Текст книги "Звучи, безымянное сердце! Сборник философской лирики с запасом душевных сил, искоркой бунтарства и уютом"

Звучи, безымянное сердце!
Сборник философской лирики с запасом душевных сил, искоркой бунтарства и уютом
Анастасия Андреевна Туркова

Корректор Диана Османгаджиевна Яхъяева

Дизайнер обложки Татьяна Дмитриевна Сиренко

Редактор Татьяна Владимировна Лисничева

Литературный консультант Наталья Сергеевна Шаверина

© Анастасия Андреевна Туркова, 2023

ISBN 978-5-0062-0393-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
Карандаш-карандаш, собеседником будь мне безмолвным!
Мне внутри не вместить откровений прошедшего дня…
Я столкнулась внезапно с признаньем горячим и вздорным,
И внезапная правда в тот миг ослепила меня.
 
 
Оглушённая я, озираясь, молчу и волнуюсь.
Мы внезапно раскрылись всем правилам будней назло.
Время ширм и лакун, тишину и неловкость миную.
Исчезает неясность, становится разом светло.
 
 
Вот и стало сегодня прозрачно в огромном пространстве.
Мы не стрелы нашли, а домашние кресла в тени.
И решили уйти из ненужного горького царства.
Мы дорогу продолжим отчасти «другими» людьми.
 

Прощай, моё дорогое солнце
О мрачном

«Скажи, для чего ты просишь его примчаться?..»

 
Скажи, для чего ты просишь его примчаться?
Он даже не пишет сам и молчит в ответ.
Смеркается в мире без?.. Начало смеркаться?
Ложись лучше спать, раз ночь затеняет свет.
 
 
Ложись лучше спать. Хотя бы затем, что утро
Покажет, а правда ль он без тебя скучал.
Раз нет – значит, вволю выспаться было мудро.
Раз да – будут силы, новое из начал.
 
 
И если проснёшься в том же померкшем мире,
Уйди из игры и выключи этот квест.
Но, впрочем, тебе так многие говорили,
А ты всё равно попробуешь. Разве нет?
 

«Ночь интернета, ночь в телефоне, ночь…»

 
Ночь интернета, ночь в телефоне, ночь,
Бьющая в сердце всей безнадёгой зол.
Даже себе самой не сумев помочь,
Я остаюсь дрожать, созерцая пол…
 
 
Всё проходимо, всё устранимо, всё.
Если ты рядом, светлый и дорогой.
Будет ещё один шаг через белый лёд,
Буду ещё сильней, побывав с тобой.
 
 
Горе, неверье, выбор, страданье, боль.
Бог, приходящий в дом посмотреть с икон…
Ночь наполнялась разумом и Тобой.
Хватит депрессий. Принят сухой закон!
 

«Мне просто жалко…»

 
Мне просто жалко
Потерять Человека.
Не так уж много на планете Людей.
Внезапно – ярких,
Родных и крепко
Мне руку жмущих – совсем своей.
И если мимо мелькает, тая
Средь вязкой мутности, силуэт —
Так пусто,
Будто бы я теряю
Огромный мир вместе с ним
И Свет.
Рукой ловящей
За край одежды,
Ртом пересохшим: «Не уходи!»
Сказала б, если бы
Власть имела
Свободным душам менять пути!
 

«Подожди, постою ещё, протуплю немного…»

 
Подожди, постою ещё, протуплю немного…
Да, мне тоже не слишком просто встречать свой ужас.
Я предчувствую, что увижу там, за порогом —
За порогом глаз твоих. Вряд есть что-то хуже.
 
 
Мне отрежет обратный путь, затянутой в омут,
И останется ухнуть вниз, потеряв опоры.
Про такое ты сразу знаешь, что не помогут,
Там никто уже не поможет… Я скоро, скоро.
 
 
И опять я целую в шею, в глаза не глядя,
Ожидаю, пока докуришь – момент отсрочки.
И пойдём мы с тобой по тяжкой тропе к проклятью,
До той самой неотвратимой… Последней точки.
 

«Дай, пожалуйста, руку!..»

 
Дай, пожалуйста, руку!
Ах да, у тебя нет рук.
Языка тоже нет,
На то у нас и разлука.
 
 
Говорю тебе, да обоих подводит слух,
Я искала глаза на лице – пообщаться с духом,
Только сколько ни шарь, приблизившись,
Не найдёшь.
Он безвольная кукла, сшитая с белым пухом.
 
 
Словно нет у него костей, когда обнимать —
Он стекал через пальцы, пачкая пол и мебель.
Или это на мне проклятье, моя печать?
Небыль.
 

«Поцелуй меня. Мне и так каждый день разлука!..»

 
Поцелуй меня. Мне и так каждый день разлука!
Солнце красит мир апельсиново-золотым,
А лазурное небо к облаку тянет руки
И пытается ощутить себя с ним одним.
 
 
Обними меня перед тем, как опять растаять,
Раствориться вдали, отдав меня стуку рельс…
Этот стук воплощает метко мою усталость,
Сердца стук, перестук, разлук бесконечный рейс…
 
 
Неужели никак привыкнуть нельзя к разлукам?
И к потерям? Ведь я теряю всех каждый день.
Если можно, замри на время и дай мне руку
До того, как закат постелет меж нами тень!
 

«А теперь прощай, моё дорогое солнце…»

 
А теперь прощай, моё дорогое солнце.
Вечер заполняется синевой и ветрами.
Слышишь скрип – внутри что-то медленно рвётся.
Тёплый свитер рвётся, связанный между нами.
 
 
Ветры в октябре зябко лижут мне кожу,
В горле промерзает нежных слов вереница…
Я иду к нулю и возвращаюсь в свой кожух,
Сквозь который голосу ко мне не пробиться.
 

«Я была маленьким, прирученным светляком…»

 
Я была маленьким, прирученным светляком.
А потом обратилась хрустящим льдинами морем.
Уходила в минус и вглубь, на север, наперекор,
Расширялась и замолкала в его просторе.
 
 
Отсюда видно, как всходит солнце в последний раз,
А потом катится тихо прямо в твои ладони.
Грусть контрастно сжимает суть моего нутра,
И выплавляет наружу свет, чтобы всё наполнить.
 

«Скоро полюблю тишину сильнее …»

 
Скоро полюблю тишину сильнее —
Мне в уединении легче думать.
Быстро я устала от разных прений,
Смутных пятен, вязкости, лжи и шума.
 
 
Наклонись. Коснусь тебя на прощанье
Поцелуем в лоб, отпустив навечно.
Знания – заменят моё незнанье,
Мудрость – заменяет мою беспечность.
 
 
На верфях прогнивших не строят судно —
Потому не жалко расстаться с прошлым.
Каждый день становится новым судным,
С каждым днём я лучше и осторожней.
 

«Всего уютней тьма на дне души…»

 
Всего уютней тьма на дне души,
Где можно спать, прийти в себя и жить.
И никого не подпускать к себе,
Поставив точку в затяжной борьбе.
 
 
Не открывать глаза на свет с утра,
Не слушать голоса, не знать добра
И злобы. Отказаться от всего.
Беречь момент покоя своего.
 
 
Уютно погружаться до весны
В тепло и мрак, которые нужны,
Как одеяло и подушка, всем,
Уставшим от мороки и проблем.
 

«А вы были правы, девушки, были правы…»

 
А вы были правы, девушки, были правы:
Влюблённость и полумёртвой пускает корни.
Уйти-то легко, но выживет часть отравы.
И я продолжаю верить непроизвольно.
 
 
И тлеющий торф под травами не заметив,
Иду, не поняв, куда утекают силы.
Так вот почему, когда поднимался ветер,
Мне гарь забивала ноздри, порой слепила!
 
 
Но я не слабее Бога в своём пространстве,
(А боль и богам не чужда, как всем известно).
Мой дождь вырывает душу из полутранса,
К тому же я слышу голос над серой бездной.
 
 
Когда просыпаюсь, вижу рыжие пряди.
И ты, как обычно, пишешь. Всегда мне пишешь.
Впервые я ощущаю: друзья не сзади,
Не выше меня, не лучше меня, не ниже…
Скорей, мы в одном порыве. В одном отряде!
 

«Как обычно: зима и белые ходоки…»

 
Как обычно: зима и белые ходоки.
И привычно заходит с тыла через знакомых
Тот, который назвался Ангелом. Дураки
Ему верят и пополняют ряды ведомых.
 
 
Как обычно, и в этот раз он пришёл за мной.
Я не знаю, что будет утром… Пока что полночь.
Лишь один остаётся рядом, сквозь снег и зной,
Принимая бои и молча даруя помощь.
 
 
Он забрал почти всё, что можно. Но не меня.
И напрасно меня считает своей и слабой.
Отпускаю всех тех, кого бы он смог промять…
И к назначенной битве молча готовлю саблю.
 

«Проще придумать десяток «не…»

 
Проще придумать десяток «не»,
И не поверить в простое «да».
Многие люди идут ко мне.
Тихо навстречу течёт орда.
 
 
Смотрит и ищет касанья рук,
Нежность протягивает, как ключ.
Рвёт лабиринты былых разлук…
Снова мерещится мне, что сплю.
 
 
Я нахожусь у неё в руках —
Всё-таки сжалось её кольцо,
Вместо сгоревшего уголька —
Хмурится огненное лицо.
 
 
Снова знакомый печальный гнев:
Небо творит, не спросив меня.
Я бы, как прежде, ушла, презрев
Дар, что обычно боготворят.
 
 
Нож танцевал у меня в руках.
Нож танцевал у всех нас в руках.
Души стихали до уголька —
Чётко била рука.
 
 
Только убитые без зари
Не обретают покой вовек:
Помнят, как резал их человек
И не смотрел на крик.
 
 
Эти убитые – предо мной,
Тихой, растерянной, злой стеной.
Знают, что тоже стала такой
Безножевой рукой.
 
 
Льются касанья к моим плечам:
– Что же ты сделала сгоряча?
Справимся всё-таки, сообща,
Только ты отвечай!
 
 
Прежде не верила, что нужна.
Горько смеётся моя «стена».
Мёртвым прозрачно душа видна…
Больше я не одна.
 

Кто-то новый вместо меня
О кризисе

«Если я не закрою сейчас глаза…»

 
Если я не закрою сейчас глаза,
Их закроет моя усталость.
Ощущение бледности на щеках,
Что от прежней меня осталось?
 
 
Нет, не надо. Ладонь ко мне не тяни,
Обнимая и утешая.
Иногда нам полезно побыть одним.
Ничего, что меня качает.
 
 
Подожди, из смятенья родится мир.
Я не знаю какой, но всё же.
А потом мы увидимся не детьми,
И разлука нам лишь поможет.
 

«Дождались: от меня ни пользы, ни адеквата…»

 
Дождались: от меня ни пользы, ни адеквата.
Я уставшая – это гибельно для солдата.
Разжимаю ладонь, не в силах бороться дальше.
Тем, кто отдал всё сердце, как восставать прикажешь?
 
 
Это было моим, искомым, желанно-близким!
Это – было. Нет ни единой моей ошибки.
Путь закончен, и я его не начну сначала,
Я хочу, чтобы ты в объятьях меня качала.
 
 
Пока мы ещё рядом, рядом с истоком силы…
Аргумент ли, что я всё сделанное любила?
Что сражённых одна земля возвращает к жизни?
Или ты, говоря, что чувства, вернувшись, схлынут.
 
 
А пока я могу с тобой оставаться рядом.
Принимаешь тоску в моём ошалевшем взгляде.
Правда, счастье летит по венам быстрее – тоже.
Ты мне шепчешь, что вновь чувствительной стала кожа,
И что радость придёт за этим, с волнами дрожи.
 

«Нарастающим взрывом хаос сметает личность…»

 
Нарастающим взрывом хаос сметает личность,
Ни знакомого, ни понятного, ни былого.
Кто я? Коды перед глазами. Темно. Прилично
Приложило, сминая чувства багряным комом.
 
 
Голоса, отголоски, всё – от родных до гадких.
Всё, что сказано мне – насмешкой ли, утешеньем…
Я тону среди кадров, видов, надежд и страхов.
Где я в вихрях, обломках, фразах, чужих решениях?
 
 
Коды, кадры, чужие речи, мои стремления…
Бесконечная пропасть космоса растворяет.
Я раскидываю ладони в непротивлении,
Кто-то будет вместо меня. Кто-то новый встанет.
 
 
Обнулённую тьма приветливо ждёт с объятьем,
Возвращает к самой себе, напевает даже.
Говорит, мы достойны мирного сна и счастья.
Говорит, что, когда вернёт меня, буду старше…
 

«Танцуй, уже срываясь от усталости…»

 
Танцуй, уже срываясь от усталости,
Танцуй. Не зная, как закончить шаг верней.
Танцуй. Отчаянно, упорно и без жалости
В движеньи гибко уходя от худших дней.
 
 
Не слово – жест, не взгляд, а шаг.
В моих руках моя душа,
И если я продолжу так —
Я спрыгну с острия ножа.
 
 
Пока мы есть, никто из нас не сдастся,
И завтра я опять продолжу речь.
Усталость лишь замедлит ритмы танца,
Но суть его я пробую сберечь.
 
 
Смотри, как есть, и кто я есть!
Мы вместе шли – и вот мы здесь.
Рубеж пора преодолеть —
Взлететь и очень плавно сесть.
 
 
Смотри в глаза, поскольку дни кончаются,
В которые решать отведено.
Пора расчёта, грани истончаются,
Все формулы подводятся к «равно».
 

«Я леплю свою жизнь, пока горяча свеча…»

 
Я леплю свою жизнь, пока горяча свеча.
Я могу подождать момента и помолчать.
Говорю своё «больно» честно. Рублю сплеча,
Если всё же решил мне в ответ солгать.
 
 
Так бывало: не дрогнет ствол, не предаст рука.
И курящий Харон предложит мне огонька…
Пока коротаю срок, он – жарит быка.
Под землёй моё тело втянет струи песка.
 
 
Бьёт сердца горячий колокол. Звонко бьёт!
Ладонь кобуру зажатую разожмёт,
Харон поцелуем правит скривлённый рот.
И машет рукой, поскольку сейчас уйдёт.
 
 
«Не лги мне!» – шепчу, проснувшись, но что уж там…
Я равно близка к подземкам и небесам,
Бывала и там, и там.
И что б человек ни выбрал, за всё воздам.
 

«Когда не стонет внутри груди…»

 
Когда не стонет внутри груди,
А рвёт когтями и дух, и плоть,
Любя хоть как, я решу уйти
Куда-нибудь, где тепло.
 
 
Ищу возможность сажать на цепь
Любого беглого мыслепса.
Я не хочу просто так сгореть,
Я в собственной жизни царь.
 
 
И царь уходит, схватив рюкзак,
Навстречу ночи и городам,
Знакомствам новым (да будет так!)
И важным своим делам.
 
 
Пока решала вопросы дня,
Жестокий демон пытался выть,
Но он напляшется у меня!
Я всё-таки буду жить!
 
 
И я успешно вершу дела,
Творю свой облик, пусть будет крут,
И довершаю что начала.
Все демоны в сердце врут!
 
 
Возможно, скоро пора домой,
А может, ну его, я и так?..
Но лишь заслышится волчий вой,
Я делаю новый шаг.
 

«Земли трясутся, падают сваи…»

 
Земли трясутся, падают сваи,
Души сбиваются – жаль, что не в стаи.
Жаль, что с пути! Начинается осень.
Рвут тебя в клочья – пощады не просишь.
 
 
Воешь, трухой рассыпаешься жалкой,
И восстаёшь, ведь имеешь закалку.
Самую трудную участь случайно
Выбрала. Я как у дна океана.
 
 
Рву и кричу. Никакого возврата.
Есть только эта возможность для старта,
На кон поставлено «было» и «будет».
Слабость не слабость. Мы сможем. Мы – Люди.
 

Внутренний ад

 
Знаешь, внутренний ад – так муторно и накладно!
Не вложилась бы, да не спрашивали, что дать.
Вся изнанка болит и воет, тряся нещадно
Задыхающихся хозяев мутную гладь.
 
 
Он потребует и внимания, и резерва,
Сожалений, вложений, нежности и тепла.
Вызывает внутри то ласковую, то стерву,
Всё, что память однажды жгла впопыхах дотла…
 
 
Он откроет любые тайны и даст ответы,
Даже если ты предпочтёшь их вовек не знать.
Просыпаясь, я в сотый раз проклинаю это.
Но ныряю, спасая каждый осколок, блять.
 
 
Взорвала бы, но это было бы слишком просто —
Он стихает, когда приходишь к нему ты сам.
Донастраиваю, долечиваю до роста,
Выявляю орнамент нитей, стираю спам.
 
 
Провожу в него свет, тепло и живую воду.
И, по локоть в бордовой жиже, ищу живых.
Иногда я ломаю кости ему в угоду,
Чтоб срастались немного правильней. Чтоб затих.
 
 
Он заставит бескомпромиссно смотреть на правду.
Делать выбор, идти по краю, сигать с мостов.
Потной майкой однажды стала моя бравада,
Стала сила – мольбой помочь мне, в конце концов.
 
 
Он меня отражает в сломанных ипостасях
(И пока не переродишься – застрянешь так).
Он спасал меня, как никто из носящих рясы.
Он давал мне надежду снова, прошедшей страх.
 
 
И однажды я осознала, что ад был садом —
Был задуман таким, и станет, если помочь.
Я немножечко благодарнее, хоть не рада,
Приняла его появленья в глухую ночь.
 

«Все слова уходят со стены…»

 
Все слова уходят со стены,
За строкой строку курсор стирает
Все стихи. И письма сожжены.
Голос отступает, отступает…
 
 
Глубже, губ уже не покидая.
Глубже мыслей, прекративших спор
В сердце. И когда оно стихает,
В нём идёт безмолвный разговор.
 
 
Я сама уже себя прощаю
Собственной, решающей рукой.
Если надо – молча утешаюсь,
Если надо – становлюсь другой.
 

«Каждого из вернувшихся выдаст взгляд…»

 
Каждого из вернувшихся выдаст взгляд,
Потусторонность тени, и что не больно.
Мирная нега. Уединенье. Я.
Как же спокойно!
Ласково и спокойно.
Там, где шла —
Завывали ветры,
Стенали души.
Каждого слова
в плоти моей клеймо.
Там же – мгла,
Рикошет ответов,
Шаталась суша.
Призраков прорва.
Кровь моя ей – вино.
А выпитому и выжженному – не жаль.
Мне мелкой речушкой моет стопу печаль:
Я в крике теряла голос – больше не взять
Дани с меня. Чему меня волновать?
Кончается ад – идущая бесконечна.
Вернувшиеся – убийцы своих же слов.
И плоть мне изрешетил этот путь поплечно.
Я там родилась ещё раз, духоголов.
Покой медовушной сладостью грудь наполнил,
Прозрачная ласка солнца течёт по венам.
Так что мне с того, что мёртвые меня вспомнят?
Моргаю и вижу: спальню, кровать и стену.
 

Прощёный четверг
О религии и вере

«Есть прощёный четверг. А бывают прощёные ночи…»

 
Есть прощёный четверг. А бывают прощёные ночи.
Утихает в моей голове растревоженный рой.
Я спокойной рукой отпускаю любого, кто хочет,
Благодарная сердцем за кров и реальности крой.
 
 
Есть прощёный четверг, где склоняешься в тихом поклоне,
И в ответ получаешь ладонь с приглашением обнять.
Есть прощёная ночь для любого, кого там ты помнишь —
Пожелать ему мира. И мира себе пожелать.
 

«Помнишь, Ты выжигал мне чувства, как сухостой?..»

 
Помнишь, Ты выжигал мне чувства, как сухостой?
По весне они как-то меньше взошли, культурней.
Если хочешь, расчисть и эти своей косой,
Я сложу тогда сумочку, в люди пойду, вдоль будней…
 
 
Никому я так не умею принадлежать!
Отпечаток ладони в кожу, сквозь веки, глубже
Впитан жадной душой, как роспись и как печать,
И с тех пор (от начала), Ты мне смертельно нужен.
 
 
Я взбираюсь на вышки, мучаю парашют,
Сторонюсь правых/левых групп и классификаций,
Хотя в них состою (кому я нужна – найдут),
Но уже не стремлюсь вместиться в них и вписаться.
 
 
Ты оставил во мне одну основную мысль,
Остальные сводил к служебно-второстепенным:
Быть Твоей завещал Ты мне в день, когда покрестил,
И так редко выходишь встретиться, Светлый, с пленной!
 
 
Я со всеми пью чай, шучу и ценю друзей,
Я могу и любить, изъявлением доброй воли,
Но меня и убить, и радостью переполнить
Получается только волей, мой Князь, Твоей!
 

«Холод ночи, и волны играют огнями…»

 
Холод ночи, и волны играют огнями,
На прибрежных камнях отмечая свой путь.
Искры света вдали расцветут городами —
Дымкой меня нелегко обмануть.
 
 
Я вижу, как шёл Ты, а небо спускалось
Багряницей укутывать плечи Твои,
Как море, касаясь следов, трепетало…
И казалось мне: солнце вставало вдали.
 
 
Те, кого Ты учил и кого отвергаешь,
Каждый вдох Твой ловили на этом пути.
Они ждали ошибок или ждали, что скажешь.
Ты молчал. И шаги Твои были легки.
 
 
И это всё, что осталось у меня в этом мире:
Наблюдать, как идёшь Ты, чуть лицо наклонив.
Но, встречая Твой взгляд, отдаюсь его силе,
Я иду за Тобой, о печали забыв.
 

«Спасибо, сегодня весь день и всю ночь мы вместе…»

 
Спасибо, сегодня весь день и всю ночь мы вместе,
И всё прожила я, от хлипких надежд до смерти.
Сегодня Твой голос шёл беспомешно в уши
И спрашивал всё, что я не желаю слушать.
 
 
А нужно ли это кому-то, мои работы?
А деньги на хлеб насущный – моя забота?
А сердце моё, которое жаждет света,
Найдёт его? В шкаф упакует с вещами с лета?
 
 
Ты спрашивал, низко-низко ко мне склоняясь:
А выживу ли одна, коли всех теряю?
И ждал, затаив дыханье, проблем с ответом.
Плечами пожму: «Ты сам и есть моё лето».
 
 
Моё испытанье, надежда, над бездной леска.
Причина с Тобой разрыва должна быть веской…
Две гири нашла, способные нас рассорить,
Потом, приценившись, выбросила их в море.
 
 
Итак, мы имеем: как прежде, Ты – важный самый.
Есть тысяча удовольствий под небесами,
Есть сонмы смертей ежедневных и неизбежных,
Будь то промозглый дождь или крах надежды.
 
 
Ночью без смысла и в утро без хлеба с маслом,
Я повторюсь, что с Тобою вся жизнь прекрасна!
Не потому, что, ослепнув и обезумев,
Радуюсь безнадёжнейшей из всех судеб,
 
 
А потому, что однажды мне дали карту.
Там все маршруты есть, от Шантар до МКАДа,
От высоты Христа до девятки ада.
Есть комментарии к каждой почти кафешке,
 
 
К каждому диалогу,
К его итогам.
В ней оживая, бьются цветные стрелки —
Люди от близких, «крупных», до самых «мелких»…
 
 
Видно на карте все ДТП и беды
Тех, кто летел по миру – стыда не ведал,
Видно, как солнцем маленьким след мерцает —
Это у тех, кто малое замечает,
 
 
Кто оценил пирог на контрасте с хлебом,
Понял: без чёрного белый – не будет белым…
Впрочем, сливает карта свои дороги.
Долго смотреть мне вредно – то карта Бога.
 
 
Сложно причинно-следственный вынуть ракурс,
И объяснить, что даже когда несладко,
Сердце идёт к Тебе по GPRS,
Чтобы наполниться и исключить обвес.
 
 
Чтобы, на кофе тратясь, не раздарить
Сумму, которой крыть мой кредит за жизнь.
Может, поможешь? Всё ли уже спросил?
Сам же Ты ничего лишнего не купил…
 

«А в зрачках застеклённые боль, протест…»

 
А в зрачках застеклённые боль, протест,
А в тебе, в хлебном поле – стрельба гранат.
Удивлённый, из дерева – крошка-крест
Всё не может понять, для чего распят.
 
 
Для чего с тобой (на груди затих),
Если в миг, где он нужен, под рикошет
Твои губы не просят тебя спасти,
Твоё сердце не просит его побед?
 
 
Он в четыре древесных своих крыла
Снова тянется, в весь свой возможный рост.
Прямо в рёбра стучится! Укрыть от зла…
А владелец никак его не зовёт.
 

«Светлый человек, удели минуту!..»

 
Светлый человек, удели минуту!
Что же ты мне раньше не рассказал:
Можно ли и белым, и несогнутым,
Быть, поняв иначе Его слова?
 
 
Светлый, ты молчал, что не однозначно
Чёрное черно на моём веку,
Потому что знал, как бывает страшно
Недооперённых толкнуть к прыжку?
 
 
Или в центрифуге страшнейшей боли
Выживет лишь тот, кто готов был сам,
Проявляя зрелость и крепость воли,
Повзрослевшим выбраться к небесам?
 
 
Светлый, я прошла по знакомым гаммам —
Всем, и не нашла в них такой аккорд,
Чтобы лёг бесстрашно и чисто прямо
Через всю симфонию наших нот!
 
 
Слаб ли разум верно понять Писанье,
Или вместо двух измерений – три?
Светлый, всей душой я всё так же с вами.
Прометей, сгорающий изнутри.
 

«Упаси меня Бог клубящейся тьмы в душе…»

 
Упаси меня Бог клубящейся тьмы в душе,
Злобной боли с тоской и просьбой без утешенья.
Я бы шла за тобой, собой, за своей звездой,
Я продолжу через пронзительность тьмы движенье.
 
 
Люди ждут, пока я закончу, а я в пути.
И не видно ему ни края, ни окончанья.
Как не видно мне ни любви его, ни признанья,
Как не ведом мне дом спокойный, куда идти.
 

На руках у теней
О своём пути

 
Говорили: «Кто-то будет тебе учителем, магом, смертью и новой жизнью».
Прохожу за ним через страхи, тьму, полусвет и хаос.
Но ищу пути в одиночку, крепну, свыкаюсь с сумбурной былью.
 
 
Обучали: «Молчи лишний раз, но чувствуй каждую ноту,
Шаг, касанье, удар, дыханье, запахи, вкус корицы.
Нет здесь белых, правых и точно знающих, кто ты!»
И поэтому я могу быть диким зверем и вольной птицей…
 
 
Я – рычащая одиночка, нуждавшаяся в беседе,
И я делила с тёмными чай, кров, одежду и долю.
Каждый день собираются несовместимые на обеде,
Каждую ночь мы можем идти домой и на волю.
 
 
В панике заходится сердце, когда кто-то становится слишком близким,
Сплетая дыханье и жизни в единую нить.
Но я выдыхаю, и вновь выдавливаю улыбку,
Как ни в чём не бывало пробую говорить.