Текст книги "Что искал Третий рейх в Советской Арктике. Секреты «полярных волков»"

Глава 3
ОТКУДА У КРИГСМАРИНЕ ТОЧНЕЙШИЕ КАРТЫ СОВЕТСКОЙ АРКТИКИ?

Арктический интерес гросс-адмирала Эриха Редера

Желание знать как можно больше об Арктике у германских военно-морских теоретиков появилось задолго до выхода на политическую сцену Адольфа Гитлера. Своими корнями этот интерес уходит в XIX век, когда немцы приняли активное участие в заседаниях Международного геофизического конгресса в Лондоне. Именно там, еще в 1895 году, всем географам мира было рекомендовано уделять больше внимания изучению Арктики и Антарктиды. Многие страны мира отправили после этого свои экспедиции в Антарктиду, Германия же сосредоточила свой интерес на Арктике.

Одним из первых шагов стала разработка в 1912 году перспективного проекта под руководством лейтенанта кайзеровского флота Шредера-Штранца. Этим проектом предусматривалось обследование германской экспедицией Таймырского полуострова, а в перспективе – дальнейшее продвижение вдоль берегов Сибири и Чукотки на Тихий океан. Экспедиция закончилась неудачей – погибли практически все немецкие исследователи во главе со своим руководителем. Чудом спасшийся капитан Альфред Ритшер доставил в Германию важные материалы, которые пригодились через несколько лет и весьма способствовали успехам кайзеровского флота на Баренцевом и Белом морях. Можно с уверенностью предположить, что среди членов экспедиции были специалисты, занимавшиеся чистой разведкой. Через три года в Баренцевом и Белом морях с разведывательными целями побывали германские крейсеры «Берлин», «Гроссер-Курфюрст» и «Метеор». Одновременно они провели здесь постановку минных заграждений.

На последнем корабле в должности вахтенного офицера флотскую карьеру начал лейтенант Эйссен. Да-да, тот самый Эйссен, который в 1940 году уверенно проведет свой крейсер «Комет» по советскому Севморпути.

К началу XX века Русский Север оставался одним из самых безлюдных российских регионов. Практически все русское население было сосредоточено на Кольском полуострове и на беломорских берегах. На побережье и островах русской Западной Арктики ненецкие, саамские и тем более русские поселения были чрезвычайно редки и крайне малолюдны. Например, самыми крупными становищами Новой Земли были становища Белушья губа и Малые Кармакулы, где проживало… 17 и 8 семей соответственно. На берегу пролива Маточкин Шар, например, жила лишь одна самоедская семья. По данным известного исследователя истории Новой Земли Б. Садовского, к началу Первой мировой войны на берегах пролива проживало уже 7 семей (20 человек). Правда, жили они в чумах или времянках, а потому редко задерживались на одном месте, больше кочевали по южному острову. Северный же берег пролива они не посещали. Чукотку нельзя было даже с натяжкой назвать заселенной. И германская военно-морская разведка об этом была прекрасно осведомлена.

Архипелаг Новая Земля и пролив Маточкин Шар были известны русским промысловикам и иностранным путешественникам еще до Баренца. Но так и не освоены. Началом колонизации Новой Земли, организованной русским правительством, считается только 1870 год, когда для защиты государственных интересов к архипелагу пришли два русских военных корабля, на одном из которых находился великий князь Алексей Александрович.

По решению великого князя и на его средства в проливе Костин Шар была собрана доставленная из Архангельска деревянная «промышленническая» изба. Через два года на архипелаг переселили несколько ненецких семей. Здесь они занимались промыслом белого медведя, песца, лисы, рыболовством и добычей морского зверя. Частыми гостями на островах были норвежские промышленники, которые за бесценок, а порой и просто за водку скупали у ненцев меха и моржовый клык.

В начале XX века Новая Земля входила в состав Печорского уезда, однако фактически вся административная власть была возложена губернатором на заведующего колониями. Ему помогал местный фельдшер, который кроме исполнения прямых обязанностей заведовал еще островной спасательной станцией и запасным складом продуктов.

По немногим сохранившимся сведениям известно, что с 1914 года и почти до 1920-х годов жизнь в новоземельских становищах замерла. Скорее всего, в годы Первой мировой войны некоторые ненецкие поселения просто перестали существовать. Может быть, это было как-то связано с созданием здесь секретной германской базы.

Новоземельские берега пролива Маточкин Шар в 1872 году посетила австро-венгерская экспедиция Юлиуса Пайера и Карла Вейпрехта. После возвращения из экспедиции Вейпрехт издал несколько научных трудов с подробным описанием исследованных районов северного острова Новой Земли. Через два года на Собрании германских естествоиспытателей он изложил свой план замены одиночных полярных экспедиций на систематические исследования арктических пустынь, опираясь на созданные в запланированных районах международные наблюдательные станции.

Вся добротная разведывательная информация, полученная в научных экспедициях, а с началом Первой мировой войны – ив боевых походах, с чисто немецкой пунктуальностью вносилась в соответствующие досье Адмирал-штаба, здесь она ждала своего часа, пока не понадобится штабу Адмиралтейства в Берлине или немецким специалистам-картографам. Имеются данные, что именно тогда, еще в годы Первой мировой войны, на основании этой информации немцы разработали основы организации секретных баз для подводных лодок и рейдеров, складов боезапаса, топлива в самых безлюдных местах Русского Севера. И даже частично реализовали этот замысел.

Сегодня известно, что на беломорском острове Поной в годы Первой мировой войны «мирными» австрийскими и германскими моряками был создан склад мин, с которого во время войны уже военные корабли кайзеровского флота получали готовые к постановке мины. Именно на этих минах в 1915–1916 годах погибла часть из 20 потерянных тогда судов России и стран Антанты. А подлодки с тайной базы на Лофотенских островах и, предположительно, с тайной базы в Маточкином Шаре заходили в Кольский залив для обстрела города Александровск-на-Мурмане. Встревоженное руководство российского Морского министерства приняло решение отыскать эту базу. Но началась революция, и в Советской России о базе вообще забыли.

Но о тайных арктических базах не забыли в штабе вооруженных сил Веймарской республики, а затем в ее Адмиралтействе. Даже наоборот – интерес к Советской Арктике существенно возрос. Ведь еще в 1922 году на Генуэзской конференции в Рапалло Советская Россия подписала ряд политических и экономических соглашений, согласно которым Германии удалось ловко обойти многие запреты, предусмотренные Версальским договором. Так, в рамках Рапалльских соглашений на территории СССР в Липецке появилась советско-германская опытовая авиастанция «Вирупаль», советско-германская танковая школа «Кама» в Казани, советско-германская химшкола «Томка» под Саратовом. Здесь и начали подготовку будущие генералы и старшие офицеры вермахта и люфтваффе. Все они обязательно познакомились с подробными топографическими картами как минимум близлежащих к школам районов Советского Союза. Но это было лишь начало. Веймарские аналитики стремились проникнуть дальше – прямо на Русский Север.

Если рассматривать уникальнейшие материалы, доставленные в Германию на борту «Графа Цеппелин», как основу для создания карт арктических районов СССР, то сразу же становится ясно, что общий вид сверху даст только ландшафтный план. Безусловно, такой план позволяет определить наиболее выигрышные районы для организации секретных баз, прибрежных пунктов наблюдения за обстановкой и даже, в какой-то степени, определения наиболее выигрышных мест для засадных позиций подводных лодок.

С приходом к власти в Германии Адольфа Гитлера все «засвеченные» экспедиционные фото– и киноматериалы подверглись тщательной и интенсивной обработке. И вскоре в Имперском картографическом управлении был организован специальный отдел по вопросам Арктики. После тщательного разбора огромной массы материалов, накопленных по Арктике, гитлеровские специалисты-картографы заявили, что для создания полной картины все же многого не хватает. Ведь даже самые подробнейшие очертания береговой линии сами по себе никоим образом не способны обеспечить безопасность мореплавания. Для этого необходимы сведения о глубинах, течениях, наличии отмелей и банок, ледовой обстановке и тому подобные данные. Причем если это очень важно для надводного плавания, то для подводных лодок важность таких сведений для обеспечения безопасности плавания возрастает многократно.

Именно поэтому практически сразу же после полета «цеппелина» началось массовое «паломничество» немецких специалистов в совершенно конкретные районы Советской Арктики, которые уже тогда были определены как оперативно-важные для проведения будущих боевых операций. Все это было очень умело и продуманно использовано немецкими специалистами картографического отдела и военно-морского отдела германской разведки (Абвера), занятыми составлением точнейших карт советского сектора Арктики. Позже благодаря полетам специальной авиаэскадрильи майора Ровеля и у Люфтваффе появились точнейшие карты многих районов Европейской части СССР. А также Туркмении, Узбекистана, Таджикистана и даже Памира. Причем настолько точные, что когда уже в годы войны такие карты попадали в руки наших разведок, то там не переставали удивляться, откуда все это могло взяться у нацистов?

Есть еще одно предположение, как у Кригсмарине появились подробнейшие карты восточной части Баренцева моря.

Нет никакого сомнения, что, как опытнейший гидролог и гидрограф, Р. Эйссен в период бесконтрольного «бродяжничества» по Баренцеву морю в ожидании решения И. Папанина о начале проводки рейдера «Комет» по Севморпути провел обширнейшие исследования глубин, грунтов и течений во многих стратегически важных баренцевоморских районах. Тем более что над «Кометом» в те дни, как над советским ледокольным пароходом «Семен Дежнев», был поднят красный флаг. Следовательно, германский крейсер мог совершенно спокойно заниматься разведывательной деятельностью даже на виду у тех постов СНиС, которые тогда были в районе Печорского моря и Новой Земли, – ведь они повсеместно принимали гитлеровского «океанского оборотня» за советское судно.

Получается, что именно благодаря добросовестной и оперативной работе Р. Эйссена и его команды для Кригсмарине были подготовлены подробнейшие карты, по которым уже в военные годы командиры гитлеровских кораблей и подводных лодок могли выбирать наиболее выгодные позиции для торпедных атак. Особенно на подходах к Кольскому заливу и у Горла Белого моря, а также курсы для постановок минных заграждений у новоземельских проливов. Так вот в чем состоял арктический интерес гросс-адмирала Эриха Редера.

Сегодня подобных версий более чем достаточно, но без точного представления, как и откуда у нацистских картографов появились точнейшие сведения об Арктике, читателю будет трудно разобраться, почему в совершенно конкретных местах появились тайные базы нацистов. А командиры гитлеровских субмарин так комфортно чувствовали себя в арктических районах, о которых очень мало знали даже советские судоводители.

О необъяснимой смелости нацистов в арктических плаваниях

Когда мы собирали материалы для этой книги, то часто задавали себе вопрос: «Где могли командиры и штурманы нацистских субмарин (да и не только субмарин) получить подробную информацию о навигационной и ледовой обстановке в тех районах, где и советские арктические лоцманы не всегда бывали?» При этом стоит вспомнить, что и к началу 1940-х годов многие районы Советской Арктики на наших даже секретных морских картах обозначались белым пятном, что означало полное отсутствие о них каких-либо сведений. И до сих пор в этих районах еще много неотмеченных песчаных отмелей, которые под воздействием местных течений часто меняют свои границы. Кроме того, здесь часто бывают густые туманы, в которых порой даже не видно пальцев вытянутой руки. Если сейчас, при наличии на судах спутниковой навигации, они бывают опасны (правда, не всегда смертельны), то в начале 1940-х годов даже незначительная ошибка в счислении могла закончиться катастрофой. И не напрасно как в старой России, так и в СССР существовала специальная школа арктических капитанов, воспитанники которой с полным правом считались элитой среди капитанов и лоцманов советских морских пароходств. И дело было не только в высшей квалификационной оценке способностей этих людей, а в том, что свою элитарность они постоянно подтверждали делом. Но даже у самых опытнейших капитанов и лоцманов, знающих Арктику лучше, чем свои квартиры, только в течение арктической навигации 1940–1941 годов было не менее 6 навигационных аварий, в том числе и такие крупные, как гибель парохода «Садко» осенью 1941 года или сторожевого корабля СКР-73 в октябре 1943 года.

А вот у нацистских подводников за три года активных арктических плаваний не было зарегистрировано ни одной навигационной аварии, если не считать повреждения перископов на подводной лодке U209 в августе 1942 года в Карском море и на U935 в сентябре 1944 года у входа в пролив Вилькицкого.

Стоит особо отметить, что небольшие повреждения корпуса для надводного корабля или судна во льдах не представляют смертельной опасности. Для подводной лодки все ровно наоборот: даже малейшее повреждение ее прочного корпуса превращает этот грозный «инструмент» морской войны в практически беззащитную цель. Тем более что проведение на подлодке аварийного ремонта вне базы или без постановки в сухой док просто невозможно. Вот и приходится нам по прошествии почти 70 лет после окончания Второй мировой войны ломать голову, как все же удалось командирам гитлеровских субмарин безаварийно приходить в Советскую Арктику и воевать здесь три навигации.

Этому существует объяснение, мол, нацисты могли получить секретные карты отдельных морских районов Севморпути в годы безоблачной дружбы Советского Союза с фашистской Германией. А именно: во время перевода крейсера «Комет». Ведь тогда на самом высоком государственном уровне обсуждались вопросы о проводке по СМП сразу четырех германских вспомогательных крейсеров на Тихий океан. Следовательно, был, обязательно был какой-то полуофициальный источник получения точнейших сведений о навигационной обстановке в этих районах – официально никто в СССР такого решения не принимал. Но и сказать, что это была инициатива одного из советских Наркоматов или Картографического управления НВМФ – самостоятельно передать нацистам секретные карты – мы не можем. Тогда что это был за источник?

О полете «Графа Цеппелина» в Советскую Арктику мы уже подробно рассказали. История проводки рейдера «Комет» по Севморпути описана в нашей второй книге из цикла «Арктические тайны Третьего рейха» – «Арктическая одиссея. Как „хозяйничали“ нацисты в Советской Арктике» (2008). Наиболее доказательным остается ответ, что гитлеровские картографы получили исчерпывающие материалы о навигационных особенностях плавания по СМП перед началом перехода крейсера вдоль сибирских берегов. А затем 26 августа 1940 года в море Лаптевых при встрече с ледоколом «Иосиф Сталин». Давайте вспомним, как без лоцмана командир «Комет» достаточно легко отыскал вход в узкий пролив Маточкин Шар и не только отыскал, но и отчаянно смело влез в эту щель между новоземельскими скалами. А ведь хорошо известно, что западный вход в пролив Маточкин Шар настолько неприметен, что капитаны, впервые посещающие этот район, обычно не сразу его находят.

Вот как в 1946 году описывает этот новоземельский пролив Владимир Визе в своей книге «На „Сибирякове“ и „Литке“ через ледовитые моря»:

Маточкин Шар – одно из самых живописных мест Советской Арктики. Длина пролива равна 95 километрам, ширина его в среднем составляет 2 километра, но местами пролив сужается до полукилометра. С обеих сторон громоздятся покрытые вечным снегом горы до тысячи метров высотой. В некоторых местах с гор сползают небольшие ледники.

Знаменитый русский арктический мореплаватель Федор Литке, которому в 1827 году было поручено произвести съемку Маточкина Шара, в течение 5 дней тщетно искал вход в этот пролив и вернулся в Архангельск, так и не выполнив порученное задание.

А вот командир «Комета», впервые появившись на Баренцевом море, сразу вошел в пролив. Не странно ли? Впрочем, все встанет на свои места, если… если вспомнить, что этот пролив был внимательно осмотрен и запечатлен во всех ракурсах на кино– и фотопленки доктором Эккерном. Вот как об этом написал участник тех давних событий Э. Кренкель:

Мы шли по коридору обрамляющих Маточкин Шар скал. И природа, казалось, так хорошо знакомая по двум зимовкам, раскрывалась передо мной совершенно в новом свете. И ледники, и горные реки, все это из окна гондолы выглядело, как говорят фотографы и кинооператоры, общим планом, тем самым, увидеть который не дано с земли.

Если добавить к этому совершенно фантастические (по тем временам) возможности специальной кино– и фотоаппаратуры, которой был оснащен «цеппелин», все встанет на свои места. Старший на «Комете» капитан-цур-зее Р. Эйссен имел в своем распоряжении такой точный планшет этого новоземельского пролива, какие и не снились тогда нашим ледовым капитанам. Да, действительно отлично сделанная работа!

Кроме того, запас карт Советской Арктики нацисты могли пополнить после разгрома печально известного конвоя PQ-17 (и последующего осмотра немецкими подводниками некоторых брошенных экипажами его судов). А также после захвата советских шлюпок (в июле 1942 года– с мотобота «Чайка», в июле 1943 года– с гидрографического бота «Академик Шокальский», в августе 1944 года – с гидрографического бота «Норд») или после расстрела или захвата любой полярной станции. Или после обнаружения пропавшего вельбота, спущенного с погибшего в августе 1944 года транспорта «Марина Раскова».

Но даже если это соответствует действительности, то, по нашему твердому убеждению, материалов для составления подробнейших карт советского сектора Арктики, какими явно пользовались на немецких подлодках, «работавших» в Карском море, явно не хватает! Однако не следует забывать о пресловутой немецкой педантичности в многолетнем накоплении всевозможных материалов по теме «Безопасность плавания в арктических водах СССР», которые столь же педантично собрали гитлеровские полярные «исследователи».

Германские специалисты в Советской Арктике

Уже на следующий год после полета LZ-127 из Архангельска к Земле Франца-Иосифа дважды приходил ледокольный пароход «Малыгин». В первый поход в бухту Тихая была высажена смена советских полярников во главе с И. Папаниным. В ее составе на архипелаг высадился и немецкий ученый Иоахим Шольц. Тем же рейсом, но в составе другой советско-германской экспедиции, в Русскую Гавань (западное побережье Новой Земли) на зимовку прибыл немецкий геолог Курт Велькен. Вместе с советскими полярниками он занимался измерением толщины ледяного покрова (в Русской Гавани, на мысе Желания и в проливе Маточкин Шар) сейсмометрическим методом. Обе смены вели совместные исследования по плану работы Второго международного полярного года.

Через неделю с новым рейсом на «Малыгине» в бухту Тихая прибыл и германский полковник Вальтер Брунс для выполнения специального задания общества «Аэроарктик» по исследованию арктических районов на предмет условий посадки на архипелаге «цеппелинов».

По меньшей мере несколько лет немецкие «исследователи» открыто не появлялись на карских островах и архипелагах, разве что приходили сюда в составе команд на торговых судах, которые тогда прибывали к причалам Енисея и Оби. Лишь в июне 1939 года на советском зверобойном судне «Мурманец» в Карское море пришла группа «научных сотрудников Ленинградского арктического института», почему-то общавшихся между собой только на немецком языке.

Неожиданным для советского экипажа было и то, что в судовой отсек, где они проживали во время плавания, был выведен индикатор редкого в те годы даже на боевых кораблях эхолота. Вход в отсек советской команде был запрещен. Были ли среди этих «полярников» офицеры немецкой военно-морской разведки – гадать не стоит. Были! Но что интересно: с приходом в Карское море несколько «исследовательских» групп было высажено на архипелаг Норденшельда и на острова: Арктического института, Белый, Вилькицкого, Геркулес, Свердрупа и Сидорова, расположенные… вдоль маршрута полета «Графа Цеппелина». После окончания экспедиции все партии собрались на Диксоне, а затем уехали в Ленинград. Однако все ли «ученые» покинули тогда арктические острова?

Ведь следующим летом вдоль Севморпути прошел немецкий вспомогательный крейсер «Комет» (ранее известный как транспортное судно «Эмс»). Более чем за двадцать суток похода экипаж «Комета» имел достаточно возможностей ознакомиться с «арктической природой»: острова Колгуев, побережья пролива Маточкин Шар и бухты Диксон, архипелага Норденшельда, пролива Вилькицкого, устья реки Колыма и бухты Анадырь. Если, например, на архипелаге Норденшельда все же кто-то остался на зимовку, гитлеровский экипаж был способен забрать с собой всех «наушных сотрудников Ленинградского арктического института».

Великая Отечественная показала, что основной целью полета «Графа Цеппелина» и иных «исследований» немецких ученых была не столько научная деятельность, сколько глубокая разведка районов в советском секторе Арктики, куда доступ иностранцам в предвоенные годы официально был запрещен. Но почему они маскировались именно под ученых Ленинградского арктического института (ЛАИ)?

В предисловии к книге Л. Новикова и А. Тараданкина «Сказание о Сибирякове», выпущенной в Москве в 1961 году, адмирал А. Г. Головко писал:

Гитлеровцы тщательно изучали Советскую Арктику еще до войны. В 1939 году капитан первого ранга Пауль Вебер (вероятно, П. Эберт. – Авт.), рассматривая возможности морских операций в Арктике, писал, что период навигации в этих водах очень мал, всего три месяца. Именно в это время, как утверждал Вебер, «здесь возможна очень крупная добыча». Эти прогнозы появились в открытой печати. И, несомненно, в секретных документах гитлеровцами было собрано много подобных данных об Арктике. Вероятно, разведчикам Абвера удалось войти в доверие руководства этого института еще в период подготовки к полету «Графа Цеппелина». Так это было или нет – отрицать не будем. Но факт остается фактом – практически все немецкие научные экспедиции проходили в СССР по командировкам именно ЛАИ.

Активному посещению нацистами Советской Арктики могло способствовать не только проведение Второго международного полярного года, но и искреннее желание советского руководства оказать помощь немецким ученым хотя бы для частичного восстановления «утраченных» безымянным техником кино– и фотоматериалов с арктического полета «Графа Цеппелина». И заданные выше вопросы совсем не случайны! Например, с капитаном «Мурманца» произошла весьма занимательная история, подтверждающая, что «специалисты Арктического института» были кем угодно, но только не советскими учеными.

Вернувшись в Архангельск, капитан советского бота в докладе о результатах рейса отметил неудобства, которые доставляют экипажу «ученые-ленинградцы». Его претензии были разнообразны: от расселения этих пассажиров в отдельном отсеке (в ущерб полезной загрузке и без того небольшого судна) до запрещения команде общаться с гостями. На это капитану «Мурманца» было заявлено, что подобные претензии неуместны. Ему надо четко и точно выполнять инструкции, согласно которым он, капитан, обязан принять на борт указанных пассажиров, обеспечить их отдельным жильем, питанием и удобствами на все плавание. А при прибытии к месту высадки обеспечить их всем необходимым из судовых запасов. Нам не удалось установить, получил ли любознательный капитан удовлетворение от этой беседы.

Уважаемый читатель, возможно, вы расскажете нам об известных вам подобных случаях, а также о судьбах советских арктических капитанов, которые в 1930–1940-е годы имели отношение к доставке в различные районы Арктики «научных сотрудников Ленинградского арктического института». Мы обещаем, что эти рассказы обязательно найдут свое отражение на страницах новой книги об арктических тайнах Третьего рейха.

Но зачем же гитлеровские «исследователи» так стремились в Советскую Арктику?

Известно, что Баренцево море всегда имело большое значение для России благодаря тому, что в него заходит мощная ветвь теплого Атлантического течения (Гольфстрима) – Нордкапское течение, заметно смягчающая климат северных областей Европейской части нашего государства. В дальнейшем часть этого течения, огибая с севера мыс Желания, входит в северную часть Карского моря. Именно этим путем в военные годы приходили в Карское море немецкие подводники. Но когда они об этом достоверно узнали?

Скорее всего, в те дни, когда вспомогательный крейсер «Комет», еще до начала перехода по Севморпути на Дальний Восток, в июле 1940 года «исчез» из поля зрения советской разведки почти на две недели. И как вы думаете, где? Да-да, именно в районе западных берегов северного новоземельского острова. Следовательно, вполне вероятно, что за эти две недели капитан-цур-зее Эйссен мог легко привести его к северной оконечности Новой Земли и провести здесь гидрологические исследования, которые уже через два года помогут незаметно провести в Карское море тяжелый рейдер «Адмирал Шеер». А еще через год– свободно приходить сюда фашистским субмаринам, сначала из группы «Викинг», а затем из группы «Грейф». Тем более что с потерей подводных баз на Атлантике гросс-адмиралу К. Дёницу пришлось переводить все больше своих «серых волков» на Север для борьбы с советским судоходством в арктических морях. Этому же способствовала деятельность английского политического руководства и Королевского адмиралтейства, вновь приостановивших доставку военных материалов по ленд-лизу через Атлантику. И, повторимся, нацисты чувствовали себя в практически безлюдных арктических районах вполне уверенно. Почему? Об этом мы уже рассказали в своих предыдущих книгах из серии «Лабиринты истины»: «Арктические тайны Третьего рейха» и «Арктическая одиссея». Поэтому лишь коротко об этом напомним.

Всегда считалось, что навигационные карты районов Карского моря и моря Лаптевых не могли находиться на борту немецких субмарин. Разве что копии фотографий и зарисовок, сделанных во время перехода крейсера «Комет». Но внимательно проанализировав всю доступную послевоенную литературу, мы узнали по меньшей мере о трех источниках получения неких навигационных карт или подробных сведений районов Карского моря и моря Лаптева.

Первый – наиболее возможный. Это собственные наблюдения, зарисовки, фото– и кинопленки 5 таинственных пассажиров дирижабля «Граф Цеппелин», а также неизвестных пассажиров на борту гидрографического судна «Мурманец» или рейдера «Комет».

Второй. Морские карты отдельных районов Северного морского пути переданы в июле-августе 1940 года, когда Советский Союз и Германия были союзниками и совместно решали вопрос о переводе германских вспомогательных крейсеров на Тихий океан. Такая передача состоялась в море Лаптевых 26 августа 1940 года при встрече «Комета» с ледоколом «И. Сталин». Здесь капитан ледокола Михаил Белоусов передал капитану-цур-зее фон Эйссену грифованную морскую карту № 2637 и поправки к ней. Возможно, что эта передача была не единственной!

И третий источник, правда – почти фантастический. Но и отбросить его нельзя, так как в августе 1942 года броненосец «Адмирал Шеер» дважды самостоятельно уже почти зашел на рейд Диксона. И этот факт давно уже удивляет наших ледовых капитанов. А ведь не каждый советский или российский полярный капитан, даже при наличии подробных морских карт района, был бы готов впервые зайти на рейд Диксона самостоятельно. А может, действительно старший помощник командира «Комета» корветтен-капитан Йозеф Хюшенбет (он же «Доктор Аргус». – Авт.) обладал такой феноменальной памятью, что был способен, стоя за спинами наших лоцманов, запоминать конфигурацию береговой черты и здешние глубины? Тем более что, по воспоминаниям ветеранов ЭОН-10, именно на рейде Диксона корабли экспедиции находились несколько суток.

В любом случае начиная с 22 июня 1941 года нацистские моряки уж слишком уверенно шли сюда. Например, все тот же Ноллау. Правда, возможно, у него был так называемый командирский дневник или книжка, которые вели германские подводники, ранее бывавшие в этих местах (допустим, командир той же U935, повредившей перископ у мыса Челюскин в сентябре 1944 года). А то, что немецкие командиры-подводники вели такие книжки, подтверждается поднятием после потопления U639 командирской книжкой обер-лейтенанта Вихмана. Между прочим, именно такой дневник подсказал нашим разведчикам расположение немецких минных заграждений в Обской губе и у мыса Русский Заворот, «привязанное» к естественным ориентирам на побережье материковой тундры.

Лишь в случае, если на рабочем столике Ноллау лежал надежный и подробный «источник» достоверной информации (командирская книжка подводника), фашист мог уверенно идти в незнакомый ему район.

Во время летних навигаций 1933–1937 годов порты Оби и Енисея стали ежегодно посещать германские торговые суда, а в Баренцевом море появились немецкие рыбаки. Для охраны последних (от кого?) в 1936 году сюда же пришел крейсер «Кенигсберг», а через год с той же целью крейсер «Кельн».

В 1937 году на пароходе «Вологда» заливы и губы Новой Земли посетили участники 17-го международного геологического конгресса, среди которых было 17 иностранцев. О том, что среди них были немецкие ученые, сомневаться не приходится. Во время рейса пассажиры «Вологды» получили возможность подробно ознакомиться на Новой Земле с проливом Маточкин Шар, заливами Благополучия и Русская Гавань, губами Черная и Белушья, Малые Кармакулы, Архангельская и Митюшиха, а также с организацией метеонаблюдений на полярной станции «Мыс Желания». Следует отметить, что, проводя различные исследования и наблюдения на советской территории, германские специалисты практически никогда не оставляли в СССР отчетов о проделанной работе. Поэтому сказать, что конкретно изучала та или иная группа немецких ученых, невозможно.

Лишь иногда, если в составе экспедиции находились советские полярники, удавалось узнать пусть не результат, но хотя бы тему проводимых работ. Так, стало известно, что в составе советско-германской экспедиции, зимовавшей в вышеупомянутой Русской Гавани, находился немецкий полярник К. Велькен, который вместе с советскими коллегами занимался измерением толщины ледяного покрова (в Русской Гавани, на мысе Желания и в проливе Маточкин Шар) с использованием сейсмической разведки. Упоминавшийся нами доктор Иоахим Шольц, зимовавший на Земле Франца-Иосифа и работавший в тесном сотрудничестве с Велькеном, контролировал прохождение упругих волн. Во время зимовки Курт Велькен на аэросанях побывал практически в каждом уголке северного острова архипелага и собрал огромное количество ценнейших наушных материалов. Интересна судьба ученых после того, как закончился Второй международный полярный год. Вернувшись в Германию, оба немецких исследователя были арестованы и попали в концентрационный лагерь. Курт Велькен после недолгого нахождения в лагере был освобожден и перебрался на жительство в Латинскую Америку, где его дальнейшие следы теряются. Чем было вызвано его досрочное освобождение, сегодня не скажет никто. Но вопрос весьма интересный! А вот его коллега Иоахим Шольц погиб в концлагере.