Текст книги "Зенобия из рода Клеопатры"

В гостях у Юпитера

Решение посетить храм Юпитера созрело у Аврелиана в тот день, когда курьер из Рима добрался в Галлию с сообщением, что ему необходимо явиться в Сенат. После угощения посыльный разговорился, намекнул, что полководца ждёт назначение командующим римской армией. По столь важному событию Аврелиан надумал посоветоваться с верховным богом римского пантеона.

Для официального Рима Юпитер олицетворял высшую власть над небесной стихией. Это он создал всё живое и неживое на земле и распоряжался судьбами богов и людей. Бог по желанию даровал дождь или насылал засуху, после чего следовали урожайные годы или голод, мор.

Во все времена существования Рима, будь то Республика или Империя, у храма на Капитолии завершались шествия полководцев-триумфаторов. Виновник торжества, остановив у подножия холма праздничную колесницу, поднимался по каменной лестнице к храму, где оставлял триумфальные атрибуты и возвращался к народу уже как обычный римлянин. В качестве даров Юпитеру за победу над врагами Рима триумфатор оставлял храму десятую часть военной добычи.

Высокопоставленные государственные деятели, избранные римским народом, обязательно посещали храм, чтобы именем бога дать клятву честного служения Отечеству. Клятвопреступника ожидала не только кара бога: виновного сбрасывали с Тарпейской скалы на камни здесь же, на Капитолии. Проклятие преследовало все последующие поколения в семье нарушителя священной клятвы. Отсюда появилась пословица: «От Капитолия до Тарпейской скалы – всего шаг», то есть любой римлянин обязан думать не о своём личном, а о государстве и римском народе.

Первым, кто задумал построить храм, посвящённый Юпитеру, был царь Ромул, основатель города Рима и Римского государства. Произошло это после разгрома римлян сабинянами. Ромул просил бога даровать римлянам победу, а когда это свершилось, на том месте, где он давал клятву, устроил святилище его имени. Храм в скромном виде появился через двести лет при пятом царе Тарквинии Приске. Но во время земляных работ обнаружили… большую голову человека, отделённую от туловища. Люди испугались и с криками: «Капит Оли! Капит Оли!» («Голова Оли! Голова Оли!»), убежали. Жрецы разъяснили, что в древности на холме обитал людоед Оли, великан. Вот люди и подумали, что нашли голову Оли. Чтобы не искать нового места для строительства, жрецы нашли разумное объяснение: «Большой Оли подал знак: храм Юпитера будет большим и главным среди других храмов». Работы возобновились, и с этого времени за холмом закрепилось название Капитолийский, а храм получил имя Юпитера Капитолийского, или Капитолий.

Храм часто подвергался ударам молний – возможно, оттого что возвели его на месте разорённого римлянами древнего святилища сабинян. Он неоднократно разрушался, частично или почти полностью. Его отстраивали, а он вновь подвергался разрушениям. При Нероне он почти полностью сгорел и в таком состоянии простоял двадцать лет. Император Домициан восстановил храм: не жалея средств, велел возвести новую колоннаду из ценного пентеликийского мрамора, белого с золотистыми искрами, мерцающими на солнце.

* * *

Преодолев довольно крутые ступени каменной лестницы, ведущей к святилищу Юпитера, Аврелиан поднял голову и глянул в небо. Оно оказалось затянутым грязно-серыми облаками, будто грубошерстным походным одеялом. В тот же миг в «одеяле» образовалась прореха, сквозь которую глянуло солнце, и на землю пролился поток света. «Неужели посланцы бога приветствуют меня?» Аврелиан наблюдал, как солнечный луч от его ног пробежался по выложенной камнями дорожке, остановился на колоннаде и следом оказался на кровле, щедро позолотив бронзовую черепицу…

Паломников, посетивших территорию святилища, сегодня наблюдалось немного, хотя в иные дни, по праздникам и в иды, римляне приходят сюда толпами. Аврелиан угадал главный вход в святилище, обозначенный двумя огромными каменными глыбами. Напротив входа он увидел небольшую группу людей, судя по белой одежде, это были служители культа. Один выглядел старше остальных: преклонных лет, деревянная шапочка с палочкой, торчащей на макушке, указывала на высокий жреческий статус фламина. Он внимательно поглядывал на Аврелиана, а когда тот приблизился, приветственно поднял правую руку и произнёс:

– Аве, император! Юпитер приветствует Цезаря Аврелиана!

Вблизи можно было хорошо рассмотреть жреца: бледное морщинистое лицо, иссохшаяся кожа на руках и шее показывали изнурительное служение богу.

Военачальник сильно удивился:

– Ты ошибся, уважаемый! Я не император и не Цезарь!

– Я говорю то, что мне поручил наш бог. А он знает своих любимцев, Аврелиан! – спокойно отреагировал старец.

Из-под редких седых бровей доброжелательно смотрели живые глаза. Не верить словам фламина, главному жрецу храма Юпитера, не осмеливался ещё ни один римлянин. Ведь он разговаривал со смертными именем бога, мог даже простить осужденного императором на смерть…

Фламин, сохраняя приподнятый тон в словах, продолжал:

– Ты вошёл в пределы жилища бога. Сегодня ты его гость, Аврелиан.

Он повернулся к храму и с торжеством произнёс:

– Ты нуждаешься в поддержке бога. Бог ждёт тебя.

Развернулся и неторопливо зашагал к храму. Аврелиан в сопровождении остальных жрецов послушно проследовал за ним.

У цокольного основания храма, стилобата, фламин остановился.

– Богу нужно воздать почести, – сказал он.

Откуда-то со стороны возникли ещё несколько жрецов. Судя по всему, они принесли культовый инвентарь: серебряный ларец, такую же курительницу для благовоний, амфору с вином и жертвенную чашу-патеру из серебра.

Все прошли в наос – центральную часть храма, где находился мраморный жертвенник, увешенный гирляндами ярких благоухающих цветов. Аврелиан хорошо рассмотрел на жертвеннике рельефные изображения деяний Юпитера.

Фламин взял из ларца щепотку ладана, бросил на жаровню с тлеющими поленьями белого кипариса, священного дерева олимпийских богов. Воздух наполнился терпким ароматом… Заструился дым тонкими струйками…

Жрец с удовлетворением отметил:

– Твоё пребывание в храме одобряется богом. Мне поручено показать тебе дорогу к богу.

Он показал на ближайшую к ним колоннаду, за которой виднелась стена.

– Там находится священная триада – три изображения богов. Одно принадлежит Юпитеру, другое – супруге Юноне, третье – их дочери, мудрой Минерве. Среди невидимых только умом постигаемых богов царствуют Юпитер и Юнона, а среди видимых – Солнце и Луна. Солнце отмеряет год, а Луна – месяцы. Солнце и есть Юпитер в его вещественном облике, так же как Луна – Юнона, она же – Луцина, что означает «светлая» или «светящаяся». Но Юпитер – главный бог. Вот почему его жилище находится в центре храма, оно самое лучшее.

Фламин подвёл Аврелиана к массивной бронзовой двери с золотыми рельефами, устроенной посреди стены.

– Сюда войдёшь и увидишь бога. Спрашивай и бог услышит. Спрашивай и узнаешь слово бога.

Аврелиан покрыл голову куском своей тоги как знак обращения к небесным богам и взялся за дверную ручку из литой бронзы.

За дверью оказалось небольшое помещение правильной прямоугольной формы, без окон, отчего глаза Аврелиана некоторое время привыкали к полусумраку. Сверху вдруг пролился свет, словно кто-то невидимый открыл невидимое же окно. Аврелиан увидел перед собой статую…

Юпитер восседал на троне, поднятом на пьедестал. Увенчанная венком из золотых оливовых листьев голова будто бы подпирала потолок. Аврелиан представил, что, если статуя надумает встать, помешает потолок. Но бог пока не собирался вставать, тем более уходить из своей комнаты. Он мирно сидел на троне, на вытянутой ладони правой руки уверенно держал фигурку богини Ники, символ победы. Другой рукой сжимал символ власти над богами и людьми – скипетр с орлом в навершии. Золотое покрывало с изображениями животных и цветов складками ниспадало к ногам.

Гость Юпитера, человек военный, неожиданно оробел перед его величием. Он готовился к встрече, желал глянуть на священное изображение, но, оказавшись перед ним, вдруг представил его живым… Могучая грудь, широкие плечи, уверенно сидит на троне… Широкий высокий лоб и спокойный, уверенный в себе взгляд, устремлённый вдаль…

Собравшись с духом, Аврелиан произнёс обдуманные слова:

– О, всемогущий Юпитер, взгляд обрати ко мне! Я простираю руки к Небесам, призываю внять моим мольбам – склонись к моим заботам. Рим рушится, и мне говорят: бери власть. А я справлюсь без твоей помощи? Я могу надеяться, Отец наш? Если услышал, дай мне знак!

Внезапно в чашах, установленных вдоль стен и наполненных тёмной ароматной жидкостью, разом вспыхнули огни… Из высоких серебряных сосудов воскурились благовония… Аврелиан задумался: это был ответ бога?

Он вдруг вспомнил о том, что его мать исполняла обязанности жрицы-пророчицы в таком же храме Юпитера, но в Иллирии. И с этим были связаны знамения. Когда он родился, стояла зима, но во дворе дома неожиданно зазеленел куст с золотистыми цветами, пахнувшими ладаном. Однажды, когда малыш спал, мать увидела рядом змею; змея не уползла и дальше вела себя так, будто кто-то поручил ей охранять дитя. Поскольку Юпитер имел при себе любимых существ, в том числе змею, мать догадалась, по какой причине божественная змея оказалась здесь. Гостью видели рядом с ребёнком несколько раз, никто не посмел убить или прогнать её. А маленький Аврелиан настолько привык к присутствию змеи, что трогал руками и совсем не боялся, относился к ней, словно к домашнему существу. Но когда Аврелиану исполнилось семь лет, змея исчезла. Видимо, её ожидали в других домах, где рождались любимцы богов…

И было ещё одно событие, подтверждавшее, что Юпитеру небезразличен сын жрицы. Однажды, когда мать запеленала малыша, вынесла его во двор и положила на стол, с небес спустился огромный орёл – ещё один слуга бога. Сильная хищная птица схватила ребёнка и унесла ввысь. Не причиняя вреда, пролетела к городской площади и положила на алтарь Юпитера. Главный жрец сообщил матери, что бог полюбил её сына и подарит ему великолепную судьбу. И было ещё известно пророчество матери Аврелиана, что станет он полководцем, великим – как Юлий Цезарь.

На военной службе Аврелиан сам наблюдал знамения, предвещавшие огромную власть. Одно из них проявилось в правление Клавдия, отправившего полководца на переговоры в Персию. Аврелиан блестяще справился с поручением императора и при этом общением своим, знанием дела настолько понравился царю персов, что получил от него в дар золотую чашу с изображением бога-солнца, какую обычно один правитель преподносит другому правителю. Возвратившись из Персии, Аврелиан передал дары Клавдию, тем самым подтвердив преданность власти и равнодушие к подаркам.

* * *

Сколько времени прошло с того момента, как он вошёл в комнату бога, Аврелиан не знал. Не был он уверен и в том, что помнит, какие слова произносил перед священной статуей. От одуряющих дурманящих благовоний, горевших в лампадах перед изображением бога, кружилась голова. Оставаться в жилище бога не имело смысла…

Фламин встретил доброй улыбкой.

– Прежде чем покинешь святилище, узнаешь слово бога.

Послышались тихие звуки флейты, но музыкантов не было видно. Появился служитель с посохом в руке и в трабее – белом плаще с пурпурными полосами. Это был авгур – гадатель, наблюдающий за поведением священных птиц. Помощник вынес две клетки с курами, поставил на пол, дверцами на юг; рассыпал на пол пшеницу. Авгур произнёс молитвы и обозначил концом посоха на полу большой квадрат. Открыли клетку. Священные птицы, суматошно размахивая крыльями, повыскакивали наружу и с жадностью принялись клевать зерно… Успокоились, когда доели до последнего зёрнышка и позволили водворить себя назад в клетки.

Авгур одобрительно закивал головой, а фламин, воздев руки, провозгласил:

– Вот ответ, Аврелиан: Бог видит тебя Цезарем для Рима!

Аврелиан промолчал, а фламин показал рукой на деревья, стоявшие группой поодаль от храма.

– Пойдём к ним, Аврелиан. В тени священных дубов ты можешь поразмыслить над тем, что увидел здесь и услышал.

Они остановились у мраморной скамьи, устроенной рядом с деревом с толстым заскорузлым стволом и длинными ветвями, застилающими полнеба. Сели по краям скамьи напротив друг друга. Судя по лицу фламина, он пока не отпускал гостя.

– Что нужно было тебе узнать, ты знаешь, Аврелиана, – повёл он разговор. – Бог выбрал тебя, а теперь выбор за тобой. Не обмани чаяний бога.

Взгляд старца неожиданно стал колким, голос строгим, не терпящим возражений:

– Бог поручил мне предупредить тебя, что в небесах происходит странное движение планет. Это повлечёт за собой изменение жизни римлян. Рим всегда походил на умело построенный прекрасный корабль, надежно сбитый изнутри, искусно украшенный снаружи, с послушным кормилом и крепкими канатами, великолепными парусами и высокою мачтою. Но сегодня кораблём никто не управляет! Если не найдётся сильный человек, способный справиться с кормилом, что может случиться? – Жрец загадочно посмотрел на собеседника. – Тогда им правит буря! Тогда корабль со всем замечательным снаряжением, товарами, командой и пассажирами поглотит пучина, или он с легкостью разобьется о скалы.

Голос фламина стал требовательным:

– Именем нашего бога, я буду откровенным. Чтобы с Империей не произошла катастрофа, как с тем кораблём, бери немедленно власть! Восстанови порядок, ибо не будет порядка ни в доме, ни в государстве, если римский народ не ощутит на себе сильную власть.

Аврелиан упрямо замотал головой.

– Какой из меня властитель Рима? Я знаю, как добиться дисциплины и порядка в армии, научу любого воина бесстрашно сражаться с врагом и побеждать. Но я не обучен знаниям, как властвовать над мирными людьми.

– Большой науки тебе не потребуется, Цезарь! Ты известный полководец. Тебя уважают в армии, а с такой армией ты заставишь уважать себя всех римлян. Ты подчинишь Рим своей воле, и тогда римляне покорятся тебе по велению рассудка и будут сами содействовать тебе в сохранении власти и единодушно помогать в укреплении твоего владычества. Когда поднимается буря на море и бушуют волны, никто из гребцов не посмеет гневаться на кормчего за то, что он строг с ними в это время, требуя исполнения команд. Ведь в такой обстановке малейшая погрешность их действий может погубить корабль и всех, кто есть на нем. Так действуй по отношению ко всем!

Аврелиан почувствовал, что слова жреца ему нравятся, не стал возражать, пока он говорил:

– Глупо желать для себя покоряться дурному управлению другого человека, когда можно самому хорошо управлять. Ни один умный человек не должен отказываться от власти, потому что негоже уступать свое место дурным людям. Человек, способный управлять людьми, не имеет морального права отказаться от обязанности помочь тем, кто нуждается в нём.

Аврелиан вспомнил, что его ждут сенаторы… Он встал и поспешил из святилища.

Живое сердце города

Рим невозможно представить без Форума – площади, куда с отдалённых границ Империи стекаются послания из провинций наместников императора и чужеземных правителей, доклады военачальников и сообщения о налоговых сборах и контрибуциях с подвластных Риму народов. Все новости обсуждаются в императорской администрации и в Сенате, чтобы разрешить постоянно возникающие проблемы, часть которых становятся достоянием гласности. С этой целью глашатаи извещают на Форуме гражданам о важных решениях власти, а кто не успел услышать их, обязательно прочитает на выбеленных досках, афисах, вывешиваемых властями на общественных зданиях.

На известной всему миру площади всегда достаточно праздных людей, проводящих день с утра до вечера в сплетнях и злословии. Они уж точно знают, кто с кем и за что судится и по какой причине разводятся, и сколько кто кому должен, и какому тайному пороку предается тот или иной римлянин, и какие суммы один известный человек тратит на любовницу… Если случается умирать богачу, к тому же бездетному, завсегдатаи Форума знают, кому достанутся его имущество и деньги. А если скромный в доходах римлянин устраивает вдруг роскошный пир, на Форуме только и разговоров, откуда он взял деньги, чтобы вовремя донести на него властям. Но сплетники остерегаются обсуждать римлян, приближённых к императору, их сдерживает страх перед всюду сторожившими его доносчиками.

Отцы приводят на Форум сыновей, впервые надевших белую тогу мужчины. В присутствии родственников муниципальный служащий вносит имена сыновей в сословный список римских граждан, дающих права участия в общественной и политической жизни Рима. Римляне ухитряются приходить на Форум каждый день, чтобы узнать о приговорах судов или присутствовать на самом громком процессе. Если повезёт, услышать с ростр речи политиков.

Ростра – самое почетное и заметное место на Форуме, трибуна для выступлений ораторов перед гражданами. Она представляет собой платформу из каменных блоков с носами вражеских кораблей, захваченных римлянами в морских сражениях. Не было высшей награды для императора, военачальника или государственного деятеля, чем появиться на рострах. Или надеяться, что после его смерти на рострах выставят на обозрение личную восковую статую, которую сожгут на погребальном костре. Отсюда Марк Антоний, военачальник и триумвир, произнёс погребальную речь над телом убитого заговорщиками диктатора Гая Юлия Цезаря. К рострам тот же Марк Антоний, став диктатором, велел прибить отрубленную по его приказу голову Цицерона, своего политического оппонента…

Начиная с правления Августа, и при последующих императорах народное волеизъявление на Форуме постепенно теряло значимость. Оставался Сенат, где его члены на заседаниях продолжали безудержно говорить и спорить за тот или иной проект закона или назначение кандидата на важный государственный пост. Но окончательное решение принималось императором, по воле которого назначались или отстранялись сами сенаторы. Сенат сохранил за собой, правда, одну важную привилегию, независимую от власти правителя Рима – сенаторы имели право после смерти императора или иного выдающегося государственного лица обожествить его, устроив особо торжественное погребение за счёт казны. Или, наоборот, если заслужил, предать проклятию его имя и даже память о нём во всех поколениях. Как правило, по этой причине при жизни императоры остерегались окончательно ссориться с сенаторами, оставив ещё одну привилегию – согласиться или отказать императору на триумфальное шествие по улицам Рима. А ещё сенаторы выступали в судебных заседаниях по большим государственным преступлениям в качестве судей, что вместе с теми привилегиями придавало значимость Сенату как коллегиальному органу власти.

* * *

Кирпичное здание Сената, или Курия, носившее имя убитого в этом здании Юлия Цезаря, выглядело не столь помпезно, как здания по соседству: стены без привычных архитектурных излишеств, три окна, а главный вход – дверь из дубовых досок. Внутри высокие потолки, подпёртые мощными дубовыми балками, чёрно-белый мраморный пол «в клетку», стены с живописными изображениями памятных для римлян сражений, в неглубоких нишах – статуи полководцев, «радетелей Рима».

В дни заседаний в Сенате граждане на Форуме сильно возбуждаются – интересно знать, по какой причине съезжаются «радетели Рима» и что из этого выйдет. Прохожие подходят к Курии, с любопытством рассматривают сенаторов, прибывающих на очередное заседание. Их узнавали по богатым лектикам, паланкинам и креслам, переносимым рабами, разодетыми в вызывающе яркую одежду, в основном красную. Сенаторов узнавали по богатым тогам с широкой пурпурной полосой; на ногах особые короткие сапогами с золотой буквой «C» – centum – «сто», первоначальная в истории Рима численность членов Сената. У входа в здание сенаторов радостно приветствовали или громко бранили, остерегаясь получить по голове палкой от телохранителей.

Сенаторы – самые уважаемые в Риме люди, и оттого даже в обычные дни не передвигаются по городу в одиночестве. Их всегда сопровождает толпа из прислуги и помощников, секретарей-вольноотпущенников и зависимых от подачек малоимущие граждане – клиенты. А когда назначаются заседания, перед зданием становилось непривычно тесно и шумно. Сопровождающие их люди ссорятся между собой и «чужаками» за право находиться ближе к хозяину; вспыхивают стычки и драки. И чем многочисленнее окружение у сенатора, тем большим уважением он пользовался у граждан…

У дверей Курии сенаторы высаживались из своих средств передвижения и с надменными лицами и невидящими взглядами проходили вовнутрь.

Внутреннее оформление Курии располагало к продуктивной деятельности участников. Вместительный зал с галереей на колоннах, куда в особых случаях допускались обычные граждане, чтобы свидетельствовать о происходящем здесь демократическом процессе. От центра зала вверх расходились ярусы с мраморными скамьями, покрытыми шелковыми тканями, шкурами и подушками. У задней стены на возвышении алтарь со статуей Виктории, куда перед заседанием по очереди подходили сенаторы, бросали в чашу алтаря кусочки ладана и наблюдали за дымками, устремлёнными к богам… На стене за алтарём видны каменные рельефы с изображением деяний Траяна и свиньи, овцы и быка – символами жертвоприношений.

В центре зала массивное курульное кресло, накрытое пурпурной тканью – место императора. Пока пустующее. При Республике здесь стояли два кресла – для двух консулов, обладавших равной властью с правом вето на решение друг друга.

* * *

Связанная с прибытием и размещением сенаторов суета улеглась. Председатель заседания, старейший Гай Протенций, произнёс традиционную фразу:

– Мы начинаем по воле Юпитера, покровителя Рима, и ради блага, счастья, успеха и удачи римского народа!

Строго оглядев амфитеатр и убедившись, что разговоры стихли, напомнил о регламенте. Для желающих выступить устанавливалась очерёдность в полном соответствии с государственными должностями, которые они занимали до сенаторства. Кто уже высказался, не имел права реагировать на слова следующих за ним ораторов, но на вопросы председателя отвечать был обязан. Если кто желал изложить своё мнение, обращался к председателю: «Спроси меня!» – хотя призыв не означал, что сенатор получит разрешение.

Трибуна в Курии отсутствовала. Каждый говорил с места, сидя или стоя; не возбранялось зачитать домашнюю заготовку речи. При обсуждении острой политической или экономической темы противники возмущались. Доходило до оскорблений и угроз, и тогда председатель призывал к порядку. Нередко нарушителей регламента ради спокойствия отправляли в сопровождении гвардейцев под домашний арест или в тюрьму, где они содержались до судебного разбирательства.

В сегодняшней повестке – положение дел в Иудее. Тема сложная, поскольку с тех пор, как в этой римской провинции объявились последователи Иисуса, официальный Рим не выработал стратегию отношений. Протенций напомнил сенаторам, что для римлян трудности начались сразу после покорения Иудеи, а проблемы начались после того, как Адриан занялся переселением римских колонистов в Палестину. Население воспротивилось. Следующим шагом стало намерение построить храм Юпитера на святом для иудеев месте – у Стены Плача, на фундаменте разрушенного римлянами храма Яхве. В тот год разразилось восстание под началом Шимона Бар-Косбы. При подавлении погибли более полумиллиона иудеев.

– Отцы-сенаторы, – взывал Протенций, – конфликту более двухсот лет, и неизвестно, чем завершится противостояние.

За Протенцием выступал консуляр Тит Луций, говорил уверенно, со знанием дела:

– Главная беда для Рима не от чужеродной для нас религии последователей Иисуса, а в том, что они не желают признавать власть императора и многобожие. Они нам говорят с бесстрашием: «Мы не будем поклоняться римскому императору как божеству и не будем поклоняться идолам римлян, ибо поклоняться до́лжно только Единому Богу». Вера в Сына Божия есть полная противоположность римской религии. Вот что разрушает прежние представления о возможности существования государства, объединяющего народы мира под властью римского императора. Только за это мы будем преследовать христиан.

Луций доказывал правоту вескими выводами:

– В этом мы видим благо! А христиане видят высшее благо в смирении, в самоуничижении и в презрении к делам человеческим. Скажите, отцы-сенаторы, разве с таким почитанием богов можно было выстроить могущество римской державы? Когда римляне совершают мужественные деяния, употребляют силу и храбрость, христиане предлагают через молитвы войти в состояние, дающее способность всё терпеть. Такая ли нужна религия?

С таким же осуждением выступали другие сенаторы:

– Что будет с Римом, если римляне, желая попасть в рай, будут помышлять о том, как бы стерпеть побои, а не о том, что нужно отомстить врагу?

– Мы за религию, которую передали нам предки! Только такой образ жизни даст римлянам мир, которым они смогут распоряжаться как угодно.

В каждом выступлении страсти не убавлялись. В результате появилось предложение запретить ритуалы христиан, как способствующие всяческому разврату и кровосмесительству. Неожиданно попросил слова молодой сенатор Руф Лициний.

– Вы знаете, уважаемые сенаторы, что я недавно вернулся из Иерусалима, где несколько лет вблизи наблюдал «правильных» иудеев и «неправильных» христиан. Могу сказать, что христиане не похожи на тех, о ком сейчас шла речь. Да они воспевают гимны Христу как Богу, но в их молитвах нет призывов к совершению преступлений. Я слышал от них, что воровать, прелюбодействовать и лжесвидетельствовать – это ужасно. А после молитвенных собраний они совместно вкушают обычную пищу, после чего мирно расходятся по жилищам.

С разных сторон зала послышались возмущённые крики:

– Лициний, тебя не окрестили в их веру?

– В Иерусалиме ему подсунули молоденькую девчонку из христиан. Вот он и причастился!

– Позор гражданину Рима!

Лициний пожал плечами, замолчал и сел на место. Но окрики сыпались на него долго, пока не вмешался председатель:

– Отцы-сенаторы! Как нам стало понятно, ересью успели заразиться не только иудеи. Поэтому предлагаю принять закон очищения веры – либелос, который позволит требовать от каждого римлянина подтверждения в принадлежности к истинной вере. Для этого в каждом храме на алтаре нужно принести жертву римскому богу, проклиная Христа. Кто откажется, тому запретить жениться на римлянке, а также покупать, продавать, совершать любые гражданские сделки. Проголосовав за этот закон, мы вносим ясность в отношениях с теми, кто называет себя римлянином, но исповедует христианство. Тем самым определимся, кто будет Риму друг, а кто – враг.

Председатель призвал сенаторов к голосованию. Кто за предложение закона, становился рядом с Протенцием, остальные – по другую сторону. Несколько сенаторов замешкались, не осмеливаясь принять ту или иную позицию. Всё по причине того, что сами уже давно приняли тайную веру в Иисуса Христа, или же в том уличались ближайшие родственники. А кто ещё сомневался в необходимости репрессивных мер, остался на месте.

Для принятия законопроекта требовалось согласия не менее двух третей от числа сенаторов. Пока такой результат не складывался…

Снаружи послышался шум; двери распахнулись, и в освещённом с улицы проёме появился военачальник в длинном, до колен, плаще, лацерне, из затканной золотом и серебром ткани, как у императора.

Председатель, узнав Аврелиана, громко произнёс:

– Отцы-сенаторы, отложим голосование на другое заседание. У нас есть ещё вопрос большой важности.