Текст книги "Каструм-Альбум"

– Вот в нижнем правом углу картины и должна быть следующая подсказка. Но тут загвоздка вот в чем. Сверху надписи нанесен слой краски. Кто-то решил, что странные цифры – дьявольский знак, и закрасил. И я ума не приложу, как пробраться во внутренний двор храма, в комнату, где висит картина, счистить краску и не попасть на виселицу как богохульник.

– А ты задействуй младший состав. И… к слову сказать, не хочу забегать вперед, но посмотри на него получше.

В этот момент мальчик, спящий в углу, зашевелился, заелозил и сел, протирая со всей силы слипшиеся глаза.

– Выспался? Тебя как зовут? – Хаким протянул мальчишке стакан воды.

– Сударь, спасибо. Я Тит.

– Значит, Тит. – Хаким присел перед ним на колени, впервые посмотрел мальчику в глаза – и ужас охватил его с ног до головы: на него смотрели серые глаза, похожие цветом на надвигающийся шторм, знакомые до боли и принадлежащие просто ребенку.

– Чертовщина какая! – Хаким был бы рад перекреститься, но с недавнего времени избегал метаться между религиями.

– Ну, слушай, – совсем тихо, на ухо, чтобы не испугать Тита, шепнула Кати́, – у Шекспира в его «Ромео и Джульетте» как раз в таком возрасте и случились основные страсти.

– Да ужас что это такое! – Хаким был вне себя. – Дети! А вторая, надеюсь, уже родилась? Или у нас длительный спектакль в этой эпохе?

Не обращая внимания на изумленный взгляд Тита, Хаким с силой хлопнул по барной стойке и опрометью выбежал на улицу.

Единственный способ успокоиться и подумать как следует – это пройтись вдоль моря. Раннее утро – то, что так и не перестал любить Хаким.

3

Выйдя за пределы города, он направился на юг, в пустынную сторону, где песчаный берег сменялся галечным. Море, омывая камни, давно уже стерло все углы, сделав их гладкими голышами, приятными на ощупь. Так и душа Хакима, лишенная острых углов, вынуждена лежать под палящими лучами, омываемая морем и ждущая шторма.

Жизнь Хакима, если ее можно так назвать, впитывала в себя всё самое загадочное, обрастая волшебными предметами и историями. Это не тяготило Хакима, тяготили тяжкие раздумья: по чьему великому замыслу он проживает раз за разом трагические судьбы своих подопечных? Они разные, но он всегда сможет узнать глаза оттенка надвигающегося шторма и самой глубокой морской лазури.

Вдали послышались крики, ржание лошадей и глухие, отрывистые выстрелы.

Хаким замер. Кроме шпаги, с собой не было никакого оружия. И нужно ли становиться ненужным свидетелем происходящего? Присев за большим валуном, он прислушался. Понять, кто кого и где наши, оказалось сложно, и он выглянул из-за камня. Сразу догадался, в чём дело. Молодой человек в белой, уже изрядно порванной рубашке и темных панталонах яростно размахивал шпагой, зажимая громоздкий пистолет в другой руке. По-видимому, он уже сделал предупреждающий выстрел, перезарядить пистолет не мог, поэтому просто покачивал им в такт шпаге. Скорее всего, окружившие его люди не имели цели убить – они могли бы сделать это уже давно.

– Граф, мы настаиваем на том, что сопроводим вас к отцу! Он всего лишь хочет поговорить.

– Я поговорю с ним позже, вы не можете заставить меня силой!

– Мы не можем отпустить вас. То, что вы собираетесь сделать, – большая ошибка.

– Я буду сопротивляться!

Хаким присмотрелся, с удивлением узнав в молодом человеке графа Лумеариса. Интересно судьба подталкивает людей друг к другу. Именно с ним и предстояло обсудить его общий вопрос с губернатором.

Хаким поднялся и решительно окликнул графа:

– Ваше сиятельство! Так вот вы где… С вами всё в порядке?

И, разыгрывая преданного слугу, продолжил:

– Господа, да что происходит? Ай боже, посмотрите, что происходит, как рубашку изорвали…

Лумеарис смотрел на Хакима круглыми глазами. Но Хаким гнул свою линию.

– Пойдемте, пойдемте, я провожу вас. А вы, господа, можете нас сопроводить. Места здесь опасные, не приведи господь, всякое может случиться. Буквально вчера Черный Педро лютовал, двоих рыбаков нет как нет. Совсем пропали.

– Хватит пороть чепуху, ты вообще кто такой?

– А я, простите, не представился, сеньор Хаким из таверны, что напротив Сан-Николаса, по личному поручению губернатора. Так уж вышло, простите еще раз, должен доставить господина графа для важной беседы. Она займет времени не больше получаса, а потом он ваш.

Всадники переглянулись.

Хаким за это время уже совсем приблизился к Лумеарису и тихо шепнул тому на ухо:

– Подыграйте мне, если хотите от них избавиться. У меня действительно есть поручение от губернатора.

Лумеарис, едва кивнув, громко объявил:

– Пройдемте, господа. Сопроводите нас сначала к дому губернатора, а затем уже я увижусь с отцом.

– Ну, хорошо, будь по-вашему. Мы всё равно не уполномочены причинять вам вред.

Лумеарис совсем не по-графски свистнул в четыре пальца. Раздалось радостное ржание, и красавец гнедой появился вдали. Когда разгоряченный конь подскакал к своему хозяину, граф, хитро подмигнув Хакиму, вскочил в седло и подал руку:

– Залезайте, мой друг, вы очень вовремя мне помогли.

Вся процессия направилась в город, солнце стояло высоко.

Хаким первым нарушил молчание:

– Думаю, что покажусь невежливым, но, может, заедем ко мне в таверну? Мы все в пыли с дороги, и рубашку неплохо сменить. Вы же еще не придумали, где остановитесь?

– Честно говоря, не думал, – немного растерянно ответил граф.

В действительности усадьба Лумеарисов находилась далеко за городом, в живописном месте, окруженном оливковыми садами. Отец семейства подобрал единственному сыну хорошую партию из знатного дворянского рода и уже мечтал о внуках. Но молодой, горячий граф имел неосторожность влюбиться по своему усмотрению и, мало того – решил купить большой участок земли в центре города, как говорил его отец, пиратствующих чиновников и разврата, Аликанте. Кроме всего прочего, отец мечтал видеть сына образованным и серьезным человеком, но тот увлекся археологией, прочитал уйму книг и спустил приличную сумму на путешествие по Африке.

Разгневанный отец решил брать судьбу сына в свои руки и направил личную охрану, чтобы вернуть неразумного отпрыска для «доброй» беседы. Сделка по приобретению земли в центре Аликанте была под угрозой срыва.

– Господа, я вынужден принять приглашение этого милого человека и привести себя в порядок. Подождете снаружи или?..

Хаким тут же подыграл Лумеарису:

– У меня лучшее вино в городе и не только, на протяжении всего своего правления Людовик XIV пил вино аликантино.

Мужчины, мрачно переглянувшись, спешились и направились в таверну.

4

По идее, в таверне никого не должно было быть. Однако вошедшие застали очень странную картину. На бочке сидел Тит с завязанной вокруг шеи белой салфеткой. Три шлюхи с явным удовольствием играли в добрых тетушек, запихивая в него разнообразную еду, что стояла вокруг в разных плошках. Увидев Хакима, Тит взмолился:

– Дядюшка, ну скажите им, чтобы отстали. Я не могу больше, я столько никогда не ел.

Пышнотелая Кармен засмеялась хриплым, низким смехом:

– Да поглядите на него: кожа да кости, смотреть больно. На, заинька, ложечку, уважь тетушку.

Тит в изнеможении закатил глаза.

– Барышни, заканчивайте, – строго приказал Хаким.

Предложив остальным располагаться, он быстро набросал небольшую записку и отослал с ней Тита в дом губернатора. В Хакиме уже зажглось предчувствие большого приключения, поэтому он налил в кувшин самое крепкое и коварное вино из тех, что было в его запасах.

Шлюхи – сообразительный народ, они умеют читать лица как никто другой. Задача выжить прекрасно развивает интуицию и обостряет инстинкт самосохранения. Они быстро приосанились и помогли разлить угощение, разговорами отвлекая на себя внимание мрачных охранников. Хаким, пользуясь этим, быстро схватил Лумеариса за предплечье и впихнул в складское помещение.

– Простите, что без церемоний, но у нас мало времени. Вы купили участок земли рядом с ратушей?

– Я отдал залог, но осталась одна формальность у нотариуса и подпись губернатора.

– Ваш отец, естественно, против? – спросил Хаким таким тоном, что Лумеарис, не задумываясь, ответил, словно ученик у доски в школе:

– Да, сеньор.

– Я помогу вам завершить сделку в обмен на одну услугу, – Хаким серьезно смотрел на графа.

– Всё, что пожелаете, – ответил граф, доверившись Хакиму, хотя и не был с ним знаком до этого дня.

– Мой юный друг, не бросайтесь опрометчивыми обещаниями. И еще один вопрос… – продолжил Хаким.

– К вашим услугам.

– Назовите истинную причину, по которой вы купили эту землю.

– Я хочу построить дворец для своей будущей семьи.

– И это всё?

– Ну-у… предварительно будут произведены раскопки… – уклончиво ответил Лумеарис, отводя взгляд.

– Мусульманская медина? – спросил Хаким, успокаивающе похлопывая его по плечу.

Лумеарис с облегчением выдохнул:

– Да.

– Или у вас есть новости от тамплиеров? – Хаким явно развлекался.

Молодой граф поник, кивнув головой.

– Тогда мое условие такое: позвольте помочь вам найти то, что вы так страстно желаете найти, обрести независимость от отца и участвовать в раскопках. Мне ничего не нужно. Я ищу совсем маленькую неприметную вещь. Она и будет моей наградой.

– И всё? – Лумеарис был явно обескуражен.

– И всё.

В этот момент из-за двери донесся голос одного из сопровождавших ранее графа мужчин:

– Ну что они так долго? Глянь, что происходит.

Хаким быстро отодвинул небольшую деревянную панель:

– По рукам, нам пора.

– По рукам, – ответил граф, и они полезли в узкий проход, который шел до самого храма Сан-Николас.

Двум взрослым мужчинам протискиваться в узком тоннеле не то чтобы сложно, а неприятно. Граф морщился в темноте, не видя, куда они ползут на четвереньках, и понимая, что остатки рубашки висят лохмотьями. Наконец они уперлись в каменную кладку. Хаким осторожно вынул небольшой кирпич, и им в лицо ударил луч света. Заглянув в образовавшийся проем, он тихо сказал:

– Порядок.

В церкви, кажется, никого не было. Хаким быстро начал разбирать кирпичи, отделявшие вход в тоннель и церковь. Видимо, он уже не раз это проделывал, потому что очень скоро образовалась дыра, позволяющая пролезть человеку, а стопка кирпичей аккуратно лежала на полу. Они выбрались, и Хаким так же ровно заложил вход. Послышались голоса. Лумеарис в ужасе выпучил глаза. Хаким уверенно потащил его к исповедальне, быстро затолкнул в кабинку и залез сам.

Голоса приближались. Граф пошевелил затекшими плечами, Хаким еле слышно шикнул на него. Голоса раздались совсем близко:

– Господин губернатор, что привело вас в этот час? Служба уже окончена. Вы хотели исповедоваться?

– Не совсем, ваше преподобие, у меня случился один теософский спор, и я решил испросить вашего совета.

– Да, конечно, я к вашим услугам.

– Может, мы сможем побеседовать в более удобном месте?

– Конечно, как пожелаете.

Хаким выглянул в узкую щель в занавеске исповедальни, что скрывала их.

Падре сел на скамью, приготовившись слушать. Губернатор, бросив быстрый взгляд на исповедальню, продолжил:

– А вообще-то мне хотелось бы посетить внутренний дворик, там необычайная атмосфера.

– Хорошо, – согласился священник, хоть его лицо и выражало крайнюю степень удивления.

Как только они ушли, занавеска открылась, и перед Хакимом и графом предстал Тит.

– Молодец, мальчик, – похвалил его Хаким. – Принес?

– Вот. – Мальчик протянул холщовый мешок.

Внутри были два длинных черных плаща с капюшонами, больше напоминающие сутану, чем светскую одежду.

– Молодец, – снова похвалил юношу Хаким.

– Рад служить. А что теперь?

– Зови нотариуса. В дом губернатора. И быстро. Потом возвращайся в таверну.

– Понял, но, сударь, умоляю, можно мне побыть на улице? Эти ненормальные, видимо, хотят малыша, они опять будут меня мучить.

– Делай как сказал. Пока ты всё сделаешь, они уже должны будут работать, им не до тебя будет. Поможешь с посудой.

– Хорошо, – грустно согласился Тит и посмотрел на Хакима.

Хаким вздрогнул. Он не мог, просто физически не мог смотреть в эти глаза.

Они с графом надели плащи и, низко опустив головы, вышли из церкви через главный вход. На площади метались разъяренные охранники. Граф остановился, но Хаким тут же толкнул его в бок.

– Идите как ни в чем не бывало, не убыстряя шаг, – прошипел он.

5

Они прошли мимо озирающихся мужчин, ранее их сопровождавших, и маленькими шажками засеменили вверх по улице, к дому губернатора, в так называемый Дворец дверей[3]3
  El palasio del Portalet – Дворец дверей. Сейчас бывшая резиденция мэров города представляет собой краеведческий музей. Вход бесплатный.


[Закрыть]. Это только что отстроенное здание впечатляло высотой потолков и окон. Стоящее на пересечении улиц Сан-Томас и Ла Пуэрта де Капуцинос, оно пахло свежей побелкой и краской, пыльным камнем и влажными досками. Еще велись работы по внутренней отделке. Интересно, что на третьем этаже, где располагались спальни и кабинет губернатора, остались детали от старой усадьбы. В кабинете губернатор установил старинную деревянную дверь от своего бывшего дома с тем самым злополучным скрипучим кольцом.

Парадные двери впечатляли своей высотой. Они позволяли всаднику въехать прямо внутрь помещения, чтобы спешиться уже без суеты и ненужного внимания со стороны. Когда-то эти двери были частью городской стены, отделявшей город от монастыря Капуцинов. Теперь вокруг них была выстроена великолепная усадьба с типичными чертами валенсийской архитектуры.

Хаким с графом подошли к дверям и постучали увесистым бронзовым кольцом. Даже эта деталь дома удивляла. Кольцо торчало из массивной головы сома и фактически было его усами, сплетенными в окружность. Раздался глухой звук, и створка приоткрылась. Слуга, увидев Хакима, понимающе кивнул и впустил мужчин внутрь.

– Прошу вас сюда, господин обо всём предупредил.

Они прошли по узкой боковой лестнице, ведущей, как оказалось, в библиотеку. Плотно зашторенные окна почти не пропускали свет, здесь царили прохлада и полумрак.

– Фу-у, ну и приключение! – первым начал разговор Лумеарис, плюхнувшись в мягкое кресло с высокой спинкой.

– Всё только начинается, – ответил Хаким.

В комнату вошли две служанки. Та, что постарше, поставила кувшин с водой и предложила умыться с дороги. Младшая, совсем еще девочка, худая настолько, что даже через платье видны лопатки, поставила на небольшой столик поднос с кофейником и тарелкой с закусками.

Скромно поклонившись, встала около двери.

Старшая сделала легкий реверанс:

– Сеньоры, отдыхайте, господин скоро будет.

Она кивнула девочке, и они обе, не поднимая глаз, вышли из комнаты.

Уже закрывая дверь в библиотеку, девочка взглянула на Хакима, и сердце его пропустило не один, а с десяток ударов. Сглотнув, он спросил пересохшим ртом:

– Как твое имя, дитя?

– Ана, сударь, – ответила девочка и посмотрела ему в душу глазами цвета самой глубокой теплой морской лазури.

Дверь закрылась, а Хаким так и остался стоять посреди библиотеки, не сводя взгляда с закрывшейся двери.

Губернатор не заставил себя ждать. Он прибыл почти одновременно с нотариусом. Сделка по покупке участка земли для строительства дворца семьи Лумеарис была завершена.

– Теперь наступило время великих открытий! – провозгласил тост губернатор.

– Так-то оно так, – ответил Хаким, – но как мы рассмотрим картину в храме? Вам удалось узнать хоть что-то?

– Хитрая церковная крыса что-то скрывает, он глаз с меня не сводил и очень быстро отвел во внутренний двор. Пришлось дать ему пару арифметических задач по библейским мотивам.

– И как – решил?

– Я не стал ждать, пока он поймет, что я его дурю, и ретировался.

– И всё же… какие вопросы могли такого опытного слугу божьего поставить в тупик?

– Ну, например, предложил ему в порядке исследования записывать цифры – даты рождения и смерти библейских героев. Затем гипотетически представить, что есть резон и в других религиях мира, и вполне можно увидеть, что каждый из этих героев перерождался в ком-то из следующих пророков. И когда он поймет, что каждый раз это происходило за определенный отрезок времени – 666 лет, мы посмотрим, как он с этим справится.

– Серьезно? Вас отлучат от церкви и, скорее всего, сожгут прямо перед окнами вашего же дома.

– Пусть попробует обнародовать эти знания. Обвинить губернатора в еретичестве – что может быть соблазнительнее?.. Однако я преподнес это как бред некого больного человека. Сославшись на то, что эти знания шокируют и смущают, я предоставил проверить их истинность ему самому. Так что я всего лишь добрый человек, заботящийся о ближнем.

– Опасно потерять вашу дружбу, – пошутил Лумеарис.

– Отчего же вы ее собрались терять? К этому нет причин. Всем нужно отдохнуть. Хаким, друг мой, надеюсь на тебя, – закончил разговор губернатор и обратился уже к Лумеарису: – Вам есть где остановиться в городе?

– Еще не думал об этом.

– Располагайтесь в моем доме. Комнат больше, чем я мог бы использовать.

– Вы очень любезны. Пожалуй, я воспользуюсь приглашением и ненадолго остановлюсь у вас.

Хаким, видя, что сегодня от него больше ничего не ожидают, вышел из библиотеки и, спускаясь вниз, нашел под лестницей двоих детей и неотрывно смотрят друг другу в глаза.

«Закрутила мама прялку», – подумал Хаким и свистнул Титу.

Они вышли на улицу, щурясь от яркого солнца. Хаким потрепал мальчика по голове.

– Хорошая девочка?

– Ана. Ее зовут Ана.

– Значит, Ана… Понравилась?

– Чего? – Мальчишка прыснул со смеху. – Нет, не так. Она помощь предложила.

– В чём?

– Ну… как бы это, в общем… Она поет в церковном хоре.

– А ты не промах, – рассмеялся Хаким, всё больше тревожась.

Возвратившись в таверну, он принялся с усердием переставлять бутылки и стаканы на полках, усилием воли стараясь прекратить поток мыслей, которые, всё убыстряясь, бежали по кругу, ни на секунду не оставляя его в покое.

Была смутная надежда, что двое детей не просто так появились здесь и сейчас, что, возможно, он прервет порочный круг и схватит мелкого беса. Но тут же он возвращался к мысли: и что тогда? Что случится, когда он сожмет в руке пучеглазое нечто? Как он его уничтожит? И, при благом исходе, какой вариант небытия ждет его самого? Исчезнуть, словно дым, найти покой в забвенье? Эти вопросы одолевали Хакима параллельно с размышлениями, чем же быстро снять лак с картины, не испортив шедевр, которому почти двести лет. За это время слой масляной краски высох и укрепился. Картина сильно потемнела. Если краску можно растворить, то лак, покрывающий ее, будет стереть сложнее.

Таверна постепенно наполнялась посетителями, шумом, дымом. Дамы смеялись над пошлыми шутками кавалеров.

Хаким отослал Тита в маленькую мансарду под самой крышей и приказал запереться изнутри. Он видел, что мальчишка нервничает.

Можно было бы проникнуть в храм с помощью подземного лаза, но это ни к чему не приведет. Комната, где висела картина, запиралась, а в остальное время там всегда находился кто-то из служителей церкви. Как девочка, поющая в хоре, может помочь, он еще не придумал. Хоровод бесконечных мыслей измотал Хакима.

6

Утром Хаким решил проверить, как дела у Тита, но того не оказалось в комнате. По несмятой постели он понял, что шельмец куда-то упылил.

Навалилась усталость. Кажется, Хаким не спал вечность. Он принялся вспоминать, когда ему удалось более или менее выспаться – понял, что это было дня три назад. Недолго думая, прямо в комнатке под крышей провалился в глубокий сон.

Ему снился Николас Боррес. Высокий, красивый, с первой проседью на смоляной голове, с горящими итальянскими глазами. Хаким сразу понял, что это он, хотя и видел со спины. Во сне всё происходит с разной скоростью. Можно, как ветер, мгновенно переместиться в другой город, а можно миллиметр за миллиметром преодолевать часами расстояние в пару метров. В этом сне он двигался рывками, то ускоряясь, то замирая, созерцая. Полумрак мастерской художника освещали масляные лампы. Кто-то вошел. Хаким силился увидеть лицо посетителя.

Тихий неразборчивый шепот. Хаким понимал, что очутился в этом месте неспроста. Он внимательно присматривался к деталям. На огромном подрамнике стояла почти законченная картина. «Страшный суд». Николас что-то быстро сказал пришедшему и вышел в соседнее помещение. Человек в капюшоне огляделся, взял самую тонкую кисть из тех, что были разложены на маленьком столике, и, обмакнув в темную краску, быстро написал что-то в нижнем правом углу картины. Хаким увидел руку, писавшую цифры. На указательном пальце было кольцо с узнаваемым символом – крестом тамплиеров.

Закончив работу, посетитель быстро вернул кисточку на место и оглянулся. Хаким увидел мельком его лицо. Сразу же за этим послышался громкий шум ругающихся голосов, и Хаким проснулся.

Голоса на самом деле звучали. Потирая затекшие плечи, Хаким встал и, прислушиваясь, подошел к окну. За окном на тускнеющем небе зажглись первые звезды. Поднялся сильный ветер. Когда приходит южный, горячий ветер из Африки, окна домов плотно закрываются. Воздух наполняется жаром, обжигающим легкие, и песком, что скрипит на зубах, застревает в волосах, оседает везде, где только можно представить. Обычно ветер не задерживается дольше двух дней, но в такие дни жители сидят по домам, а в таверну приходят только самые стойкие завсегдатаи.

– Да пустите меня! – донесся крик. Тонкий детский голосок почти визжал.

Вздохнув, Хаким спустился вниз. Перед ним открылась забавная картина. Посередине таверны стояла растрепанная, возбужденная девочка, которую давеча Хаким видел в доме губернатора. Ее крепко держала за руку одна из девиц. Две другие продавщицы легкой любви преграждали ей проход. Ана выглядела крайне решительно. Сдвинув светлые бровки и поджав губки, она всё еще не оставляла надежды выдернуть руку. Все четверо тяжело дышали.

– Доброе утро, дамы! – смеясь, поприветствовал всех Хаким.

– Дядюшка! – Ана обрадовалась его появлению. – Скажите им, чего они. У меня есть кое-что важное для вас!

– Хаким, ты ее знаешь? – растерянно спросила та, что держала руку девочки.

– Да успокойтесь, это просто ребенок, поющий в церковном хоре. Ана, ну какой я дядюшка?

Ану отпустили и уже с интересом стали рассматривать.

– А вы чего раскудахтались? – Хаким посмотрел на всех строго.

– Э-э, ну тут такое дело… – замялись девицы.

– И?

– Мы подумали, что ты решил, так сказать, добавить свежей крови, что ли… Ну и взбесились. Что, теперь и детей брать на работу? У нее ни кожи ни рожи. И наглая такая.

– Фу-у! – Хаким не знал, смеяться ему или плакать. – Ну, в самом деле… Какие дурные бабы. У губернатора она прислуживает, поняли? Записку принесла, наверное.

– А ты чего сразу не сказала? – набросилась пышная Кармен на Ану.

– Как будто вы мне слово дали сказать, – проворчала девочка. Тут же оживилась: – А где Тит?

– С утра не видели, – ответила тощая девица с мелкими кудрями и немного вздорным лицом.

– Так что у тебя, Ана? – Хаким посмотрел на девочку, вновь чувствуя нарастающее волнение. Видеть до боли знакомые глаза для него было пыткой.

– При них не скажу, – она исподлобья глянула на девиц, которые уже сделали вид, что страшно заняты, как бы переставляя несуществующие предметы на столах.

– Ну хорошо, пойдем, – Хаким подтолкнул Ану к комнате, в которой до этого говорил с губернатором.

Войдя внутрь, Ана присела в вежливом книксене и протянула Хакиму скомканный платок. Развернув, Хаким увидел цифры.

– Сударь, Тит рассказал мне о картине… И что надо поискать цифры. Так случилось, что этим вечером мы пели, готовясь к празднику. Падре не очень хорошо себя чувствует, кашлял тяжело весь вечер. Он послал меня принести теплой воды с лимоном. Чтобы попасть в помещение, где отдыхают священники, нужно пройти через придел, где висит картина. Там всегда царит полумрак, и я испросила разрешение зажечь свечу. Осветив полотно, ничего поначалу не увидела. Но потом я подумала, что можно было бы взглянуть на него через просвет. Когда мы подносим к окну какой-то предмет, он становится прозрачным.

– Ты очень сообразительная, Ана.

– Спасибо, сударь. Так вот. Картина очень тяжелая, мне пришлось ее отодвинуть от стены, придерживая изнутри коленом. Но когда я осветила пространство между стеной и холстом, то проявились вот эти цифры.

– Ты очень храбрая, Ана. Какую награду просишь?

– Мне ничего не надо.

Немного замявшись, Ана добавила: – У меня странное чувство. Как будто это то, что на самом деле может спасти мою жизнь…

Хаким поднял руку, подумав погладить ее по светлой голове, но, так и не решившись, вздохнул:

– Тебя, наверное, ждут дома, поздно уже. Спасибо большое. Тебя проводить?

– Не стоит затрудняться, я живу недалеко. До свидания, – Ана поспешно выбежала из комнаты.

Хаким смотрел на цифры. В том, что они связаны с местом нахождения тамплиерского тайника, он не сомневался. Но как их расшифровать? Вряд ли во времена написания этих цифр существовал секстан и точные механические часы. Если эти цифры указывают на истинное расположение следующей подсказки или клада, то какова погрешность? И где черти носят несносного мальчишку? Эти двое заставляли его нервничать больше, чем хотелось бы.

За окнами уже бушевал настоящий ураган.

Хаким редко видел сны, но если они снились, то всегда к чему-то. Он понимал, что разгадка кроется во времени создания картины. В 1574 году папа римский Григорий VIII уже реформировал календарь. Были придуманы навигационные морские карты… Хорошо, с широтой нет проблем, а вот определяя долготу, можно прилично промахнуться. Каким способом вычислял равные промежутки времени человек, написавший эти цифры?

Все эти рассуждения не давали четкой картины. Хаким, выйдя в общий зал, понял, что сегодня вряд ли кто-то придет. Мельком глянув в зеркало у входа, он заметил, что гладкая поверхность покрылось тонкой рябью. Как в тот день… Бр-р-р… Хаким потряс головой, отгоняя воспоминания.

Но игнорировать заколдованный предмет нет смысла. В этот раз изображение выглядела пристойно. Во весь рост зеркало демонстрировало картину Николаса Борреса Фалько «Страшный суд». Хаким присмотрелся: в середине крупными буквами на латыни было написано: «Venite benedicti Patris mei» – «Придите благословенные Отцом моим».

Хакима осенила догадка. В то время для определения одинакового отрезка времени использовали молитвы или устоявшиеся фразы вместо, например, песочных часов. Так вот что пытается показать зеркало.

Не раздумывая, он накинул плащ, обернул лицо шейным платком и направился к дому губернатора.

7

Хаким надеялся застать там графа Лумеариса, и ожидания его не подвели. Да и куда бы тот делся, не имея своей резиденции в городе, да еще в такую непогоду. На Тенерифе похожий горячий ураган называют «калима». Ветер с такой силой швыряет мелкие песчинки в лицо, что кажется, будто по коже проводят наждаком.

Хаким постучал в дверь и через несколько долгих минут ожидания вошел внутрь. Молчаливый слуга с ничего не выражающим лицом принял плащ и шляпу, указав рукой на лестницу, ведущую в библиотеку.

Лумеарис метался по библиотеке взад-вперед. На письменном столе стояла большая бутылка с темно-коричневой жидкостью, уже наполовину пустая. Губернатор в съехавшем на бок парике спал на низком диванчике у окна, смешно закинув одну ногу на спинку дивана.

– Ну и где ты ходишь? – не здороваясь и сразу перейдя на неформальный тон, приветствовал Лумеарис Хакима.

– Дела… да и спать иногда надо.

– Какое спать! Мы на пороге великих открытий!

– Ну раз так, то да, на пороге… – с недоверием ответил Хаким.

Он внимательно присмотрелся к глазам графа. Воспаленные, слегка навыкате, они явно светились безумием. Лумеарис продолжал размеренными широкими шагами двигаться от стены к стене, неразборчиво бормоча. Хакиму показалось, что тот уже забыл о его присутствии, поэтому он немного покашлял.

– О! Ты пришел! Ну и где ходишь?

– Э-э-э… – Хаким явно был обескуражен, – так дела же… и спать надо.

– Какое спать! Мы на пороге великих открытий!

– Понятно, – сказал Хаким.

Аккуратно приобняв графа за плечи, он подвел его к небольшой оттоманке, стоящей напротив диванчика, где уже лежал губернатор. Подтолкнув и надавив слегка под колени, он буквально уронил Лумеариса, который, словно пустой мешок, упал на оттоманку и затих, при этом не закрывая глаз.

– Мы на пороге великих открытий! – вновь прокричал он.

Смутные догадки обрели вполне четкую форму: они явно употребили что-то крепче, чем просто алкоголь. Лумеарис был не в себе.

Хаким присел за письменный стол, разглядывая разбросанные повсюду бумаги – навигационные карты, записи графа. Он обратил внимание на прекрасный каллиграфический почерк. Человек, обладающий таким почерком, должно быть, плохо адаптируется к новым условиям и излишне самокритичен. Глядя на взбалмошного графа, трудно представить, что он контролирующий всё перфекционист. Скорее, увлеченный подросток. Значит, записи принадлежат не ему. А вот письмо очень похоже на его: размашистый почерк с буквами разной высоты.

Хаким увлекся чтением.

Переписка была более чем интересной. Практически она доказывала, что с официальной ликвидацией в 1312 году орден тамплиеров еще какое-то время, уйдя в глубокое подполье, существовал. Последняя штаб-квартира находилась в Валенсии и, как теперь становилось понятно из документов, в Аликанте. Тайная организация окончательно распалась через двести лет после официального исчезновения. Система конспирации впечатляла. Человек, что переписывался с графом, явно обладал широкими познаниями в истории и географии. Получалось, что метки, подсказки находились на видном месте в городе и были оставлены впопыхах. Человек из сна Хакима действительно торопился.

Хаким открыл папку с карандашными рисунками.

Лумеарис снова выкрикнул:

– Нас ждет великое будущее!

«Какое зелье они выпили, что у него такие интонации?» – подумал Хаким.

На одном из рисунков Хаким увидел карандашный эскиз «Страшного суда» Борреса. Наверху картины четко читались слова на латыни. Фраза, которую он уже видел: «Venite benedicti Patris mei» – «Придите благословенные Отцом моим». Это могла быть фраза, отмеряющая, если прочесть ее в определенном ритме, одинаковые отрезки времени. Если это так, то долготу вычислить совсем не сложно. И цифры, что добыла Ана, обретали вполне определенное значение.

Хаким произнес фразу вслух. И еще раз.

Внезапно Лумеарис сел и совершенно трезвым голосом спросил:

– Который час?

– Глубокая ночь, сударь.

– Я не помню ничего из того, что было с момента, как за вами захлопнулась дверь.

– Это было в обед. Сейчас за полночь.

– У губернатора очень странный алкоголь.

– Я уже это понял. Как вы, мой друг?

– Ну, кроме того, что во рту у меня сдохли старые кошки и жуткая головная боль, в целом я жив.

– Я, простите, позволил себе почитать некоторые бумаги, – перешел к делу Хаким. – С кем эта переписка? Ни одно письмо не подписано.

– Он страшно досадует, если его исследования попадают не в те руки. Это прекрасный археолог, библиотекарь, переводчик, тонкий ценитель изящного слова, реставратор и антиквар. Мы познакомились в Риме, когда я пытался примкнуть к одной из его исследовательских кампаний. Он с детства проявлял большие таланты и в тринадцать лет перевел на итальянский «Гекубу» Эврипида. Причем в стихах.