Текст книги "Пять лепестков. Стихи и эмоции"

Пять лепестков
Стихи и эмоции
Анатолий Корниенко

© Анатолий Корниенко, 2023

ISBN 978-5-0059-6025-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книга издаётся повторно. Первое издание  было в 2021 г.

От автора

Когда я готовил к изданию в 2010 году свой первый сборник стихов «Живая вода», я впервые заинтересовался вопросом, могут ли стихи обладать лечебными свойствами. Натолкнули меня на это слова одного известного поэта лирика В. Гурова на сайте Стихи-Ру, где я публиковал свои произведения. Обсуждалась тогда, только что написанная мной шуточная поэма «Гоголь-моголь» на странице «Ноев Ковчег». В то время на этой «стихирной» площадке разыгрывались настоящие критические литературные бои. Я уже успокоился после обрушившегося на меня шквала критики и сказал Гурову, что «я не волшебник, а только учусь» и меня нельзя сравнивать с такими выдающимися поэтами стихиры как, например Черная Лиса (кстати, наша общая с ним любимая украинская поэтесса.) На что он мне ответил так, что меня сильно удивило и даже озадачило. Он сказал, что мои стихи не настолько идеальны, как стихи «Лисы», но в отличие от её стихов они живые и ещё, что в них есть что-то исцеляющее. Я ответил ему, что это должно быть вполне естественно, я же врач и на этом мы закончили беседу. Наверно, у каждого человека что-то пишущего, есть в жизни такие моменты, когда он решает – писать или не писать. Этот «момент истины» был и у меня именно тогда. В последующем я стал задумываться – неужели профессия человека как-то влияет на его литературное творчество? Я стал искать то положительное в стихах, что может лечить человека. И я убедился в том, что главное в написании стихов это не рифмованные строчки, записанные столбиком, главное это образное мышление. Образы напрямую связаны с эмоциями человека. А эмоции дают нам энергию – ту, которая заставляет нас жить, любить, творить. Но и это ещё не всё – образное мышление – это и прямой путь к познанию мира. Представьте, сколько нужно бродить в лабиринтах математических формул, чтобы сделать открытие. Но вот – упало яблоко и у Ньютона в голове вдруг всё «срослось» – родился закон всемирного тяготения.

Часто бывает так: я читаю хорошие стихи и множество эмоций переполняют меня. Возникают десятки ассоциаций, реминисценций (воспоминаний), аллюзий (похожих образов) помимо обычных удовольствий от рифм, мелодики и конечно смысла стиха. Иногда дрожь проходит по телу и хочется читать, впитывать в себя ту эмоциональную энергию, которая затрачена автором на создание стихотворения. Я это понял, когда сам испытывал невероятный эмоциональный подъём, когда писал свои стихи. Человеку свойственно считывать эмоции с помощью зрения, копируя мимику других с лица, с помощью слуха копируя энергию речи или эмоции, заложенные в музыке исполнителем и создателем её. Обоняние, осязание – эти органы тоже передают чувства другого. Недавно было установлено учёными, что человек, у которого мимика лица нарушена (например введение ботекса или «подтяжками») не только сам амимичен, но он не ощущает и не распознаёт эмоции других, в такой мере как раньше. Все мышцы лица, тела, рук, ног участвуют в передаче эмоций. Особенно мышцы грудной клетки напрягаясь, расслабляясь, вибрируя как струны создают ощущения радости, печали, восторга или гнева. Хотя эмоции рождаются в мозгу в нейронных сетях особой лимбической системы с последующим выделением особых нейромедиаторов -, гормонов «счастья» или угнетением их, но инструмент, который их воспроизводит – это наше тело: кожные покровы, мышцы, нервы по которым пробегает мпульс. Реагируют и внутренние органы и нервные окончания – тактильные, тепловые, холодовые, болевые и, особенно мелкие сосуды – артериолы и капилляры, которые создают фон эмоциям. Мозг играет на струнах и клавишах нашего тела, исполняя «симфонию страха, гневный марш, траурный реквием или фугу радости». Люди с полным параличом мышц и отсутствием чувствительность кожи при повреждении шейных позвонков, которых мне приходилось лечить, почти не испытывают эмоций и когда закрывают глаза, то быстро засыпают.

Вся наша жизнь наполнена эмоциями. Эмоций ни так уж много. На востоке считали, что их всего пять основных: радость, раздумье, печаль, страх и гнев. Но есть разнообразные их комбинации и, глав6гое,

большую проль для функционирования организма играет переход от одной эмоции к другой, т.е. – движение эмоций по продуктивному или деструктивному типу. Об этом вы сможете прочесть в авторской статье «Стихи и эмоции» в конце книги.

Анатолий Аркадьевич Корниенко

Лепесток первый

из книги «Живая вода» (2010 г.)

ВРЕМЕНА ГОДА
Лето

«Мы должны уметь радоваться так, как мы радуемся лету и сохранять радостноё раздумье, когда радость уходит» (из книги – «Живая вода»)

«Был ясен день…»

 
Был ясен день
и небо ёмко,
и воздух, сжавшись
словно тень,
сбежавшая к полудню,
тонко
звенел и дребезжал,
хотел
рассыпаться
как колокольчик
по листьям кленов
по пруду
и по скрипучему
мосту, зачем то
забегал вперед,
меня толкал в водоворот
оживших мыслей,
что как осы
лениво пили чувств нектар,
потом всплывали
как вопросы,
им всё казалось неспроста.
Восторг ходил
на тонких ножках
по бликам
солнечных лучей,
он был свободен
и ничей, сам по себе —
потомок кошки,
лакал возникшей мысли смех
и радовался больше всех.
 

Дюймовочка-лето

 
Лето красное, ну ни дать ни взять
Красна девица – как иначе же.
И цветов восторг и узор под стать —
Хохлома не в счёт, и голубка гжель.
Развеснущилась одуванчиками,
Разрумянилась клевером розовым.
Целовалась с нарциссами мальчиками
И ромашки вплетала в косы себе.
И писала стихи незабудками,
И улыбкой светилась лилейною.
Обменялась с подсолнухом шутками,
Вверх вьюночком поднявшись затейливым.
Из пшеничных ресниц васильковые
Раскрывала глаза – где там львиный зев?
Подорожником тропочки новые
Расчертила разметку, в муравку сев.
И поделав дела, лепестки развела
У кувшинки над круглыми листьями.
И дюймовочкой в сказочку до утра —
В дом-цветочек вернулась свой истинный.
 

СлуЧайный сонет

 
Апельсин утонул в молоке
предзакатном и… выплыл из утреннего.
Сладким кремом ложились на кекс
облака, отдыхали там будто бы.
 
 
И на этом совсем небольшом
обстоятельстве (что здесь зазорного?),
шоколадный вышагивал слон
и командовал красными зорями.
 
 
Он давил для варенья кизил,
чтобы не был их чай снова приторным
и значительно произносил:
– Не пускайте светило без свиты вы —
стаи бабочек из мармелада.
Только с красными – белых не надо!
 

Напиток любви

 
Из чашки лета голубой,
Зарёй заваренный напиток,
День пьёт. И мне хотелось пить так
Те дни, согретые тобой,
 
 
Те ночи – сказочные сны,
Любви бокал доверху полный.
И чай в постель, и лень, и полдень
На солнцепёке у сосны.
 
 
Тягучей карамели зной
Лил взгляд твой блеском озорным…
Был воздух прелый и грибной,
Со вкусом на губах ночным.
 
 
Я помню, горячей любил.
Как жаль напиток тот остыл.
 

Тайны моря

 
Там где края света нет
В бубен-солнце бьёт рассвет.
Это в море-ванну
Входит утро раннее
Тронет воду лёгкий бриз —
По волнам сверкая, вниз
Тянется дорожка —
Утро мочит ножки.
 
 
Как поплещется оно,
Брызги вниз слетят на дно,
В жемчуг превращаются,
Радовать красавицу.
 
 
И проходит по воде
Ангел в серебро одет
 

«А болтливая волна…»

 
А болтливая волна
Поднялась с морского дна,
Шепчет с пеной на губах
Тайны в уши берегам:
 
 
– Штиль замучил скукой,
Шторм – вот лучший друг мой.
Я была на самом дне,
Когда он пришёл ко мне,
 
 
Как он море размешал! —
Всё искал, а где душа?
 

Поцелуй лета

 
У лета сарафан с оборкой.
А я почти чумной от чувств.
На лодочке – арбузной корке
скорее в лето прокачусь!
Упал и встал, а лето даже
и не заметило меня.
В «песочнице» огромной пляжа
мне так хотелось всех обнять.
Но только божия коровка
меня увидела, слетев
откуда-то как планер ловко
мне на ладошку. Оробев,
раскрыла крылышки – смешная,
дрожит летающий цветок,
но не летит – коровка знает,
как я сегодня одинок.
– Скажи красавица, где бог твой —
здоров ли, пьёт ли молоко?
Пусть не болеет.
Вдруг, с тревогой
она взглянула и легко
исчезла. Я в потоках ярких
искал её, лелея страх.
 
 
И сердце, словно на байдарке
качалось с солнцем на волнах.
 
 
День проскользнул сквозь пальцев сито,
бежит, играя, озорной.
Я лету говорю открыто:
– А ты, красавица со мной?
Мы эту ночь с тобою будем,
ты целоваться научи,
довольно этих серых буден!
Оно вздохнуло и молчит.
– Я просто, чтобы показало,
как поцелуем губы жжёт…
 
 
Над морем – синь в сугробах алых
и абажур заката жёлт.
И «лето» губы протянула:
– Целуй скорей меня, дружок!
И так зажгло, пчелиный улей
Такое сделать бы не смог.
А губы ночь потом горели —
Я был в восторге как дурак!
Что это было в самом деле?
Не помню… лето звали как.
 

«Заглянул рассвет…»

 
Заглянул рассвет
Как-то рано в ночь.
– Ничего в ней нет! —
И помчался прочь.
– Ты увидеть здесь
Милый, что хотел? —
Тот зарделся весь,
От стыда сгорел…
 

Мамино лето

 
С детства любимые, самые– самые
Солнечные листки.
Ты обводила пальчики мама мне,
Грея теплом руки.
Лето у жизни короткая сказочка —
Детский рисунок мой:
Точки две, круг, запятая и палочки —
Вот он сыночек твой.
Тянутся к небу ладошки зелёные-
Маленькие листки.
Солнцу раскрытая крона-корона,
В сень её сядешь ты.
Нежно погладишь ладошкой ладошку
И по прожилкам ток
Вдруг пробежит… и ты жизнью немножко
Той проживёшь, как листок…
 

Живая вода

 
Ноги корнями траву проросли уже
В мягкий дерновый пух.
Тело вытягивается из земли
Взмахами новых рук.
 
 
Сердце, зачем ты мне?
Сок во мне, а не кровь.
Радостно он течёт
В корни и листья все,
Солнцем чтоб жить одним —
Радостью истиной.
 
 
Мысли молчат под корою шершавою
В трещинах мозг застыл…
Делает вновь мне причёску кудрявую
Солнечный хлорофилл.
 
 
Видишь, любимая —
Куст я уже большой
Ну, оборви с меня
Белыми ручками,
С пальцами длинными —
Все цветы лучшие.
 
 
Синие, белые, красные полосы:
Радуга радует взгляд.
Ветер и дождь шевелят мои волосы
И лепестков прядь.
 
 
Глазкам сиреневым —
Тысячам маленьким,
На дно закапано
Слёзками-росами,
Словно живой водой.
Взгляд, видишь, ожил их?
Здравствуй хорошая!
 

«солнце совсем не разбилось…»

 
солнце совсем не разбилось,
просто упало нам в руки
греет, живое —
спасибо за милость,
всей земли
милость,
други…
 
 
две половинки сердца есть —
радостно знать нам это,
сблизила нас
инерция глаз,
инерция губ
и… лета.
 

«а дождь грибной бывает только раз…»

 
а дождь грибной бывает только раз,
хотя мне дед наврал – я точно видел:
их было много – видимо-невидимо
с такими шляпками, поодиночке, семьями
летели, я не отрывая глаз
следил заворожённый как на чудо.
они спускались словно парашюты
и было, помню, точно воскресенье.
 

«семенят мальчишек ноги …»

 
семенят мальчишек ноги —
босикомым хорошо,
сквозь соседский сад к дороге
я бы тоже c ними шёл,
через поле и овраги
я себя в такой ватаге —
точно бы нашёл.
 

«Меня оставят в старом парке…»

 
Меня оставят в старом парке
лежать забытым. Будет ветер
шуршать листами. Мне подарка
другого не желать, поверьте.
 
 
Мне солнце выбелит страницы,
а дождь, ремарки многоточий
на них поставит и умчится —
мол, это мне понятно очень.
 
 
И прилетит ворона, глянет
чуть наклонив головку набок,
а воробьи, испортив глянец,
прочь упорхнут – оно им надо?
И… сядет девочка. Косички
поправив, полистает. Щёчки
зардятся – это на страничке
любовь и… точки, точки, точки.
 

ОСЕНЬ

«Мы должны уметь чувствовать печаль, как мы чувствуем её во всём многообразии и богатстве красок осени»

(из книги «Живая вода»

Девочка-капля

Черной Лисе

 
Так было, а может, казалось уставшему:
Сквозь зонтик (по осени дождь моросил)
Стучится, пищит, я подумал – в ушах шумит,
Прислушался – голос зовёт, что есть сил.
То девочка-капля летает без имени,
Так здорово спряталась в струи дождя.
Я руки и губы скорей пододвинул им,
Тем каплям, любовно пронзившим меня.
Она мне поведала истину тайную,
Что память воды – наша вечная жизнь.
Для тех, кто бессмертьем прошёл испытание,
В небесные звуки себя разложив.
Я тут же поверил, по каплям узнав её —
Ту, всё написавшую это стихах своих.
 

Синица-осень

 
Затронули луча осеннюю струну:
Летящий лист, и паутинка на ветру,
Синичка, сделавшая ритуальный круг,
К старушке с семечками на углу у школы.
И скерцо лета, променяв на менуэт,
Пропели утки, оставляя нотный след…
Им всем конечно, оправданья нет,
За то, что наполняют меня думой снова.
 
 
У винограда сморщился резной листок —
Так почку торопился напоить он в срок.
А осы высосали весь из ягод сок.
И эта грусти гроздь – старуха-осень
Отдаст всё, как лоза – бери, неси в свой дом.
Оскомину любви разбавила вином.
А я спрошу у осени: «Любовь почём?»
Я на зиму хочу в запас. Года бы сбросить.
 
 
А бабушка синичек любит привечать.
Печаль в её лице – ушедших лет печать
Разгладится в улыбку, и умчат назад,
Укрытые в глазах воспоминания.
– Почём бабуля, семечек продашь стакан?
– Давай милок ладошку, я бесплатно дам;
Синица – вестница зимы с ней рядом там —
Моей любви выпрашивает подаяние.
 

Почти как дождь

 
Ретуширует позднюю осень
дождь штрихами – неслышно совсем.
Он привычку нескромную бросил
объявлять громом с молнией всем
о приходе. Стал мелкий, прозрачный,
шелестит на деревьях плащом —
раздевает их. Сделал невзрачным
франта ясеня с дубом. А клён,
всё сорит золотыми листами —
тротуары засыпал, траву…
Мы с дождём их ногами листали,
Я ходил там, я рядом живу.
Мы сдружились с дождём в этом парке.
На асфальте – рекламы анфас
для меня, и фонарь светит ярко
даже с лужи. А облако страз
за машинами катится змейкой.
Только памятник в парке не рад,
что ни кто не сидит на скамейке
рядом и… не приходит с утра.
Он стоит одинокий, простужен
(что не страшно), но надо бы чтить —
он же памятник! Будет он нужен
как и дождь, как и я. Ну, почти.
 

Листопад

 
Прошептал листопад чуть слышно
языками оторванных листьев:
– Умираю, послушать нелишне
вам одну из извечных истин.
Вы пошейте скорей белый саван
из тех звезд, что падают с неба
из хрустального звездного сада,
чтобы жизни уход виден не был.
Торопиться с итогом не надо,
пропоет вам метелица песню
полушепотом снегопада —
ей волшебное слово известно.
А потом все застынет на время,
лишь покрякивать будут морозы,
и потрескивать в почках семя,
пока их не растопят слезы
И растают хрустальные звезды,
и напоят все мертвой водою,
и залечат земли коросты…
Жизнь глаза тогда снова откроет.
 

«Лакал уже сентябрь свой…»

 
Лакал уже сентябрь свой
последний день из лужицы.
А сад ещё горел листвой.
А я, устав от дел,
смотрю, листок на яблоне,
как вертолётик кружится,
чуть выше паучок над ним —
он листиком вертел.
На нитке, еле видимой
он сам висит на веточке,
и держит паутиночку,
и… крутит лапкой лист.
А ветер тоже, видимо,
в помощниках – так легче же!
Ну, паучок, ты умница,
ну, право, как артист!
И в тот момент почудилось —
остановилось времечко,
(не знал, что ощущения
такие могут быть!)
Казалось бог откуда-то
меня целует в темечко,
Я радуюсь букашечке
и значит – надо жить!
 

«Осеннее раздолье…»

 
Осеннее раздолье
завёрнуто в пейзаж:
соломенное поле,
по краю антураж —
кусты чертополоха,
на них богатыри,
улиткою дорога
ползёт на лист зари.
Блокнотик – мостик шаткий,
в нём щелки вместо строк,
бегут по ним лошадки —
слова без рук, без ног.
А у дороги олух
со спелой головой
поёт закату соло:
гори, гори, родной!
А солнце мимо хаты
скользнуло мышью в сад
и в тыквах полосатых,
что на плетне висят,
пропало. Нет их краше,
тех тыквенных голов:
там спеет мыслей каша
и семечки стихов…
 

«Засушенный цветок жасмина…»

 
Засушенный цветок жасмина
по стенам тени от камина
Дверь приоткрыта. Ветер мышкой
проник – листает вашу книжку.
В ней осени запрятан выдох
и мысли горькие, и… вы в них.
 

«Солнца медный шар тяжёл…»

 
Солнца медный шар тяжёл
Дышит жаром самоварным.
Лист напился чая – жёлт,
Как китаец миллиардный.
Тропка в золоте овса
Колет остями коленки,
А у леса волоса
Порыжели как у Генки.
Гена, хоть и мужичок
Неказистый, кажут люди,
Вышиваю рушничок
Петухами – Гена любит.
И не слушаю людей:
Чем рыжей – тем дорожей!
 

ЗИМА

«Мы должны уметь бояться, остерегаться, ограничивать свои эмоции так, как мы чувствуем это холодной зимой»

(Из книги «Живая вода»)

Метелица

 
Затянуло небо нежной пеленой,
Закружился снежный хоровод хмельной.
Белая метелица – строгая на вид,
То под ноги стелется, то в глаза пылит.
 
 
Ах, плутовка белая – озорство и стать,
Будем ночку целую в Новый Год гулять!
Ты такая чистая – всех белей—бела,
И когда ты быстро так землю убрала?
 
 
В белые одежды – лес поля и пруд
Где покос был прежде, твой теперь приют.
Замела, засеяла все белым—бело.
И узором северным выткала окно.
 
 
Выйду ли на улицу, гляну на село:
Белизною белой все забелено.
Новогодней ёлкой сердце мне зажгла.
Поцелуй твой колкий – ни добра, ни зла.
 
 
Подковала смелая снежного коня
И подковы сделала все из хрусталя.
Быстрою кометой унесет он вдаль,
Песней, ветром спетой разгонять печаль.
 
 
Унеси нас в поле – в свой чертог, метель,
Упадем на воле в белую постель.
 

Будет всё наоборот

 
Буря, мгла и белый саван
Завернись скорей душа!
Пронеслись по сердцу сани
Скрипом зимнего ножа.
Сеть накинули на небо,
А в ловитве – мелочь всё!
Чешуёй морозной небыль
Сыплет, сыплет – занесёт.
Уходи в свою обитель
День короткий, как трава.
Падай, падай – ты убитый.
Выходи галить зима!
Я дождусь весны и невод
Потащу по небу вброд.
Ты не спрячешься быль-небыль
Будет всё наоборот
 

Полосатая жизнь

 
Вон за той полоской белой, что навеяли метели,
вон за той полоской тонкой,
где тумана только плёнка,
и за той, такой же нежной,
где проклюнулся подснежник,
или даже за зелёной,
где в тебя ещё влюблённый
и за той ржаной и спелой…
 
 
точно, я сказал за белой
той полоской полежу.
Полосатая жизнь – жуть!
 

«Долго ли падали…»

 
Долго ли падали…
Да нет – под снегом все,
мытьём ли катаньем —
будет ответ зиме,
мысли все выбелит:
в них она знает толк.
С новыми видами
с чистых начнём листов.
Я же открою тот,
где ты белым-бела,
где самый первый год
ты лишь моей была…
 

Зима-февраль

 
Мертвецки пьяный ходит по земле —
идёт и падает – унылый путник снег,
и про себя бормочет тихо что-то.
С утра, с похмелья ветра в рот набрав,
он топчется подолгу у канав
пытается войти в свои ворота,
и у заборов завернувшись в плед,
лежит, подолгу сгорбившись сугробом.
И, кажется, то человек убогий
сидит и смотрит постоянно вслед.
 
 
Тоска стоит над городом. Висит
в замёрзшем небе белая колючка.
Зима, уже приняв приличный вид,
(до рождества ходила голой – штучка!)
оделась в западное всё (из секонд-хенда?)
Ну, что ж остался только месяц ей аренды —
пускай гуляет, всё ж немолода,
ей тоже нужно находить кого-то.
По сотке СМС-ки холода
приходят ей, но всё не те. Работа
её замучила. Для школьников – лафа:
пять дней в неделю дурака валяют.
А акимат уже готовит к маю
комиссию для встречи  половодья,
и в бизнес-план – зимы вошли угодья.
Спеши подруга, делай урожай,
Аэропорт потом – ауежай!*
А снег лежит. И, тишина такая,
как в преферансе после сдачи карт.
Величествен пейзаж – зима на троне
и вязь следов на ней как боди-арт!
Она спокойна, ведь её не тронут,
пока у женщин есть защитник – март.
 
 
*– аэропорт (каз.)
 

«Изумрудная трава уже под снегом…»

 
Изумрудная трава уже под снегом.
В синем пламени камина стих горит.
В беспорядке полном чувства ходят следом.
Муторно как всё… Не говори.
 
 
Мне не трудно, но она же виновата.
Знаю я, что я мужчина. Сделать шаг?
Как всегда бывает, а потом расплата…
Будет так. Пусть снова будет так.
 

ВЕСНА

«Мы должны быть энергичными, свободными, даже уметь злиться так – как мы чувствуем весну»

(Из книги «Живая вода»)

Майский жук

 
Он вырвался из мая вверх,
Купаясь в тёплых, плотных струях,
Пропал, парит. А я, на грех,
Навстречу шёл, с собой толкуя.
 
 
И в переходе временном
Я оказался мигом позже.
Как будто за одним столом
Со временем пью чай. Похоже,
 
 
С полётом майского жука
Пространство искривилось где-то
И время замерло слегка,
Попав в звенящий полдень лета.
 
 
Порыв желания возник,
Прошу – останься. Будет легче!
Оно сказало: « Лишь на миг —
Остановлюсь – увидишь вечность.
 
 
Не стоит торопить меня
И останавливать не стоит.
Теперь ты сможешь сам понять,
Какой судьбою удостоен».
 
 
Удар в плечо! Я ощутил —
Пахнуло прошлым. Время, где ты?
Жук на излёте со всех сил
Со мной столкнулся, как ракета.
 
 
Упал в блестящую траву
И лапками сучит. Я знаю.
Когда, когда-нибудь умру
Я в жизни той себя узнаю…
 

«Свет утра слепого сладкого…»

 
Свет утра слепого сладкого
в прозрачном весеннем воздухе,
по первопутку, мягко так,
неторопливо, с отдыхом
 
 
коснулся степи разбуженной
мазком акварели розовым,
и был непременно нужен он,
и был поимённо роздан он.
 
 
Подснежник тянулся ножкою,
и в чайную чашечку белую
налил себе света немножко —
он знает, что с этим делают.
 
 
Весны привлечённый запахом,
пушистый зверёныш серенький,
поднялся на задние лапы так,
что свет его греет спереди.
 
 
Блестят уголёчки чёрные,
в них тает заря сладостно,
мешая судьбу привольную
с беспечной хомячьей радостью
 

«Наглотался солнца снег …»

 
Наглотался солнца снег —
Давится лучами,
А зима от вешних нег
Мается и плачет.
В эту ростепель-купель
Просится стихами
Окунуть меня апрель —
Всё начнём иначе!
 
 
Я заброшу в слёзы вод
В каждую по солнцу,
Пусть с травою прорастёт
Всё, чего желаю!
Будет стих мой, как капель
И нежней и звонче,
Расстели весна постель
Мне на солнце, с краю…