Текст книги "Тайна псалтыри"

Глава 9

Старый монах заглянул в келью, подслеповато сощурил глаза и, перекрестившись на закопченую икону Спаса, стоявшую в кирпичной нише восточного угла, протрещал голосом, похожим на звук гороховой погремушки:

– Отец Феона, поспешай, сердешный. Игумен Илларий тебя в книгохранилище зовет.

– Что случилось, отче? – спросил Феона, поспешно натягивая сапоги и надевая видавшую виды однорядку[121]121
  Русская верхняя широкая, долгополая, до щиколотки, одежда, до церковной реформы патриарха Никона заменяла монахам подрясник.


[Закрыть], – до Утрени далеко ли?

– Не так чтобы далеко, – помялся Игнатий, – уже третьи петухи пропели[122]122
  Третьи петухи поют в 4 часа утра.


[Закрыть]. Через час все одно поднял бы! А что стряслось – не ведаю. Отец наместник мне сказал, чтобы я тебя поднял и к нему со всей поспешностью направил. Вот и иди, коли зовут!

– Понятно! – кивнул головой отец Феона, плеснул на лицо холодной водой из медного кумганца[123]123
  Умывальник. Емкость для жидкости, с носиком.


[Закрыть] и вышел из кельи, плотно притворив скрипучую дверь.

Быстрым шагом пройдя братский корпус и выйдя на галерею, освещенную изрядным количеством свешников[124]124
  Фонари.


[Закрыть], Феона подошел к распахнутым настежь дверям книжного хранилища, около которых уже стояло несколько насмерть перепуганных иноков и сам настоятель монастыря. Маленький, сухой и подвижный игумен Илларий выглядел скорее озадаченным и расстроенным, нежели оробевшим и растерянным, как его братия. Увидев отца Феону, он поспешно, не произнося ни слова, зашел в библиотеку, на пороге поманив его за собой. Двинувшиеся было следом за отцом наместником чернецы были остановлены его резким повелительным окриком.

– Куда? Стоять на месте. В хранилище ни ногой. Когда понадобитесь – позову.

Привыкшие повиноваться Илларию с полуслова, монахи отпрянули обратно, пропуская Феону вперед. Он прошел мимо них в помещение и замер у дверей, поразившись увиденному. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что книжное хранилище подверглось безжалостному разорению. Неведомые погромщики потрудились от всей своей варварской души. Столы были сдвинуты, лавки опрокинуты. Сундуки взломаны и частично разбиты. Книги, тетради, свитки и рукописи валялись как попало, растоптанные и порванные, с поврежденными дорогими окладами. Создавалось впечатление, что здесь очень сильно что-то искали и, не найдя, срывали свое зло на книгах.

Впрочем, было в помещении нечто, что насторожило Феону больше погрома. Его ноздри уловили слабый, сладковато-парной и тошнотворный запах свежего трупа. На своем веку Феона повидал их столько, что не спутал бы этот запах ни с каким другим. В следующий миг он увидел источник запаха. За перегородкой скриптория неподвижно лежал человек, ноги которого, обутые в деревянные плесницы[125]125
  Деревянные башмаки.


[Закрыть], торчали наружу.

– Кто? – тихо спросил он у игумена, указав глазами на тело.

– Книжный хранитель. Отец Дасий, – ответил Илларий и как-то виновато отвел глаза в сторону, словно упрекая себя за смерть чернеца, которую он никак не мог ни предвидеть, ни предотвратить.

Феона отстраненным взглядом посмотрел на игумена и осторожно, глядя себе под ноги, направился к телу монаха. Отец Дасий лежал, широко раскинув руки и уткнувшись лицом в деревянный пол скриптория. На его голову и плечи было наброшено атласное покрывало, снятое с аналоя.

– Это я его прикрыл, – произнес Илларий из-за спины Феоны, – а то как-то не по-христиански!

Феона согласно кивнул, снял покрывало и довольно бесцеремонно перевернул мертвое тело на спину. Лицо библиотекаря выглядело столь безобразно пугающим, что вызвало невольное восклицание у довольно нервного Иллария. Оно было перекошено гримасой нестерпимой боли. Синюшные губы, торчащий изо рта темно-бордовый опухший и прикушенный язык, мутные, стеклянные глаза, вылезшие из орбит. Все говорило об ужасе последних мгновений жизни отца Дасия. Причина же его смерти была очевидна с первого взгляда. Монах был удушен. Его шею над кадыком пробороздил кровавый рубец от тонкой и прочной удавки.

Отец Феона, присев на корточки и деловито засучив рукава однорядки, взялся за тщательное изучение трупа. Он внимательно осмотрел скрюченные, с обломанными ногтями пальцы на руках книжного хранителя, зачем-то обнюхал их. Затем ощупал шею и лицо, покрутил руками направо и налево его голову, потрогал свалявшиеся волосы и залез пальцами в рот покойника. Когда Феона вынул из-за голенища сапога острый нож, разрезал подрясник отца Дасия вместе с нижней сорочкой и, обнажив его впалую грудь, стал разглядывать ее при помощи большого увеличительного стекла, игумен Илларий не выдержал.

– Ну вот, ты здесь дознавай, а я, пожалуй, пойду, – произнес он, едва сдерживая тошноту, накатившую от созерцания спокойных и уверенных действий Феоны с телом покойного библиотекаря.

Илларий сделал шаг в сторону распахнутой настежь двери библиотеки, обмахивая себя широкой полой мантии.

– Что же ты, отче, даже не захочешь узнать, что здесь произошло? – произнес Феона в спину уходящего игумена.

Илларий остановился на полушаге, резко обернулся и спросил удивленно и недоверчиво:

– А что, неужто, отец честной, уже все знаешь?

– Ну, все не все, – пожал плечами Феона, – а кое-что рассказать могу.

– Интересно! – с невольным восхищением воскликнул игумен, возвращаясь к телу покойного библиотекаря. – И что же здесь произошло, отец Феона?

Феона поднял с пола лежащую на боку скамью, поставил ее у стены скриптория и грузно присел на нее, жестом приглашая игумена Иллария последовать своему примеру. Но тот предпочел остаться на ногах, ожидая объяснений монаха.

– После Полуношницы отец Дасий не пошел в келью, а вернулся в книгохранилище, – произнес Феона, задумчиво растягивая слова, будто толкуя событие, проходящее перед его внутренним взором. – Полагаю, у него была назначена встреча со своим будущим убийцей где-то недалеко от монастыря, но убийца уже находился в библиотеке и ждал его там. О чем у них шел разговор, мы не знаем. Думаю, ночной гость что-то требовал, а отец Дасий не желал или не мог это отдать. В любом случае участь его была предрешена заранее. Живым его после встречи убийца оставлять не собирался. После короткого разговора он набросил на шею несчастного удавку и задушил.

– Вот как! Из чего же сие следует, отец Феона? – с большим сомнением в голосе прервал Илларий рассказ Феоны и, скрестив на груди руки, еще раз скептически оглядел место преступления.

– Что именно, отец наместник? – отозвался Феона, любезно глядя на игумена.

– Все, о чем ты рассказываешь, – нахмурился Илларий. – Непонятно. Откуда узнал про время убийства? Как понял, что убийца изменил место встречи, и почему Дасий был обречен заранее?

– Это просто, – учтиво и холодно ответил монах, вставая со скамьи. – Отец Дасий был на Полуночной службе, значит, убит он уже после полуночи. – Он подошел к трупу библиотекаря, лежащему на полу, словно большая фарфоровая кукла, прикрытая куском ветхой материи, и взял его за кисть руки. – Обрати внимание, покойник еще теплый, но трупное окоченение отдельных частей тела уже присутствует. Кроме того, на груди, под мышками и в локтевых сгибах уже появились трупные пятна, а это значит, что смерть наступила примерно три-четыре часа назад. Таким образом, у преступника было не более получаса для осуществления задуманного. Сам полюбопытствуй, отче?

Игумена буквально передернуло от подобного предложения. Выставив перед собой руки ладонями вперед, он отрицательно замотал головой и устало присел на пустую скамью.

– Уволь меня от этого, отец Феона! – произнес он печально. – Продолжай. Я слушаю.

Феона понимающе кивнул головой и, щадя чувства настоятеля, прикрыл тело библиотекаря атласным покрывалом, после чего продолжил:

– Мы знаем, что отец Дасий после Полуношницы должен был встретиться с кем-то около обители. Именно поэтому он прихватил с собой мантию и плесницы. Ночью шел дождь. Если бы покойный собирался идти куда-то дальше, то наверняка надел бы сапоги.

Феона вопросительно посмотрел на Иллария, словно ожидая от него подтверждения своим догадкам. Тот охотно согласился, жестом предлагая не останавливаться.

– Перед намеченной встречей отец Дасий зачем-то зашел в книгохранилище. Очевидно, убийца знал, что библиотекарь поступит именно так, и заранее проник в хранилище, где и поджидал свою жертву. А из этого следует, что именно в библиотеке находилось то, ради чего в результате совершилось убийство.

– И что же это? – запальчиво воскликнул Илларий, хлопнув себя ладонями по коленям.

– Я не знаю, – удивленно пожал плечами отец Феона, глядя на возбужденного игумена, – что ценного может хранить библиотека? Мешков с золотом здесь нет! Возможно, это редкая книга или чертеж[126]126
  Географическая карта.


[Закрыть] новых земель, а может, старый свиток изрядной значимости?

– Да, странно, – задумчиво произнес игумен, слегка покусывая фалангу указательного пальца, – книжное собрание в обители, конечно, отменное, но не настолько, чтобы убить человека. Тем более что после пожара в позапрошлом году настоящих сокровищ уже не осталось.

– Возможно, так же думал и отец Дасий, – проронил Феона, вновь откидывая покрывало с лица библиотекаря. – Он совсем не опасался своего убийцу. Даже после того, как они не договорились, он спокойно повернулся к нему спиной, за что тут же поплатился жизнью. Злодей принес с собой удавку из тонкого сыромятного ремешка и, улучив момент, накинул ее сзади и медленно удушил. После чего он устроил весь этот погром, видимо, в поисках того, за чем пришел.

– Как думаешь, нашел? – задал вопрос игумен.

– Полагаю, нет. Уж больно сильно разгромил все. Значит, искал наугад. Но кто знает? Надо разобраться, допросить людей и подумать.

– Бог в помощь! – согласно кивнул Илларий. – Дознание в твоих руках.

Игумен встал, перекрестился, пробубнив короткую молитву, и направился к выходу, но задержался и, перейдя на шепот, спросил:

– Допускаешь, убийца из наших, монастырских?

– Ничего не скажу заранее, – так же шепотом ответил Феона, – преступник, без сомнения, хорошо знает обитель изнутри и не опасается передвигаться по ней в ночной темноте. Но пришел он в обитель снаружи. Из-за стены.

– Как так? – опешил игумен. – Опять загадки гадаешь, честной отец. Может, еще расскажешь, как злодей выглядел?

– Изволь, отче, – улыбнулся Феона, поклонившись, – отчего не рассказать! Ростом он не более двух аршин с четвертью. Телосложением плотный, с крепкими и сильными руками. Носит сапоги, но не простые, монастырские, тупорылые, а светские, остроносые. Размер ноги при этом имеет большой. Около пяди с двумя вершками. При ходьбе может косолапить. На лице имеет свежую ссадину, скорее всего, с правой стороны. – Феона немного подумал и виновато развел руки в стороны. – Ну вот, пожалуй, и все о нем, – сказал с сожалением, – не так много, но лучше, чем ничего!

Илларий от неожиданности не сразу нашел, что ответить, только сопел возбужденно, вращая глазами.

– Ну, отец Феона, много я наслышан про тебя разных историй, – произнес он наконец, – но чтобы вот так, на пустом месте… Что, скажешь, и это просто?

– Просто, отец наместник, – опять улыбнулся монах, хитро прищурившись. – Отец Дасий ростом был в два аршина с пятью вершками, а рубец от удавки на его шее идет не прямо, а по косой сверху вниз. Это значит, что убийца был ниже его, однако силу имел отменную. Он удушил инока, как удав кролика. Рука его ни разу не дрогнула. Но один раз он все же сплоховал. Сопротивляясь из последних сил, отец Дасий оставил ему памятку на лице. Под его ногтями я нашел следы запекшейся крови, содранную кожу и щетину от русой бороды. Сам Дасий, как мы видим, был черноголов.

– А сапоги? – напомнил игумен.

– Сапоги! – повторил за ним Феона. – С сапогами такая история. В пылу борьбы кто-то смахнул с полки деревянный бочонок с раствором камеди[127]127
  Растительная смола.


[Закрыть] и киновари[128]128
  Самый распространенный ртутный минерал. С древности применялась в качестве красной краски.


[Закрыть]. Крышка треснула, краска пролилась, и убийца пару раз наступил в нее своими сапогами. – Отец Феона указал пальцем на застывшее красное пятно, в котором четко отпечатались следы сапог. – Обрати внимание, отец Илларий, оба каблука сильно сношены наружу. Этот человек должен быть грузен и косолап. А еще вот это… – Феона подцепил кончиком ножа нечто похожее на кусок просмоленной материи, которая тут же рассыпалась на маленькие грязные комочки. Монах взял один из них, размял пальцами и показал Илларию. – Знаешь, что это?

– Нет!

– Это синяя глина. Здесь она есть только в одном месте за Северной стеной. Значит, человек пришел со стороны Коромысловской запани, а может, и самого Устюга.

– Но как же он попал в обитель и как ушел из нее незамеченным?

– Вот вопрос! Кстати, отец наместник, а кто нашел тело отца Дасия?

– Инок Епифаний.

– С твоего соизволения, хочу я поговорить с ним.

– Распоряжусь, чтобы его тотчас направили к тебе.

Игумен наконец собрался и направился к выходу, но в дверях еще раз обернулся:

– Вот скажи, отец Феона, почему загадки, решенные тобой, уже не кажутся такими загадочными?

– Ну, на самом деле это просто! – ответил Феона насмешливо, и в глазах его вспыхнули хитрые искорки.

– Да ну тебя! – махнул рукой Илларий и скрылся за дверью.

Проводив игумена взглядом, Феона позвал в хранилище иноков, толпившихся за дверью. Первым делом осмотрев свое перепуганное войско, он распорядился отнести тело несчастного отца Дасия в часовню, навести в библиотеке порядок и разобраться, все ли на месте и не пропало ли что из хранилища. Последним с отменным рвением вызвались заниматься два монастырских насельника, долговязый, желчный и худой, как колодезный журавль, чернец Автоном и толстый, добродушный коротышка Гервасий. Монахи кропотливо сверяли разбросанные книги с библиотечной описью и бодро сообщали Феоне о каждом свитке или манускрипте, которых в хранилище имелось более пяти сотен. Делали они это до тех пор, пока Феоне не надоело и он не приказал им работать молча, а ему сообщать только о пропажах, а не находках.

Пока Феона отчитывал своих новых помощников, в хранилище зашел молодой инок Епифаний, первым увидевший тело убитого. Феоне показалось, что молодой монах был излишне насторожен и внутренне сжат, как взведенная часовая пружина. Его лоб от левой брови до виска рассекла свежая, едва подсохшая и все еще припухшая ссадина, которую он неловко пытался прикрывать камилавкой, а подол мантии был забрызган уличной грязью.

– Осторожно! – резко крикнул ему Феона. – У тебя к сапогам прилипли книжные листы.

– Где же, отче? – переспросил Епифаний, задирая подол мантии и удивленно рассматривая подошвы своих видавших виды сапог. – Обознался ты, похоже?

– Показалось, значит? Что же, бывает! Сегодня и не такое покажется!

Феона удовлетворенно потер кисти рук и направился в глубину скриптория, не затронутую общим погромом. Жестом он предложил Епифанию последовать за ним.

– Ну, брат Епифаний, – вкрадчиво произнес Феона, когда монахи остались наедине, – рассказывай, что видел. Только подробно рассказывай, до мелочей.

– А чего рассказывать, отец Феона? Я и не видел ничего почти! – осторожно подбирая слова, ответил молодой монах, отводя глаза в сторону.

– Вот это «почти» и рассказывай, – с нажимом повторил Феона, присаживаясь на лавку и готовый слушать. Епифаний в ответ учтиво поклонился и начал свой рассказ:

– После Полуношницы, готовясь ко сну отойти, молились мы в келье с братом Демидом, когда услышали снаружи шум и голоса. Брат Демид тогда выходить из кельи не захотел, а я пошел посмотреть, в чем дело. В коридоре повстречался отец будильник, который обругал меня за ночное бдение и отправил спать.

– Видел ли ты в то время еще кого-нибудь в коридоре? – прервал его Феона.

– Нет, отче, не видел, – ответил Епифаний, – в один миг показалось мне, что мимо промелькнула чья-то тень, едва не затушив пламя свечи, но, осмотревшись, я никого не увидел. Может, это летучая мышь? Их много в подклети живет.

– Может, – сухо согласился Феона, – а дальше?

– Потом заметил я, что дверь в книжное хранилище открыта, а в сенях служебный свешник не горит. С молитвой вошел внутрь и едва не упал, наткнувшись на опрокинутый аналой. Зажег свечи, оглядел разорение и когда уже хотел было бежать за помощью, то увидел на полу за стеной скриптория отца Дасия.

– Он был мертв?

– Конечно!

– А что у тебя с лицом, брат Епифаний?

– Ободрал. Увидел мертвеца, испугался, а когда побежал за помощью, в темноте напоролся на сломанную скобу сундука. Спаси Христос, не в глаз!

Отец Феона внимательно посмотрел на молодого монаха, оценив его нарочитое спокойствие и уверенность. Он заглянул в его глаза и не увидел в них ни страха, ни робости. Было совершенно очевидно, что чернец Епифаний не простой монашек, знающий много больше того, что говорит. Для себя Феона решил, что займется им самым серьезным образом, когда придет его время. А пока просто отпустил, не проронив больше ни слова, кивком головы дав понять, что разговор окончен.

Глава 10

После службы Первого часа[129]129
  Около семи часов утра. Так названа краткая служба, на которой православная церковь вспоминает пребывание Иисуса Христа на суде первосвященника Каиафы.


[Закрыть] отец Феона, с разрешения игумена Иллария, в сопровождении вездесущего Маврикия, как всегда, напросившегося в добровольные помощники, отправился обследовать окрестности монастыря. В первую очередь Феону интересовала Северная стена, откуда, по его предположению, пришел в обитель убийца отца Дасия. Выйдя из калитки в ограде рядом со Святыми вратами, чернецы прошли вдоль обшарпанной, давно не беленной монастырской стены и, завернув за угол у восьмиугольной сторожевой башни, оказались на довольно широкой площадке, образовавшейся между обителью и откосом горы, густо поросшим высокой травой и кустарником. За площадкой был крутой спуск на заливные луга, тянувшиеся вдоль реки Юг до самого ее слияния с Сухоной. Весной высокая вода часто подходила к пятке Гледенской горы, но никогда не поднималась выше, а к осени реки сильно мелели, освобождая огромные пространства, на которых монастырская братия и крестьяне из Морозовицы пасли коров и заготавливали сено на зиму. По лугу вдоль реки тянулась хорошо наезженная дорога до Коромыслова и Дымковской слободы с перевозами на Устюг.

С высоких отрогов коренного берега Юга, на котором стоял монастырь, вся местность верст пятнадцать в округе просматривалась как на ладони. Еще совсем недавно это служило хорошей защитой обители, ближайшим селам и даже самому Устюгу, а теперь после окончательного устранения угрозы вражеского нападения стало «местом любования», на которое повадились гулять толпы мечтателей и выдумщиков. В основном непреодолимая тяга к любованию местными красотами настигала томимых нежными переживаниями молодых устюжан. Но приходили сюда и иноземные обитатели Немецкой слободы, последнее время из-за активной заморской торговли сильно разросшейся в Устюге. Несмотря на то, что от города до Гледенской горы было никак не меньше шести верст с переправой через реку Сухону, расстояние никого особенно не пугало. Смотровая площадка при свете дня никогда не оставалась безлюдной.

Отец Феона торопился сегодня прийти сюда первым вовсе не оттого, что больше всех других любил природу древнего Заволочья[130]130
  Историческая область в X–XIV веках, в бассейне Северной Двины и Онеги.


[Закрыть] или потому, что в звенящей тишине прозрачного утра мечтал послушать луговую перепелку. Причина была куда более приземленная. Ночью шел дождь, и глинистая земля, подсохнув, должна была сохранить следы неведомого гостя отца Дасия, если, конечно, предположить, что убийца действительно попал в монастырь через Северную стену.

Монах осторожно и тщательно, не обращая внимания на призывное сопение Маврикия за своей спиной, осмотрел пядь за пядью каждый клочок земли, каждый камень и каждый кирпич в стене. Он ползал с увеличительным стеклом по мокрой траве. Обшарил все кусты волчьего лыка и жимолости, в изобилии растущих на склоне горы. И все это он делал в тишине, не произнося ни звука. Наконец, выпрямившись, он отряхнул мантию от налипшей грязи и нацелил задумчивый взгляд куда-то сквозь стену сторожевой башни монастыря.

– Отец Феона, чего там? – не выдержал его долгой паузы Маврикий.

– Интересно! – коротко ответил инок, повергнув послушника в большое недоумение.

– Интересно получается, – пояснил он, поворачиваясь лицом к растерянному помощнику, – оказывается, убийца был здесь не один! С ним было еще двое. Приехали все вместе со стороны Кич-Городка[131]131
  Кичменгский Городок – старинное село (1468 г.) в 100 километрах южнее Великого Устюга.


[Закрыть].

– Вот здесь, – показал Феона рукой на узкую луговину между каменистым кряжем и болотом, – они стреножили коней.

– А здесь, – повернулся он лицом к низкорослому ветвистому грабу, – ждали возвращения убийцы из монастыря, после чего разъехались в разные стороны. Двое ускакали обратно, откуда приехали, а убийца направился в сторону Устюга. Непонятно остается в таком случае, зачем ему вообще нужны были сопровождающие.

По привычке холодея от жути при очередной встрече с трупами и злодейством, Маврикий, стоя за спиной наставника, осторожно дернул его за край мантии:

– А убийца? С убийцей-то что, отче?

– С убийцей как раз все понятно! – удрученно покачал головой Феона, подходя к стене. – Он проник в монастырь, убил отца Дасия, вернулся обратно и ускакал в город.

– А как же ночью он попал в обитель?

– Хороший вопрос! Ты мне ответь, Маврикий! – неожиданно предложил отец Феона, пристально глядя на помощника. – Все следы пропадают в трех шагах от стены. Если исключить из возможных способов метлу, ступу и ковер-самолет, то что мы имеем?

Послушник бросил настороженный взгляд на наставника, но, заметив, что тот ждет его ответ, решился предположить:

– А может, кто-то скинул со стены веревку и он забрался по ней внутрь? Тут же совсем не высоко, любой сможет!

Феона холодно улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– Не думаю, Маврикий, что наш злодей был так любезен, что вытер ноги прежде, чем полез на стену. Он наследил в библиотеке, а тут, как видишь, никаких следов! Да и с той стороны стены мы с тобой следов не обнаружили.

– Это так, – солидно надул губы Маврикий.

Он быстро вошел во вкус расследования и теперь буквально искрился идеями.

– А может, тогда нам стоит поискать подземный ход?

Глаза наставника потеплели.

– На этот раз, друг мой, ты попал в точку! Думаю, где-то здесь есть тайный проход в монастырь. Надо искать! Но как объяснить, почему о нем знал убийца и не догадываются в обители?

Феона сделал несколько шагов вдоль стены, глазами ища зазоры и простукивая кирпичи в поисках возможных пустот. В этот момент прямо перед ним с легким шуршанием сверху посыпалась струйка песка и гальки. Подняв голову, Феона едва успел разглядеть, как чья-то фигура, размытая солнечным светом, бьющим прямо в глаза, мелькнула между бойницами и стремительно исчезла за стеной.

– Видел его? – тревожно спросил Феона у Маврикия. – Кто это был, не узнал?

– Мне показалось, – неуверенно произнес послушник, виновато моргая, – это был брат Епифаний!

Феона задумчиво огляделся и согласно кивнул головой.

– Мне тоже так показалось!

Впрочем, ни подумать о странностях в поведении молодого инока, ни продолжить поиски потайного хода в тот день Феоне было уже не суждено. Еще не успели осыпаться щебенка со стены и затихнуть поспешные шаги по деревянному настилу, как из-за поворота, со стороны Святых врат с заячьей прытью выскочил монастырский трудник[132]132
  Человек, живущий и работающий в монастыре на добровольной и бескорыстной основе, но не принадлежащий к братии.


[Закрыть] в выцветшем зипуне, надетом прямо на голое тело. Он подбежал к монаху и, низко поклонившись, произнес заплетающимся от бега языком нечто, чего ни Феона, ни Маврикий понять не смогли.

– Отдышись, сын мой, – посоветовал труднику Феона, – ты выглядишь так, будто за тобой конь гонялся!

– Так, это… – сглотнув слюну, прохрипел мужик и закашлялся, – с ног сбился, тебя разыскивая, отче!

– Кому я понадобился?

– Отец наместник приказал срочно тебя найти и к нему направить!

Феона удивился такой спешке, но расспрашивать о ней мужика не стал. Прежде чем отправиться к игумену, он подозвал к себе Маврикия и дал ему задание. Послушник должен был пойти в Коромыслово к перевозчикам и узнать, не переправлял ли кто из них сегодня ночью в город важного господина на хорошей лошади и если бы таковой нашелся, то узнать, как сей всадник выглядел. Счастливый Маврикий вприпрыжку побежал исполнять поручение наставника, не обращая внимания на четыре версты дороги туда и обратно, а Феона направился в монастырь, гадая, какая срочная надобность возникла к нему у игумена.