Текст книги "НКВД и СМЕРШ против Абвера и РСХА"

Главная ставка

Тысячекилометровая линия Восточного фронта, противостоящая Вермахту многомиллионная Красная Армия, усиливающаяся партизанская и подпольная борьба в тылу собственных войск потребовали от Абвера и РСХА в разворачивающейся тайной войне невиданных до сего усилий. Ко всему, имеющаяся в наличии агентурно-осведомительная сеть наяву оказалась слишком малой для решения широкого круга диверсионно-разведывательных и контрразведывательных задач. Усматривалась необходимость и в немалом числе тех, кто должен был стать надежным источником сведений о политическом и экономическом положении в глубоком советском тылу. Наряду со старыми шпионскими кадрами, а также приобретенными задолго до вторжения в СССР из среды националистических организаций и антисоветских кругов «глаз и ушей», ситуация требовала не только постоянного пополнения недостающих агентурных сил, но и совершенствования их шпионско-диверсионного ремесла. Спецслужбы обратили взор и сделали главную ставку на появившийся в условиях войны новый кадровый источник – дезертиров, перебежчиков, добровольно сдавшихся в плен, и в целом на огромную массу военнопленных. Без внимания не остались и жители оккупированных районов, из числа которых также стали пополнять недостающий агентурно-осведомительский резерв.

Менялись и совершенствовались в ходе войны приемы и методы вербовки. Так, в 1941 г. в фронтовых условиях данный процесс в большинстве сводился к поверхностным опросам пленных на передовой, а позже – к более детальным допросам в отделах 1Ц штабов дивизий и корпусов. После даже формального согласия на сотрудничество новоиспеченные «агенты» получали те или иные диверсионно-разведывательные и агентурно-пропагандистские задания на линии фронта или в прифронтовых районах. Во всех случаях чуть ли не обязательным условием была скорость их переброски в расположение советских войск.

Уверовав в «блицкриг» и оперируя фактом быстрой оккупации значительной части территории СССР в начальный период войны, Абвер, по образному определению советских контрразведчиков, допустил серьезную ошибку, настроив диверсионно-разведывательный механизм на «грубый помол» – массовую заброску слабо подготовленных агентов и диверсантов. Многие его руководители, среди них адмирал Канарис, считали, что если из десяти наспех завербованных агентов хотя бы один выполнит поставленную задачу, учитывая, что вот-вот падут Киев, Москва и Ленинград, другие советские города, а завтра Вермахт выйдет к Уралу и захватит Кавказ, – это несомненный успех.

Примитивной выглядела и подготовка «разовой агентуры». Кроме склонения к выполнению конкретного задания, абверовцы в большинстве ограничивались короткими инструктажами. Поставленные задачи преимущественно носили уровень тактической войсковой разведки: выяснение расположения огневых средств, наличия тех или иных резервов, проведение мелких диверсий, устной агитации среди личного состава подразделений и частей Красной Армии и др. «Немецкая разведка, – отмечалось в докладных особых отделов НКВД фронтов, – продолжает линию массовых вербовок и засылок к нам своей агентуры… Массовая вербовка характеризуется прежде всего упрощенностью ее метода, однотипностью поставленных задач… После 2–3 допросов, обработки в направлении «неизбежности поражения Советского Союза», обещания выдать хорошее вознаграждение, вербуемый направляется для выполнения задания. В ряде случаев вербовка осуществляется без подготовки. На нашу сторону завербованных немцы направляют через два-три дня после пленения, чтобы их длительное отсутствие не вызвало подозрений.

Основные задания, которые получает агентура, сводятся к следующему: а) сбор сведений о дислокации, численности и вооружении частей Красной Армии; б) сигнализация противнику (ракетами, кострами) о наличии в том или ином пункте военных объектов; в) склонение военнослужащих к переходу на сторону противника; агитация среди красноармейцев и гражданского населения о «непобедимости германской армии и неизбежном поражении Советов»».

В документах приводились и характерные примеры вербовок, среди них – красноармейцев Харитонова, Безнедежного, Петухова, Сиротина, некоторых других. Первый в плен был захвачен, будучи в боевом охранении, и отпущен «через несколько часов с заданием шпионского характера», второй – находясь в окружении. «Накормив, немецкий офицер угостил его сигаретой, а утром – отпустил, подчеркнув: немцы хорошо обращаются с пленными, в чем Петухов убедился сам. Подписок о сотрудничестве офицер не брал. Расчет был на то, что в своей части тот расскажет об обращении немцев с пленными».

Во время боя боец 421-го стрелкового полка Сиротин сдался в плен добровольно. Допрашивался четыре раза, поддавался избиениям, дал известные ему сведения о своей части. «Допрашивающий его офицер убеждал в непобедимости германской армии, в том, что советская власть ничего хорошего для трудящихся не сделала, а крестьяне получат землю только с приходом немцев. Сиротину было заявлено: из плена он будет освобожден только после согласия выполнить задание шпионского характера…»

По словам красноармейца Штрейта, «будучи в течение двух суток в плену, согласие на выполнение шпионского задания он дал лишь под угрозой расстрела».

Сообщалось и о вербовке противником агентов из населения оккупированных районов. В расположение советских войск их чаще всего перебрасывали под видом беженцев. Не отличались разнообразием и методы вербовки: угроза расстрела, в том числе родственников и близких, взятие заложников, обещание вознаграждения и т. д. Имело место и добровольное согласие некоторой части будущих агентов помочь «непобедимой немецкой армии». Различным был и контингент «помощников». Кроме местных жителей, отмечалось в документах, это «лица бежавшие из-под стражи, подростки, которых немцы используют главным образом для войсковой разведки, а также провокаторы».

Судя по архивным материалам, последних оказалось немало. По данным Ленинградского УНКВД, после оккупации территории области «житель деревни Готобужи Федоров Ефим выдал 23 советских активистов, а староста деревни Курицко Школьников намеренно вывел в расположение противника 300 красноармейцев, оказавшихся в его тылу… Бывший заведующий райпланом Полавского района Карклин передал немцам списки партийного и советского актива, получил взамен разрешение на выезд в Ригу, а секретарь первичной организации ВЛКСМ деревни Мануйлова Горячева Анна выдала коммунистов и семьи партизан». Подписавший документ начальник Управления комиссар госбезопасности 3-го ранга П. Н. Кубаткин констатировал: «Такого рода предателей и агентуры немцев в оккупированных районах установлено несколько сот человек».

Не меньше курицких и федоровых было и в других оккупированных областях. Для усиления диверсионно-разведывательной и террористической деятельности немецким спецслужбам выбирать было из кого. Характеризуя работу фронтовых подразделений Абвера, начальник ОО Ленинградского фронта старший майор госбезопасности Н. Г. Ханников в качестве примера приводил результаты следствия по делу побывавших в плену красноармейцев. «На основе показаний арестованных за шпионаж, – писал он, – можно сделать вывод, что массовыми вербовками, как правило, занимаются войсковые разведки и штабные офицеры».

Акцентировал внимание он и на том факте, что для вербовки агентуры в основном «используются военнослужащие, изменившие Родине, перебежчики на сторону противника, сдавшиеся в плен или находившиеся в окружении. Особенно активно вербуются шпионы из числа изменников и добровольно сдавшихся в плен». И хотя, по его словам, «при массовых вербовках немцы воздерживаются от того, чтобы связывать перебрасываемую агентуру со своими агентами или резидентами, находящимися в нашем тылу», в отдельных и крайних случаях, используя прежде всего перебежчиков и добровольно сдавшихся в плен, они идут на риск. Как подтверждение, приводил результаты следствия по делу «красноармейца Большакова, 1915 г. р., из 108-го стрелкового полка, который попав в октябре 1941 г. в окружение, сдался в плен и был завербован для шпионской работы». На допросе тот показал, что вместе с ним немцы завербовали еще 5 красноармейцев из этого полка. Ему был присвоен номер 12, служивший одновременно паролем при возвращении через линию фронта. Помимо задания по разведке, «Большаков получил явку к проживающему в Москве неизвестному гражданину (ул. Боград, д. 15, кв. 7). По этому адресу ему приказано явиться 5 ноября 1941 г. в 21.00. На вопрос, который будет задан: «Откуда вы?» – ответить: «С германской стороны». После этого неизвестный обязан назвать цифру 9, а Большаков ответить цифрой 12. От этого человека агент должен был получить данные о воинских частях и их вооружении в районе Москвы, затем передать их в г. Калинине офицеру, который его вербовал».

Вербуя агентов, абверовцы часто не видели даже необходимости документально оформлять сотрудничество. Уверенность в их возвращении была почти абсолютной. Появление в расположении своих частей «доверенных лиц» преимущественно шифровалось под видом выхода из окружения, контузии, ранения, болезни, отрыва от подразделения и т. д. Линию фронта во всех случаях они пересекали пешим порядком. Время пребывания в расположении советских войск и прифронтовых районах агентов-«однодневок» определялось несколькими сутками, реже неделей-двумя, в отдельных случаях рекомендовалось действовать по обстоятельствам.

Особой изобретательностью немецкие спецслужбы не отличались и при засылке в тыл советских войск агентуры из числа жителей оккупированных прифронтовых районов. Не наблюдалось разнообразия и в поставленных ей задачах. Различие имелось лишь в категориях завербованных: добровольцы и по принуждению. Первых, как правило, представляли недовольные советской властью и ее открытые противники; вторых – лица, в силу различных причин и обстоятельств попавшие в зависимость от военных или гражданских оккупационных властей. Кроме посула материальных благ и различных поощрений, в ход шли угрозы расправы с близкими и родными, заложничество, провокации, подкуп и многое другое.

«На предыдущих допросах, – интересовались контрразведчики у одного из немецких агентов некого Александра Шевченко, – вы показали, что органы СД пользовались агентурой из местного населения. Уточните, как и в каком направлении использовалась агентура?

– Будучи на Северном Кавказе при команде СД № 11Б[85]85
  Входила в состав оперативной группы «Д» полиции безопасности и СД. Действовала на территории Молдавии, Украины, Крыма и Кавказа. До апреля 1942 г. группу возглавлял начальник III Управления РСХА бригаденфюрер СС Олендорф, затем оберфюрер СС Биркамп. Структурно группа состояла из 2 особых и 4 оперативных команд, в их числе и команда № 11Б. Каждая насчитывала 150–170 эсэсовцев и сотрудников гестапо, а также взвод войск СС или охранной полиции. В Крыму с командами сотрудничали и «добровольные татарские батальоны». Начальником команды № 11Б были штурмбанфюреры СС Цапп, затем Брукс.


[Закрыть], я совместно с штурмбанфюрером Вайнбергом инструктировал старост сел по вербовке информаторов из местного населения и направлениях их работы. Им ставилась задача выявлять среди населения, а также среди военнопленных, коммунистов, работников НКВД, партийных и советских руководителей, командиров воинских частей и соединений лиц, связанных с партизанами, вскрывать подпольные группы. Аресты советских граждан органами СД проводились на основании полученных агентурных данных.

– Использовались органами СД добровольные заявители?

– Да, но я не помню случая, когда бы в СД приходили граждане с заявлениями на других советских граждан, при мне такого не было.

– Кто осуществлял вербовку агентов и информаторов, каковы были методы?

– Из практики моей работы в СД мне известно, что подбор агентуры для вербовки из местного населения производился назначенными органами СД сельскими и станичными старостами, они же практически и производили вербовку. В городах вербовку агентуры, как правило, производили начальники полиции безопасности и СД.

О методах вербовки: подобранные для вербовки лица вызывались на конспиративную квартиру, где подвергались моральной обработке, их в деталях расспрашивали о жизни при советской власти, наличии судимости, об отношении к политике СССР и т. д. Если человек демонстрировал враждебное отношение к советской власти и его социальное происхождение это подтверждало (кулаки, белогвардейцы, уголовники и т. д.), то ему предлагалось оказывать СД помощь – сообщать интересующие нас данные. Вербовались и агенты из числа попавших в СД по подозрению в проведении подрывной работы против немцев. После соответствующей обработки их выпускали на свободу, с обязательством работать в качестве агентов…

– Как была организована с агентурой связь?

– Никто из агентов в помещение СД не являлся. Собранные сведения передавались специальным лицам (резидентам. – Авт.), которые поддерживали с ними связь.

– В каком виде поступали донесения от агентуры?

– Донесения поступали в письменной форме. Затем они печатались на пишущей машинке в форме рапорта на имя начальника СД. В конце, в виде справки, указывалось: «Сведения получены от агента…».

– Какая была система поощрений для агентуры?

– Для поощрений агентуре выдавались продовольственные пайки и конфискованные предметы из одежды и обуви, изредка деньги и водка…»

К разведывательной работе немцы стали привлекать детей и подростков. 4 ноября 1941 г. патрульным нарядом войск по охране тыла Западного фронта был задержан учащийся ремесленной школы г. Калинина Виктор Никитин, рассказавший, что шпионской работой его принудили заниматься под угрозой расстрела.

Задание заключалось в разведке расположения советских войск на одном из участков фронта. Переброска в советский тыл была осуществлена под видом эвакуации с оккупированной территории.

Архив

Из ориентировки Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта № 1244/6 особым отделам НКВД армий «Об использовании немецкой разведкой подростков для сбора разведывательной информации о частях Красной Армии в прифронтовой полосе». 10 декабря 1941 г.

«15 ноября 1941 г. Особым отделом НКВД 34-й кавдивизии задержаны 3 мальчика в возрасте 8—10 лет, назвавшие себя Кукатым Сергеем, Кукатым Константином и Смирновым Николаем. При выяснении их нахождения на линии фронта Смирнов рассказал, что в г. Бобруйске немцы собрали до 50 человек детей в возрасте от 8 до 12 лет, не имеющих или потерявших родителей, и обучают их разведывательной работе.

После месячного обучения 10 человек, в том числе Кукатые и Смирнов, были переброшены немецкой разведкой через р. Северский Донец в районе с. Каменка Харьковской области на нашу территорию. Из переброшенных 5 подростков получили задание изучить расположение частей Красной Армии, выяснить расположение штабов, засечь огневые точки в районе г. Изюм. Другая пятерка получила аналогичное задание в расположении 34-й кавдивизии…

На основании этих данных Особый отдел 6-й армии ориентировал подчиненные ему особые отделы НКВД дивизий, так как не исключена возможность массовой переброски немцами разведчиков-подростков».

Начальник Особого отдела НКВД фронта

старший майор госбезопасности Н. Селивановский.

Количество агентов и диверсантов противника, переброшенных к концу 1941 г. в прифронтовые районы и советский тыл, в сравнении с 1939 г. выросло в 14 раз. В реальности это были тысячи шпионов. Войсками по охране тыла Юго-Западного фронта только в декабре аресту подверглись 147 агентов. По данным начальника войск генерал-майора В. Т. Рогатина, кроме заданий по диверсиям, вооруженным налетам на штабы, склады с боеприпасами и горючим, совершению террористических актов, распространению провокационных слухов и пораженческих настроений, «германская разведка через агентуру усиленно стремится получить и подробные данные о новых видах вооружения Красной Армии, в частности, о так называемых немцами «адских пушках» (имеются в виду реактивные установки БМ-13 «Катюша». – Авт.)

10 октября 1941 г. заместитель начальника особых отделов НКВД СССР Соломон Мильштейн подвел первый итог противостояния советской военной контрразведки с немецкими спецслужбами. «Особыми отделами НКВД и заградительными отрядами… по охране тыла, – информировал он руководство Наркомата, – задержано… агентов 1505; диверсантов – 308; изменников – 2621». Со временем число первых, вторых и третьих возросло в разы.

Ощущая провал «блицкрига», предусмотренного планом «Барбаросса», и видя существенное замедление продвижения войск Вермахта к конечной цели, об изменении стратегии в военной кампании на Востоке заговорило и высшее руководство рейха. Уже 30 июля 1941 г. Гитлер вынужденно подписал директиву № 34 о временном прекращении наступательных операций войсками группы армий «Центр» на московском направлении, а спустя несколько дней на совещании (4 августа) в штабе этой же группы, заявил: «Чтобы успешно продолжить войну против СССР…, определяющим является лишить противника жизненно важных районов». Видение ситуации он отразил в приказе ОКВ от 21 августа: «Главной задачей до наступления зимы является не взятие Москвы, а захват Крыма, промышленных и угольных районов на Донце и лишение русских возможности получения нефти Кавказа».

Изменившийся характер войны и наработка Верховным командованием Вермахта новых планов ее продолжения отразились и на первоначальных задачах разведывательной стратегии немецких спецслужб. Главным образом они коснулись расширения агентурной работы в советском тылу. Вынужденным изменениям подверглась и вербовка агентов, а главное, качество их подготовки.

В сентябре 1941 г. по личному указанию Гитлера адмирал Канарис со свитой прибыл на Восточный фронт. Не приветствуя в свое время нападение на СССР, обладая немалой толикой прозорливости и умением анализировать ситуацию, глава Абвера понимал: война приобретает затяжной характер, и конечный ее результат во многом будет зависеть от способности сторон наращивать военный потенциал, в том числе с участием его спецслужбы.

Самокритично оценивая работу родного ведомства, понимал он и другое: кроме хорошо продуманного организационного построения, в деятельности его «детища» решающее значение будут иметь агентурные кадры. Профессиональные данные штатных сотрудников и агентов, их пригодность к разведке, контрразведке и диверсиям, кроме преданности делу Третьего рейха, им виделась в наличии особых качеств и специального опыта, которые, по его мнению, были необязательны и даже нежелательны для офицеров строевой службы. Солдат, поучал он подчиненных, носит форму, и армия требует единого образа мыслей и единой воли. Но это не относится к разведке. Пришедший в разведслужбу должен думать как угодно, но только не шаблонно. Наделенные буйной фантазией подчиненные не приветствуются в обычных условиях, но они незаменимы в разведке и контрразведке. Единообразие действий, – подчеркивал не раз Канарис, – это обязательная предпосылка для регулярных войск, но не для Абвера. Своеволие, одновременно субординация и исполнительность, похвальное качество как для сотрудника, так и для агента.

Основными аргументами при вербовке агентуры рекомендовалось использовать: утверждения, что с ее помощью приближается момент свержения ненавистного жидовско-сталинского режима; изложение просьбы помочь контрразведке разобраться – кто есть их общий враг, а кто – «заблудшая овца», тем самым помочь невинным людям и своим же соотечественникам выйти на путь истины[86]86
  «Контрразведка, – отмечал после войны бывший абверовец Гуго Блейхер, – исходила из положения, что знать своего противника гораздо важнее, чем уничтожить его, и поэтому пыталась создать видимость, что она содействует спасению патриотов, направляет и оберегает их. Таков мрачный спектакль, разыгрываемый контрразведкой».


[Закрыть]; убеждения, что главным виновником начавшейся войны является не Германия, а подготовившийся к вторжению в Европу Советский Союз, а Третий рейх и его союзники несут народам СССР мир и процветание; обещания предоставить после окончания войны прибалтам, украинцам, народам Кавказа и Средней Азии полную независимость и т. д. Не менее сильным аргументом при склонении к шпионскому ремеслу, в том числе командного и политического состава Красной Армии, в руках Абвера считались предвоенные советские репрессии, растерянность, неразбериха, неоднократное паническое отступление войск Красной Армии, демонстрация превосходства немецкого оружия и боевой техники.

Процесс вербовки агентуры, особенно из числа нейтральных, а тем более определенно негативно настроенных против немцев лиц, усложнялся рядом обстоятельств. Необходим был опыт подобной работы, наличие компрометирующих материалов, свидетельских показаний и др. Значительным затруднением выступал и языковой барьер. Русский, а тем более украинский, белорусский, языки других народов СССР среди абверовцев, не говоря о сотрудниках СД и гестапо, знали единицы, преимущественно старые кадровые агенты времен Российской империи и советского предвоенного периода. При разговоре с вербуемым требовалась деликатность, такт, а в нужных случаях – осторожность и прозорливость, чтобы вовремя уловить состояние и настроение возможного агента, колебания или полное невосприятие им предлагаемых условий, найти в пользу прозвучавшего предложения убедительные доводы или аргументированно парировать отрицательные высказывания. Откровенно общаться с вербовщиком с участием переводчиков, особенно из числа жителей Прибалтики, Западной Украины и некоторых других национальностей, вербуемые соглашались далеко не всегда или же давали не совсем искренние ответы. Подспудно их преследовала мысль: переводчики выступают непосредственными свидетелями их предстоящего предательства.

Сравнивая процесс вербовки и агентурный контингент с аналогичной «процедурой», осуществляемой службой безопасности и тайной государственной полицией, абверовцы с гордостью подчеркивали: он существенно отличался. «СД, – вспоминал о практике подобной работы на оккупированной советской территории капитан Абвера Д. Каров, – при вербовке шла по линии наименьшего сопротивления и поэтому главным образом вербовала людей с уголовным прошлым, авантюристов и любителей хорошо пожить, а также нацменов, разжигая при этом ненависть к другой национальности».

Нечто подобное во Франции и Бельгии наблюдал и упоминаемый Гуго Блейхер. Судя по всему, демонстрируя свою нелюбовь к гейдриховским «костоломам», он подчеркивал: «Служба безопасности была очень неразборчива в выборе агентов, которых она вербовала с помощью своих методов. В то время как военная разведка и контрразведка отбирала нужных людей с большой тщательностью и осторожностью и избегала использовать уголовников, СД не брезговала самыми сомнительными элементами, каких только можно найти в больших городах».

По словам же сотрудников гестапо и СД, в силу «масштабных мероприятий против подозрительных лиц» в агентурной среде многие из агентов, боясь в разговоре с начальством непроизвольно высказать «неправильные мысли» или сказать вслух «крамольные» слова, стали избегать откровенных ответов на интересующие спецслужбы вопросы. Побеждал, безусловно, инстинкт самосохранения…

С прибытием Канариса на фронт состоялось и первое в условиях войны совещание фронтовых руководящих лиц Абвера, на котором адмирал дал указание пересмотреть тактику и стратегию диверсионно-разведывательной и подрывной работы. Основной посыл сводился к улучшению подготовки агентуры, ведению разведки не только в действующей Красной Армии и прифронтовой полосе, но и в глубинных районах Советского Союза, усилению диверсий, террора и пропаганды. Тогда же было принято решение о расширении сети «учебных заведений» Абвера, повышении разнообразия и специализации в обучении соответствующих агентурных категорий. Прерогатива в подготовке была отдана агентам для заброски в прифронтовой и глубокий советский тыл. Из почти 30 школ, созданных к этому времени, в 21 обучалась данная категория, в том числе в 12 школах (57 %) осуществлялась подготовка «доверенных лиц» для длительного оседания далеко за линией фронта.

В этот же период было положено начало и массовой вербовке агентов-двойников. Искали и находили их среди задержанных с подозрением в антифашистской деятельности, а также арестованных подпольщиков, партизан, парашютистов, радистов, советских агентов. Ценность перевербованных агентов заключалась прежде всего в том, что свои секреты они старались хранить сами. Знали они и другое: каждый день их двойной игры чреват смертельной опасностью. Американский историк спецслужб Монтгомери Хайд писал: «Потенциальная ценность агента-двойника заключается в его способности делать четыре вещи. Во-первых, он может давать информацию о других агентах, используемых противником, об их обучении, заданиях и методах работы. Во-вторых, исходя из вопросников, переданных ему первоначальными хозяевами, он может объяснить, что они хотят узнать, а это зачастую помогает раскрыть стратегические планы противника. В-третьих, при правильной организации дела агент-двойник делает все возможное, чтобы супротивная сторона не засылала новых и, возможно, неизвестных агентов в соответствующих район действий. Тем самым он серьезно способствует укреплению безопасности той страны, которой теперь служит. Наконец, и это самое важное, он может быть использован в качестве канала для доведения до противника дезинформации стратегического характера». По его же словам, использование агентов-двойников – «это конечная цель контршпионажа».

Вербовку и обучение лиц такой категории Абвер, СД и гестапо осуществляли с особой тщательностью. Заметной сложностью отличалась первая составная процесса. Стремясь сломить волю к сопротивлению интересующего объекта, абверовцы (данный прием преимущественно применяли они) использовали широкий спектр морально-психологических, агитационно-пропагандистских, других приемов и методов обработки потенциального и свершившегося агента. Варьировались они от элементарного запугивания до посула крупного денежного вознаграждения, наград, званий, должностей, «теплого» местечка после войны в оккупационных органах победившего рейха и т. д. Не исключалось и взятие заложников из числа близких и родных, вербовка на компромате, дискредитация конкретных лиц в глазах противоположного враждебного лагеря. После получения согласия наступал не менее ответственный период: подготовка агента к дальнейшей деятельности и одновременно тщательная проверка на лояльность. Офицерам, осуществляющим эту работу, вменялось в обязанность наравне с вежливостью и дипломатической внимательностью с недоверием относиться к каждому, ибо «обстоятельства иногда обращают самого честного и благонамеренного агента в предателя».

На вопрос, сколько за годы войны немецким спецслужбам удалось перевербовать агентов-двойников, ответить сложно. Судя по всему – немало. Надежность, а соответственно эффективность их работы на врага возрастала в разы в случае компрометации участием в карательных и других подобных операциях, предательством товарищей и др. Как важный аргумент верности рейху использовался и такой факт: выявление советской стороной измены было равнозначно приговору с высшей мерой наказания. Использовали агентов-двойников по-разному, нередко в зависимости от военной профессии, например, бывшие радисты работали под диктовку и контролем Абвера или СД…

Интуицию Канариса подтвердили события зимы 1941–1942 гг., когда Вермахт потерпел первое сокрушительное поражение в ходе Второй мировой войны[87]87
  «В отличие от многих офицеров, – писал Рейнхард Гелен, – Канарис знал, как мыслить в глобальных масштабах. Именно благодаря этому он мог предвидеть политические коллизии со сверхъестественной точностью… Едва ли удивительно, что когда в 1939 году началась война, он очень пессимистически отозвался о ее исходе, и этот покров Кассандры тяжело лежал на его плечах».


[Закрыть]. Для адмирала это стало окончательным свидетельством провала «блицкрига». Ситуация подсказывала: процесс изменения подходов по всем направлениям организации и осуществления диверсий, разведки и контрразведки, и прежде всего по отбору и обучению агентуры, постановке ей задач и определению способов маскировки, должен приобрести планомерный и ускоренный характер. Отойдя от массовости в заброске одиночных агентов и диверсантов[88]88
  В деятельности по подрыву советского тыла гитлеровцы и их союзники, как правило, применяли стандартные подходы и методы. Об этом, в частности, свидетельствует обзор (май 1942 г.) ОО НКВД Северного флота «О подрывной деятельности спецслужб финских разведотделов на Северном участке фронта». Вербовка финскими разведывательно-контрразведывательными службами агентов, приемы их обработки, постановка задач, обучение, методы заброски и т. д. практически ничем не отличались от подобной деятельности нацистов. В выводах по документу отмечалось: «Качество агентуры финской разведки значительно снизилось в связи с тем, что вместо кадровых разведчиков, ранее засылавшихся в СССР…, засылаются вновь приобретенные в лагерях военнопленных».


[Закрыть], Абвер, а затем и СД главную ставку сделали на небольшие, хорошо подготовленные и экипированные группы, в состав которых в большинстве случаев стали включать радистов-шифровальщиков с радиостанциями.

И хотя перед агентурой все еще преобладали задания разведывательно-диверсионного и террористического характера уровня тактической войсковой разведки (разведка дислокации сил и средств советских войск, нападение на штабы, склады, обозы, убийство командного и политического состава и т. д.), количество и численность диверсионно-разведывательных групп, возросший уровень подготовки и экипировки позволяли расширить не только диапазон их применения, но и районы действий. На многие группы стали возлагаться военно-политические, экономические и идеологические подрывные задачи не только в прифронтовых районах, но и в глубине советской территории. Среди них – формирование диверсионно-террористических банд из числа дезертиров, противников советской власти, националистов, нарушение работы и уничтожение важных военных и промышленных объектов, крушение воинских эшелонов, организация покушений на крупных военачальников, партийных и государственных деятелей и многое другое. По данным ряда авторов, в 1942 г. количество вражеских агентов, заброшенных в советский тыл, возросло по сравнению с предвоенным периодом в 31 раз, а в 1943 г., в сравнении с 1942 г., – в 43 раза[89]89
  На наш взгляд, к приведенным цифрам, особенно во втором случае, следует относиться с осторожностью. Допустим, в 1942 г. число заброшенных различного вида вражеских агентов суммарно составило 4 тыс. человек. Исходя из возрастания в следующем году численности в 43 раза, их должно было быть уже 172 тыс. Подобная цифра выглядит фантастической. Нереальна она и по причине возможностей спецслужб Третьего рейха, в частности, по подготовке и переброске такого количества агентов. Что же до первой из них, то, с определенными оговорками и пояснениями, она имеет право на «жизнь». Несомненно другое: с учетом непредвиденного для нацистской Германии хода войны, количество немецких разведчиков, диверсантов, террористов и пр., пытавшихся проникнуть и проникнувших в действующую Красную Армию, прифронтовые районы и глубокий советский тыл, постоянно возрастало.


[Закрыть].

Архив

«Совершенно секретно»

Циркулярно

Народным комиссарам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам УНКВД краев и областей

Направляем для ориентировки выписку из вопросника германской разведки для агентуры, забрасываемой в тыловые районы Советского Союза, захваченного при разгроме одной из частей германской армии… В процессе повседневной агентурно-оперативной работы по выявлению шпионской сети противника оперативному составу органов НКВД необходимо иметь в виду этот документ и лиц, проявляющих заинтересованность к изложенным в нем вопросам, брать в активную агентурную разработку».

Заместитель наркома внутренних дел СССР

комиссар госбезопасности 3 ранга Богдан Кобулов»

Интерес нацистских спецслужб был многолик: мобилизационные возможности страны; работа военной промышленности, – в частности, в состоянии ли она снабжать действующую Красную Армию вооружением и снаряжением, в каком количестве, ее «узкие» места; эффективность работы эвакуированных заводов и фабрик; положение с питанием рабочих; запасы угля, кокса и железа на Урале и в Кузнецком бассейне, нефти между Волгой и Восточной Сибирью и др. Особым пунктом в документе значились вопросы о возможности ведения СССР химической войны, как-то: запасы химических боевых средств и средств противохимической защиты; мощность предприятий химической промышленности; достаточно ли защищены войска от применения отравляющих веществ; возможно ли применение последних советской стороной и т. д.

Архив

Из сообщения УНКВД по Саратовской области № 2069

в НКВД СССР и Саратовский обком ВКП(б) от 12 октября 1942 г.

В ночь на 6 октября в районе г. Хвалынска Саратовской области с самолета противника на парашютах была сброшена группа германских разведчиков-диверсантов в составе 4 человек. Принятыми мерами розыска агенты задержаны…

При обыске задержанных и осмотре места их приземления установлено, что на грузовом парашюте для каждого агента сброшен специальный мешок с штатской одеждой и продуктами питания. Все агенты были вооружены двумя пистолетами, тремя гранатами и финскими ножами. Кроме того, группа снабжена взрывчатыми веществами, термитным порошком, радиостанцией, воззванием и листовками антисоветского характера, 50 тыс. советскими деньгами (на каждого), шапирографом. Все задержанные окончили школу в м. Яблонь близ г. Люблин …