Текст книги "Единственный шанс"

Анатолий Полянский
Единственный шанс

© Полянский А.Ф., 2019

© ООО «Издательство «Вече», 2019

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020

Сайт издательства www.veche.ru

Единственный шанс

Глава 1

Дорога густо окуталась пылью. Степан со злостью посмотрел вслед промчавшемуся фаэтону и загородил свою спутницу, но от пыли спасения не было. Вообще городок, куда он был послан на работу в ЧК, несмотря на близость моря, был грязный и душный, с единственной центральной улицей, выложенной булыжником. Остальные улочки в дождь превращались в непроходимые болота красновато-бурого цвета. Степан вытащил папиросу, прикурил, покосившись на жену, а может быть, уже вдову начальника порта. Лавочники и новоявленные фабриканты – сплошная контра – спят и видят, как бы угробить советскую власть. Уж больно им воли много дали. Нет, он, конечно, сознательный, политграмоту изучает. Но сколько же можно? Год, два?.. А дальше? На кой черт они тогда беляков рубили, за мировую революцию жизней своих не жалели…

Степана это возмущало. Он бы, как прежде, ревкомом командовал да с кулачьем воевал, чем тут казенные галифе протирать. Когда его вызвали в уком партии и сказали, что есть разверстка на одного человека для направления на работу в ОГПУ и выбор пал на него, Степан отказывался как мог. Так честно и сказал:

– Что вы, братцы, придумали? Я же в этом ни бельмеса не смыслю!

– Ничего, Степа, – бодро сказал секретарь укома, знакомый еще по Первой конной в период борьбы с Врангелем. – Не боги горшки лепят, научишься.

…Женщина шла молча. Вообще была неразговорчивой: видимо, горе придавило. После той исповеди, что вначале пришлось выслушать Степану, она только спросила:

– А вам обязательно нужен ключ?.. Я хотела бы сохранить его на память.

Степан подтвердил, что ключ – улика, потому непременно нужен. Позже можно будет вернуть.

– Хорошо, – покорно согласилась она. – Ключ дома. Пойдемте.

Они направились в сторону моря, к небольшому поселку, где жили почти все работники порта.

Молчал и Степан, погруженный в невеселые думы. Он надеялся, что разговор с женой начальника порта Долгова хоть что-то прояснит, а получилось наоборот…

В день своего исчезновения Долгов оставался дома с шестилетней дочерью. Жена уезжала к больной матери в Пятигорск и вернулась лишь через сутки.

– В тот день муж рано вернулся домой, – рассказывала она. – Дочка говорит: папа все время курил. Ходил по квартире и разговаривал сам с собой… Девочка уже лежала в кроватке, когда зазвонил телефон. О чем был разговор, ребенок понять не мог, но то, что папа сердился, она запомнила. Оделся, сел к столу и стал писать. Потом сунул бумажку в конверт, показал ей и дважды повторил: «Это для мамы, дочка. Скажешь: письмо на столе…»

– Что же было в письме? – нетерпеливо спросил Степан.

– Не знаю. – Женщина посмотрела на него грустно. – Никакого письма я не нашла.

– А вы хорошо искали?

– Стол перерыла несколько раз – ничего!

– А может, письма не было?

– Зачем ребенку врать?

– Странно… – пробормотал Степан. – А из чужих у вас кто потом бывал?

– Чужих не было. Приходили сотрудники мужа, свои. Да и стол был заперт. А замок в нем не простой, с секретом. Муж сам делал.

Узкая, спускающаяся круто вниз улочка вывела их к морю. Степан никак не мог привыкнуть к его беспредельности. Море представлялось огромным, живым, дышащим существом. Выросший в прикубанской степи, он прежде видел море лишь однажды, когда шел через лиман в обход Перекопа…

– Вот мы и пришли, – сказала Долгова. – Извините, не приглашаю. Сейчас вынесу то, что вы просили.

Она вернулась через минуту и протянула Степану небольшой ключик необычной формы: стержень не круглый, а треугольный, флажок скошен, и на нем красивые фигурные вырезы.

– Таких ключей было два, – сказала Долгова, – у меня и у мужа.

Степан задумчиво подбросил ключ на ладони:

– Странная история. Вы кому-нибудь об этом рассказывали?

– Нет, – отозвалась Долгова, – то есть да, уполномоченному водной охраны. Он тоже спрашивал о письме.

Степан нахмурился. Опять Аварц опередил… Случайно ли? Все время приходится идти по его следам. Вспомнился разговор с начальником оперпункта. Когда Степану поручили заняться портом, через который, по оперативным данным, просачивалась контрабанда, то Ефремов предупредил его: «В порту есть уполномоченный, Аварц, присмотрись к нему. Он тебя не знает, так что тебе и карты в руки».

На обратном пути Степан только и думал, что об Аварце. То казалось, он нарочно заметает следы, то одолевали сомнения: уполномоченный в порту отвечает за его охрану и обязан вести расследование. Неплохо бы посоветоваться с начальником оперпункта ОГПУ Ефремовым, но фактов маловато. Больше домыслов, чем дела…

Ефремову, пожалуй, говорить рано, решил Степан, а вот с Ахмедом поделиться надо. Ахмед поймет и подскажет, как действовать дальше. У него нюх на такие вещи, и, главное, они друзья. Славный парень, этот Умерджан.

Но посоветоваться не пришлось и с Умерджаном: не успел Степан вернуться на оперпункт, как тут же был включен в опергруппу по задержанию контрабандистов, которых решили брать в поезде Баку – Москва.

Глава 2

Скорый поезд Баку – Москва шел уже третий перегон с той станции, где села в него опергруппа. Переходя из вагона в вагон, Степан смотрел, что называется, во все глаза, но ничего, решительно ничего не находил. Пассажиры были самыми заурядными: пили чай, резались в карты, спали. И хоть бы один настороженный взгляд или какой-нибудь необычный чемодан!

«Наверное, Ахмед их задержал», – с легкой завистью подумал Степан, зная, что друг идет навстречу с конца поезда. Впереди оставался международный вагон. Билеты здесь у пассажиров при посадке забирались, и Степан пришел в замешательство: как же проверять? Потом нашелся, предложил проводнику взять с собой билеты, чтобы сверить их с наличием людей.

– Места все заняты, – хмуро сказал проводник. – Зайцев не вожу.

Степан было заколебался: правильно ли поступает? Но тут подошел посланный Ахмедом боец, шепнувший: «Ничего не нашли. У вас, должно быть». Степана бросило в жар. «Ну гляди, брат, – мелькнула мысль, – держи экзамен!» Он так подозрительно посмотрел на двух ученых, ехавших в первом купе, что те невольно смутились.

В следующем купе ехал известный артист с женой и ребенком. Он играл с малышом, а тот лез ручонкой к банке с вареньем. «А что, если сценка разыгрывается напоказ, чтобы усыпить мою бдительность?» – подумал Степан, и ему стало стыдно. Так, черт возьми, каждого начнешь подозревать…

Постучавшись, Степан уже спокойно открыл третье купе. У окна сидела молодая женщина в сером костюме. Откинувшись на спинку дивана, она курила длинную тонкую папиросу.

– Вы одна в купе?

– Сейчас одна, как видите, – усмехнулась она. – Приятельница сошла в Хачмасе купить яблок и, видимо, отстала.

– Они сразу же сообщили, – вмешался проводник. – Сошедшей женщины билетик у меня остался. Я начальнику поезда доложил.

– Значит, это ее вещи? – указал Степан на два объемистых чемодана.

– Нет, мои. Ее – в багажнике.

– Да вы не сомневайтесь, – заговорил опять проводник. – В Ростове мы можем снять вещички.

– Зачем же снимать? Я довезу. Мы в Москве соседи.

Степан собрался уходить, но в это время женщина потянулась за сумочкой, открыла ее. Мелькнул маленький граненый флакончик. Степан тотчас узнал: духи марки «Коти» – французская контрабанда.

«Спокойнее! – одернул себя Степан. – Духи можно купить на базаре». И все же было что-то в этой дамочке настораживающее: то ли подчеркнуто-равнодушная манера держаться, то ли тот лоск, который, как заметил Степан, отличает людей непростого происхождения.

Колебался он секунду, потом решительно выпрямился и отрывисто сказал:

– Прошу открыть чемодан.

– Вы что, товарищ уполномоченный, шутите? – воскликнула она. – Это самоуправство! Я буду жаловаться!

– Не надо нервничать, – усмехнулся Степан. Теперь он был уверен, что попал в точку.

Пригласив понятых из соседнего купе, Степан открыл первый чемодан. Он был набит отрезами темно-синего бостона.

– Английский! – ахнул проводник.

Во втором чемодане оказались шарфы, мотки французского шелка, иранская лак-кожа и, между прочим, те же самые духи «Коти»…

Чемоданы «подруги» тоже были заполнены исключительно контрабандными товарами, а под двойным дном лежали перемотанные фильдеперсовыми чулками дамские золотые часы – их оказалось ровно шестьдесят штук.

– Теперь все, джан, – сказал Ахмед, пришедший на помощь. – Давай писать акт.

– Разрешите мне выйти в туалет? – нервно попросила женщина.

– Повременить придется, любезная, – отозвался Ахмед. – Скоро станция. Там сойдем.

– Я не могу ждать, – капризно потребовала дама.

Степан глянул в окно. Поезд проходил мимо разъезда. До ближайшей станции было по крайней мере полчаса.

– Неудобно как-то, – шепнул он Ахмеду, – Женщина все-таки…

Ахмед заколебался.

– Ладно, джан, пусть идет. Проводи-ка дамочку, – приказал он бойцу.

Прошло минут десять, когда Ахмед, писавший перечень конфискованных вещей, внезапно воскликнул:

– Где же она, шайтан дери?

Они выглянули в коридор. У туалета стоял боец и что есть силы колотил в дверь.

– Не отзывается, – сказал он.

– Взломать! – распорядился Умерджан.

Дверь затрещала под ударами. Замок щелкнул и отскочил. Туалет был пуст. В открытое окно врывался ветер.

– Знала, что делала, – пробормотал Ахмед. – Перевал. Тихо ехали…

Степан выглянул в окно. Поезд, набирая скорость, мчался под уклон. Впереди маячил тоннель. Прыгать было уже нельзя.

Глава 3

По небу плыли низкие облака. Быстро темнело. На берег наползал липкий туман.

Степан нечаянно прикоснулся к забору и почувствовал под пальцами противную, похожую на плесень мокрую изморось. Он чертыхнулся и брезгливо вытер руку. Чистоплюем каким-то стал. Бывало, в конском навозе копался – и ничего. А тут вдруг барские замашки появились. Недаром говорится: с кем поведешься…

Степан с неприязнью посмотрел в дальний конец улицы, где стоял дом Тутышкина. Дорого бы он дал, чтобы никогда больше там не появляться. Осточертело изображать деревенского лавочника, приехавшего сюда чем-нибудь поживиться. Не знай он лично Сеньку, сына станичного купца Митрича, не сумел бы так натурально изображать лизоблюда и хапугу. Если бы только не приказ Ефремова…

«Вот что, Корсунов, – говорил он, – пора ускорить события. Все ниточки из порта, как ты сам понимаешь, тянутся к дому нэпмана Тутышкина. Нам нужно знать, что там делается. Потому придется тебе на время в актеры податься. Будь добр, постарайся!..»

Ефремов, конечно, понимал, что артист из Степана никудышный, но иного выхода не было. Ребята в городе примелькались, а Степан – человек новый.

Впрочем, Степан сам отчасти виноват в том, что выбор пал на него. Это он завел разговор, натолкнувший Ефремова на мысль послать его к Тутышкину. Расследование в порту зашло в тупик. Ниточка с письмом капитана Долгова, казавшаяся надежной, оборвалась. Обстоятельства исчезновения начальника порта по-прежнему оставались неясными. А контрабанда с моря продолжала поступать. Сведения об этом то и дело шли по разным каналам.

Туман сгущался, в нем тонул дальний конец улицы. Степан не торопился возвращаться в этот бедлам. Да и по роли не полагалось спешить.

«Купец, даже молодой, – поучал его Ефремов, – должен быть вальяжным. Знаешь, что это?.. Ходи важно. Говори медленно. А лучше молчи. Слово – серебро, молчание – золото. Пусть другие болтают, а ты на ус мотай».

Тут Ефремов вдвойне прав. Когда слушаешь других, внимание обостряется. Степан это на практике проверил. Не далее как позавчера разговор в доме вдруг зашел о Сычове. Имени его не назвали, но Степан сразу догадался, что речь идет о грузовом помощнике начальника порта, и насторожился. Здесь, у Тутышкина, о Сычове говорили в таких выражениях: верный человек, коли надо, посодействует, у новой власти в чести… Степан старался не пропустить ни одного слова из того, что говорилось о Сычове. Но то ли никаких особых заслуг за ним пока не числилось, то ли из осторожности разговор на эту тему у Тутышкина быстро прекратился. Однако и того, что услышал Степан, было достаточно. Обстоятельства однажды случайно столкнули Степана с Сычовым в порту. Встреча была мимолетной, но не следовало упускать вероятности, что Сычов запомнил его лицо. Во всяком случае, попасться ему на глаза в доме Тутышкина было крайне нежелательно.

…В доме Тутышкина было по обыкновению шумно. Из просторной горницы, где собирались большие компании, доносились пьяные голоса: «С удачей тебя, Парамон Васильевич! Знай наших!.. Мы еще покажем совдепии кузькину мать!..»

Обмывался, по-видимому, крупный барыш. Степан уже участвовал в таких попойках. Приходилось хлестать самогон, который он до этого принципиально не пил, потому что еще в ревкоме боролся с самогонщиками.

Однако отказаться от застолья Степан не имел права, дабы не вызвать подозрения. К тому же по пьянке выбалтывались весьма ценные сведения. Здесь Степан узнал о готовящемся нападении на крупорушку. Чекисты приняли меры: бандитов встретили как положено… Из болтовни выплыли сведения о хищениях на кирпичном заводе, потом о содержателе трактира «Красный петух», торгующем кокаином, которого взяли через неделю с поличным. А вот последний налет на портовые склады, где хранилась конфискованная контрабанда, предупредить не смог. Ошибся во времени. В результате исчезли товары на сотни тысяч рублей. Степан места себе не находил: так обмишуриться! Ефремову пришлось даже успокаивать его. В любом деле бывают проколы – никто не гарантирован. К тому же не все потеряно, похищенное не могло уплыть далеко – не иголка… Надо искать!

– А-а, казачок, давно ждали, – обрадованно прогудел Тутышкин, едва Степан появился на пороге горницы. – Садись, дорогуша, поближе. Налить ему штрафную!

Степана облапили с обеих сторон, жарко задышали в уши. Кто-то чмокнул его в щеку и просипел: «Наша надежа… Молодые дубки…» Степан с трудом сдержался, чтобы не оттолкнуть.

Как его до сих пор не раскололи, удивительно! За своего держат… Он хоть и старается изо всех сил попасть в тон компании, но сам чувствует – не то. Спасибо Ефремову: биографию больно подходящую ему придумал. Выбился твой казачок, говорит, из грязи в князи, а сам вахлаком остался, потому что до денег жадный…

Застолье затянулось. Было около полуночи, когда Степан смог беспрепятственно встать и выйти в сени. Только наклонился над ведром воды попить, как позади скрипнула дверь. Быстро обернулся – никого. Дверь в чулан была не заперта. Там было темно. Степан чиркнул спичкой, увидел запыленные ящики, мешки. На гвозде висел плащ, показавшийся знакомым. Надорванный капюшон, блестящие пуговицы… Где он его видел и на ком?

Спичка догорела и погасла. «С чего это я на пустяки внимание обращаю? – подумал Степан. – Мало ли кто носит дождевики, и шьются они одинаково». Собираясь уйти, он скорее по привычке, чем осознанно, притронулся к плащу. Нащупал металлический предмет в кармане, вытащил и зажал в кулаке. В сенях при тусклом свете фонаря Степан рассмотрел: ключ необычной формы: треугольный стерженек, флажок скошен, фигурные вырезы…

Степан сразу протрезвел. И тут же вспомнил… Это было как вспышка, как озарение. Картина точно врезалась в память… Пирс. Ветер. Дождь. И этот плащ с надорванным капюшоном и нелепыми блестящими пуговицами. Теперь Степан знал, на ком видел его.

Глава 4

В мерцающем голубоватом свете крупных звезд дорога выглядела неестественно белесой и зыбкой. Даже ступаешь по ней с опаской. Впечатление такое, будто перед тобой не широкая каменистая тропа, а стремительная горная река, кипящая на крутых перекатах. Только шума не слышно. Как в синематографе, когда тапер почему-то умолкает…

Дорога сделала резкий зигзаг и пошла еще круче кверху. Двигаться стало труднее. Отряд сбавил ход. Все больше ощущалась нехватка воздуха.

Степан сам попросился на операцию. Ефремов вначале отказал. Спасибо, Умерджан заступился: «Петр не понимает! Человек в нэпманский болото совсем тонуть может. День хорошо, два хорошо, потом кинжал сам из ножен выскакивает. Джигиту свежий воздух нужен!»

Степан шел и вспоминал недавнее. В тот момент, когда он обнаружил ключ, ему показалось – нашел клад. Все звенья цепи, как ему представлялось, соединились намертво.

Плащ. В нем таинственно исчезнувший ключ. Ключ был у капитана Долгова. Взять его мог только убийца, осведомленный о письме. Возможно, начальник порта перед смертью пригрозил Аварцу, что его все равно разоблачат…

Версия выглядела настолько стройной и бесспорной, что Степан обругал себя последними словами. Вот растяпа, а еще буденновец, других бдительности учил!.. Все просто как пареная репа.

Через минуту Степан помчался по улице, уходя все дальше от дома Тутышкина. Потребность действовать одолевала. Нужно взять Аварца, тряхнуть его как следует, и они сразу будут в курсе дела…

По дороге в порт он, однако, передумал и решил прежде заскочить в оперпункт. Эх, был бы на месте Ефремов, все сложилось бы иначе…

Они шли по узкому скальному карнизу. Слева – глубокая пропасть. Дна не видно. Даже глухой рокот речки, протекавшей где-то там, внизу, долетал невнятно.

– Далеко еще? – спросил Степан устало. Он начал прихрамывать, видно, стер ногу.

– Немного осталось, – отозвался Ахмед. – Теперь перевал. Потом вниз. И еще, как ты говоришь, джан, самую малость.

Никогда не унывающий, Умерджан в трудные минуты всегда подбадривал Степана. Он вообще источал доброту. Ахмед был первым человеком, к которому Степан обращался с любыми вопросами. За каждым пустяком к Ефремову не полезешь, неудобно, а Умерджан – свой парень. Он даже радуется, когда его просят о помощи.

В ту сумасшедшую ночь Степан прибежал к Умерджану. Увидев его на пороге, Ахмед переполошился:

– Что, вызывают? Тебя Петр послал?

– Нет, – успокоил его Степан. – Ефремов как раз отсутствует. А у меня, понимаешь, такая петрушка получается…

– Что такое «петрушка»? Да ты входи…

Слушая Степана, Ахмед то и дело всплескивал руками и восклицал: «Шайтан дери!»

– По-моему, надо немедленно арестовать Аварца, – заключил Степан, уверенный, что Ахмед поддержит его. Однако Умерджан прореагировал иначе:

– Ты иди, а я к Петру. Рассказывать все надо…

Лучше бы Ахмед пошел в порт вместо него. Умерджан хоть и горяч, часто за кинжал хватается, но голову имеет трезвую. Ефремов не зря доверяет ему самые трудные операции. Вот и сегодня для перехвата большой группы контрабандистов, о которой узнал Степан, отряд поручили возглавить Ахмеду.

Сколько раз Степан перебирал в уме события того проклятого дня, пытаясь определить, где он допустил первую ошибку. Нет, не тогда, когда пошел за Аварцем. Лагунов не мог разорваться, остался следить за домом, где находилась контрабандистка. То, что они разделились, правильно. А вот дальше… Впрочем, и дальше шло вроде нормально. Аварц побывал на пирсе, зашел в бухгалтерию, оттуда к Сычову. Вот тут-то, пожалуй, и началось. Слишком долго Аварц оставался в кабинете грузового помощника начальника порта. Степан заволновался: что они там делают?..

Аварц выскочил от Сычова взволнованный. Разговор, очевидно, был не из приятных. Это еще больше насторожило Степана, тем более, что Аварц чуть ли не бегом бросился к себе. Может, собрался удрать? А что, возьмет сейчас вещички – и поминай как звали…

Степан осторожно подкрался к окну. Аварц, сидя за столом, лихорадочно просматривал какие-то бумаги и торопливо рвал их.

«Уничтожает вещественные доказательства преступной деятельности, – мелькнуло в голове. – Заметает следы перед бегством!» Этого Степан допустить не мог. В следующую секунду он распахнул дверь кабинета и крикнул:

– Не двигаться! Руки на стол!

Аварц вздрогнул.

– Ты кто такой? – испуганно спросил он, рука потянулась к кобуре.

– Встать!

Аварц медленно поднялся.

– Что тебе надо? Откуда взялся? – Он был явно растерян. – Постой, да ты из конторы Ефремова. Я тебя видел, братишка!

В радостном восклицании Степан уловил фальшивую ноту и, отступив на шаг, скомандовал:

– Ни с места! Стреляю без предупреждения!

– Да ты что? Свой я…

– Перестаньте, Аварц! – перебил его Степан. – Нам все известно. Вы арестованы.

До этого момента все шло если и не совсем правильно, но без особых отклонений от нормы, как потом сказал Ефремов. А дальше…

Зачем ему понадобилось тут же выяснять подробности убийства Долгова, сообщать о плаще, найденном в чулане Тутышкина, и главное – показывать злополучный ключ? Аварц, как его увидел, отпрянул, будто от гадюки, и с ужасом посмотрел на Степана. Тому никогда не забыть этого взгляда. Кто мог предположить, что Аварц бросится на него вот так вдруг, с диким воплем. Прыжок оборвался на половине. Степан увидел искаженный гримасой рот, руки, сжатые в кулаки, не глаза – сплошные белки. И выстрелил…

Голос Ахмеда опять вторгся в мысли Степана.

– Скоро на место придем. Перевал сзади…

– Побыстрей бы, – ответил Степан, поеживаясь.

Небо над горами посветлело, звезды поблекли. Заметно похолодало. Хорошо, что по настоянию Ахмеда надели шинели, а то закоченеть недолго. Только в горах и бывает в разгар лета такая холодина…

Выстрел ударил неожиданно. И тут же загремело впереди. Упал боец, потом второй… Кое-кто укрылся за камнями. Рассредоточиться на узкой горной дороге было негде. Оставалось залечь и открыть ответный огонь.

Ахмед подполз к Степану.

– Засада, шайтан дери! – прохрипел он. – Туда надо! – ткнул вперед рукой.

– Может, обратно на перевал?

– Нет, джан, – Ахмед решительно покрутил головой. – Нас ждут. Туда надо! Скорее!

Степан и сам понимал, что спасение сейчас в быстроте действии. Если чуть помедлить, всех перестреляют.

– Слушай мою команду! – приподнялся Ахмед. – Вперед, за мной!

Бойцы устремились за Ахмедом прямо на засаду. Отстреливаясь, они бежали по дороге, как вдруг раздался крик:

– Умерджан! Товарищ Умерджан!

Степан оглянулся. Ахмед лежал на боку, подогнув под себя ноги. Будто прилег на секунду отдохнуть…

Степан бросился к нему. Пуля сбила фуражку. Обожгло кисть левой руки.

Степан перевернул Ахмеда на спину. Рванул шинель на груди, приложил ухо к сердцу. Оно не билось…