Текст книги "Абиссинец"

Закончили, и я поехал к казакам – там делили деньги. По традиции деньги за трофеи получали все, даже те, кто в бою не участвовал: сегодня повезло тебе, а завтра с тобой поделятся те, кому повезет завтра. Деньги делились на доли или паи: атаман получал пять паев, есаул – четыре, офицеры – по три, унтера – два, рядовые казаки – один пай. Семьям убитых полагалось десять паев, тяжелораненым – пять, средне– и легкораненым – два. Кроме того, взявшим особо крупные трофеи, а к ним относились генерал и пушки, выделялась ровно половина той суммы, что была заплачена, еще до деления на паи, и уже трое казаков получили по горсти золотых. После этого паи складывались, и общая сумма делилась на количество паев. Всего получилось 1420 золотых, которые делились на 69 паев – получалось по 20 монет на пай, разница в десятых долях шла на «чихирь обчеству», то есть на выпивку, которой не было, но я принес с собой «набулькать» спирту, уже разведенного – хватило грамм по семьдесят. Выпили за удачный поход, что все живы вернулись и с трофеями. Потом поели жареной баранины с лепешками, запив чаем.

– Колючку завариваем, – пожаловался один из казаков, – нет тут чаю, наш кончился, а купить негде, кофею вон мешок притащили, а куда нам этот кофей, мы его не пьем.

За чаем Прохор, которому я вынимал пулю из спины, оказывается, это он взял в плен генерала, в десятый раз рассказывал, как все было. А было вот как: «Ну прямо как тогда, в пустыне, когда против дикарей воевали», – вспомнил Прохор достопамятный эпизод.

Заняв позицию у выхода из распадка Амба-Алаги, казаки и спешенные с мулов пехотинцы Мэконнына полдня ждали итальянцев.

– Намаялись уже по солнышку-то лежать, – вспоминал Прохор, – зато солнышко с юга светило нам в спину, а итальянцам – в глаза.

Конница раса прошла ущелье и рассредоточилась по сторонам, замаскировавшись (да спать они легли, подумал я). Через три часа на горизонте показалась пыль – шли батальоны Аримонди. Казаки с гранатами полезли на кручу и заняли позиции сверху с обеих сторон, чтобы итальянское охранение не прошло, но охранение у итальянцев отсутствовало: впереди они видели орду дикарей, преграждавших им выход из ущелья. Аримонди дал команду изготовиться к стрельбе. В это мгновение ашкеры Мэконнына дали залп и упали на землю, перезаряжая винтовки, когда пороховой дым рассеялся по изготовившимся к стрельбе берсальерам ударил пулемет, спрятанный до этого за спинами «дикарей». Для итальянцев это было полной неожиданностью, да еще сверху полетели гранаты, прямо в гущу основной толпы итальянской пехоты, заорали раненые люди и мулы.

Общей паники еще добавил второй залп «муловых ашкеров» Мэконнына: стреляли они неточно, зато кучно и пули летели прямо в итальянцев не хуже, чем из пулемета. За это время Бяков успел зарядить новую ленту и, когда дым стал пореже, опять начал косить берсальеров, и они побежали назад, к входу в ущелье, а там их начали забрасывать дротиками собравшиеся всадники, не давая покинуть поле боя. Видя безвыходность ситуации, итальянцы подняли руки, но тут местные их стали резать кривыми саблями. Пришлось вступиться казакам, и они встали кругом, защищая пленных, – к этому моменту гранатометчики уже спустились с горы. Воспользовавшись суматохой, Аримонди с двумя офицерами попытались улизнуть. Одного офицера ранили дротиком, другой сдался, когда Прохор на скаку из винтовки ранил его лошадь, после чего Прохор и еще один кавалерист Мэконнына стали преследовать Аримонди, у которого была хорошая лошадь, и он, скорее всего, оторвался бы от преследователей. Но в какой-то момент Прохор оказался рядом с генералом, и тот выстрелил в него из револьвера, а потом пальнул и в гвардейца раса, после чего гвардеец отстал: дротики кончились, а стрелять на скаку из своего «мультука» он не умел. Прохор повис в стременах, перекинув тело на другую сторону, имитируя, что он – убит, и тем самым спасся от второй револьверной пули. Генерал решил перехватить поводья лошади казака – без запасной лошади в пустыне уйти сложнее, особенно если будет погоня. В этот момент Прохор подтянулся в стременах и ударил рукояткой шашки Аримонди по темечку.

– Я уж думал, прибил старика, – закончил свой рассказ Прохор, – а потом чую – дышит, а тут и браты подоспели. Зато и лошадь генеральская мне досталась, а вот шапку генеральскую конями потоптали, я уж думал, что снизят оплату за трофей – некомплектный «енерал» оказался, не по всей, значитца, форме, ан нет, все до монетки заплатили – вот, половина выкупа: пятьдесят два кружочка.

Тут и дележка подошла к концу – мне подвинули на столе увесистый узелок с монетами и еще преподнесли отличный цейссовский бинокль в качестве подарка. Я поблагодарил и сказал, что завтра утром выступаем на Мэкеле для соединения с оставшейся там кавалерией, будет опасно, но весело, я сам с ними пойду, не пойдут только раненые.

– Пошлите за фельдшером, пусть соберет свой инструмент и не забудет взять то, что получил в госпитале – пойдет с нами. Артиллеристам Новикова передайте, пусть тоже собираются и берут две пушки и все заряды – коней, сколько надо, пусть возьмут здесь. После продажи трофеев, надеюсь, лошади у нас остались? Взять их надо и под фураж и воду (бурдюков взять с собой достаточно, хотя, судя по карте, «сухих» переходов будет один-два (речки уже пересохли) – кормиться придётся тем, что сами возьмем, а взять у итальянцев, я думаю, есть что. Остальные выходят позже с основными силами и опять будут стоять на позиции, а мы пойдем в рейд: если повезет – дойдем до моря.

Потом пошел к Нечипоренко и обговорил с ним и офицерами детали похода. Берем четыре пулемета во вьюках и все ленты, гранат – сколько поднимем, и еще надо взять больших гранат штук пятьдесят. Патроны забираем все.

Пошел в шатер, там меня дожидался Букин. Он спросил, как же так, я уйду в поход, а его здесь оставлю.

– Да, геразмач Андрэ, ты теперь – начальник штаба самого негуса, справишься, у тебя просто отлично получается штабная работа, а уж здешние старые пердуны вообще такого не видели. После того как тихо исчез старый дэджазмач, они будут сидеть как мыши под веником – ты же слышал сегодня полную тишину. Здесь все как негус велит, как у нас при Алексее Михайловиче было, бояре сидели в палате и в этом их работа и заключалась. И вообще, остаешься здесь за старшего, а то артиллерийский поручик Петров впал в депрессию, лежит целыми днями на койке, хотел я с ним поговорить, а он одно: домой хочу, в Россию. Старика Артамонова с тобой оставляю, скажу, чтобы он тебя обихаживал, как меня, и кофе готовил по утрам. На новом месте не разбредайтесь, лучше живите кучно, что казаки оставшиеся, что артиллеристы.

А казакам сказал, чтобы русские русских не обижали, а то насильно в арапы запишу. Тут за мной пришли и сказали, чтобы я шел к дэджазмачу расу Мэконнену. Зашел в шатер к расу, он был один, мы обнялись, как родственники, давно не видевшие друг друга, хотя расстались меньше чем две недели назад.

– Что же ты, сын, покидаешь меня, – спросил рас, – зачем ты вызвался идти в этот рейд, под пули.

– Это война, отец, а я тут уже многим в зубах навяз, – ответил я, – пойду, проветрюсь. А если серьезно, ты же слышал, что я сказал: если мы дадим соединиться подкреплению с основными силами, у нас возникнут проблемы, лучше уж бить итальянцев по частям.

– Да, пока меня не было, ты вызвал ненависть всех старых военачальников, мне негус рассказал, как ты вел допрос. Я бы ни за что не поверил, что это может сделать утонченный европеец, вот абиссинец, вроде меня, да еще рас – может. Может, ты скрытый абиссинец, помнишь, ты мне говорил про вашего поэта Пушкина, в котором была абиссинская кровь, вы не родственники?

– Наверно, нет, – ответил я, – просто я – Белый Арап[20]20
  Белый Арап – мифический царь из Белой Арапии. «Женитьба Бальзаминова».


[Закрыть].

– Да, говорят, белый арап на нас поднимается. Двести миллионов войска ведет за собой!

– А откуда же он? Белый арап?

– Из Белой Арапии!

Глава 4. Ночной бой

23 февраля 1892 года император Всероссийский допоздна засиделся в своем рабочем кабинете. Верный Черевин, наверно, давно принял рюмашку и теперь храпит в своей спаленке Гатчинского дворца. Вот, опять принесли донесение по абиссинскому вопросу, сегодня доставлена шифровка телеграфом, да пока расшифровали, время и прошло. С одной стороны, этот самый посланник Степанов не виноват в том, что случилось. С другой стороны, едва удалось замять дипломатический скандал, пусть его не Степанов устроил, он тут лицо скорее пострадавшее, но все же. Вот теперь просится в отставку: генерал Обручев, по наущению дипломатов, всем велел снять русские мундиры и, кто хочет помочь негусу, могут делать это как партикулярные[21]21
  То есть частные, не состоящие на государственной службе, в более широком смысле гражданские лица.


[Закрыть] лица, на свой страх и риск и Российская империя не несет за них никакой ответственности.

И вот посланник первым подает рапорт об отставке, а за ним – большая часть офицеров, унтер-офицеров и нижних чинов, причем из казаков. Артиллеристы погибшего барона фон Штакельберга, видимо, хлебнули горя с самозванцем, как его – Лаврентьевым, которого, на свою голову, умудрился освободить из плена дикарей этот самый посланник. Как писал посланник в Египте, бой был такой, что Степанов положил из пулеметов целую армию дикарей и по Африке о нем ходят легенды, как о великом воине князе Искендере. И бой этот, где пали несколько сотен кавалеристов, обошелся совсем без потерь для русских, чудеса! Понятно, что казаки поверили такому предводителю, и куда он – туда и они. Что же, приму отставку и произведу в очередной чин посланника и всех казачьих офицеров. Ба! Да их всего трое… Ну, вот и получат очередные чины, а захотят вернуться на службу – примем вояк обратно. Еще Степанов просит наград для казаков и сообщает, что подписал наградные листы отличившимся. Ого, подъесаула, то есть уже есаула, к Георгию?! Георгия дума не пропустит, как тогда, с Агеевым. Постой, этот Степанов и Агеева умудрился сменять на захваченного в том бою немецкого полковника. Ай да купчина вчерашний! Молодец! Но с наградами пока подождем, нельзя все сразу, да и на бумаги надо глянуть.

Царь что-то написал на бланке, позвонил в колокольчик, из-за двери показался дежурный флигель-адъютант, забрал бланк и понес его шифровальщику для последующей передачи телеграфисту. Той же ночью телеграмму приняли в Джибути и отдали старшему абиссинского конвоя, прибывшему за грузом с ушедшего пять дней назад русского парохода.

За три дня до этого я трясся в бричке по дороге на Мэкеле. Но я не знал, что когда уже покинул лагерь, из Джибути вернулся императорский курьер, который поехал отправлять мою шифровку и передавать пакет на русский пароход, если тот будет. Курьер шифровку отправил и сказал, что, когда уже собирался покидать Джибути, ему сообщили, что идет русский пароход с грузом для негуса. Это последний пароход, англичане сказали, что в связи с развитием военного конфликта они не будут пропускать военные грузы в Абиссинию[22]22
  В нашей реальной истории англичане не пропустили этот пароход с двадцатью тысячами однозарядных винтовок Бердана. Французы также поддержали блокаду, но до этого продали тридцать тысяч однозарядных винтовок Гра.


[Закрыть]. Также у него не хотели принимать шифрованное отправление, но телеграфист сказал, что это – в последний раз, а потом – всё, иначе его уволят, и то отправляет сейчас только потому, что консул не написал ему письменного распоряжения, как требуется в таком случае. Курьер подождал прихода парохода и отдал пакет капитану. Потом с сообщением о пришедшем грузе поскакал назад, к негусу. При грузе было всего трое русских караульных, а ящиков много, так что пришлось поторопиться, пока сомали не растащили груз или французы не конфисковали его, наложив секвестр на военную поставку.

Перед выходом в поход ко мне пришло еще четыре казака и трое артиллеристов, среди них – два наводчика – фейерверкера, которые согласились перейти в армию негуса (видимо, вчерашний блеск золота сыграл роль катализатора). Попросил оформить рапорта об отставке через непосредственных командиров, для чего пошел к депрессивному поручику Степе Петрову. Бедный мальчик разрыдался и сказал, что он не трус, ему только вся эта война опротивела, его дома невеста ждет (показал фотокарточку – очень миленькая девушка) и мама старенькая и больная, а вдруг его убьют или даже ранят, как Михневского (по слухам, в газетах было написано, что ему ногу отняли). И вообще, он не военный, а физик и математик, закончил Петербургский университет.

Вот, подумал я, еще один математик, хоть кафедру открывай… Степа буквально плакал, ну пусть выплачется, легче будет, не видит же никто. Сказал ему, что я тоже магистр математики, увидел, как у Степы глаза округлились, и сказал, что еще много чем занимаюсь (например, уши отстреливаю непокорным рабам и раненым топчусь на животе), и могу его понять. Ну, бывает ошибочным выбор профессии, я вообще сначала юристом был, так напиши сейчас рапорт об отставке, он автоматически пройдет. А потом уволишься со службы и становись хоть учителем математики, хоть инженером, тут, конечно, дополнительное образование потребуется, но, если в физике и математике разбираешься, остальная география на автомате пройдет. В общем, нарисовал парню перспективу, он успокоился, а я ему сказал:

– Так что, Степан Степанович, остаешься здесь на хозяйстве, присматривай за народом, чтобы не баловали и помогай капитану Букину, он у нас теперь абиссинский генерал.

Пожал ему руку, и окрыленный Степа поскакал к русскому геразмачу Андрэ.

Оглянулся на колонну, растянулись по дороге и пылят, из форта, наверно, уже видно, а вдруг воины раса Микаэла ушли, сняв осаду? Попросил ближайшего казака передать Нечипоренко, что ехал во главе колонны, выслать передовой дозор подальше, провести разведку, что там впереди творится. Мы тащим все оружие, что осталось. Вооружим форт и сами дальше пойдем, обучив местных обращению с пулеметами. Пушки тоже все во вьюках, вон, артиллеристы едут в моих песочниках. Тут вообще анекдот вышел: привезли им форму, которую носят артиллеристы негуса. Оказалось, это тапки с загнутыми носами, широченные шаровары и красные короткие курточки с золочеными пуговицами. На голову положена красная феска с кисточкой. Дело в том, что артиллерия в Абиссинию пришла от турок и форма скопирована с турецкого образца, местные ей очень гордятся, особенно пуговицами. Так то местные, а мои артиллеристы сказали, что хоть в исподнем поедут, но это клоунство не наденут, да еще оно явно басурманское.

Тут я и вспомнил про вторые комплекты песочников – брюки и рубаху с накладными карманами, да еще и восемь курток осталось – как раз всем хватило и панамы на голову тоже. В общем, форма иностранной армии, а какой – неизвестно, но не русской, сказал, чтобы говорили – галапагосской, островов Кабо-Верде, любой, но не русской, и говорите вы на этом языке. А они мне и отвечают: «А мы галапагосского не знаем». Пришлось объяснить, что на Галапагосских островах за государственный язык принят русский матерный диалект, тогда поняли, заулыбались, закивали головами. Вот теперь и тащим все, и пулеметы, и патроны, винтовок взяли только чуть – на артиллеристов, зато патроны выгребли все. Раздал все «смит-вессоны», погрузил шесть пудов ТНТ, весь огнепроводный шнур, жестянку со спиртом, в общем, «воевать так воевать, сказали мыши, ополчившись на кота». Через час вернулась разведка. Сказали, что форт на месте и осаждают его абиссинцы. Еще час, и показалась крепость, посмотрел в бинокль – развевается итальянский флаг. Впрочем, недолго ему тут развеваться.

Подъехали ближе, нас заметили, от осаждающих отделилась группа всадников, наш передовой дозор выехал навстречу, вижу в бинокль, машут руками, значит, «дружественного огня»[23]23
  Friendly fire – огонь по своим.


[Закрыть] не будет.

Подъехали, по-французски никто не говорит, по-галапагосски[24]24
  См. выше, галапагосского языка нет, там одни черепахи живут, а они существа молчаливые.


[Закрыть] тоже, пришлось ждать переводчика. Спросил, где рас Микаэл, – не знают… А как в крепости? Хотя какая там крепость – земляной вал высотой метра три, но перед ним – такой же ров, и еще колья торчат в предполье – там, сказали, замаскированные «волчьи ямы». Спросил, ходят ли осажденные за водой, оказалось, уже не ходят, как полсотни человек перестреляли, перестали ходить, поскольку никто не возвращается. В крепости какой-то запас воды есть, но вот два дня назад он выгнали из ворот лошадей и мулов, а потом стрелять по ним принялись, значит, избавились от лишних водохлебов. Спросил местных, стреляют ли пушки и сколько их. Ответили, что вроде две, но, похоже, боезапас расстреляли, молчат уже неделю. Попросил абиссинцев с белым флагом вызвать парламентеров на переговоры, сказать, что приехал фитаурари, нет, не поймут, скажите – генерал-лейтенант негуса, рас Искендер, обсудить условия их капитуляции.

Через час из ворот помахали белой тряпкой, потом вышел трубач и протрубил сигнал, за ним показался офицер с белым флагом на палке. Крикнул, чтоб не стреляли и своим приказал, если кто из местных подымет оружие – огонь на поражение, да не парламентеров, бестолковые, а того, кто оружие подымет. Подошел итальянец, представился, лейтенант имярек. Спросил, на каком языке ему удобнее говорить, кроме итальянского: по-французски или по-немецки, а может, по-галапагосски – вон, мои артиллеристы оттуда. Стали говорить по-французски. Предложил капитулировать на условиях сохранения жизни. Офицерам могу оставить личное оружие. Солдаты сдают оружие в исправном состоянии, то же касается артиллерии. Если что-то будет неисправным – расстрел виновных на месте, не обессудьте. Лейтенант сказал, какие я могу дать гарантии. Ответил, что под мое честное слово, если у вас служат сомали, то они должны знать раса Искендера, разбившего армию принца Абу Салеха, после того боя пленные были отпущены, а раненым оказана первая помощь.

Лейтенант сказал, что передаст условия командиру, дал им шесть часов на размышление. После этого никакие гарантии действовать не будут, в случае штурма форта галласы пленных не берут, вырезают всех начисто. Так что вам лучше принять мое предложение, если хотите снова увидеть солнечную Италию. Собственно, я здесь затем, чтобы не допустить ненужного кровопролития, форт все равно падет, жажда вас добьет, только вот меня здесь уже не будет и жизни ваши никто не спасет, так и передайте своему командиру – это последний шанс, судьба преподнесла вам подарок, воспользуйтесь же им. Вас никто не упрекнет – вы держались, сколько могли, но жажда убивает и убивает гораздо мучительней, чем пуля.

Поскольку выяснилось, что среди осаждающих – тысяча воинов Мэконнына, решил перебраться к ним: они держали осаду слева от ворот, справа – галласы раса Микаэла, к которому послали гонца. Приехал баши Мэконнына, сказал, что рас оставил здесь всего тысячу пехотинцев на мулах, а остальных увел на Амба-Алаге вместе со своей гвардией и «Георгис ашкерами». Ответил, что бой в Амба-Алаге закончился полной победой раса, взят в плен генерал, офицеры и много солдат, захвачены богатые трофеи, в том числе четыре орудия. Вокруг форта заметно пованивало, осажденные бросали трупы в ров, кроме того, в предполье валялось несколько десятков раздувшихся на жаре трупов мулов и лошадей. Спросил, где берут воду, оказывается, лагерь ниже в двух верстах, там есть колодец и уже почти пересохшая речка. Сюда, к форту, ходят на дежурство, сменяясь с теми, кто в лагере. Приказал отправляться в лагерь и отдыхать, палатки поставить там же. Разгрузить одно орудие, боеприпасы для него и пулемет с десятью лентами – поставить напротив ворот и выставить дежурные расчеты, смена через шесть часов. Орудие окопать и обложить мешками с песком для защиты от огня снайперов, то же сделать с пулеметом. Первая смена – усилена вдвое, так как придется окапываться. Поехал посмотреть лагерь, достаточно загаженный вокруг. Моим тоже не понравился, решили поставить палатки чуть дальше. За полчаса до истечения срока ультиматума поехал к форту. Тишина, никого, шесть часов, отпущенных на размышление, истекли. Приказал зарядить орудие фугасом и сбить итальянский флаг. С третьего выстрела получилось. На стену высыпали какие-то личности и стали палить по орудию – приказал дать очередь по гребню, раздались вопли, потом в ров выбросили пару тел. Сказал, что через два часа подменим, сел на лошадку и только хотел уехать, как раскрылись ворота и опять показался трубач и офицер с белым флагом. Сказал баши, чтобы предупредил своих – не стрелять по парламентерам. На этот раз был сам майор Гальяни. Он вручил мне свою шпагу и сказал, что вверяет себя и своих людей под мое честное слово. Я принял капитуляцию и сказал, что он может выводить своих людей по 30 человек, оружие нести стволом вниз, если кто подымет ствол, стреляем на поражение без предупреждения по всему взводу. Оружие складываем здесь и строимся. Послал посыльного в лагерь, пусть все едут сюда с еще одним пулеметом на бричке, оставить лишь дежурное отделение. Через полчаса стали принимать пленных, галласы было кинулись их грабить, пришлось дать пару выстрелов в воздух и объяснить, что это – собственность негуса, а кто покушается на собственность негуса – заслуживает смертной казни, которая будет приведена в действие немедленно. Приехала бричка и казаки. Казаки стали смотреть оружие, вроде «для сельской местности» сойдет, хотя все это – однозарядные винтовки Вителли, много за них не дадут. Складывали в кучи, винтовки отдельно, подсумки и патронташи (обожают здесь открытые патронташи, носят как украшение) – отдельно. Последним вышел майор Гальяни, неся в руках сбитый выстрелом флаг, сложил его и положил на кучку оружия. Офицерам оружие оставили, пленным разрешили по очереди напиться из источника и наполнить фляги и бурдюки. Пока их повзводно поили, приказал баши выделить три сотни конвойных, в основном – для защиты от галласов. Выделил двух казаков в сопровождение, и чтобы трофеи записали на казаков – переговоры проводил я, а так форт бы еще мог две недели держаться[25]25
  Ну, не две, но неделю точно, в нашей реальности форт майора Гальяни капитулировал через четыре недели блокады. Гальяни договорился капитулировать перед негусом лично, причем негус обещал всем под его честное слово сохранить оружие и пройти до соединения с итальянскими войсками. Здесь условия капитуляции жестче – перед артиллерией и пулеметами. Еще есть версия о выкупе прохода батальона Гальяни после предложения генералом Баратьери негусу двух миллионов талеров.


[Закрыть]