Книга: Действующие лица и исполнители - Анатолий Алексин

– Зритель не может быть с театром запанибрата. Театр – это таинство. Его порог переступают с благоговением. И артисты – это волшебники, с которыми нельзя встретиться так запросто, как с соседями по квартире. И директор театра – это тоже таинственная фигура. Ничего общего не имеющая с директором школы или, допустим, с директором библиотеки. И вдруг этот таинственный человек появляется в вестибюле после спектакля и спрашивает: «Ну как? Вам понравилось?» Всё упрощается... Никакого таинства уже нет! Поверьте моему опыту: это не принято. Я говорю не о каких-нибудь циркулярах, а о своде традиций, что ли... Священных традиций театра!

– Есть режиссер. И как раз дипломник! Терешкина пришлет его. Она просила нас выполнить одно его небольшое условие. Мы выполним, а? Николай Николаевич нервно поправил манжеты. – Начинающий режиссер с условием? Мы, помнится, начинали не с условий, а с благодарности за то, что нас приглашали.

Ну согласна я во многом с «Сальери», согласна, что уж там...

Ведущая актриса – Зина Балабанова, 27-летняя девица, играющая подростков, автор «гениальной», с моей точки зрения, фразы: «Я никогда не обижаюсь. Если говорит хороший человек, надо прислушаться. А если плохой... Что же на него обижаться?» Прикрываясь этой «высшей мудростью», а также «глубокой мыслью» о том, что для талантливого исполнения детских ролей нужно сохранять детскую же непосредственность, Зина козыряет своей прямотой так, что иной раз скулы сводит, а порой и вовсе глаза на лоб лезут.

Зина знала, что всякий уважающий себя человек обязательно должен в чём-нибудь сомневаться. Но у Зины, к сожалению, почти никаких сомнений не возникало. «Я не сомневаюсь, что поступаю правильно», – говорила она. А если ошибалась, то говорила: «Я не сомневаюсь, что поступила неправильно!» Зина знала также, что нормальные люди не высказывают вслух всё, что думают. Особенно если речь идет о спорных и острых проблемах. Но именно в этих случаях Зина думала вслух. «Какая ужасная прямолинейность!» – говорили ей. А она никак не могла понять, почему прямая линия хуже ломаной. «Что на уме, то и на языке!..» – сетовали по ее адресу. А она не понимала, почему на уме должно быть одно, а на языке что-то другое. «Всё в лоб! Всё в лоб!» – упрекали ее. «Вот и хорошо: быстрее дойдет!» – отвечала Зина.

И последнее. По поводу якобы загубленного Патовым во избежание «разговоров» таланта жены: неудобно, мол, когда главные роли играет жена главного режиссёра. А был ли он, тот великий загубленный талант? Возможно, всё ограничивалось прекрасной внешностью и кое-какими способностями? В противном случае какое значение имели бы разговоры?..

(А, вспомнила, не с 11 лет: еще раньше, лет с 7-8, ОЧЕНЬ любила его сказочные и веселые повести. Но об этом отдельная история...)