Текст книги "Фарш Мендельсона"

Глава 8

Все-таки я идиотка! Дав отбой, я вдруг сообразила, что в моей жизни появились две проблемы. Меньше чем за сутки мне нужно достать «колумбиец» в хорошем состоянии и научиться давать взятку. С чего начнем? Автоматически я взглянула на часы: 17.00. Допустим, всему, что связано со взятками, меня обучит Фима. Ему и не такие уроки приходилось давать. А вот что будем делать с «колумбийцем»? Где ж раздобудешь хороший камень в несколько каратов? Разве что в антикварном магазине. В пятом по счету я задала все тот же вопрос, не надеясь, правда, на ответ:

– У вас изумруды есть?

– Вам поштучно или сразу килограмм?

Вспыхнувшая радость мгновенно угасла. Еще издевается, гад! Тут, можно сказать, человеческая жизнь висит на волоске, а он упражняется в сарказме. Понимаю, что со стороны выгляжу, мягко говоря, не очень умной. Но ведь не для себя стараюсь. Хоть это можно понять? Слышите, я стараюсь не для себя! Борясь со слезами, я отошла к огромной уродливой вазе. Табличка рядом гласила, что это не просто ваза, а ночной сосуд генералиссимуса Суворова. Подумать только, как хорошо сохранился. И годы ему нипочем, и генералиссимус Суворов…

Лавка вообще оказалась весьма любопытной. Помимо описанного предмета в ней обнаружились ярко-алые подвязки Екатерины Великой (не знала, что у императрицы были такие странные вкусы); настоящий дневник князя Юсупова и диванчик мадам Рекамье. Каждая вещь оценивалась в многозначную цифру. И ведь наверняка желающие найдутся. Магазин предоставит сертификат подлинности, который новоявленный хозяин повесит на стенку в рамочке. Пока я знакомилась с предметами глубокой старины, в лавку зашла старушка. Настоящая, питерская. Таких старушек с каждым годом становится все меньше и меньше. Пережив революцию, блокаду, они по-прежнему держат спину и надевают кокетливые шляпки с вуалетками. Помню, как однажды я ехала к репетитору в переполненном троллейбусе. Рядом со мной стояла такая вот старушка. Вокруг кричали, толкались, ругались. Она презрительно молчала. И только на остановке, сделав несколько безрезультатных попыток выйти, она вдруг крикнула: «А ну, кухаркины дети, посторонитесь!» Народ молча расступился. Голубая кровь, белая кость.

Эта старушка была такой же: в ней мгновенно чувствовалась порода. Я подошла поближе. Старческая рука в тонкой нитяной перчатке аккуратно выкладывала на стекло свои нехитрые сокровища – затейливую табакерку, нитку пожелтевшего жемчуга, веер, часы-луковицу, и… я замерла. Последней на витрину легла тяжелая брошь, в середине которой был невыразительный тусклый камень. Зеленый. Еще днем я перепутала хризопраз с изумрудом, но сейчас интуиция подсказывала: передо мной если не «колумбиец», то точно изумруд. Главное, не выдать своего волнения. Если его возьмут в лавке, то, увидев мой интерес, сразу заломят цену…

Продавщица неторопливо осмотрела каждую вещь и после некоторых сомнений отобрала веер и табакерку. Я делала вид, что заинтересовалась лаковым столиком на кривых ножках, принадлежавшим, если верить табличке, поэту Александру Блоку. Зачем Блоку такая безвкусица? Может, он приобрел сокровище со скидкой для своей Незнакомки? История, правда, об этом умалчивает. Получив расписку и небольшой аванс, старушка с достоинством удалилась. Я бросилась за ней.

– Простите, пожалуйста, – от волнения мой голос вибрировал струною. – Вы не могли бы уделить мне несколько минут?

– Что вам угодно? – из-под короткой вуалетки на меня с испугом взглянули выцветшие глаза. Руки в перчатках инстинктивно сжали сумочку.

– Ваша брошь… Я видела ее в магазине, но там ее не взяли. Сколько вы за хотите за это украшение?

Старушка надменно улыбнулась:

– Разве вас не учили, барышня, что бестактно спрашивать о цене вещи, тем более у незнакомого и пожилого человека?

– Я понимаю, что веду себя очень невежливо. Но поверьте, я никогда бы не рискнула обратиться к вам, если бы не обстоятельства…

– Обстоятельства еще не повод для столь вызывающего поведения, – незабудки на шляпке осуждающе качнулись.

– Простите, – что ж, все и так понятно. Голубая кровь. Белая кость. Остается только незаметно ретироваться. Я сделала несколько шагов, как сзади раздался повелительный окрик:

– Подождите!

Я с надеждой обернулась. Старушка невозмутимо разглядывала меня. Этой позе могла бы позавидовать и королева. Старушка царственным жестом указала в сторону ближайшей кофейни.

– Может быть, чашечку кофе? – И, не дожидаясь моего ответа, она с достоинством направилась к кофейне. Мне оставалось только последовать за ней.

Через десять минут мы сидели за уютным столиком и пили кофе: я – капуччино, она – обжигающий черный двойной с перцем и корицей. Видимо, на здоровье Юлия Афанасьевна Давыдова, именно так звали мою новую знакомую, не жаловалась.

– Итак, я вас слушаю, Стефания, – она сделала глоток, а затем закурила. Удивительное создание! – Только давайте обойдемся без сентиментальных историй о том, что именно эта брошь способна украсить вашу коллекцию антикварных ценностей. Вы совсем не похожи на поклонника старых вещей.

– Совершенно верно, Юлия Афанасьевна, – я решила рассказать все, как на духу. – Признаться, антиквариат терпеть не могу. Неприятно, когда какая-то вещь принадлежала кому-то другому. Может, это и смешно, но мне кажется, что на старых вещах оседает энергетика бывших хозяев. Хорошо, если они были счастливыми людьми, а если нет? Получается, что посредством старых вещей ты приносишь в дом неприятности их прошлых владельцев.

– И, несмотря на свои убеждения, вы готовы расстаться с деньгами, чтобы заполучить старую тусклую брошь, которой, возможно, владели несчастливые люди. – Юлия Афанасьевна внимательно изучала мое лицо. Только сейчас я заметила, что маникюр у старушки явно сделан в дорогом салоне. Давыдова все больше меня интриговала. Сколько же ей лет?

– Просто мне очень нужен изумруд, – наивно пробормотала я. – Не навсегда, а на время. Я его покажу одному человеку, ювелиру, а после верну. Честное слово.

Никогда не видела, чтобы пожилой человек так искренне и заразительно смеялся. Казалось, она даже помолодела. На мгновение, мне представилось, какой была Юлия Афанасьевна в юности: красивой, беззаботной и очень счастливой. Вряд ли ее брошь причинит мне вред. Если, конечно, старушка согласится ее продать.

– Вы очаровательны, Стефания! В вас есть детская непосредственность, поверьте, деточка, сейчас это большая редкость, – весело сказала Юлия Давыдова. – И все-таки позвольте полюбопытствовать, зачем вам нужен изумруд.

На изложение истории много времени не ушло. Я постаралась быть предельно честной, поскольку врать не умею. Юлия Афанасьевна задумалась:

– Вы знаете, Стефания, я уже слышала об изумруде Лукреции.

– От кого?

– От своей подруги, Лизы Калитиной.

Я понимающе кивнула: сейчас мне расскажут про дела давно минувших дней. До революции практически в каждой дворянской семье были свои фамильные украшения. Почему бы в коллекции Калитиных не быть знаменитому изумруду?! Но как выяснилось, мои выводы были ошибочными.

– Наверное, она вам давно о нем рассказывала?

– Почему? – удивилась Юлия Афанасьевна. – Мы с ней созванивалась на прошлой неделе, тогда Лиза и упомянула о колечке. Признаться, я не особо вслушивалась. С годами Лиза стала, как бы это выразиться, не от мира сего. Прошлое она помнит прекрасно, а вот с настоящим временем у нее то и дело возникают проблемы.

– Юлия Афанасьевна, вы не могли бы дать ее телефон? – не веря в собственную удачу, спросила я.

Давыдова усмехнулась:

– Так что вам все-таки нужно, дорогая: брошь или телефон?

– И то, и другое, – снахальничала я.

Давыдова протянула мне свою визитную карточку, на обороте которой написала телефон Калитиной.

– Спасибо. А брошь, значит, не продается?

– Вы очень упрямая, Стефания. Это не лучшее качество для женщины, – задумчиво сказала Юлия Афанасьевна. – Но вы мне нравитесь – в вас нет хамства. Продать брошь не смогу. Подождите, я еще не договорила. Забавно, правда? В антикварный магазин снесла, а хорошему человеку не могу. Вы правы насчет старых вещей, иногда они приносят несчастье. Это брошь моей матери. Она умерла в Гражданскую войну. Да и у меня жизнь была несладкой. Зачем переносить на вас мои несчастья? Так что брошь я могу вам одолжить на время, но только с одним условием:

– Под залог?

Вместо ответа Давыдова положила украшение в мою раскрытую ладонь. Тусклый камень, словно проснувшись, вдруг заиграл зелеными гранями. Бриллиантовые капельки вспыхнули цветами радуги. Я почувствовала, как от старой броши исходит нежное, почти родное тепло.

– Так я и думала, – удовлетворенно сказала Юлия Афанасьевна. – Изумруд признал вас.

– А если бы не признал? – удивленно спросила я.

– Значит, вы бы его не получили. Изумруд – камень капризный, он всегда сам выбирает себе владельца, пусть даже и на время. Когда он вам станет не нужен, верните его, пожалуйста. Мои координаты есть на визитке.

– Вы отдаете его первой встречной, вот так, без залога?

– Что поделать, я верю в честных людей. – И она с достоинством удалилась, оставив меня за столиком с изумрудной брошью в руке.

Домой я вернулась в прекрасном настроении, не переставая себя хвалить. Ай да, Эфа! Ай да, молодец! Подумать только, всего за несколько часов я умудрилась взять напрокат драгоценный камень, узнать массу полезной информации и пообщаться с удивительным человеком. Мне очень везло. Оставалось только получить мастер-класс в отношении взяток, и день можно считать на удивление удачным. А кто меня может научить этой премудрости, как не дядя Фима? По-моему, нет таких вопросов, на которые он не мог бы ответить.

Однако на половине родственников не до вопросов. Честно говоря, не до ответов тоже. Посредине гостиной театрально рыдала Ольга. Рядом с ней смущенно топтался Федоров. Родственники разделились: на стороне Федорова воинственно застыли Соня и бабушка. Интересы Ольги представляли дед и дядя Фима.

– По какому поводу общий сбор? – я благоразумно заняла нейтральную позицию, проигнорировав тот факт, что, завидев меня, Федоров приосанился и сделал шаг ко мне. Символический шаг, надо сказать.

– Федор Федорович отказывается жениться, – сообщил дед. – Мы пытаемся повлиять.

– И повлияем, – с угрозой пообещал дядя Фима. – Поиграл, понимаешь, с порядочной женщиной и бросил. Чуть двух детей сиротами не оставил.

Интересно, что здесь произошло, пока я разыскивала драгоценные камни напрокат? Неужели Федоров банально изменил. Вот этого, признаться, от него не ожидала! Стоп! При чем здесь дети-сиротинки?

– Ты в ответе за тех, кого приручил, – продолжал свою обличительную речь Фима.

Ольга благодарно всхлипнула. Соня и бабушка плотнее прижались к обманщику. Видимо, в качестве моральной поддержки. Как же он все-таки хорош, чертяка!

– Позвольте, но это не мои дети! – стал открещиваться Федоров. – Они – Ольгины. И вообще… Не понимаю, почему именно здесь и сейчас вы подняли вопрос о женитьбе. Я подавал заявку на другую кандидатуру (тут он выразительно посмотрел на меня). И надеюсь, что эта кандидатура ответит мне согласием.

– Обманщик! – горестно просолировала жена моего третьего и, к счастью, бывшего мужа. – Ты на меня смотрел, слова ласковые говорил, детей пару раз в зоопарк сводил. А теперь, значит, у тебя другая появилась!

– Ага! – расплылся в блаженной улыбке идиота Федор Федорович. – Появилась! Два дня назад. Стефания, в присутствии всех заинтересованных лиц я прошу вашей руки и сердца.

Час от часу не легче! Просто каннибал какой-то: руки, понимаешь, ему мало, теперь и сердце понадобилось. Глядишь, вскоре предъявит право собственности на мою нервную систему, и пошло-поехало. Почки, печень, селезенка. Черт, как не вовремя он вылез со своим предложением! Ольга опять зарыдала, только еще жалобнее. Родственники синхронно повернулись ко мне: мол, видишь, как из-за тебя хороший человек убивается и никак убиться не может. Я почувствовала себя героиней сказки «Морозко». Захотелось сказать: бери его, Марфушенька-душенька в свои белые ручки, и будьте счастливы. А меня оставьте в покое. В этот момент мне был не нужен ни Федоров, ни Ольга. Я остро жаждала общения с Фимой. И чем скорее, тем лучше. Утро не за горами, а у меня еще взятки подходящей нет. Может, свернем матримониальные планы, хотя бы до завтра, а? Мое предложение не прошло, как, впрочем, и предложение Федорова. Но как выяснилось, у родичей на ближайшее будущее были совсем другие задачи:

– Нет, Федор Федорович, – нахмурился дед в приступе родственной ревности. – Так не пойдет. Вам нужна Ольга, и точка. На всякий случай мы проверили вашу психологическую и физиологическую совместимость. Вы – совместимы. Так что давайте закроем этот щекотливый вопрос и пойдем готовиться к свадьбе. И нечего смотреть на Эфу. Эта ягодка не для вас. На нее сегодня огромный спрос.

– Вы преступники! Вы разбиваете сердца! Вы манипулируете людьми! Вы… вы… торгуете телом! – ни к селу ни к городу процитировал старую кинокомедию обиженный опер.

– Это наше тело! – парировал Фима. – Хотим, и торгуем.

Я поняла, что пришла пора вмешаться в дискуссию, иначе за последствия не ручаюсь. Дай волю, родичи такого нагородят, что вовек не расхлебаешь:

– Это тело (я ткнула себя в грудь) – мое. Следовательно, распоряжаться им буду я, и только я. Для особо непонятливых объясняю последний раз: замуж выходить в ближайшие пятьдесят лет не собираюсь. Это и вас, Федор Федорович, касается. И не надо сопеть: вы не в песочнице, а я не пластмассовое ведерко, которое у вас отобрали. Кстати, кто так предложение делает? Где кольцо с бриллиантом? Букет роз и путевки в кругосветное путешествие. Где романтика, я вас спрашиваю? Совсем мужики совесть потеряли: прошу руку и сердце. А взамен что?

– Рука и сердце, – пробормотал сконфуженный Федоров. – Мои.

– Невыгодный обмен. У меня пальцы длиннее и красивее, вам больше Ольгины колбаски подойдут, – огрызнулась я. – А теперь прощу прощения, мне срочно нужно поговорить с Фимой.

– Это заговор, – заверещала Ольга, – она сейчас дядю перетянет на свою сторону, и не видать мне мужа.

– Уймись, – дружески посоветовала я подруге по общему несчастью. – А то передумаю, и сама замуж за Федю выйду.

– Вот видите, он для нее Федя, – завелась Ольга по новой.

Когда мы с дядькой выходили из гостиной, я услышала, как все, за исключением хлюпающей носом Ольги, утешают Федорова:

– Не расстраивайтесь, Федор Федорович. Первый блин всегда комом. Второй всегда удается. Зачем вам Эфа? Она ведь стерва. То ли дело наша Оленька…

Может, они действительно правы: и Ольга с Федоровым созданы друг для друга? Тогда не буду мешать. Любовные треугольники не для меня. Из геометрических фигур мне больше импонируют ромбы. Пусть фрейдисты теперь повертятся, решая, что бы это значило.

– Ну и зачем ты мужика обидела? Что он тебе плохого сделал? – укорил Фима, пока мы поднимались на второй этаж.

– А что хорошего? – парировала я. – Сначала в любви клянется. Потом на другую смотрит. Слова ласковые ей говорит, чужих детей в зоопарк водит. Ты считаешь это нормальным?

– У каждого свои недостатки, – уклонился от ответа дядька. – Федоров мужик неплохой, а то, что на других смотрит, так это пройдет, со временем.

– Ага, когда у него зрение будет минус двадцать пять, – усмехнулась я. – Ладно, Фима, оставим мою личную жизнь в покое. Не до нее сейчас. Я к тебе по другому вопросу. – И, дождавшись, когда он закроет дверь к себе в кабинет, выпалила:

– Как правильно давать взятки?

Фима изумился:

– А тебе зачем?

– Что за дурацкий вопрос? Хочу дать взятку. Правильно, чтоб не поймали. Так что давай рассказывай, что и как именно дают в приличном обществе.

Фима на минуту задумался, а затем осторожно поинтересовался:

– Эфа, а тебе известно, что взятка есть уголовно наказуемое деяние?

Я отмахнулась:

– Ты про Уголовный кодекс? Знаю, читала. Ну и что? Рискуют обе стороны. И тот, кто дает, и тот, кто берет. Я, между прочим, рискую меньше: если поймают, то светит около восьми лет. А вот моему товарищу по несчастью можно только посочувствовать – двенадцать лет.

– Восемь лет тоже не шутка.

– Если с умом подойти к вопросу, то сумею выкрутиться. К тому же меня могут освободить от уголовной ответственности: расскажу правоохранительным органам, что у меня вымогали деньги, составлю заявление в прокуратуру в трех экземплярах, и дело в шляпе.

– В трех-то зачем? – устало поинтересовался Фима.

– Один экземпляр нужно отдать адвокату, другой – оставить дома, третий – иметь при себе. Если все пройдет нормально, заявления уничтожу. Если хочешь, съем для надежности.

– Не подавись только! Голова бедовая! И где ты этого нахваталась? – простонал дядька, плеснув себе коньяка для спокойствия.

– На сайте: «Помог себе, помоги – товарищу», – бодро отрапортовала я. – А что разве неправильно? Там даже наглядные примеры были.

– Эфа, давай как на духу: в какую историю ты влипла на этот раз?

– Фима, мне просто нужно дать взятку одному неприятному типу в институте. Он у нас сейчас осуществляет проверку. Вот и все. Делов-то! Я не прошу тебя написать мне индульгенцию, просто расскажи толково: как ему давать?

– Послушал бы тебя сейчас кто-нибудь, – вздохнул Фима и осушил бокал с коньячным спиртом. – Ладно, давай по порядку. Ты с ним условия оговаривала?

– Нет.

– Умница. Условия договора ни в коем случае не оговаривай вслух. Правило номер один. Правильный взяткодатель пишет цифру на бумажке и передает ее «товарищу». Если кивнул, значит, согласен. Если нет, то нужно написать еще одну бумажку. С цифрой побольше. А потом еще одну, если консенсус не достигнут. Правило номер два. Взятка дается без лишних слов и свидетелей и по возможности не в помещении. Деньги вложишь в конверт. Конверт положишь в папку с какими-либо документами.

– Просто Кощей Бессмертный на новый лад. Папка-то зачем?!

– Затем, что твой проверяющий, не испытывая особого страха, возьмет взятку. К тому же человек, который давал взятку, всегда может сказать, что конверт по ошибке забыл в папке главный бухгалтер. Мол, отложил себе на новые сапоги, шубу, машину, а потом по рассеянности забыл. Понятно?

– Угу. Только у нас бухгалтер в отпуске. Слушай, дядя, а обязательно деньги давать? Может, еще что-нибудь сгодится?

– Борзыми щенками, конечно, лучше. Поди потом докажи, что это взятка. Только кому сегодня нужны борзые щенки?

– То есть для начала мне нужно выяснить круг его интересов, а потом как бы невзначай сделать подарок, так?

– Для начала тебе необходимо выкинуть этот бред из головы. Может, твой проверяющий кристально честный человек. А ты своими действиями его разозлишь.

– Кристальной, дядя, бывает только водка. Да и то, если она от хорошего производителя. Ладно, спокойной ночи. Наши вроде угомонились, я тоже пойду.

– Куда?

– Тренироваться.

– На кошках?

– На крокодиле. Буду Гене взятку давать. Авось к утру наловчусь.

Давать взятку крокодилу – дело неблагодарное. Начать с того, что он вообще отказывался брать в зубы сомнительную папку, в которой лежал пухлый незапечатанный конверт. Или его надо запечатать? Может, еще адрес надписать? Десять минут я размышляла над этой дилеммой, гипнотизируя зеленые бумажки. Потом приволокла крокодила за хвост (уже успел удрать, паршивец!) и начала процесс заново. С тем же результатом. Конверт то и дело падал на пол, а Гена порывался вернуться в ванну, где его ожидал преданный и покинутый Жбан. Наконец я сжалилась над зеленой скотиной и отпустила его к другу. В качестве тренажера прекрасно подошло большое зеркало в прихожей. Протягивая собственному отражению злополучную папку, я репетировала торжественную речь:

– Добрый день, Вячеслав Янович! Как вы себя чувствуете? Руки не дрожат? Прекрасно! Будьте любезны, возьмите вот эту симпатичную папочку. Зачем? Ну и вопросики у вас! В ней деньги лежат.

Тьфу, не так! Еще раз.

– Добрый день, Вячеслав Янович! Какой у вас модный галстук! Жена, наверное, покупала. У вас нет жены? Какая радость! Хотите мы вам ее найдем? За скромные комиссионные. Вот вам папочка, ознакомьтесь, пожалуйста, с расценками. Брачное агентство «Гименей отдыхает!» устроит вашу судьбу. Быстро. Надежно. Конфиденциально.

Уже лучше! Но, по-моему, речуга смахивает на прямую рекламу товаров и услуг. Как бы меня еще и в сводничестве не обвинили. Может, еще одну попытку?

– Добрый день, Вячеслав Янович! Вы пунктуальны, я – тоже, вы сообразительны, и я все схватываю на лету, вы умны, и я не дура. Давайте дружить. Хотите домами, хотите – семьями. И в качестве залога примите эту симпатичную папку. В ней вы найдете массу полезных вещей.

Уф! Опять меня не в ту степь понесло. Ладно, на месте разберусь, как удобнее всунуть ему подношение. А будет противиться, куплю борзого щенка на Птичьем рынке. В подарок. За патологическую, нет, кристальную честность.