Текст книги "В сетях аферы"

– Боже мой, – возопила Валерия, закрыв лицо руками, – я об этом уже столько говорила: не помню, я ничего не помню! Что вам всем от меня надо?! Как еще объяснять то, что вся эта ужасная история для меня начинается с того момента, как я выбралась из-под земли! Как я попала в то место, какие события предшествовали этому – не помню, хоть убейте, не помню.

Валерия зарыдала и откинулась на спинку кресла, по-прежнему закрывая лицо руками. Яна не знала, как себя вести, но девушка вдруг неожиданно успокоилась и, глядя гадалке прямо в глаза скороговоркой проговорила:

– Уходите. Пожалуйста, уходите! Я столько уже перенесла от этих тупых, как пробка ментов, от бездарных психотерапевтов, которые говорили со мной только из любопытства, как с под опытным кроликом! Я, в конце концов, просто хочу побыть одна!

Милославская резко затушила сигарету и поднялась, чтобы уйти. Слова Валерии ее нисколько не обижали, поскольку она слишком хорошо понимала положение несчастной девушки. Яна решила пока отказаться от разговора, отложив его на некоторое время.

– Не думайте, – вдруг переменив тон, заговорила Вершинина, – не думайте, что это я лично против вас так агрессивно настроена. Нет. Просто я в отчаяньи! Мне страшно!

– Я понимаю. Я хорошо вас понимаю. Успокойтесь Валерия. Поговорим позже. Нам нужно побеседовать хотя бы о том, что вы помните: о вашем прошлом.

– Да, я знаю. Но сейчас уходите. Пожалуйста.

Яна сочувственно вздохнула и направилась к выходу. Вершинина ее не провожала, поэтому гадалке пришлось самой открывать дверь этой, чужой ей, квартиры.

Милославская вышла из подъезда с каким-то тяжелым, необъяснимым чувством. Она всегда глубоко переживала трагедии тех, кто обращался к ней с просьбой о расследовании, но в этот раз груз сочувствия огромным камнем лежал на ее сердце. Гадалка решала поехать домой и прибегнуть к единственно возможному сейчас и целесообразному методу ведения дела – гаданию.

* * *

Кофе оказался слишком горячим, и пройдя с остывающей чашечкой в комнату, Милославская взяла в руки пульт дистанционного управления телевизором и стала переключать кнопки разных каналов в поисках чего-нибудь веселенького. Ей хотелось отвлечься от грустных раздумий хотя бы во время наслаждения любимым напитком. Она надеялась остановить свой выбор на какой-нибудь развлекательной или, что было бы еще лучше, юмористической передаче. Однако, поиски не увенчались успехом, поскольку в это время дня подобных шоу не транслировалось.

Яна оставила телевизор включенным на том канале, где показывали мультфильмы, так как это было, на ее взгляд лучшим из всего имеющегося. Кто-то другой, возможно, обрадовался бы многочисленным сериалам-боевикам, идущим по разным каналам. Но гадалка их не просто не любила, она испытывала подлинное чувство отвращения при одном упоминании о нескончаемой серии убийств, расстрелов, взрывов и тому подобного.

Недолго пронаблюдав за проделками ловкого и находчивого диснеевского Вудди, Яна незаметно для самой себя вновь обратилась к размышлениям о деле Валерии Вершининой. На экране во всю хохотал победивший врагов мультгерой, а гадалка смотрела в телевизор, но ничего этого не видела и не слышала, не осознавала.

Кофе уже не обжигал губ, он возбуждал, волновал кровь, воображение и мышление. Карты лежали рядом, на журнальном столике. Милославская протянула руку и взяла колоду. Она машинально стала перетасовывать ее, думая, какой из карт лучше воспользоваться на этот раз.

Пока все было слишком неясно и непредсказуемо, и поэтому Яна остановила свой выбор на столь же непредсказуемой карте, информация от которой всегда была непонятной – «Джокере». Милославская еще называла эту карту «Сюрпризом», что говорило само за себя. «Джокер» всегда удивлял гадалку, он давал информацию, на первый взгляд, не поддающуюся расшифровке, но потом обязательно выяснялась решающая роль этого видения в разгадке преступления.

Яна бережно взяла «Сюрприз» и положила его отдельно от колоды, на журнальный столик. Затем она накрыла «Джокер» своей ладонью. Так гадалка делала всегда, независимо от того, с какой картой она работала. Постепенно в ладони должно было начинать чувствоваться тепло, и если это происходило, то в ближайшее время оно переходило в какое-нибудь видение. Однако нередко случалось и так, что ладонь желанного тепла почувствовать не могла, как бы экстрасенс этого не хотела. Тогда приходилось откладывать колоду в сторону до следующего, более благополучного случая.

Каждый сеанс гадания, даже неудавшийся, отнимал у Милославской море сил, поэтому она не могла использовать две карты подряд. Единственным исключением являлся «Джокер», и в этом был его несомненный плюс. Работая с «Джокером», гадалка всегда могла повторить неудавшуюся попытку, еще раз приложив руку к «Сюрпризу».

Поэтому действия гадалки на этот раз ни в чем не отличались от обычных. Чтобы лучше расслабиться, она прислонилась к спинке кресла, запрокинула на нее голову и закрыла глаза. Теперь нужно было приложить все усилия для того, чтобы сосредоточиться. А сосредоточиться следовало не только мысленно: для работы с картой требовалась прежде всего концентрация энергии и тех сил, которые были даны гадалке свыше.

Постепенно Милославская все глубже и глубже уходила в себя. Она даже перестала слышать телевизор, который забыла выключить. И вот, спустя пять, или немногим более, минут, в кончиках пальцев почувствовалось долгожданное покалывание, быстро перешедшее в ощущение тепла. Тепло шло по ладони нежной непрерывной волной, способствующей расслаблению и вместе с тем сосредоточению на этом тепле всего Яниного тела.

Вдруг искрящаяся мгла, стоящая в закрытых глазах, рассеялась, сменив собою картину, напоминающую реальность. Милославская сначала смутно увидела очертания непонятного предмета, но вскоре поняла, что этот предмет – телефон. Аппарат был серого цвета, глянцево-сверкающий, будто бы совершенно новый или натертый заботливой рукой до сияния. Гадалка ожидала развития действий: она предполагала, что сейчас кто-то начнет звонить по телефону, что удастся увидеть лицо какого-либо человека или по меньшей мере запомнить номер телефона адресата. Однако все ее предположения оказались ошибочными. Картина не двигалась с места, и в ее центре продолжал оставаться только телефон.

Экстрасенс стала внимательно присматриваться к каждой его детали, надеясь увидеть что-то особенное, наводящее на размышления. Но и эти попытки являлись тщетными. Так видение само собой стало угасать. Банальный и в то же время загадочный предмет обихода продолжал оставаться единственным, что «показал» гадалке «Джокер».

Яна уже чувствовала себя вернувшейся к реальности, но она по-прежнему не открывала глаз. «Что бы это могло значить?» – этот вопрос настойчиво терзал сознание Милославской. Однако, ответа на него не находилось. Все возможные варианты разгадок видения, приходящие в голову, были настолько несостоятельными, что Яна брезгливо морщилась, подумав о них.

Гадалка испытывала гнетущее чувство неудовлетворения проделанной работой, поэтому успокоиться на этом не могла. Она поднялась с кресла и стала прохаживаться по комнате взад и вперед, размышляя вслух. Ей казалось, что так проще соблюдать логику в соображениях. Однако, каждая мысль заканчивалась фразой: «Какая чушь!» или чем-то вроде этого.

Яна подошла к окну, слегка отодвинула тюлевую занавеску, искусно расшитую белыми шелковыми узорами, и стала отрешенно смотреть вдаль, продолжая мысленно анализировать недавнее видение. Но и эта попытка не увенчалась успехом – никакой мысли, за которую можно было бы зацепиться, у нее не возникало.

Вдруг ее осенило – она использовала «Джокер», а это давало ей шанс на его повторное применение. На самом деле, отчаявшись найти ответ на главный в данный момент вопрос, Милославская и не осознала, что в ее организме еще достаточно сил, необходимых для работы с картами.

Резко отвернувшись от окна, экстрасенс направилась к креслу, на котором лежал «Джокер», взяла его и, полная надежд, плюхнулась на диван, стоящий рядом. На этой карте изображался полумесяц, выпускающий воздушную струйку на колокольчик, болтающийся на его собственном кончике.

Почувствовав, что это положение не слишком удобно, гадалка уже закрыв глаза, вытянула ноги, под голову сунула маленькую плюшевую думочку, руки положила вдоль туловища и приготовилась к таинственному сеансу. Ладонь ее накрывала карту, поэтому Яна целиком и полностью сосредоточилась на всем, что ей было известно о случившемся с Вершининой. Конкретного вопроса она не формулировала, так как видения от «Джокера» никогда не зависели от заданного ему вопроса. Гадалка просто спокойно перебирала в мыслях известные ей факты, одновременно думая о том, что все неизвестное обязательно нужно прояснить.

Поначалу Милославская ничего, предвещающего наступление видения, не чувствовала. Но, тем не менее, спустя некоторое время ладонь все-таки окутало приятное тепло. Рядом тикали часы, и в абсолютной тишине звуки, производимые ими, казались очень громкими. Шли минуты, однако, темнота в глазах не сменялась никаким видением. Яна попыталась отключиться от всех посторонних ощущений. Постепенно она перестала чувствовать даже собственное тело. Казалось, состояние, в котором она находится – невесомость. И вот в этой темноте, где-то далеко-далеко, послышалось жужжание. Видения гадалки редко сопровождались звуками, поэтому она насторожилась. Милославская предположить не могла, чего от него следует ожидать и что он вообще значит.

Между тем звук усиливался, и через пару минут экстрасенс поняла, что это далеко не жужжание. Теперь оно больше напоминало позвякивание, а вскоре стало совсем ясно – слышался телефонный звонок. Это немало удивило Яну. «Джокер» второй раз пытался подвести ее к какому-то одному выводу, а значит аппарат, представший перед ней в прошлом видении, не был случайным и бессмысленным. Телефон прозвонил несколько раз, достаточно громко и отрывисто, затем все потухло. Потухли необъяснимые ощущения, возникающие всегда во время гадания, и Милославская открыла глаза. Она чувствовала не только необыкновенную усталость во всем теле, но и какую-то опустошенность, принесенную видением.

Яна привстала. Голова слегка закружилась, но гадалка понимала, что сейчас не время для расслабления. Напротив, вопреки всему надо принять решение, касающееся дальнейших шагов расследования.

– Что же ты мне подсказываешь, «Джокер»? – проговорила экстрасенс. – К чему подталкиваешь?

Милославская посмотрела на свой телефонный аппарат и вновь, только уже более серьезно, стала размышлять над возможными вариантами развития событий. Возле телефона лежала домашняя потрепанная записная книжка. Яна вдруг встала и необыкновенно возбужденно воскликнула:

– Как же я об этом сразу не подумала! Хотя… Может быть, опять ошибаюсь? Тем не менее, я должна все проверить!

Гадалке просто-напросто пришла мысль о том, что, возможно, печальные события, произошедшие с Валерией и Ириной, повлек за собой какой-либо важный разговор, состоявшийся недавно по телефону между подругами и их неизвестным пока знакомым. Это могло также быть случайное телефонное знакомство и последовавшая за ним встреча, увенчавшаяся трагическим финалом. Подобных вариантов в сознании Яны было несколько. Она не стала раздумывать сейчас над тем, какой из них более правдоподобен, так как главным в ее недавно возникшем плане на данный момент являлась работа с записными книжками девушек. Милославская надеялась, пролистав их, найти какую-нибудь более или менее существенную зацепку.

Действия следовало начинать как можно скорее, поскольку результаты любого промедления могли оказаться плачевными. Яна вспомнила встречу с Валерией. Мысль о том, что сегодня ей придется еще раз пережить уже испытанное щемящее душу чувство, была более, чем неприятна. Однако, сложилась ситуация, не терпящая возражений, поэтому выбирать не приходилось.

– Ну и дене-ок! – протянула гадалка, покачивая головой. – Сегодня я похожа на бумеранг, отправляющийся вперед и возвращающийся обратно!

В комнату вошла Джемма, которая все это время, наверное, дремала в одной из других комнат.

– Да, Джемма? – обратилась к любимице Яна. – Сколько я раз сегодня ездила в город?

Джемма непонимающе смотрела на Милославскую, пытаясь догадаться, чего от нее хотят. Затем собака подошла вплотную к хозяйке и стала ласково тереться о ее ноги.

– И тобой-то некогда заняться, – по-детски выпятив губы, протянула гадалка, – идем погуляем?

Эта фраза, по-видимому, Джемме была понятна как никакая другая, потому что она стремглав бросилась к порогу и, толкнув передними лапами незапертую дверь, распахнула ее. Она стала, как оголтелая, носится из одного угла двора в другой, ненарадуясь предоставившейся свободе. Яна со счастливой улыбкой наблюдала за собакой, которой она сегодня, на самом деле, практически не уделяла внимания. Джемма между тем, немного опомнившись, подбежала к калитке и стала с тоской смотреть на нее, давая хояйке понять, что нуждается в более просторной территории для выгула.

– А знаешь что? – произнесла гадалка, окликнув Джемму. – Наверное, я возьму тебя с собой в город!

Овчарка начала радостно поскуливать, энергично виляя хвостом и с благодарностью глядя на Милославскую.

– Только тебе сначала надо подкрепиться. Чаппи!

Последнее слово подействовало на Джемму, как магическое заклинание, и она пулей бросилась обратно в дом, откуда скоро принесла хрустящий пакет с собачьим кормом.

– Нет-нет! Идем к миске!

Собака подчинилась. Пока она ела, Милославская привела себя в порядок и была готова к очередному путешествию в Октябрьский район города. Конечно, она намеревалась взять с собой Джемму не только по причине необходимости как следует ее выгулять. Возвращение гадалки вполне могло быть поздним, а вследствие этого небезопасным. По вечерам улица, ведущая к дому Яны, пустовала, к тому же ни один фонарь ее не освещал. Так что сопровождение сильной, смелой и преданной собаки здесь не являлась лишним.

Как только Милославская открыла калитку, овчарка кинулась вперед. Яне же пришлось идти довольно медленно, поскольку пологая в начале улицы дорога неподалеку от дома гадалки начинала круто забирать вверх, и подниматься по ней было довольно тяжело, а спускаться неудобно. Мелкий щебень, попадавшийся кое-где, временами начинал осыпаться, выскальзывал из-под ног, и порой в этот момент удержаться на ногах оказывалось невозможным.

Яна переступала потихоньку с ноги на ногу и думала о том, к кому же ей сначала отправиться. Посещение только Вершининой было бы неоправданным, поскольку вполне могло оказаться, что важная информация находится в блокноте Ирины Черненко. И хотя вновь появиться на пороге Валерии представлялось Яне как нечто малоприятное, прийти к родителям погибшей девушки с расспросами значило бы проявить настоящее кощунство. Тщательно взвесив все «за» и «против», гадалка решила поехать к Вершининой, надеясь на этот раз застать дома Наталью Евгеньевну и воспользоваться ее помощью в сближении с семьей Черненко. В конце концов, последние просто могли не знать о Янином участии в расследовании и наотрез отказаться беседовать с ней.

Погруженная в раздумья, Яна и не заметила, как достигла более или менее оживленной дороги, на которой, хотя и не с первой попытки, но все же можно было поймать такси. Она стала голосовать, но водители, очевидно, ошеломленные видом огромной собаки, прибавив скорость, пролетали мимо. Тогда Милославкая выпустила из рук поводок. Джемма сразу же кинулась в сторону, обрадованная вновь предоставившемуся шансу насладиться свободой. Гадалка махнула рукой перед новенькой сверкающей «девяносто девятой», и она сразу же остановилась.

– До Токмаковской довезете? – вежливо спросила Яна.

– А где это? – развязно произнес водитель.

– В Октябрьском, – Милославская отрешенно вздохнула.

– Семьдесят, – тоном, не терпящим возражений, ответил мужчина и равнодушно зевнул.

– Джемма! – громко позвала Милославская.

Собака сразу же отозвалась и в один момент запрыгнула в машину.

– Э-э-э-э! К-куда это? Убери свою вшивую псину!

Джемма весьма бурно отреагировала на эту фразу, разразившись оглушительным хриплым лаем.

– Да она чистая. И вообще спокойная, – виновато объяснялась Яна, но ее слов за лаем практически не было слышно.

Водитель же, перепуганный поведением собаки, нажал на газ, и машина резко рванула с места.

– Понимает все, сволочь! – недовольно пробурчал он себе под нос.

На самом деле, конечно, Джемма просто-напросто уловила интонацию, которая по ее мнению могла таить в себе опасность для Милославской, и принялась активно предупреждать потенциального обидчика своей хозяйки. Яна же, видя, что мужчина смирился, дернула собаку за ошейник, заставляя ее успокоиться. Раздосадованный водитель гнал во всю мощь, но гадалке это было только на руку – нужного места она достигла очень быстро.

– Возьмите, – протянула она шоферу договоренную сумму.

– А за моральный ущерб? За пуделя твоего платить кто будет? – выпучив глаза, брызгая слюнями, ответил тот.

– Разве это положено? – как всегда сдержанно и вежливо произнесла Милославская.

– Па-а-ло-о-жено! – заорал доведенный до бешенства спокойствием женщины злополучный колымщик.

Джемма в этот момент уже успела обежать машину и, просунув морду в открытое водительское окно, рявкнула ошалевшему мужику прямо в ухо. Тот от неожиданности вытянулся в струну и вплотную прижался к сиденью.

– Джемма! – позвала Яна. – Ко мне!

Собака посмотрела на хозяйку и, видя ее широкую улыбку, которую та не могла сдержать, глядя на побелевшего мужчину, отошла от окна. Как только она это сделала, «девяносто девятая» со скрипом колес дернулась с места и полетела вперед с явным превышением положенной скорости. Тот, кто имел несчастье поравняться с удаляющейся машиной, слышал отборный мат, исходящий из уст водителя, наверное, до самого конца этого невеселого для него дня.

* * *

– Добрый вечер, Наталья Евгеньевна, можно? – учтиво произнесла Милосавская, как только открылась дверь квартиры Вершининых, и перед ней предстала мать Валерии.

– Вы? – удивленно протянула та.

– Я. А что, не ждали?

– Да нет. Неожиданно как-то… Что же вы стоите, проходите, проходите скорее!

– Да я, знаете ли, не одна. Вот, это Джемма, – Яна указала рукой на высунувшую из-за двери голову собаку.

– Ничего страшного, – подумав, ответила Вершинина, хотя по ее виду нетрудно было догадаться, что присутствие овчарки доставляет ей мало удовольствия.

Милославская переступила порог, потянув за поводок Джемму.

– Сидеть! – приказала она ей и последовала за хозяйкой.

– Ну что, Яна Борисовна? – спросила Наталья Евгеньевна, поправляя заколотые шпильками густые светло-русые волосы. – Есть что-то новое?

– Как вам сказать… – задумчиво произнесла гадалка, усаживаясь по жестовому приглашению Вершининой в старинное плетеное кресло-качалку. – А что, ваша дочь ничего обо мне не сказала?

– Н-нет, а что? – удивленно произнесла Наталья Евгеньевна и вслед за этими словами перешла на шепот. – Она сегодня из комнаты своей даже не выходит. Закрылась и сидит. Я уж не беспокою, сами понимаете, какая у нее теперь депрессия. Я ей и яблочков, и апельсинчиков, и того, и другого, но ничто ее не радует, – в глазах женщины заблестели слезы.

– Я сегодня приходила, Наталья Евгеньевна, – начала Яна, чтобы побыстрее отвлечь Вершинину от этих мыслей.

– Да? У вас новости? – оживилась женщина.

– Нет. Просто хотела поговорить с Валерией, познакомиться, узнать, не вспомнила ли она чего.

– Яна Борисовна-а! Я же вам говорила: это уже несколько раз делали и милиционеры, и психотерапевт. Неужели и вы способны только на это? Скажите, неужели у нас нет надежды? – женщина не могла скрыть ноток раздражения в своем голосе.

– Надежды никогда нельзя терять. У меня есть факт, дающий толчок дальнейшим действиям.

– Что за факт?

– Произошедшее с вашей дочерью как-то связано с телефонным разговором.

– Да? Откуда вам это известно?

Милославская вкратце, не вдаваясь в подробности, поведала женщине о двух гаданиях, которые настойчиво, хотя и завуалированно, сообщали ей об одном и том же. Вершинина была удивлена. Ничего подозрительного в телефонных разговорах дочери и даже в ее поведении, предшествующем трагедии, она не замечала.

– У меня есть предложение, вернее убедительная просьба, – покачиваясь в кресле, произнесла гадалка.

– Какое?

– Может быть, это покажется вам нескромным, но мне нужно просмотреть записную книжку вашей дочери. Я должна проверить всех адресатов.

– Не зна…

В этот момент дверь соседней смежной комнаты открылась, и из нее вышла Валерия. Она была так же бледна, волосы ее растрепались, запутались, очевидно, от долгого пребывания в постели.

– Пожалуйста, – сказала она и протянула Милославской маленький блокнотик в кожаном переплете темно-бордового цвета, – невольно я подслушала ваш разговор. Возьмите блокнот. Только пусть мама обо всем рассказывает, она прекрасно знает всех моих приятелей.

Дверь также неожиданно закрылась, как и открылась, и девушка исчезла за ней. Впрочем, Яна не сочла это за невежливость, так как поведение Валерии было вполне объяснимыми и понятным. Главное – она сделала шаг к сотрудничеству, и это являлось первой удачей на начатом пути.

Гадалка, сразу принявшая записную книжку, молча стояла у двери комнаты.

– Вот видите, – прошептала Наталья Евгеньевна.

– Ничего, все нормально.

– Я боялась, что она будет против. А перечить ей сейчас я не в силах.

– Понимаю, – гадалка немного помолчала и продолжила: – Ну что ж, за работу?

– Идемте на кухню, за чаем и поговорим, – Вершинина встала и стараясь ступать как можно мягче отправилась на кухню.

Последовала за ней и Милославская. Кухня у Вершининых была маленькая. На ней всего-то и умещалось небольшой квадратный обеденный столик, две табуретки да вдоль стены пара шкафов. Наталья Евгеньевна, полная и неповоротливая, с трудом протиснулась между обеденным столом и одним из шкафов и со вздохом облегчения села. Затем она стала сидя разливать чай, который, по-видимому, ею был недавно вскипячен и еще не остыл.

Милославская в это время уже просматривала блокнот Валерии. Он содержал не так уж и много записей, поэтому работа над ними должна была уложиться в оставшиеся часы этого вечера. Некоторые адреса, по всей видимости, девушка внесла в свою книжку уже давно. Гадалка приметила это без особого труда, так как свежие пометки по цвету пасты ручки, нажиму и прочим нюансам заметно отличались от тех, которые Вершинина сделала ранее или очень давно. Многие из последних она, вероятно, за ненадобностью вычеркнула.

– Скажите, Наталья Евгеньевна, это единственный блокнот вашей дочери, и вообще имела ли она привычку заносить в него номера телефонов и адреса приятелей, знакомых? – обратилась Яна к хозяйке, когда та сообщила, что чай готов.

– Конечно, – с особой выразительностью ответила Вершинина-старшая, – Лера вообще с ним не расставалась, носила везде с собой, даже в ВУЗ. Носила, потому что постоянно возникала необходимость им воспользоваться.

Это окончательно убедило Милославскую в правильности выбранных шагов. Она стала задавать Наталье Евгеньевне вопросы относительно каждой записи, содержащейся в книжке. Вершинина, судя по всему, не ограничивала свободы Валерии, но, тем не менее, она была прекрасно осведомлена о всех ее дружеских или просто приятельских связях, знала, что это за люди, что они из себя представляют, чем занимаются. В ее ответах чувствовалась необыкновенно теплая атмосфера взаимоотношений между матерью и дочерью.

Среди хозяев адресов были, конечно, те, о ком Наталья Евгеньевна не могла отозваться положительно, но при этом ни один из них не подходил на роль жестокого извращенного убийцы. Тем более, среди знакомых парней Валерии, тех, чьи номера здесь присутствовали, не оказалось ни одного, кто бы имел собственную автомашину. Под руководством Милославской Вершинина-старшая перебрала все возможные варианты причастности этих лиц к случившемуся, но ничего, всерьез заслуживающего внимания, не нашлось.

Валерия по-прежнему находилась в своей комнате, а женщины вели интенсивную работу. Наталье Евгеньевне пришлось заново подогревать чай, поскольку недопитый прежний совсем остыл: единомышленницы настолько увлекались аналитической беседой, что напрочь забывали обо всем остальном.

– У меня к вам просьба, – произнесла, наконец, Милославская.

– В чем она заключается?

– Понимаете, это дело несколько щекотливое. Обработка только Лериного блокнота недостаточна… – Яна на минуту замолчала. – Я имею в виду Ирину. Нужно проверить и ее записную книжку, вдруг там найдется зацепка. Вы могли бы посодействовать в этом?

– Как именно? – нерешительно произнесла Вершинина.

– Спросить у них блокнот. Понимаете, я посторонний для них человек. И, когда у людей такое горе, тревожить их совсем незнакомой женщине настоящее кощунство, тем более, придется всколыхнуть самое больное, сыпать соль на рану.

– М-да… – понимающе промычала Вершинина. – Это, конечно, так.

– Вы им ближе, и вас объединяет общая беда. Вас они поймут, – Яна делала особое логическое ударение на слове «вас».

– Да-да, конечно, – Наталья Евгеньевна утвердительно закивала головой.

– Как вы думаете, они согласятся нам помочь? – поинтересовалась гадалка.

– Думаю, да. Тем более, о вас я им говорила, мою затею Черненко приняли с одобрением. Если мне тяжело осознавать, что преступник ушел безнаказанным, то представьте, каково им.

Милославская тяжело вздохнула и задумалась.

– Наталья Евгеньевна, это лучше сделать прямо сейчас. Едем? – помолчав, проговорила Яна.

– Сейчас? Ну конечно. Да. Да. Я согласна, – женщина стала торопливо выбираться из-за стола, по-видимому осознав, что быстрое раскрытие преступления в ее же интересах.

Вообще, она во время этого разговора с гадалкой как-то ожила, приободрилась. По-видимому, энергичность, серьезность в отношении к работе, безупречная логика Яны обнадеживали ее.

– Вы сидите, я с-щас, – находу произнесла Вершинина и скрылась в комнате.

Джемма, видя, что ее хозяйка закончила работу, поднялась на лапы и в полной готовности стояла у порога. Милославская подправила макияж и стала обуваться.

– Наталья Евгеньевна, – крикнула гадалка из коридора, – я жду у двора.

– Хорошо, – отозвалась та, – я уже иду.

Яна Борисовна, выйдя из подъезда, отпустила Джемму, чтобы осуществить обещанное в ее отношении. Ведь по сути, собака так и не погуляла, замученная поездкой с грубияном-водителем и одиноким пребыванием в углу чужой прихожей. Милославская подобрала с земли толстую короткую палку и стала бросать ее вдаль, отдавая команды Джемме. Та в свою очередь с радостью выполняла их. Вскоре со стороны подъезда послышалось чье-то недовольное бурчанье, а вслед за ним выплыла Наталья Евгеньевна.

– Все лампочки повыкручивали! – недовольно восклицала она. – Ой, а на улице-то уже темнеет! Жаль, муж сегодня в ночь работает, а то бы он нас проводил! – с досадой добавила она.

– Бросьте вы, – посмеиваясь отзвалась Яна, – в сопровождении такой умницы, – она кивнула на Джемму, – нам нечего бояться.

Вершинина недоверчиво глянула на собаку и нехотя согласилась с высказыванием Милославской. Женщины молча зашагали вперед, а овчарка послушно семенила сзади.

– Поймаем такси? – предложила Милославская.

– Лучше прогуляемся, – возразила Вершинина, – здесь совсем близко.

– Да? Ну тогда хорошо, – согласилась гадалка, – Джемма, – обернувшись, воскликнула она, – у тебя еще несколько минут для прогулки, поздравляю!

– Вы с ней прямо, как с человеком, – удивленно сказала Вершинина.

– А с кем же мне так еще? – печально произнесла Яна, и, помолчав поведала женщине историю гибели своих близких.

Милославская не любила говорить об этом и делала это редко. Но в данный момент она чувствовала, что горе Натальи Евгеньевны в чем-то сродни ее личной трагедии, она знала: этот человек поймет ее и искренне посочувствует, а ей, Яне станет немного легче.

На самом деле так и произошло. Наталья Евгеньевна расчувствовалась и даже всплакнула, потом она взяла Яну под руку, и они, словно подруги, зашагали по улице. Милославской необыкновенно светло стало на душе в этот момент, ведь она, хотя и была в своем роде чем-то необыкновенным, и радость, и горе, чувствовала и переживала так же, как это делает каждый из нас. Будучи сильной женщиной, она, как и любой человек, порой не находила сил сдержать эмоции и слезы.

Дорога до дома, в котором проживала семья Черненко, на самом деле, оказалась недолгой, и вскоре женщины прибыли в нужное место. Яна решила подождать у подъезда и поручила разговор с матерью погибшей Наталье Евгеньевне. Та не стала возражать и покинула гадалку. Милославской пришлось около получаса провести на улице. От скуки и в то же время нетерпения она стала прогуливаться туда-сюда, уже не обращая внимания на баловство Джеммы, пока, наконец, не послышались шаги Вершининой.

Яна быстрым шагом направилась ей навстречу, не в силах сдержать интерес к произошедшему разговору.

– Ну что? – взволнованно спросила она.

– Фу-у-у, – выпятив губы тяжело выдохнула Наталья Евгеньевна.

– Тяжко?

– Угу. Впрочем, они сразу согласились отдать блокнот, но смотреть на них так тяжело… Это невыносимо!

– Понимаю, – с грустью произнесла гадалка, – тем не менее, медлить нам нельзя, – Яна огляделась по сторонам, где увидела мерцающие вывески кафе и магазинов, – забежим с какое-нибудь кафе?

– Зачем? Я сыта.

– Да я тоже, в общем-то. Просто там удобнее работать над записной книжкой.

– Идемте к нам, – непонимающе произнесла Вершинина.

– Да что туда-сюда ходить. Вон, смотрите, «Гриль» прямо напротив, а до вас еще идти надо. Время сэкономим… Возьмем что-нибудь легкое для виду…

– Ладно, только давайте договоримся: я угощаю! – категорическим тоном заявила Вершинина. – Нет-нет, – воскликнула она, увидев, что Яна собирается возразить, – никаких отговорок быть не может, идемте, – женщина потянула Милославскую за рукав, и той пришлось подчиниться.

Перейдя дорогу, единомышленницы очутились у входа в кафе, находящее в небольшом подвальчике. Из помещения шел ароматный запах гриля, и доносились громкие возгласы принявших на душу посетителей. Спустившись по крутой каменной лестнице, Яна увидела скучающего охранника и, сунув ему пару десятирублевых купюр, попросила присмотреть за собакой. Тот охотно согласился, очевидно, вспомнив о своей мизерной зарплате.

Пока Милославская занималась этим, Наталья Евгеньевна, опередив ее, уже стояла у стойки бара и, загибая пальцы, делала заказ. Милославская расположилась за одним из свободных столиков и стала ожидать возвращения Вершининой, любопытно поглядывая по сторонам. Вид официанта, с трудом держащего на поднятой руке тяжелый поднос, изумил ее, поскольку предполагаемая легкая закуска таковой не оказалась. На тарелках дымились солидные куриные окорочка, политые, судя по запаху, чесночным соусом, а между ними сиротливо стояла бутылка неизвестного красного вина.