень похожий на Бэрримора из фильма "Собака Баскервилей".

– Здравствуйте, – обернулась Наташа.

– Здравствуйте, Наталья Викторовна, – если "Бэрримора" и удивило зрелище сидящей на подоконнике девушки в носках, то внешне он не подал вида. – Я Игнатий Петрович, дворецкий. Понравилась ли вам ваша комната?

– Да, нормально, – Наташа спрятала ноги за портьеру, чтобы не бросались в глаза ее теплые синие носки с усатыми мордами на щиколотках. – Хорошая комната.

– Будут ли у вас какие-либо пожелания, Наталья Викторовна? Кофе? Ланч?

– Кофе, пожалуйста. И еще, подскажите, пожалуйста, где тут ванная комната? Дом такой большой, я боюсь заблудиться.

Дворецкий подошел к одной из портьер, дернул за шнурок, и оказалось, что за ней скрывается еще одна дверь.

– Все приготовлено к вашему приезду, – сообщил он. – Если пожелаете что-то заменить, позвоните, – он указал на телефон внутридомовой связи. – Ваши распоряжения – мои заботы.

Уже когда Игнатий Петрович откланялся и вышел, Наташа спохватилась: она же хотела его расспросить, что случилось с Винтерштерном, и почему Вилибалд Яковлевич включил в завещание родственников, которых не видел много лет (а ее с сестрёнками вообще не знал). Как правило, дворецкие знают намного больше, чем говорят…

Наташа решила сначала привести себя в порядок, а потом уже задаться этими вопросами, и слезла с подоконника.

Ванная комната, отделанная в теплых бежевых тонах, по размерам могла бы сойти за танцкласс. Сверкающая ванна с широкими бортиками, джакузи, душевая кабина, шкафчики. Кремовые, под цвет стен и пола, полотенца грелись на сушилке. В стенном шкафу Наташа нашла два халата своего размера – теплый и легкий, и пушистые домашние туфли. "Хорошо приготовились к моему приезду, – думала Наташа, рассматривая содержимое шкафчиков. – Угадали даже, каким шампунем я пользуюсь. Или расспросили Беллу… Уф! Все-таки дорога меня утомила. Хорошо, что оглашение – только завтра. Сейчас мне нужны ванна и отдых!".

*

Ровно в десять часов утра Наташа толкнула тяжелую дверь из резного дуба и вошла в кабинет. Сегодня она отложила в сторону привычные джинсы и свитер и надела строгий темно-серый костюм с черной водолазкой и туфли на низком каблуке, более соответствующие ситуации, чем кроссовки.

Полутемный кабинет поразил ее своей величиной и великолепием. Изобилие темного дерева, полировки, книжный шкаф, занимающий всю стену от пола до потолка, мраморный камин с канделябрами на доске…

За столом, который был едва ли не больше, чем спальня в прежней Наташиной квартире, восседал Коган, похлопывая по столешнице пухлым конвертом. Увидев играющие на скулах адвоката желваки, Наташа поняла, что до ее прихода Фима успел с кем-то повздорить. Темно-синяя "тройка", белоснежная рубашка, тугой малиновый галстук – "модный питерский лоер" был представителен и величествен, как всегда. Сбоку устроилась Белла в глухой черной водолазке и юбке "карандаш" до колен. Волосы стянуты заколкой на затылке, только несколько прядок выбилось и упало на плечи. Лестрейндж негодующе сверкает глазами исподлобья на кого-то в кабинете.

На козетке у камина восседала молодая женщина, блондинка с точеной фигурой, умело подчеркнутой черным брючным костюмом. Тщательно уложенные волосы, легкий утренний макияж, свежий французский маникюр, аромат "Ангелов и демонов", черные туфли с алыми подошвами – дама выглядела, как манекенщица с обложки модного журнала. Она осторожно, чтобы не помять, держала в руках батистовый платочек с монограммой. В ушах поблескивали аккуратные маленькие сережки с бриллиантами, а на руке – платиновые часики с бриллиантовой крошкой.

Мужчина лет пятидесяти, осанистый седеющий брюнет со смуглым породистым лицом, устроился у книжных полок, лениво перелистывая томик Эдигея, взятый на полке классиков детектива и скучающе скользил глазами поверх строчек.

Еще одна молодая женщина, тоненькая брюнетка с огромными карими глазами и прямыми волосами до лопаток, тоже была в черном брючном костюме, подчеркивающем ее худощавую фигурку. Застывшее лицо брюнетки наводило на мысль о ботоксе и круговых подтяжках.

У камина на медвежьей шкуре забилась куда-то в угол девочка лет 13, невысокая, худенькая, с невиданным в природе ярко-розовым цветом волос. Вся словно из острых углов, с заостренными, торчащими в разные стороны прядками и колючим взглядом.

Блондинка обернулась и изучающе оглядела Наташу с головы до ног. Она сразу отметила ее короткую стрижку, отсутствие косметики и маникюра и туфли на небольшом каблуке. Сухо поздоровавшись, красотка демонстративно отвернулась. Розоволосая девочка исподлобья покосилась на Наташу и устроилась по-турецки спиной ко всем. На ней были розовый свитер и рваные джинсы.

Мужчина отложил книгу и поднялся навстречу Наташе:

– Ба-а, если бы я знал, что вы – ТА САМАЯ Навицкая, прихватил бы с собой пару ваших книг для автографов!

– Конечно, сейчас ведь самое время, – иронически поджала губы блондинка. – ГематоГена!

Брюнетка поправила узенькой ладошкой прическу и парировала:

– Завидуй молча, Лэтти! Сорри, я опять забыла, какой тираж у "Рассвета любви": 40 экземпляров, или 50?

– Настоящее искусство сейчас никому не нужно в эпоху масс-культа, – не дрогнула Лэтти, – зато всякий ширпотреб расходится миллионными тиражами, и его без конца пиарят, чтобы повысить доходы! Популярен не тот, кто талантлив, а тот, в кого вложили больше денег!

– Да?! – почти весело откликнулся Гена. – Тогда твой Дима давно должен был переплюнуть Донцову. Уж сколько денег ты истратила на него…

Белла зажала рот ладонью, изображая, что чихает; недоумение на ее лице мешалось со смехом. Коган подозрительно низко наклонился над столом, рассматривая печать на конверте, и плечи адвоката подрагивали. Наташа готова была покрутить пальцем у виска. Слова Лэтти о том, что детективы – это ширпотреб, ее не задели; Наташа уже привыкла к таким выпадам и не придавала значения злопыханию, но сейчас ее удивляли родственники Винтерштерна, которые затеяли спор о литературе в такой момент…

– Гена! Воздержись от своих сальных шуток хотя бы при ребенке! – залилась краской Лэтти.

– А ты думаешь, что Жанна все еще ничего не смыслит? – спросила брюнетка. – Стыдиться надо не Гене, а тебе самой! Алиса, – представилась она Наташе. – Алиса Вилибалдовна. А вы Наталья… не припомню вашего отчества?

– Северин пишет стихи на века, их оценит потомство когда романы-однодневки забудутся! – вклинилась Лэтти.

– Урод с дебильными стишками, – пробормотала девочка в рваных джинсах. – Отстой!

– Викторовна, – ответила Наташа, пожимая холеную руку Алисы.

– Геннадий Вилибалдович, – назвался брюнет. – Для близких и друзей – Гена.

По его бархатному баритону и улыбчивым ямочкам на щеках Наташа угадала записного бонвивана вроде Ефима. "Уж не об него ли Коган собирался стулья ломать? Может, Гена сделал пару комплиментов Белле, и это взбесило Фиму?".

Итак, красавица Алиса и обаятельный Геннадий – дети Вилибалда Яковлевича. А эта манерная Лэтти и девочка с розовыми волосами? Гена и Алиса – брюнеты с характерной восточной внешностью. Лэтти – блондинка, судя по светлой коже и голубым глазам – натуральная…

– Виолетта Винтерштерн, – надменно произнесла Лэтти. – Жена Вилибалда Яковлевича!

– Наша мамуля, – добавила Алиса.

Жанна хихикнула. Лэтти сверкнула глазами:

– Веди себя прилично! Сядь нормально! Не разваливайся!

Девочка вздрогнула, словно ее ударили, и снова отвернулась.

– Можно начинать? – напомнил о себе Коган.

– Да, соблаговолите! – передернула плечами Лэтти. – Если никто снова не начнет ломать комедию, вы наконец-то прочитаете последнюю волю моего мужа!

Наташа еще внимательнее присмотрелась к блондинке. Лэтти было не больше 35 лет. Дяде Вилибалду, судя по возрасту его детей, никак не меньше 70 лет. И сразу ощутила неприязнь к этой вертлявой красотке. Тем более что Гена и Алиса недвусмысленно намекали на то, что Виолетта имела любовника…

Девочка Жанна, несмотря на дикий цвет волос и экзотичность наряда, обнаруживала в себе сходство одновременно и с Лэтти – овал лица, такие же волнистые волосы – и с Алисой, похожей на Лидию Вертинскую в роли Анидаг – миндалевидные темные глаза, овал лица. "Дочь Вилибалда Яковлевича от этой Виолетты? Бедная девочка. Судя по всему, ее мать – та еще штучка!".

По завещанию Геннадий Винтерштерн получил от отца сумму, необходимую для открытия комплекса "Роял-Эспрессо" и дворец в Южной бухте, давно облюбованный опять же для комплекса.

– Да, папа, ты всегда умел выбирать хорошие подарки, – тихо сказал погрустневший Гена.

Алисе достался бутик "Фэшн Стар" в центре города, к которому она давно присматривалась. Отец особо отметил, что уже назначил туда управляющим человека, который поднимет доходы магазина и будет верен хозяйке, помня о некой синей папке в банковском сейфе семейства…

Алиса вздохнула и отвернулась, совсем как Жанна.

Некая Марина Ашотовна Винтерштерн получила 100 тысяч ежемесячного содержания и квартиру-студию в районе элитной застройки.

Лэтти – Виолетте Максимовне Винтерштерн – тоже достались ежемесячное содержание, но уже в 200 тысяч ежемесячно, квартира площадью в 250 квадратных метров и деньги на оплату обучения Жанны в школе и ВУЗе. Снять эти деньги со счета или обналичить Лэтти не имела права – только переводить на счет учебного заведения.

Когда Коган читал этот пункт, Лэтти весьма неавантажно покраснела и приоткрыла накрашенный рот.

Ефим читал дальше. Кроме того, Винтерштерн пару месяцев назад перекупил и оформил на имя жены дарственную на редакцию альманаха "Белая чайка" и открыл счет на оплату издания альманаха…

– Это твой шанс, Лэтти, – вполголоса заметила Алиса, – если ты считаешь, что любую бездарь можно раскрутить при помощи денег, давай, работай. Может, и твой Димочка заблистает…

– Старый дурак, – задохнулась Лэтти. – Вечно меня унижал…

На счете Жанны Вилибалдовны Винтерштерн лежала большая сумма денег, которой девочка сможет распоряжаться после того, как завершит образование.

А большая часть наследства – контрольный пакет акций в бизнесе, дом в немецком стиле и все отделения предприятия Вилибалд Яковлевич завещал родственникам своей первой жены. Татьяна Ивановна Навицкая и ее дочери – Наталья Викторовна, Екатерина Викторовна и Елена Викторовна Навицкие стали главными наследниками…

Наташа ошеломленно посмотрела на Фиму: не шутит ли он? Адвокат только покачал головой: "Нет, ты не ослышалась!".

В кабинете повисла напряженная тишина. Только Жанна никак не прореагировала на это известие, продолжая рассматривать решетку камина.

– Повезло же бедным родственникам! – громко высказалась Лэтти.

– Отец чувствовал вину перед дядей Виктором, – пояснил Гена. – Я же рассказывал…

– Вину?! – вскочила блондинка. – Насколько я помню, о "Живаго" проболталась по пьяни твоя мамаша! А Виктору надо было думать головой, а не разбрасывать по дому запрещенную литературу!

– Не смей оскорблять мою мать, потаскуха! – взметнулась Алиса.

Гена поймал сестру за талию.

– Вилибалд совсем спятил! – негодовала Лэтти. – Впрочем, немудрено, с таким видом из окон! Чувствовал вину! Я этого так не оставлю, я буду добиваться опротестования, это полный бред, оставить все этим нищенкам…

Наташа тоже вспыхнула от ярости и вскочила, чтобы как следует наподдать хамке, но Белла встала между ними:

– Ната, не поддавайся на провокации! А вы, Виолетта Максимовна, учтите, что за словесное оскорбление тоже можно привлечь к суду!

– Вы можете возбудить дело, – пожал плечами Коган, – но шансов у вас мало, сразу говорю. Завещание оформлено по всем правилам и имеет юридическую силу. Вилибалд Яковлевич составлял его в ясном уме и твердой памяти. А ваши слова о психическом расстройстве, уж извините, не имеют под собой реальной основы и не подтверждены официально…

Лэтти стояла, побелев от гнева, покосилась на испепеляющих ее взглядами Алису и Наташу, на Гену с Беллой, на невозмутимого Когана… Потом что есть силы шлепнула Жанну по спине:

– Не горбись! Развалилась, как мартышка!

Девочка вскочила и выбежала, хлопнув дверью. Лэтти дернула плечом:

– Говорили же мне, от старика лучше не рожать! Впрочем, у него и более ранние дети не удались…

Прежде, чем ей успели ответить, красотка гордо прошествовала к выходу, сверкая алыми каблуками.

– Саам обезьяна краснопятая! – прошипела ей вслед Белла. – Уф! – она достала сигареты дрожащими от подавленного гнева руками и закурила.

– И ты удивляешься моей вспыльчивости?! – развел руками Ефим. – А я удивляюсь своему долготерпению!

– Вы терпите Лэтти всего три дня, – Алиса отошла к бару и налила себе в бокал легкого светлого вина, – а мы – пятнадцать лет!

– Жалко Жанну, – Гена закурил. – С такой матерью она растет, как на вулкане.

– А о какой вине перед моим отцом вы говорили? – спросила у него Наташа. – При чем тут "Доктор Живаго"?

– О, тебе пора узнать эту историю, – Коган складывал бумаги. – Геннадий?

– Да, конечно, я расскажу…

*

… Виктор Николаевич Навицкий и Вилибалд Яковлевич Винтерштерн в молодости работали инструкторами космомола в райкоме партии. Оба были на хорошем счету у руководства, и им сулили продвижение в горком. Больше шансов на это имел Виктор потому, что Вилибалд, этнический немец с латышским именем, внушал меньше доверия, особенно в те годы, когда еще свежи были воспоминания о войне… Зато у Вилибалда была крепкая семья – жена Марина и сын Гена, а Виктор был холост. А продвигать на повышение предпочитали людей семейных. Энергичная деятельная Марина сосватала ему свою дальнюю родственницу Татьяну.

Однажды Виктор Николаевич забрал у одного из студентов, конопатого очкарика, пару книг, о которых тогда было принято говорить "Не читал, но осуждаю". И прежде чем сдать их своему начальству и разбирать персональное дело студента, решил полистать их сам, посмотреть, за что их подвергают такому остракизму.

"Архипелаг ГУЛАГ" и "Доктора Живаго" Виктор читал долго; времени на чтение было мало; его активно готовили к переводу в горком. Вилибалд и Марина часто бывали в гостях у Навицких. Марина сетовала на то, что у кузины с мужем все еще нет детей…

Однажды на приеме в райкоме в честь Дня Победы разговор за столом зашел о диссидентах и запретной литературе…

– Да вот листала я этого "Живаго"! – громогласно оповестила Марина, успевшая основательно подкрепиться коньяком. – У Витьки на столе валялся! И чего? Да ничего! Болтовня одна, ля-ля, тополя! Эти диссиды глазки закатывают: "Ах, "Живаго", гениально! А что там гениального? Да ничего я не углядела!

– У какого же это Витьки вы сей роман видели? – тихо полюбопытствовал молодой человек в скромном сером костюме, тихо пивший весь вечер крем-соду, и любезно подал Марине еще один бокал коньяка.

– А у Навицкого, – осушила фужер Марина, – балаболка одна, а не книга, срамота одна! Опять выделываются, пятая колонна, мало их Хрущев в свое время прищучил!

В ту же ночь в квартиру Навицких постучались… К счастью, накануне Виктор успел отнести злополучные книги в ректорат университета, где учился веснушчатый студент…

Дважды Виктора вызывали "на три буквы", как тогда говорили. А в горком перевели одного Вилибалда. Виктор же отправился в комитет агрофирмы…

Конечно же, Татьяна Ивановна узнала об откровениях Марины и любителе крем-соды. Видя, как задело мужа явное понижение в должности после нескольких наград за ударный труд и то, как быстро пошел в рост Вилибалд, Татьяна разорвала все отношения с Винтерштернами, уверенная, что Марина специально донесла на Виктора, чтобы расчистить дорогу своему мужу. Их дочери – Наташа, Катя и Лена – родились уже в Балаклаве, и даже не знали о родственниках матери…

Гена, тогда еще школьник, часто просыпался ночами от ссор родителей: "Кто тебя за язык тянул? Ты Витьке всю карьеру изломала, жизнь им испортила!". "А нечего ему было запретную литературу дома держать, – огрызалась Марина, – инструктор комсомола, так пусть соответствует!" "Тебе, кстати, самой не помешало бы иногда умные книжки почитывать, а не только переводные романы!" "Уж спасибо! Пусть пятая колонна такие умные книжки сама читает, а мне по этапу неохота! Я о ребенке думаю! Я не доверила бы своего сына инструктору, который запретную литературу украдкой листает!" "Ну да, сколько мы женаты, столько я и слышу отговорки, почему ты не хочешь читать ничего развивающего! Тебе просто нравится быть на уровне серой бабы!" "И это вместо благодарности! Да я тебе, считай, карьеру сделала!" "А нужна ли мне карьера ТАКОЙ ценой?".

– Такая вот история, – заключил Геннадий. – Татьяна Ивановна – женщина гордая. Как однажды разорвала все связи с моими родителями, так до сих пор держится при своем решении. И вам ничего не рассказывала?..