Текст книги "Зенобия из рода Клеопатры"

Я принял власть

При появлении знаменитого военачальника в парадном облачении сенаторы заметно оживились. От этого в зале поднялся глухой шум, схожий с шелестом листвы, сгоняемой с осенних деревьев неожиданным порывом ветра. Обычно так встречают человека, имя которого у всех на слуху, но единого мнения о нём ещё не выработалось. Одни видели в нём знатного полководца, другие – угрозу для вольницы, нового диктатора. Но все сейчас повернулись к нему с тайной надеждой определить – можно ли ему доверить власть над собой и Римом…

Указав военачальнику место на скамье напротив, председатель объяснил сенаторам цель его приглашения на заседание:

– Отцы-сенаторы! Посмотрите на Ульпия Кринита Аврелиана, известного полководца, победителя врагов Рима и любимца армии.

Протенций повернулся к нему:

– Рим благодарит тебя, Аврелиан, за победу над германскими племенами. Благодаря твоим подвигам во главе римской армии казна заметно пополнилась. Мы богаты славой и всем тем, от чего возрастает счастье римского народа. Ты заслуживаешь самые почётные воинские награды: венки с золотыми оливковыми листьями и красную тунику, расшитую пальмовыми ветвями, проконсульский плащ и парадную подпанцирную одежду, а ещё украшенное слоновой костью отдельное кресло в Сенате.

Сенаторы рукоплесканиями поддержали его речь. Послышались восклицания:

– Браво, Аврелиан!

– Браво, Спаситель Рима!

Председатель широко распахнул руки, словно обнимал всех участников, и торжественно провозгласил:

– Я призываю вас, отцы-сенаторы, чтобы сегодня вы наделили Ульпия Кринита Аврелиана обязанностями верховного командующего армией и полномочиями консула, а также жезлом и фасциями с топориками – всё, что по закону может получить римский полководец от Сената.

Раздался шквал аплодисментов. Аврелиан поднялся и, обращаясь в зал, твёрдо произнёс:

– Уважаемый Гай Протенций, уважаемые отцы-сенаторы! Да, я побеждал врагов Рима, терпеливо переносил ранения, утомлял и своих коней, и своих подчиненных – но всё делал не для того, чтобы получить награды, а просто слушался своей совести. Пусть боги сделают так, чтобы и Сенат судил обо мне таким же образом. Поэтому приношу благодарность за оценку моего воинского долга, но я надеюсь, что на должность консула вы подберёте более достойного человека, под началом которого я буду также по совести служить Отечеству.

Аврелиан вернулся на скамью. Наступило молчание. Сенаторы не ожидали отказа. Председатель растерянно огляделся и заметил поднятую руку убелённого сединами Авла Пуллия, в недавнем прошлом командира конницы в Италии. Сенатор решительно заявил:

– Сказанному Аврелианом удивляться не приходится. При достославном императоре Галлиене мы служили в одном войске. Также я наслышан о его скромности при несомненной отваге и полководческой славе. Разве можно забыть, как совсем недавно командующий легионами в Италии Квинтилл примерил на себя императорскую власть, не спросив разрешения у Сената? А когда Квинтилл узнал, что войско его покинуло и ушло к Аврелиану, узурпатор перерезал себе вены. И вот я спрашиваю вас, отцы-сенаторы: как тогда поступил Аврелиан?

Пуллий оглядел зал и торжествующе провозгласил:

– В тот день армия вознесла Аврелиана на императорский престол. А он отказался, убеждая воинов, что это незаконно. Тем поступком он совершенно очистил себя от всего того, что было преступным, от всего того, что порождено нечистой совестью или пагубными ухищрениями, наконец – от всяких интриг. И после совершил много славных подвигов. Легионеры видели его в бою, поэтому пели о нём: «Столько вина нам не выпить, сколько крови пролил он». Я слышал, что в сражении с сарматами, совершившими набег на римское поселение, он убил собственной рукой сорок восемь врагов, а за остальное время – до полутысячи. И много врагов взял в плен и сделал рабами для римлян. Если вы хотите увидеть народного героя – он перед вами, сенаторы! И нам будет оказана большая честь, если Аврелиан согласится взять на себя консульскую власть.

Председатель решил завершить обсуждение, не поскупившись похвалой:

– Я тоже не устаю восхищаться доблестью Аврелиана, который действительно ни о чём другом не помышляет, как только честно служить римскому народу и Отечеству. Действительно, разве он славен не во всех отношениях? Разве нельзя сравнить его с Корнелием Сципионом – победителем карфагенянина Ганнибала? Он – освободитель Иллирика, он – восстановитель Галлий, он – во всем великий пример знатного полководца. Я не могу ничего прибавить о таком муже. Ему и мы, и всё государство, по единодушному признанию всего войска, обязаны столь многим, что едва ли можно найти достойные его или слишком большие награды. Мы ждём твоего окончательного слова, Ульпий Кринит Аврелиан.

Военачальник поднялся с места. Голос выдавал полную решимость:

– Я приму почётное для меня предложение, когда добьюсь дисциплины во всех легионах и полного подчинения власти императора. Я добьюсь, чтобы оружие всех моих воинов было вычищено, железные острия отточены, а обувь и одежда новая, прочная. Пусть каждый чистит своего коня и вьючную лошадь, пусть не продаёт фуража животных, а за мулом, приписанным к центурии, пусть ходят все сообща. Пусть мои воины живут не за счёт того, что отберут у своего же населения, а за счёт добычи, отнятой у врага. И пусть никто не крадёт чужого цыпленка, пусть никто не трогает овцы, пусть никто не уносит винограда, пусть никто не топчет жатвы, пусть никто не вымогает масла, соли, дров. Пусть всякий довольствуется своим пайком. Пусть мои воины пользуются бесплатным лечением у врачей, ничего не дают жрецам-гаруспикам, этим проходимцам, обманщикам, на постое ведут себя скромно и пусть жалованье своё не тратят в трактире. А кто будет заводить ссоры, тот должен быть бит.

Аврелиан поднял правую руку, призывая сенаторов к вниманию.

– Надеюсь, вы со мной согласитесь, что одним моим назначением не обойтись. Нужно время и наши совместные действия. Лучше будет, если я возвращусь к войску, чтобы продолжить начатое дело. Время не терпит – германцы устремлены на римские земли, сарматы грабят Причерноморье, а готы уже в Эгеиде. Они разграбили Афины, Аргос, Спарту, Коринф, Фивы. Со стороны Македонии, Греции, Родоса и Кипра надвигаются враждебные Риму племена. Но я обещаю вам, что своё назначение я с вами отмечу в Риме, как только все варвары будут разгромлены.

* * *

Через полгода в Сенате зачитали письмо из Галлии от Аврелиана:

«Император Домиций Аврелиан Луций Кринит – Сенату.

По божественному знаку свыше, указывающему путь к процветанию Отечества, я беру власть над Римом и римским народом».

Глава пятая. Выбор сделан

Неустрашимая

После принятия решения занять царский престол все дни и месяцы Зенобия ощущала реальную угрозу в отношении себя и сына Вабааллата. Галлиен не простит такой шаг. Римские императоры и прежде не оставляли безнаказанными подобные вызовы не только от врагов или сателлитов, но даже от союзников, кем до последнего времени доводилось быть Пальмирскому царству. А если случалось, «виновник» непременно появлялся в Риме с униженными объяснениями, подкрепляя доводы ценными дарами… Зенобия имела в виду и такой шаг.

Понимая её сомнения, Лонгин советовал остерегаться:

– В Риме тебя ждут, непременно. Но с твоей стороны будет верхом неразумия играть с огнём. В данном случае огонь смертельный, это ненависть Галлиена к твоему супругу, а теперь к тебе. Он полон зависти и страха потерять свой престол. Император слишком мстителен, чтобы простить неповиновение. И дары твои, сколь бесценными ни будут, не помогут по простой причине – Галлиен не человек, а продырявленная бочка: сколько в неё ни вливай – бочка всё так же пуста.

Слова советника не убедили Зенобию.

– Однажды ты мне сказал, что рыбаки терпят морские брызги, чтобы поймать себе улов, даже мелкую рыбёшку. Почему мне не стерпеть его гнев, чтобы удержать в руках свою уже пойманную большую рыбу?

Лонгин осуждающе покачал головой.

– Кто видел Галлиена вблизи, рассказывал, что шея у него короткая, как у волка. Ещё Аристотель заметил связь характера человека с повадками животных. То, о чём я говорю, свидетельствует о коварстве Галлиена. К этому стоит добавить свисающие у него под глазами мешки и розовые щёки, угадывающие в нём неисправимого пьяницу. А непомерная волосатость и плоский нос говорят о похотливости, как у петуха. Вот и подумай, царица, нужно ли тебе довериться императору со столь порочными чертами?

Зенобия недовольно пожала плечами; серебряные подвески на ушах мелодично отозвались.

– Тогда, как быть?

– Принимать решение – дело правителя. Я же могу только советовать. Мой совет: остерегайся Рима, но не устрашись. Мне довелось на Играх в Олимпии наблюдать кулачного бойца, на победу которого никто не ставил. А он не уступал сильному противнику потому, что всё время опережал его удары. Наука любого боя учит – того, кто презирает трудности и храбро принимает вызов, одолеть невозможно. Если ты в самом начале испугаешься, отшатнешься и отступишь, навсегда потеряешь веру в себя. И тогда сила и могущество Рима покажутся тебе непреодолимыми и грозными, после чего на тебя обрушатся сильнейшие удары, и не только от римлян.

Лонгин замолчал, подбирая приемлемые слова, затем решительно продолжил:

– Тебе следовало бы действовать по-иному. Например, как человек поступает с огнём: схватится с ним смело – успеешь погасить до большого пожара, а если с опаской присматриваться и ни на что не решаться – можно сильно обжечься и больших бед дождаться. Так подчас обжигаются дети, когда, играя, пытаются с пугливостью погасить пламя.

Лонгин оставил царицу в глубоких размышлениях, не уверенный, что она последует его советам. На следующий день Зенобия надумала, как поступить. Поручила служанке найти Лонгина, а когда он явился, приказала:

– Готовь письмо Галлиену. Пиши, что Пальмира остаётся союзником Рима и пальмирцы вместе с царём, как прежде, почитают власть римского императора. Но поскольку в Сирии существуют те же традиции, какие приняты у римлян, народ возвёл на престол законного сына и наследника Одената. До совершеннолетия Вабааллата управление царством доверено его матери, царице Зенобии.

Советник с удовлетворением выслушал, поклонился и вышел. Добравшись до своего рабочего места во дворце, старательно выписывал текст «кровью дракона», киноварью, на пергаменте. Пергамент по такому случаю особый, из кожи козленка, очищенной, выскобленной, натертой до гладкости и отполированной мелом. При этом помнил наставления царицы:

– Найди для Галлиена слова, которые не дадут ему повода сомневаться в моих намерениях и прежнем добром отношении к Риму. Пусть он не разуверится в том, что Пальмира не изменит договорам о дружбе с Римом.

* * *

Император Галлиен удивил придворное окружение тем, что после прочтения в Сенате послания царицы Пальмиры больше не захотел ничего плохого слушать о Зенобии. Оставалось непонятным, осознавал ли он опасность её дерзости или был погружён в другие важные дела. Однако вскоре прислал гонца с поручением царице.

Оказалось, что соседняя с Пальмирой провинция взбунтовалась, недовольная поборами римской администрации. Галлиену недосуг заниматься «мелочами», поэтому просил «навести порядок» царицу Зенобию. Она охотно откликнулась, но попросила императора прислать в качестве помощи вооружение и тысячу легионеров. Ещё попросила отпускать в Пальмиру ветеранов, отслуживших срок в римской армии. Она писала императору:

«…Юноши из сирийских семей с большим желанием будут учиться военному делу ради служения римским императорам».

Галлиен не смог отказать подобным просьбам, после чего Зенобия, возглавив карательную экспедицию, справилась с поручением. В ответ из Сената пришло благодарственное письмо, где предлагалось передать в римскую казну военную добычу вместе с налогами и контрибуцией, взысканными с «примирённой» провинции. Царица затеяла длительную переписку с Римом, объясняя, что деньги и ценности ушли на жалованье войску.

И опять у Галлиена не возникло беспокойства. Он не обращал внимания на действия Зенобии, позволяя безнаказанно продолжать «свою игру» в удовлетворение личных амбиций. При этом царица не обостряла отношений с местной римской администрацией, чем не только возвышала авторитет среди пальмирцев, но ещё заставляла соседние государства, вассалов Рима, считаться с её политикой, бояться. Прошло достаточно времени, пока римляне поняли, что Пальмира если ещё не угрожает Риму, то осмеливается нарушать их монополию в регионе.

* * *

В Пальмиру пришло сообщение, что командиры из ближайшего окружения Галлиена убили его во время похода, устроив ночью ложную суматоху. В этом, возможно, некоторое участие принял военачальник Аврелиан, любимец армии. На престоле сменилась череда самозваных императоров, пока «любимец» не заявил свои права.

Пользуясь благоприятными для Пальмиры обстоятельствами, Зенобия занялась укреплением собственного влияния в Сирии и вокруг неё. Советник Лонгин предупреждал, что власть можно удержать при сильной армии, верной царю, поэтому она не скупилась на жалованье военным, платила серебром и золотом, оставляла на делёж военную добычу, раздавала командирам звания, привилегии и дары. Наслышанные о доброй и справедливой правительнице, в Пальмиру потянулись наёмники, принимавшие участие в войнах вместе с Римом и против него. Среди них было немало ветеранов из римских легионов.

Зенобия назначила себя верховной командующей армией Пальмиры, не отказываясь от исполнения обязанностей. Однажды так случилось, что замирённые прежде персидские кочевники нарушили договор и вторглись в Месопотамию. В ту пору царица инспектировала здесь гарнизоны с пальмирскими воинами. Фактор неожиданности сработал против пальмирцев: персы атаковали, а последние «показали спины». Царица, наблюдая за схваткой, не выдержала, вскочила на коня и бесстрашно прорвалась сквозь топы беглецов, заставив своих воинов повернуть вспять. Персы остановились и бежали прочь, теряя убитых и раненых. В тот день наградой для победителей оказался богатый обоз.

После событий в Месопотамии Зенобия решила, что пришло время для мира с Персией. Направила посольство к царю персов, миссию сопроводила богатыми дарами. В итоге тайные от Рима переговоры завершились на выгодных для Пальмиры условиях.

Почувствовав себя свободной от римской опеки, Зенобия решилась на более серьёзные дела. Для неё пришло время отобрать у Рима те провинции, где население давно тяготело к Пальмире. В результате под власть царицы так или иначе переходило управление обширными территориями, казна пополнялась дополнительными огромными сборами. Пальмира обретала независимость от Рима, хотя и там нередко давали повод…

* * *

На территории провинции Аравия Петрейская, с некоторых пор принадлежавшей Риму, вожди арабских кочевых племён набатеев договорились между собой о возрождении древнего царства Набатея, создали объединённое конное войско и успешно разгромили в Петре римский гарнизон. Понятно, Рим не собирался отказываться от Петры, удивительного своей необычной красотой «города в скалах». Обустроенный на стыке оживлённых караванных путей, он позволял наладить в условиях пустыни торговлю. Через него с Востока на Запад перемещались пряности и благовония, дорогие ткани, золото, серебро и драгоценные камни.

От имени императора Аврелиана Сенат запросил от союзной Пальмиры военную помощь, предложив усмирить сепаратистов. Поскольку Набатея представляла собой постоянного соперника Пальмиры в торговле, Зенобия призвала во дворец уже немолодого Саббаха, одного из лучших своих военачальников.

– Саббах, дорогой! – приветствовала Зенобия, как она обычно обращалась с преданными командирами. – Докладывали мне, заскучал ты со своими героями.

– Да, царица! – с готовностью ответил он. – Боевого коня нельзя долго держать в стойле и невозможно поставить в прогулочную повозку.

– Тогда слушай, конь боевой, – с улыбкой произнесла царица, – будет тебе неплохая прогулка. Что ты слышал о Набатее?

Саббах задумался и припомнил:

– О, я был в Петре! Видел вырубленные в скалах дворцы, святилища богов, гробницы царей и крепости. В скалах спрятаны сокровища египетских фараонов. Город находится в горах, а в жилища по каналам приходит родниковая вода. Улицы мощены каменными плитами. Всё такое огромное, необычное, словно дело рук джиннов. Потому что все набатейцы – грязные разбойники!

Царица встала с кресла и подошла к полководцу.

– Саббах, пришло время найти сокровища египетских фараонов. Приказываю тебе возглавить войско и освободить Петру от набатейцев. Как исполнишь, отдам воинам город пограбить на три дня и три ночи.

* * *

Саббаху хватило одного сражения, чтобы рассеять набатейское войско вдоль долины реки Вади Араба. С этого времени торговые караваны послушно развернулись в сторону богатеющей на глазах Пальмиры.

После Петры удачливый полководец царицы продолжил поход по Аравии, завершив присоединение новых земель к Пальмире от Мертвого моря до залива Акаба на Красном море. Когда оружием, а когда – обещаниями покровительства пальмирской царицы. По этому поводу в Пальмире чеканили золотые монеты с именами Вабааллата и Зенобии, без упоминания римского императора, как заведено у вассалов Рима.

Благоразумная

Через два года царствования Зенобии на окраине Римской империи появилась сильнейшая армия с опытными полководцами, умеющими воевать и побеждать врагов. Благодаря притоку огромных ценностей в казну Пальмира укреплялась высокими стенами, за которыми жители теперь могли выдержать длительную осаду. Возводились роскошные здания, благоустраивались улицы, царский дворец наполнялся дорогой мебелью из ценных пород дерева, картинами и мраморными статуями греческих и римских богов. Закупалась посуда из золота и серебра, одежда для слуг из дорогих тканей. Всё говорило о том, что Зенобия, не ограничивая себя в развлечениях и роскоши, тяготела к деспотизму восточных властителей.

Она поняла, что ей приятны проявления восточного раболепия и лесть придворных – когда падали ниц и целовали туфли или землю, как у персидских царей. На приёмах иноземных правителей и вождей Зенобия не отказывалась наравне с мужчинами пить дорогие вина. Напоминая о собственных военных заслугах, устраивая пиршества, появлялась в позолоченных доспехах, с оружием, инкрустированным золотом и слоновой костью, украшенным драгоценными камнями. Но когда нужно было показаться женщиной, царица облачалась в дорогие одеяния с пурпурной каймой и украшала себя жемчугом. На жемчужном поясе у неё сверкала застёжка с огромным сапфиром дивной красоты. Иногда показывала гостям малолетнего сына Вабааллата, одетого как римский император.

Воспитание сына отнимало у матери совсем немного времени. Этим больше занимался Лонгин, который сам подбирал науки, нужные для подростка. Но учителей всегда приглашал из Афин, где преподаватели лучшие из лучших. Зенобия иногда посещала занятия сына, садилась поодаль и наблюдала, и в такие моменты чувствовала себя заботливой матерью.

По городу царица разъезжала верхом, отказываясь от носилок или конной повозки. Охотно бродила пешком, не гнушаясь встречаться с простыми людьми, выслушивала жалобы и, когда требовалось, проявляла царское великодушие и милосердие.

Появление Аврелиана на римском престоле не повлияло на привычный уклад жизни Зенобии. Она знала, что император занят в Европе усмирением враждебных Риму племён. Хотя события последних лет указывали на новые обстоятельства – возможный распад стареющей Империи, наводившие Зенобию на мысли о создании собственной Восточной империи. Она всегда помнила свою мечту – стать похожей на Александра Великого! Нужно только захотеть, совершить неожиданный для Рима шаг, например, отобрать Египет – главного поставщика в Италию пшеницы и прочего продовольствия. У римлян начнётся голод, а затем – крах всего римского мира…

Лонгин, поддерживая замыслы царицы, советовал поступать взвешенно:

– Мне понятны твои настроения, царица, – трудно содержать войско, проводящее время в праздности. Но даже великие полководцы забывают, что редко войну выигрывают по заранее определенному плану. Чаще война сама выбирает пути и средства в зависимости от обстоятельств.

Старик заглянул в глаза Зенобии, словно ожидал скорого ответа; не дождавшись, продолжил слегка назидательным тоном:

– Хороший полководец должен чаще смотреть назад, чем вперед – что у него в тылу. А в тылу у царей всегда будут собственные народы. Ты прежде думай, как управлять будешь. Не новыми землями, которыми, без сомнения, обзаведёшься, а малоизвестными тебе новыми народами, живущими на них испокон веков. Ведь каждый народ привержен своей религии и образу жизни, о чём ты осведомлена не столь хорошо, как в военном искусстве.

Зенобия с удивлением спросила:

– Ты о чём, старик?

– Так может случиться, что один твой народ не захочет жить в мире и согласии с другим твоим народом. Начнётся вражда, и тебе потребуется вмешательство. Тебе придётся подумать, прежде чем решать, какую сторону принять!

Зенобия молчала.

– Не всё у царей делается, как предполагается. К примеру, у коренных жителей Пальмиры хватает забот, несмотря на твоё к ним внимание. А ты вдруг добавляешь ещё заботы о новых своих подданных. Вот и получается, что придётся тебе заботиться обо всех сразу.

– Не пойму, мудрец, к чему ты клонишь.

– Есть повод думать, что для укрепления собственной власти в новых условиях понадобятся даже не армии, а знания о народах, подвластных царскому престолу.

– Я уверена, что у царей есть подданные. А ты говоришь о народах. Что для меня народ?

– Представь себя лодкой, плывущей по воде. Народ – вода, которая может нести лодку, а может её и опрокинуть. Кто думает, что народ – это только масса людей, ошибается. А ведь у каждого народа есть обряды и традиции от предков которые стремятся сохранить всё и передать потомкам. В Пальмире проживают сирийцы и арабы, арамейцы, греки и египтяне, есть еврейская община. У них свои боги, и тебе понадобится с уважением и без личного отчуждения относиться ко всем религиям.

– Я должна принять веру каждого народа?

– Этого не требуется, да это и невозможно! Но знакомство с пальмирскими общинами будет полезно. Приблизишься к их знаниям, устроишь равенство религий – и ты обретёшь свой единый народ. Народ, который устоит перед любым врагом. Тогда и власть над ним для тебя покажется удобней, чем господство над рабами.

– Что предлагаешь, мудрец?

– Начать сближение с еврейской общины и ещё с иудеями, кто поклоняется Иисусу – их в Пальмире значительное число. С евреями проще, в отличие от христиан они не скрывают принадлежности к своей религии, называя себя избранным народом. Поскольку большинство общин занимаются ростовщичеством и прочими денежными операциями, распорядись произвести негласную перепись, чтобы евреи отчисляли в казну часть прибыли.

Царица пригласила главного раввина, выслушала обиды на гонения при Оденате. Обещала уважать еврейский народ и не допустить притеснений в торговле. Раввин уходил довольный собой и, уже прощаясь, сказал:

– Моя царица, сделай милость, прикажи отпустить одного человека.

– Что за человек?

– Из нашей веры, он меняла на рынке. Говорят, дал за товар испорченную монету.

– Ты хочешь сказать, он фальшивомонетчик? Тогда ему грозит смертная казнь – и поделом!

– Но откуда было знать ему, что монета фальшивая?

Царица возмутилась:

– Стыдись! Ты называешь себя защитником единоверцев, а просишь за преступника только потому, что для тебя он свой! Для судей – не довод! Ты только что говорил, ваш Бог творит чудеса для своего народа. Вот и проси у него помощи!

После встречи с раввином Зенобия посетила квартал, заселённый иудеями. Выслушав просьбы, обещала исполнить. Затем советник предложил царице:

– Познакомься с кварталами, где живут люди, принявшие другую веру. У них есть свой Спаситель – Иисус Христос. Но перед тем узнай историю веры. Лучше от монахов. В дальних горах живёт община христиан. Как найду проводника, отправляйся за истиной, которая называется Бог.