Текст книги "Смерть под зонтом"

5

Ночью привиделся сон. Ясно осознавал, что сплю, и все же совершенно реально видел человека в маске, который на цыпочках крался к моей постели. В руке у него был какой-то сверкающий предмет, вроде бы нож. Несмотря на темноту и маску, я его узнал. Это был Пророк.

Разбудила меня пронзительная полицейская сирена. Моментально в памяти возникли ночные кошмары и столь же молниеносно я сообразил, что у полицейской сирены есть некая связь с Пророком. Мне, когда я работал в специальной бригаде уголовных хроникеров «Вечерних известий», доводилось встречаться с преступниками всех мастей, и все же встреча с этим безумным проповедником ненависти, сам не знаю отчего, взволновала. В глубине души я сознался себе, что Пророк нагнал-таки на меня страху.

Сирена умолкла как раз в то мгновение, когда я вскочил с постели. Оглядел комнату. Нашел на столе записку, оставленную Дэрти, но прочесть не успел.

Двери распахнулись. За спиной услышал грозный голос:

– Полиция! Поднять руки! Ни с места!

Я послушался, лихорадочно пытаясь сообразить, что же произошло. Вспомнил туманное обещание Дэрти изобрести какой-то особый трюк для невиданной нигде и никогда рекламы. Из его намеков при желании можно было понять, что это каким-то образом связано с арестом Альберта Герштейна. Теперь же оказалось, что вместо него за решетку угожу я сам. В конце концов, если в тюрьму Александрии засадят режиссера, который приехал, чтобы создать портрет той самой Александрии, это отнюдь не худшая сенсация.

– Вы Оскар Латорп? – столь же грозно спросил голос.

– Что вам угодно? – я хотел было повернуться, чтобы увидеть говорившего, но меня остановил угрожающий окрик:

– Не шевелиться! Руки на голову! Стоять и отвечать!

– Я протестую, – несмело сказал я.

– Десять лет назад вы работали в газете «Вечерние известия». Да или нет?

Я подтвердил этот факт, изумляясь оперативности местной полиции. Раз уж здесь успели изучить мою биографию, го ничего хорошего мне не светит. По меньшей мере до тех пор, пока не смогу убедить, что невинен как овечка.

– Знакомы ли вы с неким Грегором Абушем?

С чистой совестью я мог бы такое знакомство отрицать. Если не считать Альберта Герштейна и Теи Кильсеймур, Дэрти не упоминал по имени ни одного из участников гангстерского фильма. Быть может, Грегором Абушем все же зовут какого-нибудь актера, из-за которого я попал в эту передрягу?

– В таком случае освежу вашу память! С Грегором Абушем вы были знакомы именно в ту пору, когда работали в «Вечерних известиях».

Вспомнил, наконец. Так звали молодого лейтенанта из провинции, который стажировался в местном дивизионе уголовного розыска. Симпатичный парень. С ним у нас было нечто вроде дружеского соревнования. «Работая» над каким-нибудь преступлением, каждый из нас выдвигал свою гипотезу. Порой мне удавалось, пусть и приблизительно, угадать правильное решение, поэтому Абуш любил пошучивать, что я неправильно выбрал себе профессию.

– Да, знаком, – с облегчением воскликнул я. – Но какая здесь связь с моим арестом?

– Обернитесь, сами поймете!

Не осмеливаясь опустить руки, повернулся. Передо мной стоял улыбающийся капитан полиции, в котором после короткого замешательства я узнал прежнего лейтенанта.

– Только что узнал, что вы приехали и решил устроить сюрприз, – рассмеялся он.

– Вернее, до смерти напугать, – подтвердил я, растирая затекшие руки.

– Не сердитесь, Латорп! Вы просто не привыкли к особому юмору александрийцев. Вам еще доведется с ним столкнуться не раз. Чего только не придумаешь здесь, в провинции, со скуки. Особенно, если ты начальник полиции, а настоящих преступников видишь разве только на экране.

Удивление сменилось легкомысленным настроением. Мы весело болтали. Я рассказал о нескольких пикантных приключениях. Грегор Абуш, в свою очередь, познакомил со многими пестрыми событиями из жизни Александрии, которые показались мне анекдотами.

Грегор Абуш собирался распрощаться, когда в комнату вошел Дэрти в сопровождении Альберта. Увидев моего гостя, Альберт невольно вздрогнул, однако, заметив ободряющий взгляд Дэрти, улыбаясь, пожал руку начальнику полиции.

– Будьте знакомы, – сказал он иронически. – Столп нашей полиции Грегор Абуш. А вы видите чудотворца по имени Оливер Дэрти, который взялся заработать несколько миллионов на моих голосовых связках. Надеюсь, что и мне он подкинет грош-другой.

– Желаю удачи. Ты знаешь, что я независтлив. – Грегор Абуш хлопнул Альберта– по плечу. – Честно говоря, в своей провинциальной тупости я считал, что такие голоса, как твой, валяются на каждом углу. Остается только нагнуться, поднять и сунуть в микрофон. Очевидно, современная музыка – особый вид гипноза. Я бы не удивился, если бы в один прекрасный день нашего балбеса Пророка объявили певцом, не имеющим себе равных.

Сравнение с Пророком Альберта заметно рассердило.

– Полицейский остается полицейским, – презрительно бросил он. – Не случайно один музыкальный критик заметил, что среди слушателей эстрадных концертов твоих коллег не встречал. Зато, как только публика начинает от восхищения стулья ломать, полиция тут как тут.

– Альберт, на вашем месте я не говорил бы так высокомерно с господином Абушем, – заметил Дэрти, – кто знает, быть может, в иных условиях…

– Грегор в отличие от вас понимает юмор, – покраснел Альберт. – Если принимать всерьез все, что александрийцы наговорят друг другу…

Я пошел проводить своего старого знакомого до полицейской машины. Она стояла у автомата бензозаправочной станции и, когда молчала ее сирена, казалась таким же повседневным средством передвижения, как другие автомобили. Грегор Абуш вытащил кошелек, но хозяин бензозаправочной станции от оплаты отказался.

Грегор Абуш не настаивал.

– У нас считают, что полицейский, не берущий взяток – ненастоящий полицейский, – с улыбкой пояснил он, садясь в машину. – Ну, ладно, – махнул он хозяину рукой. – Учти только, что если ты попытаешься рассказать этому господину, который познакомит кинозрителей с разными выходками александрийцев, сколько галлонов бензина бесплатно залил в мой автомобиль, я поклянусь, что это наглая ложь.

Когда я вернулся в комнату, то услышал слова Дэрти:

– Желаю удачи! И не подумайте в последний момент дезертировать! Все будет в порядке. Раз Оливер Дэрти что-то утверждает, так того не миновать.

– О чем это вы? – спросил я.

– Да так, чепуха. – Дэрти, стоя у окна, проводил взглядом отъезжающую полицейскую машину. – Альберта внезапно охватил страх. Боится, что из-за отсутствия практики не сможет как следует сыграть свою роль во время ограбления банка. Ответственность велика, что правда, то правда. На его плечи ложится самая большая нагрузка во время этого эпизода. Кроме того, когда Tea, ты ведь помнишь, Tea Кильсеймур изображает главаря банды Долли Кримсон, – напомнил он мне и продолжил, – Tea с другими членами банды остается наверху, чтобы держать на мушке работников банка и посетителей, Альберт в одиночку должен спуститься вниз, где находится хранилище денег, разоружить охранника и засунуть награбленное в заранее приготовленный мешок… Не так ли, Альберт? – Дэрти хитро подмигнул мне.

– Звучит-то все это просто, – нервно закурил Альберт, – но…

– Никаких «но». Ричард… Ричард Бейдеван, которому я доверил режиссуру, – прокомментировал Дэрти для меня. – Бейдеван еще нигде себя не проявил, если не считать один фильм, который так и не удалось завершить. Сам он утверждает, что перегрызся с киностудией по личным причинам. Краем уха я, правда, слышал нечто иное: из денег, отпущенных на съемку, Ричард добрую половину сунул в свой карман.

Альберт ухмыльнулся.

– Так хорошо, как Tea, я его не знаю. Но мне кажется, что вторая версия больше соответствует действительности. Допускаю. Но что из этого? Я и сам не ангел. И не уважаю тех, кто претендует на белые крылышки невинности. Посмотришь на таких, вроде бы они и не ступали по нашей грешной земле. Тот, кому не приходилось засунуть всю пятерню поглубже в грязь, чтобы извлечь изрядную пачку купюр, тот в моих глазах просто чокнутый. К тому же Ричард дешевле других режиссеров.

– Так же, как я.

Дэрти счел разумным пропустить мимо ушей мое замечание.

– Самое главное, что Ричарда Бейдевана рекомендовал человек, с которым господин Дэрти не желает испортить отношения, – насмешливо сказал Альберт.

– И это. Чтобы снять в Александрии два фильма, мне необходима поддержка его жителей.

– Наиболее влиятельных, а не каких-нибудь голодранцев, – продолжал иронизировать Альберт. – Винцента Басани к категории нищих никак не отнести.

– Не в наших интересах с ним враждовать! Особенно вам не рекомендую. – Дэрти неизвестно отчего рассердился. – Представьте себе, что я построил все ступеньки к золотому трону, и внезапно этот Басани возьмет да и вытащит из корзины с грязным бельем ваши грехи. Не пытайтесь убедить, что их у вас нет.

– Что есть, то есть, – улыбнулся Альберт.

В надежде, что они прекратят молоть чепуху, я вмешался:

– Если Альберт действительно боится, что не справится, почему бы не заменить его в этом эпизоде дублером? Если тот будет носить маску…

– Капюшон, который закрывает все лицо, – поправил Альберт.

– Тем лучше. Если дублер будет в капюшоне и схож фигурой, у кого из зрителей возникнут сомнения, что сейф ограбил не исполнитель главной роли?

Высказывая этот насмешливый совет, я еще не понимал, что он отразил подсознательный ход моих мыслей.

– Тоже идея, – засмеялся Дэрти. – Но на сей раз ничего не выйдет. Добычу из банка вынести должен именно Альберт. Он к этому полностью подготовлен. Ричард провел с ним несколько репетиций, и в последний раз непосредственно в хранилище банка с тем, чтобы Альберт как следует освоился в этой среде. Присутствовал сам банкир. Боялся, очевидно, что ограбят по-настоящему, – Дэрти рассмеялся пуще прежнего.

Альберт присоединился к нему, но его смех напоминал скорее кашель туберкулезника.

– Между прочим, Крюдешанк вам не звонил? – вспомнил спустя мгновение Альберт.

– А что ему от меня могло понадобиться?

– Насколько я понимаю, он надеется выжать еще более выгодные условия. Просил, чтобы вы к нему зашли.

– Еще более выгодные! Я и так обеспечиваю его банку рекламу, к тому же бесплатную! Этот тип, наверное, вообразил, что теперь, когда уже все готово для съемок, я стану перед ним на колени, чтобы он только позволил использовать его дрянную сберегательную кассу. Это бесстыдное вымогательство! Мы же еще вчера обо всем договорились по телефону.

Немного успокоившись, Дэрти сказал Альберту:

– Ну хорошо, этот оболтус и впрямь может заупрямиться. Но я к нему не пойду. Пусть поедет Ричард. В конце концов, ведь он режиссер, а не я. Если он не обломает рога этому старому козлу, то пусть собирает вещички и отправляется восвояси! На всякий случай, я и сам еще позвоню Крюдешанку.

Кто-то деликатно постучался.

– Вон! – прорычал Дэрти. – То есть, наоборот, заходите!

Хуго Александер остановился у порога.

– Господа уже позавтракали?

– Ну и что же?

– Я готов познакомить вас со своей коллекцией. Могу не без гордости утверждать, что некоторые документы, дополненные соответствующими комментариями, дадут вам исчерпывающее представление об историческом ходе развития Александрии, из которого, в свою очередь, проистекают характерные черты ее сегодняшнего дня.

Дэрти сморщился, однако продемонстрировал превосходное умение превратить гримасу в неудавшуюся улыбку.

– Бог ты мой! – Он посмотрел на часы. – К сожалению, мне надо поехать в Новый Виндзор, чтобы встретить главного оператора нашего художественного фильма Уолтера Карпентера. Иначе он еще заблудится, как и мы. Если учесть, что у него нет моей находчивости, не исключено, что он будет кружить между Новым Виндзором и Александрией до тех пор, пока все актеры от старости не облысеют… Но вы не огорчайтесь, господин Александер, в лице моего друга Оскара Латорпа вы найдете идеального слушателя. Он утра еле смог дождаться – так жаждал скорее испить из кладезя ваших познаний.

Хуго Александер зарделся от удовольствия. Он одарил меня таким благодарным взглядом, что я поневоле проглотил адресованное Дэрти словечко.

– Желаю вам приятно провести время! – Дэрти поднялся с места. – Вы, Альберт, проводите меня немножко, нам еще надо кое-что уточнить.

Альберт вроде бы замялся, но, подчиняясь повелительному взгляду Дэрти, взял со стола свою шляпу. Нахлобучил он ее почти вызывающим движением. Казалось, он вот-вот скажет: «А ну вас всех».

6

– Позже одному из сыновей Иеремии пришла благая мысль построить небольшой рыбоконсервный заводик, постепенно стали появляться магазины и трактиры, трактиры, правда, раньше. Наконец в 1853 году был основан банк. Тогда он еще назывался просто «Банк Александера». Старое название оставалось и тогда, когда его одновременно с консервным заводом откупил дед Ионатана Крюдешанка. «Палатой Гермеса» банк окрестили значительно позже, в то время, когда брат моего деда Николас Александер стал городским головой. Одержимый любовью к древнегреческой истории, а частично из желания привлечь туристов, он и выдумал все эти мифологические названия. У нас это стало уже традицией. «Авгиевыми конюшнями» и я воздал дань этой традиции, пусть это название и иронично.

Хуго Александер молол без передышки. Я прекрасно понимал, что подробные сведения о прошлом города пригодятся для моего фильма. Однако привычка к поверхностности современных людей, стремящихся ограничиться самой необходимой информацией, постепенно вызвала у меня скуку. Чуть ли не через каждые пять минут я исподтишка бросал взгляд на циферблат своих часов в надежде, что Дэрти возвратится и вызволит меня.

Но Дэрти все не появлялся. В глубине души я был согласен даже на стихийное бедствие, лишь бы избежать утомительного рассказа о бесчисленных Александерах, в паутине родословного древа которых я вконец запутался.

И тут вдруг оказалось, что господь все же смилостивился надо мной.

Хуго Александер рассказывал в тот момент об одном из самых больших чудачеств александрийцев. После смерти последнего сына Иеремии Александера прекратила существование и секта третьего пришествия Христа. Но спустя почти век эта вера обрела фанатического поклонника в лице Ионатана Крюдешанка, возродившего секту. И это…

Хуго Александер не успел закончить предложение. В комнате сразу же потемнело, прогремел гром, яркий зигзаг молнии прорезал мрак, началось нечто совершенно неописуемое.

Мы сидели у раскрытого окна, и я с криком вскочил с места, совершенно убежденный, что кто-то вылил мне на голову ведро воды, так внезапно хлынул ливень. Героически преодолев лужу, которая в секунду достигла шкафа, Хуго Александер бросился к окну. Без моей помощи вряд ли бы ему удалось его закрыть. Струи дождя, словно выпущенные из брандспойта, ударялись о раму так сильно, что пришлось изрядно помучиться.

– Начался большой библейский потоп, – сообщил Хуго Александер, пытаясь вытереть носовым платком свою шевелюру.

Тьма мало-помалу стала рассеиваться, но когда я вернулся в свою комнату, все же пришлось включить свет. Вода, пенясь, стучала в стекло, создавая такую плотную завесу, что скупой свет, с трудом пробиваясь сквозь толщу туч, почти не проникал в комнату.

Ужинал я в небольшом уютном кафетерии мотеля. Еда здесь оказалась намного вкуснее той соломы, что нам подавали в Новом Виндзоре. Надо признаться, я, успев облачиться в сухую одежду, самое большое удовольствие получил от вида других посетителей. Дождь застал их врасплох, они были похожи на людей, которых только что вытащили из воды на берег.

Поев, я немного вздремнул. Разбудила меня тишина. Дождь прекратился.

Хуго Александер, который пришел, чтобы продемонстрировать свое собрание уникальных документов, убедил меня, что радость преждевременна. Это лишь короткая передышка. Потоп в Александрии продолжается по меньшей мере неделю, а порой длится и дольше, просветил он меня.

Хуго Александер пригласил в свой кабинет. Он жил здесь же, в мотеле, как из бережливости, так и из чисто практического расчета – многие комнаты большую часть времени пустовали. Дела шли не бог весть как хорошо. Я узнал, что мотель заложен в банке Крюдешанка, к тому же под такие проценты, что рано или поздно гостиницу все равно придется продать за полцены.

– Вы, наверное, преувеличиваете? – выразил я сомнение, разглядывая спартанскую обстановку комнаты.

Мебель была старинная. Массивный дубовый письменный стол с бесчисленными ящиками казался лишь дополнением к еще более массивному шкафу. Они, очевидно, вышли из-под рук одного и того же мастера и были щедро оснащены здоровенными замками сложной конструкции, с помощью которых в прошлом веке пытались уберечься от воров.

– Я не рассказал вам и половины, – Хуго Александер в отчаянии махнул рукой. – Не хочется плохо думать о других, но я подозреваю, что Ионатан Крюдешанк намеренно хочет меня разорить. Не из ненависти. Но мне принадлежит нечто такое, что он уже давно жаждет заполучить. Позже покажу…

Отличный портвейн снова оказался на столе. От беседы о том, каким я представляю себе фильм об александрийцах, мы после нескольких стопок перешли к самой Александрии.

Совершенно позабыв о своих финансовых затруднениях, Хуго Александер принялся рассказывать ее историю.

В те времена, которые уже можно назвать легендарными, когда Синее озеро еще не называлось Понтом, воды его были так чисты и прозрачны, что в солнечный день можно было рассмотреть каждую чешуйку у рыбы, обитавшей в его глубинах. Рыбы было прорва, к тому же самых ценных, редких пород. Иеремия Александер узрел в этом перст божий. Избавившись от забот о пище, апостол третьего пришествия Христа мог без помех отдаться своим проповедям.

– Приготовил для вас маленький подарок, – сообщил Хуго Александер, когда мы вернулись в его кабинет.

Воду уже вытерли, но пол отдавал сыростью, поэтому включенный Александером электрический камин был весьма кстати.

– Вы ведь по моей вине не успели с утра забежать в магазин, – Хуго Александер улыбнулся, подавая мне зонтик, – можете посчитать его гонораром за то, что внимательно слушали мой рассказ… Теперь же будет самое интересное – наглядное пособие.

Какое-то время Александер возился, отпирая шкаф. Сначала надо было открыть дверцу, затем замок откидного пюпитра у секретера, наконец, выдвинуть скрытый за ним большой выдвижной ящик.

Хуго Александер благоговейно вынул две необычного вида шкатулки. Одну из них отпер ключом, хранившимся в ящике письменного стола, и, не скупясь на комментарии, стал вытаскивать на свет божий пожелтевшие от времени бумаги. Делал он это с таким торжественным выражением лица, словно то были драгоценные камни.

Все документы оказались так или иначе связаны с историей Александрии. С особым волнением познакомил он меня с проповедями Иеремии Александера, написанными им собственноручно, к тому же гусиным пером.

Только теперь я как следует разглядел владельца коллекции. Сухощавый, гладко выбритый, с большими стеклами очков в простой металлической оправе на длинном утином носу, он, по-моему, занимался не своим делом. Ему куда больше пристало бы быть архивариусом, нежели владельцем мотеля. Его тонкие узловатые пальцы как бы ожили, я бы сказал, даже одухотворились, когда Хуго Александер, сопровождая выразительными междометиями каждый новый документ, стал раскладывать свои манускрипты на столе. Обгрызенные мышами края, чернила, которым время придало фиолетово-зеленоватый тон, – все свидетельствовало о том, что иным бумагам не менее сотни лет.

Хуго Александер, словно извиняясь, улыбнулся:

– В нашем городе все что-нибудь да коллекционируют. Иначе хоть помри от скуки. Басани, пусть он и бывший гангстер, целое состояние потратил на скульптуры…

С интересом осмотрел шкатулку. Ее медную поверхность покрывала многолетняя патина цвета болотного мха. Патина покрывала и ножки шкатулки – крылатых медных херувимов, на плечах которых покоился ящичек.

– Это семейная реликвия, – пояснил гостеприимный хозяин. – В десяти таких шкатулках Иеремия Александер хранил свое святое писание, которое весьма отличалось от канонического.

Вторую шкатулку Хуго Александер открыл с еще большим благоговением. В ней лежали свитки, их возраст был значительно старше остальных документов. На ткани – так показалось мне – выстроились буквы, напоминавшие иероглифы.

– Что за странный материал! – невольно воскликнул я.

– Это папирус! Буквы – древнееврейские.

– Да? – не мог я не удивиться. – Вы не станете ведь утверждать, что Александрия существовала еще во времена царя Соломона?

– Отнюдь нет! – улыбнулся Хуго Александер. – И все же эти документы непосредственно связаны с историей нашего города. Это личные письма. Адресат неизвестен. Что же касается отправителя, то, по твердому убеждению Иеремии Александера, им был не кто иной, как сам Иисус Христос.

– Фантастика! – Я рассмеялся, но решил, что эти свитки обязательно займут в моем фильме соответствующее место.

Это была не только экзотика, на редкость красочная в своей наивности легенда. Свитки представляли собой квинтэссенцию Александрии, в том числе и своеобразного ее юмора. Я начинал понимать, отчего Пророк со своей долгогривой паствой бросил якорь именно здесь, а не в каком-либо ином месте.

Город, где период дождей напоминает одну из десяти казней египетских, где озеро, некогда столь богатое ценной рыбой, превратилось в вонючую лужу, мог и впрямь заставить кого-то поверить в существование мстительного и гневного бога.

– Причина этой веры – не столько фантазия, сколько недостаточное образование, – улыбнулся хозяин мотеля. – Иеремия Александер и не слыхивал, что в отличие от Египта, в Палестине, где, по Новому Завету, жил Христос, применяли не папирус, а пергамент. Без сомнения, это подделка. Но рукопись все же насчитывает, по-моему, добрую тысячу лет. Ионатан Крюдешанк предложил мне за нее десять тысяч. Вдумайтесь только, он, как и Иеремия Александер, убежден, что письма действительно написал Христос. Знаете почему? В одном письме говорится: «Я приду во второй раз, но люди снова меня отринут. Только мое третье пришествие положит начало царствию небесному на земле. Тогда каждому воздастся за его грехи, лишь горстка избранных спасется от гибели».

– Похоже, третье пришествие должно совпасть с третьей мировой войной, – сыронизировал я.

– Пророк вовсе не думает так. Тотчас после появления в Александрии он посетил меня, пожелав познакомиться с письмами, о которых был наслышан. То место, где речь идет о наказании грешников, Пророк относит к нашим дням.

– Значит, здесь и коренится его теория о том, что людей надо уничтожать, ибо они сами обрекли себя на это? Не кажется ли вам, что он избрал Александрию местом своего пребывания именно из-за этих писем? – рассуждал я.

Хуго Александер удивленно посмотрел на меня.

– Я не думал об этом, но…

– Смотрите только, чтобы не выкрали свитки, – предупредил я

– Сам я думаю, что более всего мне надо остерегаться Ионатана Крюдешанка. Он рассчитывает меня разорить и таким образом получить папирусы… Я убежден, что письма имеют большую историческую ценность хотя бы из-за своей древности. Однажды собрался с духом и отвез на экспертизу к профессору Петерсену, но…

Хуго Александер остановился на полуслове. Взглянув на часы, он быстро включил радио.

– Местные известия, – извинился он. – Обычно не слушаю, но на этот раз лично заинтересован.

Начало передачи он прозевал. Диктор продолжал свой рассказ.

…– редкий случай, когда метеорологические прогнозы исполняются. Александрийцы помнят, что в минувшем году предсказывалось жаркое лето. В действительности же несколько дней оказались настолько холодными, что кое-кто уже готов был достать из шкафа шубу. На этот раз период дождей наступил действительно значительно раньше времени. Циклон с западного побережья распространяется все дальше в средние широты, вызывая невиданно сильные ливни. Подобного потопа в Александрии не регистрировали с 1932 года. В течение нескольких часов озеро Понт, выйдя из берегов, залило окрестности. Александрийцы, живущие вблизи озера, поспешно эвакуируются…

– Очень хорошо! – обрадовался, к моему удивлению, Александер. – Мотель теперь будет битком набит. Тотчас же прикажу подготовить дополнительные кровати. Прошу меня извинить! – И он принялся поспешно складывать в шкатулки свою коллекцию.

Именно в этот момент и появился Грегор Абуш. Увидя свитки, он насмешливо мне подмигнул. Серые глаза, в глубине которых сверкали зеленоватые искорки, как-то не подходили к его тяжелой голове и широкоплечему туловищу, более соответствовавшим эдакому провинциальному стражу порядка.

– Что я вижу? Знаменитые письма! Очевидно, ты пытался внушить Латорпу мысль об их чрезвычайной ценности. Не верьте ему, Латорп! По-моему, он просто ищет дураков. Ведь у каждого александрийца есть своя идея фикс… Я, например, во сне и наяву вижу какое-нибудь сложное преступление, которое лишь мне будет по силам распутать. Хуго надеется с помощью своих сказочек поймать как на наживку легковерного богача, который в обмен на факсимиле Христа готов уплатить его долги.

– Смейтесь, сколько хотите, но мне действительно кажется, что эти свитки куда ценнее, чем вы думаете.

– В этом случае ты хранил бы свои уникальные ценности в банке, а не в шкафу, который может взломать парнишка.

– Не твое дело! – побледнел от злости Хуго Александер. Грегор Абуш, удовлетворенно улыбнувшись, вышел вместе со мной из дома.

– Приехал за вами, – пояснил он. – Обещал показать Александрию, так зачем же откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. К тому же район, куда мы отправимся, один из самых характерных уголков города. Именно в период дождей здесь как бы зажигается предупредительный сигнал.

Я охотно согласился. Где гарантия, что, оборудовав дополнительные спальные места, Хуго Александер не начнет снова приставать ко мне с очередными побасенками из истории Александрии.

На всякий случай я зашел в свою комнату в надежде застать Дэрти. Напрасно. Администратор сообщил, что он не появлялся и не звонил по телефону.

В автомобиле Грегор Абуш прежде всего пояснил, что мы едем, чтобы встретиться с неким Непомуком Берлундом.

– В Новом Виндзоре я собрал кое-какие сведения, – рассказывал он. – Только что возвратился. Дежурный в полиции сказал, что мне несколько раз звонил Берлунд. Ему во что бы то ни стало нужно со мной поговорить. Просил приехать к нему, как только вернусь.

– Нетрудно заметить, что местной полиции нечего делать, раз вы можете позволить себе сломя голову мчаться к каждому, кто только хочет вас увидеть.

– Не совсем так. Берлунд какое-то время служил у меня. Он бы не стал меня затруднять, если бы речь не шла о чем-то серьезном.

Я беспокойно вертелся на сиденьи. Ремень безопасности до боли врезался в грудь. И так же болезненно кольнула мысль, что я оказался последним болваном, спутавшись с Дэрти.

Не было никакого основания связывать звонок совершенно неизвестного мне Берлунда с делами Дэрти в Александрии, но так уж случается, что какое-то, казалось бы, нейтральное слово вызывает цепную реакцию. Совершенно против собственной воли в моей памяти выстраивались в ряд отдельные, не совсем понятные фразы, которые довелось услышать во время разговора Дэрти с Альбертом.

Улица была вся залита водой, струи грязи то и дело ударялись в ветровое стекло, заставляя меня вздрагивать. Я никак не мог отделаться от чувства, что меня втянули в какую-то нечистую игру, для которой нельзя вообразить более подходящего фона, чем Александрия в дни большого потопа.